- Я в походах только летом бывал, - соврал я. - Ты людей готовь - оружие проверь, одежду. Полушубки на всех добротные?
- Да вроде.
- Сам всё проверь, подковы у лошадей посмотри, чтобы мне краснеть за вас не пришлось. Опозоришь перед государем - высеку.
И морозным декабрьским днём ополченческие ратники выехали из города. Колонна вытянулась на полкилометра. И то - триста всадников! Ехали без обоза, налегке, личные вещи и продукты везли в чресседельных сумках.
Во главе колонны ехали именитые бояре, богатые землёю, у которых и дружины были по полета человек. Я же со своей пятёркой ехал почти в конце, за мною только совсем уж бедные землёю при одном-двух боевых холопах и даже сам-один.
Ранг боярина, его родовитость почитались свято. Чем больше колен насчитывалось в роду, тем ближе в боярской думе к наместнику или воеводе сидел боярин. Там, где раньше сидел отец, теперь сидел сын, и Боже упаси было кого-то передвинуть. Начинался скандал, возникали обиды. Так и в колонне все занимали места по чину.
Далеко за полдень объявили привал. Коням ослабили подпруги, сами погрызли сухарей. И - снова в путь.
Нам в хвосте колонны было легче, передние конями пробивали дорогу. Хотя снега было не так много - чуть пониже колена, кони уставали.
Начало смеркаться. По моим прикидкам, прошли мы сегодня немного - вёрст двадцать пять-тридцать. Дружинники споро стали ломать ветки кустов, соорудили себе небольшие шалаши, побросали в них конские войлочные потники. Получилось быстро, и вышло хоть какое-то укрытие от ветра. Правда, после таких ночёвок пахло от всех терпким конским потом.
За неделю движения мы дошли до места, обрастая по дороге всё новыми и новыми отрядами местных бояр. Числом никак не менее тысячи, а то и более теперь была колонна.
Показался Псков.
Мы встали недалеко от города, разбили лагерь, бояре - из тех, кто побогаче и породовитее, разбили небольшие шатры. Везде загорелись костры, каждая дружина варила себе кулеш - нечто вроде каши с мясом, туда же для сытости бросали сало. Хлеба не было, а и был бы - замёрз бы по дороге, потому грызли сухари, и хруст стоял над лагерем - как будто множество людей шли по снежному насту. Занятно!
Ко мне подошёл новый знакомец - боярин Тучков.
- Ну как ты тут устроился?
- Холопы делали себе шалаши из веток - сделали и мне.
- Ты откуда в наших краях появился, что-то я тебя раньше не видел.
- Да вологодский я. Отец - боярин, Игнат Михайлов из деревни Ярцево. Пожар был в усадьбе, мои все в том пожаре погибли. Меня воспитывал дядька в Рязани. Как постарше стал, на отчую землю вернулся.
- Вот оно как! А я думаю - откель новый боярин взялся? Ты раньше-то в набеги с дружиной хаживал?
- Нет, с дружиной не доводилось. Пластуном я был в княжеской сотне.
- Ух ты, - удивился Никита. - Чего же без щита на войну идёшь?
- Не привыкши я ко щиту, тяжесть. Пластунам он только помеха.
- А сабли чего две? Из плохой стали, что ли? Если боишься, что сломается, лучше до боя замени.
Вот прицепился.
- Нормальные сабли, одна из Дамаска, другая - испанская.
- Дай поглядеть.
Я протянул ему одну, потом другую саблю. Никита вытащил сабли из ножен, осмотрел, сделал несколько взмахов.
- И сколько же стоят?
Я назвал цену, и Никита присвистнул.
- Изрядно. Ты вот что, коли непонятно что будет - спрашивай. Я тут недалеко. - Он указал рукою направление. - Мы и в бою будем по соседству. Завсегда так было - вологодские вместе, так же и ярославские и тверские стоят. Ну, бывай здоров. Лошадям снег не давай - топи его в вёдрах и давай воду, подогретую слегка.
- Знаю, спасибо.
Никита ушёл.
Мы завалились спать - за переход все утомились. Над лагерем стоял дружный мужской храп, и только дозорные глядели во все глаза, хотя рядом с городом враг не осмелился бы появиться.
Выспался я прекрасно. Конский потник грел снизу, со снега, полушубок - сверху, на ногах - тёплые сапоги, подбитые мехом. Мои ратники были одеты также.
Стояли мы лагерем у Пскова два дня, затем двинулись на юг, на полуденную сторону. Не к Смоленску ли двинул войска воевода? Нет, не доходя Смоленска, мы свернули на запад, на закатную сторону. И здесь нам было суждено принять первый бой.
По лесной дороге навстречу русским выезжали литвины. Встреча была для обеих сторон неожиданной. К тому же встречный бой без подготовки - самый страшный, самый кровопролитный. Русские рати шли по дороге и, только-только завидев врага, стали растекаться по сторонам, чтобы выстроиться в линию для атаки.
Литвины тоже оказались в трудном положении - часть их войск ещё была на лесной дороге и даже не могла развернуться для боя.
Сшиблись! Многие не успели в спешке достать копья из петель, лишь выхватили сабли. Скорость у конницы с обеих сторон была низкой, на поле - много снега. Отсутствовало главное преимущество конницы - скорость, таранный удар. Бой превратился в свалку, не было левого и правого крыла, дрался только центр, где находились родовитые бояре, часто уже староватые для таких битв. Мы же, стоявшие в хвосте колонны, лишь слышали шум битвы и издали наблюдали нечто непонятное.
Я решился, привстал на стременах.
- Мои, за мной!
Свернул коня с укатанной дороги вправо, на снежную целину. Обернулся - мой призыв мои боевые холопы услышали и поняли правильно, направились за мной. И тем более странно было видеть, как за мной свернул Никита Тучков со своими ратниками. Он хлестнул коня, догнал меня.
- Ты что, струсил?
- В обход иду, хочу ударить справа.
- Тогда мы с тобой.
Мы обогнули по дуге кипящую сечу. Я поставил своих в ряд, остановил рвавшегося вперёд Никиту:
- Не лезь вперёд, попадёшь под картечь! Вместе ударим!
- Целься, пли!
Дружно грохнули мушкеты. В стане врагов попадали убитые и раненые, но и нас заметили.
- Убрать мушкеты! Сабли наголо!
Мои убрали мушкеты в кожаные чехлы, которые я специально заказывал, - за образец взял чехол для винчестеров из ковбойских фильмов. Все выхватили сабли, начали разгонять коней.
Никита скакал рядом, его ратники развернулись слева от него. Мы врубились в конный строй литвинов, которые после выстрелов развернули коней в нашу сторону. Разогнаться они не успевали, тем более - им мешали свои же воины, убитые картечью, и лошади.
Сшибка была страшной. В обеих руках я держал по сабле и работал ими во всю силу, как учил меня Сартак. Удар влево, отбив справа, пригнулся, кольнул саблей сам.
Мои дружинники завязли справа в схватке, боