- Садись, садись здѣсь, теперь можешь и отдохнуть, потому мы именно туда и пришли, куда намъ надо, - сказала Глафира Семеновна - Вѣдь это-то и есть отдѣленіе готовыхъ платьевъ. Видишь, готовыя платья въ витринахъ висятъ. Смотри, смотри, какая прелесть! - воскликнула она, приходя въ восторгъ и указывая на бальное платье.
Въ этотъ моментъ передъ ней какъ изъ земли выросла рослая продавальщица въ черномъ шелковомъ платьѣ съ громадными буфами на плечахъ, доходящими до ушей, и съ большимъ воротникомъ а-ля Марія-Антуанета. Ежели-бы не желтый кожаный сантиметръ, перекинутый черезъ шею, то ее можно-бы было принять за королеву изъ трагедіи.
- Модель этого платья, мадамъ, получила на нынѣшней выставкѣ большую золотую медаль, - заговорила она по-французски.- C'est le donner mot de la mode…
- Же ве энъ робъ де суа нуаръ… - обратилась Глафира Семеновна къ продавальщицѣ. - Черное шелковое платье думаю я себѣ купить, - сказала она мужу.
- Гм… - пробормоталъ Николай Ивановінъ и, сложивъ пакеты съ покупками на столъ, сталъ отирать лобъ и лицо носовымъ платкомъ.
Потъ съ него лилъ градомъ.
- Je vous montrerai, madame, quelque chose d'extraordinaire, - заговорила продавальщица и крикнула:- Мадемуазель Элизъ! Мадамъ Перокэ.
Двѣ другія продавальщицы тотчасъ-же откликнулись на ея призывъ и вопросительно остановились. Первая продавальщица тотчасъ-же поманила ихъ. Онѣ подошли и, вставъ передъ Глафирой Семеновной въ позу манекеновъ, начали вертѣться.
- Выбирайте только фасонъ, мадамъ… Этотъ или вотъ этотъ, - продолжала по-французски первая продавальщица, указывая на двухъ другихъ продавальщицъ. - А вотъ и третій фасонъ, - прибавила она и сама медленно повернулась, показывая бока, задъ и передъ своего платья.
Глафира Семеновна поняла, что ей сказали по-французски, но не рѣшалась указать на фасонъ.
- И сетъ бьенъ, и сетъ бьенъ… - отвѣчала она. - Сетъ оси бьенъ… Иль фо регардэ труа фасонъ.
- Tout de suite, madame… Voulez-vous vous assoir… C'est monsieur votre mari? - указала она на Николая Ивановича.
- Вуй, мари.
Продавальщица предложила стулъ и Николаю Ивановичу.
- Prenez place, monsieur… Придется вамъ подождать довольно долго. Дамы вообще не скоро рѣшаются на выборъ костюмовъ. А чтобы вамъ не скучать, вотъ вамъ и сегодняшній нумеръ "Фигаро". Пожалуйста.
- Мерси, - сказалъ Николай Ивановичъ, грузно опустился на стулъ и, раскрывая поданный ему нумеръ французской газеты, сталъ его разсматривать, дѣлая видъ, что онъ что нибудь понимаетъ.
Продавальщица между тѣмъ вытаскивала изъ витринъ платья, показывала ихъ и тарантила безъ умолку передъ Глафирой Семеновной. Глафирѣ Семеновнѣ все что-то не нравилось.
- Не не съ висюлечками… Компренэ? Съ висюлечками… Гарни авекъ висюлечки… - старалась она объяснить продавальщицѣ. - Авекъ же и пасмантрт.
- О, мадамъ, да это нынче не носятъ!
- Нонъ, нонъ… Же вю о театръ. И много, и много пасмантри. Боку…
- Мадемуазель Годенъ! - снова выкрикнула продавальщица четвертую толстенькую и невысокаго роста продавальщицу и, указывая на ея платье Глафирѣ Семеновнѣ,- прибавила по-французски: - Вотъ все, что дозволяетъ послѣднее слово моды по части отдѣлки стеклярусомъ. Фигура мадемуазель Годенъ также вполнѣ подходитъ къ вашей фигурѣ. У мадемуазель Годепъ такая-же прелестная грудь, какъ у васъ, такой-же полный станъ. Дать больше отдѣлки съ сутажемъ и стеклярусомъ, значило-бы выступить изъ предѣловъ моды и компрометировать фирму. Надо вамъ примѣрить вотъ это платье. Voyons, madame… Ayez la bonté de venir ici.
И продавщица, перекинувъ на руку платье, пригласила Глафиру Семеновну за ширмы на примѣрку. Глафира Семеновна удалилась за ширмы вмѣстѣ съ продавальщицей, но продавальщица тотчасъ-же выскочила оттуда и сказала Николаю Ивановичу
- Монсье, можете придвинуться къ ширмамъ и переговариваться съ мадамъ, дабы не очень скучать въ разлукѣ.
Сказано это было, разумѣется, по-французски. Николай Ивановичъ ничего не понялъ и удивленно выпучилъ на продавальщицу глаза. Та, видя, что онъ не понимаетъ ее, стала приглашать жестами и даже поставила для него другой стулъ около ширмъ. Николай Ивановичъ покрутилъ головой и пересѣлъ. Продавальщица, между тѣмъ, опять удалилась за ширмы и безъ умолку заговорила.
- Глаша! Понимаешь-ли ты хоть капельку, что она стрекочетъ? - крикнулъ женѣ Николай Ивановичъ.
- Въ томъ-то и дѣло, что очень мало понимаю, но чувствую, что она хочетъ на меня напустить туманъ.
- Ну, то-то… И мнѣ кажется, что она тебѣ зубы заговариваетъ. Ты очень-то не поддавайся. Да вотъ еще что. Вѣдь это такой магазинъ, что здѣсь чего хочешь, того просишь. Тутъ всякіе товары есть. Такъ ты спроси у ней, нельзя-ли мнѣ чего-нибудь выпить. Пить смерть хочется.
- Неловко, Николай Иванычъ, - послышалось изъ-за ширмъ. - Ну суди самъ: какъ-же въ модномъ-то магазинѣ?..
- Да вѣдь здѣсь въ отдѣленіяхъ виномъ торгуютъ. Правда, не распивочно, но все-таки торгуютъ. Такъ вотъ бы красненькаго бутылочку… Можно, я чай, это сдѣлать для хорошаго покупателя. Вѣдь мы не на грошъ купить пришли. Четвертаковъ-то этихъ французскихъ ой-ой сколько отсчитаемъ. Такъ ты спроси.
- Языкъ не поворачивается. Помилуй, вѣдь здѣсь не выпивное заведеніе.
- Такъ что-жъ изъ этого? Въ Петербургѣ мнѣ изъ парчевого магазина за пивомъ посылали, когда разсчитивали, что я на сотню куплю.
- Потерпи немножко. Потомъ ужъ вдвое выпьешь. Я не буду препятствовать.
- Эхъ, тяжко! Наѣлись дома ветчины и сыру, и теперь во рту даже пѣна какая-то отъ жажды, - вздохнулъ Николай Ивановичъ и, опять раскрывъ нумеръ "Фигаро", уткнулъ въ нее носъ.
LVI
Прошло болѣе получаса, а Глафира Семеновна все еще примѣряла за ширмами платья. Николай Ивановичъ, все еще сидѣвшій около ширмъ, сначала началъ зѣвать, а потомъ уже и клевать носомъ.
- Глаша! Скоро ты тамъ?
- Какъ скоро! До сихъ поръ я еще не могу выбрать фасона платья. Главное дѣло, что ни мадамъ меня не понимаетъ, ни я ее не понимаю. Всѣ слова по части дамскихъ нарядовъ я очень хорошо знаю по-французски, но здѣсь, въ Парижѣ, какія-то особенныя слова, какимъ насъ никогда не учили, - послышался голосъ Глафиры Семеновны изъ-за ширмъ.
- Такъ этакъ ты, пожалуй, еще и черезъ часъ не кончишь съ выборомъ фасоновъ.
- Не знаю, право, не знаю. Выберу платье и потомъ мнѣ нужно будетъ выбирать накидку. Я накидку какую-нибудь хочу себѣ купить для театра. Потомъ мнѣ нужно шляпку… Нельзя-же быть въ Парижѣ, да модной шляпки себѣ не купить.
Николай Ивановичъ досадливо заскоблилъ затылокъ.
- Такъ я-бы прошелся по магазину, да поискалъ-бы вчерашняго земляка. Навѣрное онъ бродитъ по магазину и ищетъ насъ. Я пойду и посмотрю его.
- Николай Иванычъ, я боюсь одна.
- Да чего-жъ тебѣ бояться-то? Я приду къ тебѣ. Всѣ покупки я здѣсь оставлю. Возьми ихъ къ себѣ за ширму.
Николай Ивановичъ всталъ со стула и отправился бродить по магазину. Не успѣлъ онъ пройти и трехъ отдѣленій, какъ натолкнулся на земляка. Землякъ стоялъ въ отдѣленіи непромокаемыхъ матерій и выбиралъ себѣ пальто.
- А почтеннѣйшій! Гдѣ это вы пропадаете? А я васъ искалъ, искалъ и найти не могъ, - проговорилъ онъ при видѣ Николая Ивановича.
- Да вѣдь жена зашла въ отдѣленіе дамскихъ нарядовъ и застряла тамъ. И посейчасъ тамъ за ширмами сидитъ и фасоны себѣ выбираетъ. Съ бабами, сами знаете, бѣда… Землякъ! Не сходимъ-ли мы куда-нибудь выпить? Пить смерть хочется. А черезъ полчасика вернемся…
- Сходимъ, сходимъ. Тутъ вотъ какъ разъ противъ магазина есть кофейня.
Землякъ, не найдя себѣ по вкусу непромокаемаго пальто, отошелъ отъ прилавка и черезъ нѣсколько минутъ былъ вмѣстѣ съ Николаемъ Ивановичемъ въ кофейнѣ, находящейся противъ Луврскаго магазина.
- Пивка, что-ли, хватимъ? - спрашивалъ Николай Ивановичъ земляка.
- Зачѣмъ пивка? Въ Парижѣ надо пить красное вино, - далъ отвѣтъ землякъ и приказалъ подать бутылку вина.
Они чокнулись. Зашелъ разговоръ, гдѣ сегодня обѣдать, гдѣ провести вечеръ.
- Вечеромъ-то-бы въ какое-нибудь этакое заведеньице попикантнѣе, позанятнѣе, позабористѣе, въ какой-нибудь кафе-шантанчикъ эдакій, гдѣ разныя канашки черноглазыя поютъ, - съ улыбочкой и подмигнувъ глазомъ сказалъ Николай Ивановичъ. - Вѣдь, вѣрно, есть такія заведенія.
- Какъ не быть! Такихъ заведеній много, но съ женой-то вамъ не удобно, жена-то вамъ помѣха, - отвѣчалъ землякъ.
- Такъ-то оно такъ, но жена моя баба походная.
- Какая-бы походная ни была, а все ужъ не дозволитъ вамъ развернуться съ какими-нибудь черноглазыми канашками, какъ вы выражаетесь.
- Это ужъ само собой.
- А въ Парижъ-то вѣдь только и пріѣзжаютъ за этимъ. При женѣ вы, какъ тамъ хотите, все въ родѣ какъ-бы на службѣ, все въ родѣ какъ-бы въ подчиненіи, а безъ нея-то у васъ душа-бы раздалась. Погуляли-бы въ волю.
- Вѣрно, вѣрно.
- И угораздило это васъ, батенька, въ Тулу съ своимъ самоваромъ пріѣхать! - продолжалъ землякъ.
- Какъ такъ? То-есть это вы про что? - недоумѣвалъ Николай Ивановичъ.
- Какъ въ Тулу съ своимъ самоваромъ не ѣздятъ, потому что тамъ ихъ много, такъ и въ Парижъ съ своей бабой не ѣздятъ, потому что бабъ здѣсь не оберешься.
- Ахъ, вотъ вы про что. Да, да, это правильно. Ну, да ужъ обузу захватилъ, такъ дѣлать нечего, отъ нея не отбояришься. Такъ гдѣ-бы сегодня пообѣдать. Вы Парижъ знаете?
- Знаю. Бывалъ. Второй разъ здѣсь.
- Такъ вотъ порекомендуйте, гдѣ-бы посытнѣе. А то здѣшніе обѣды все какіе-то жидкіе.
Землякъ задумался.
- Ни разу не обѣдали у ротисьера? - спросилъ онъ Николая Ивановича.
- А что такое ротисьеръ?
- Жарильщякъ, по нашему, жарковникъ, спеціалистъ по жареному, по жаркому. Большая закусочная лавка эдакая. Не пугайтесь, не пугайтесь, не на манеръ нашей петербургской закусочной лавки, а нѣчто шикарное. Выберемъ мы себѣ хорошій кусокъ мяса, хорошую птицу - и тутъ-же при насъ спеціалистъ этотъ для насъ все это и зажаритъ.
- Что-жъ, это хорошо. Можно выбрать побольше и ужъ наѣсться до отвалу. А то въ здѣшнихъ ресторанахъ подаются порціи меньше воробьинаго носа. И индѣйку зажарить можно?
- Цѣлаго борова зажарятъ.
- Вотъ и оглично. Ну, а театръ, театръ? Только что-нибудь позабавнѣе.
- Въ Американскомъ циркѣ были? Джигитовку и сраженіе дикихъ индѣйцевъ видѣли?
- Гдѣ-же видѣть, батенька, коли мы всего три дня въ Парижѣ.
- Такъ вотъ и поѣдемте туда. Это за городомъ… Такъ въ циркъ?
- Индѣйку ѣсть въ закусочную и индѣйцевъ глядѣть въ циркъ. Хорошо.
Выпивъ бутылку краснаго вина, земляки опять отправились въ Луврскій магазинъ.
Глафира Семеновна попрежнему все еще возилась за ширмами съ продавальщицей.
- Глаша! Ты здѣсь?
- Здѣсь, здѣсь… Вообрази, все еще фасона настоящимъ манеромъ не могу себѣ выбрать, - отвѣчала Глафира Семеновна изъ-за ширмы.
LVII
Выбирая въ Луврскомъ магазинѣ для себя наряды, Глафира Семеновна провозилась цѣлый день. Былъ четвертый часъ, когда она, окончивъ примѣрку, рѣшила, что ей взять. Выбраны были роскошный корсетъ, соръ де-баль, два платья и шляпка. На отличавшуюся нѣкоторою дородностью Глафиру Семеновну готовыя платья не были вполнѣ впору, продавальщицы рѣшили ихъ передѣлать и черезъ день прислать къ Глафирѣ Семеновнѣ въ гостинницу вмѣстѣ со всѣмъ купленнымъ ею въ магазинѣ товаромъ. Николай Ивановичъ расплатился и тотчасъ-же заговорилъ объ обѣдѣ.
- Ѣдемъ поскорѣй обѣдать. ѣсть страсть какъ хочется. Хоть разъ въ Парижѣ пообѣдать по-настоящему, по-русски, а то все въ семь да семь часовъ. Какой это обѣдъ! это ужинъ, а не обѣдъ. Вотъ, Глафира Семеновна, землякъ рекомендуетъ какую-то съѣстную лавку спеціалиста по части жаркихъ, гдѣ можно сытно и всласть пообѣдать, - сказалъ онъ женѣ.
- Въ съѣстную лавку! Да ты въ умѣ? - воскликнула Глафира Семеновна.
- Не бойтесь, сударыня, названія. Оно тутъ не при чемъ, - подхватилъ землякъ. - Вы увидите, какъ это хорошо. Вся сырая провизія на-лицо. Вы выберете, что вамъ понравится, и вамъ изжарятъ или сварятъ. Вѣдь въ Петербургѣ вамъ, я думаю, когда-нибудь приходилось закусывать съ мужемъ въ Милютиныхъ лавкахъ, гдѣ вамъ всѣ закуски прямо отъ куска рѣжутъ. Такъ и тутъ. Ѣдемте-же. Туда мы можемъ доѣхать въ омнибусѣ.
Выйдя изъ магазина, супруги и землякъ тотчасъ-же сѣли въ омнибусъ, идущій въ Портъ-Сенъ-Дени, и черезъ четверть часа, пріѣхавъ на мѣсто, входили въ съѣстную лавку ротисьера.
Съѣстная лавка состояла изъ большого зала съ множествомъ маленькихъ мраморныхъ столиковъ. Въ глубинѣ зала помѣщались два громадные очага, напоминающіе камины, и на этихъ очагахъ на механическихъ вертелахъ жарилось мясо, пулярдки и дичь. Проливающійся на уголья жиръ дѣлалъ воздухъ чаднымъ. Около самыхъ очаговъ чадъ стоялъ какъ-бы туманомъ и въ этомъ туманѣ виднѣлись бѣлыя куртки и бѣлые колпаки поваровъ. Что-то шипѣло, что-то вспыхивало, визжала вентиляція, гремѣла посуда. По другой стѣнѣ стояла горкой выставка провизіи. Тутъ лежали сырыя ощипанныя индѣйки, пулярдки, гуси, поражающіе своей бѣлизной, украшенные кружевомъ, высѣченнымъ изъ писчей бумаги. Лежало мясо въ кружевныхъ папильоткахъ, ноги телятины и баранины, убранныя также бумажными украшеніями и цвѣтами изъ рѣпы, моркови, рѣдьки и свеклы.
Когда супруги вошли въ съѣстную лавку, за мраморными столиками, не взирая на раннее для обѣда въ Парижѣ время, сидѣло уже человѣкъ тридцать публики, пило и ѣло. Имъ прислуживали женщины, одѣтыя въ коричневыя платья, бѣлые чепцы и передники.
- Вотъ та самая закусочная, о которой я вамъ говорилъ, - сказалъ супругамъ землякъ.
Глафира Семеновна сморщила носикъ и отвѣчала:
- Да тутъ отъ чада расчихаешься.
- А вотъ подите - ѣдоки считаютъ этотъ чадный запахъ за особенный шикъ.
- Да оно даже пріятно, когда ѣсть хочешь, - проговорилъ мпволай Ивановичъ. - Вотъ теперь такъ засосало подъ ложечкой, что я готовъ одинъ цѣлаго гуся съѣсть.
- И съѣдимъ. Сюда только, извините за выраженіе, обжоры и ходятъ, - подхватилъ землякъ.
Они подошли къ выставкѣ провизіи и стали смотрѣть на лежащее на мраморной доскѣ мясо и въ рисунокъ уложенныхъ на капустныхъ листьяхъ птицъ. Глаза Николая Ивановича устремились на гигантскаго тулузскаго гуся.
- Эхъ, гусь-то какой! Крокодилъ, а не гусь. Не велѣть-ли намъ изжарить гуська?
- Да вѣдь ужъ рѣшили индѣйку, - отвѣчалъ землякъ. - Вонъ индѣйка лежитъ, напоминающая гиппопотама.
- Глаза-то ужъ очень разбѣгаются. И на индѣйку разыгрался аппетитъ, и насчетъ гуся пришла фантазія, - облизывался Николай Ивановичъ, глотая слюнки. - Глафира Семеновна, семъ-ка мы и гуся и индѣйку закажемъ.
- Послушай, Николай Иванычъ, да развѣ это можно втроемъ съѣсть!
- Не знаю, какъ ты, а я во время моего житья заграницей такъ оголодалъ, что готовъ цѣлаго борова съѣсть! Помилуйте, порціи подавали съ мѣдный пятакъ! Да наконецъ, если-бы мы и не съѣли всего - эка важность!
- Здѣсь вы можете съѣсть полъ-индѣйки, полъ-гуся, а остальное вамъ завернутъ въ бумагу, и вы возьмете домой.,- замѣтилъ землякъ.
- Вотъ и отлично. Что не доѣдимъ, то намъ, Глаша, на ужинъ! - воскликнулъ Николай Ивановичъ и, обратясь къ стоявшему около нихъ красивому повару-усачу, сказалъ:- Ле гусь и сетъ индѣйка пуръ ну и чтобы тре бьянъ было.
Землякъ тотчасъ-же подхватилъ и объяснилъ повару по-французски.
- Pour trois personnes seulement, monsieur:- спросилъ поваръ, удивленно выпучивая глаза.
- Такъ что-жъ, что пуръ труа? Что не доѣдимъ - съ собой возьмемъ, - отвѣчалъ Николай Ивановичъ. - да немного, братъ, я думаю, и съ собой-то брать придется. Постой, постой… - остановилъ онъ повара, взявшаго уже съ мраморной доски гуся и индѣйку и сбиравшагося удалиться къ очагу. - Анкоръ ля вьяндъ… мяса надо, нельзя безъ мяса…
- Полно, Николай Иванычъ, ну, куда намъ столько! - вскинула на него глаза Глафира Семеновна.
- Матушка, я оголодалъ въ Парижѣ. Какъ вы думаете, землякъ, не заказать-ли намъ еще телячьей грудинки, что-ли?
- Грудинка, гусь, индѣйка - да этого и не вынесешь.
- Не знаю, какъ вы, а я вынесу. Ужъ очень я радъ, что до настоящей ѣды-то добрался.
- Довольно, довольно. Вотъ теперь нужно только спросить, какой у нихъ супъ есть.
- Нѣтъ-ли щецъ кислыхъ?
- Нѣтъ, нѣтъ. Этого вы здѣсь въ Парижѣ ни за какія деньги не достанете. Quelle soupe est-ce quе vous avez aujourd'hui? - спросилъ землякъ повара, и, получивъ отвѣтъ, сказалъ:- Только бульонъ и супъ пюрэ изъ зеленаго гороха. Вы какъ хотите, а мнѣ при индѣйкѣ и гусѣ, кромѣ бульона, ничего не выдержать.
- Супъ пюрэ… пюрэ, мосье… Онъ - бульонъ, а же - пюре, - закивалъ повару Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Все-таки посытнѣе. Ну, такъ вотъ: ле индѣйка, ле гусь и супъ пюрэ и бульонъ. Ахъ, Да… Стой, стой! Салатъ анкоръ. Боку салатъ.
Предвкушая блаженство сытнаго обѣда, Николай Ивановичъ улыбнулся и радостно потиралъ руки.
- Винца-то красненькаго намъ подадутъ, землякъ? - спросилъ онъ.
- Сколько угодно. А вмѣсто водки мы коньяку выпьемъ, - отвѣтилъ землякъ.
LVIII
Когда супруги и землякъ усѣлись за столъ, къ нимъ подбѣжала миловидная женщина въ коричневомъ платьѣ, бѣломъ передникѣ и бѣломъ чепцѣ и загремѣла тарелками, разставляя ихъ на столѣ.
- А скатерть, а скатерть на столъ? - заговорилъ Николай Ивановичъ.
- Здѣсь скатертей не полагается, - отвѣчалъ за женщину землякъ. - Чистый бѣлый мраморный столъ, вотъ и все. Простота и опрятность. Посмотрите также на сервировку. Вѣдь эдакой тарелкой можно гвозди въ стѣну заколачивать, до того она толста.
- Коньякъ, мадамъ, коньякъ… Апортэ… - торопилъ прислугу Николай Ивановичъ.
- Cognac? А présent? - удивленно спросила та.- Mais vous n'avez pas encore mangé…
- Да, да… Это по-русски… - пояснилъ ей на французскомъ языкѣ землякъ. - Въ Россіи всегда пьютъ крѣпкое вино передъ ѣдой, а не послѣ ѣды. Это для аппетита. Принесите намъ, пожалуйста, флакончикъ коньяку и порцію сыру.
Коньякъ поданъ. Мужчины начали пить. Прислуга съ удивленіемъ наблюдала за ними издали, пожимала плечами и переглядывалась съ другой прислугой, указывая на мужчинъ глазами. Подали супъ. Мужчины выпили коньяку и передъ супомъ. Видя это, прислуга чуть не расхохоталась и и спѣшно отвернулась, еле удерживая смѣхъ. Это не уклонилось отъ взора Николая Ивановича.
- Чего это ихъ коробитъ? - спросилъ онъ земляка.
- Не принято здѣсь пить коньякъ передъ ѣдой. Его пьютъ только послѣ ѣды, и вотъ этимъ прислужающимъ барынькамъ и кажется это диво.
- Дуры, совсѣмъ дуры!
Но вотъ появилась и индѣйка съ гусемъ, еще только снятые съ вертела, шипящіе въ своемъ собственномъ жирѣ, распространяющіе запахъ, разжигающій аппетитъ. Ихъ несли двѣ женщины на двухъ блюдахъ. Сзади нихъ шествовалъ поваръ съ ножами за поясомъ и съ салатникомъ, переполненнымъ салатомъ. Женщины и поваръ никакъ не могли сдерживать улыбки. Поваръ даже не утерпѣлъ и проговорилъ:
- Voyons, messieurs… Il faut avoir grand appétit pour manger tout èa .
Онъ вынулъ изъ-за пояса ножъ, спросилъ, не нужно-ли разнять птицъ, и, получивъ утвердительный отвѣтъ, разрѣзалъ ихъ самымъ артистическимъ образомъ. Николай Ивановичъ накинулся на гуся,
Глафира Семеновна и землякъ навалились на индѣйку.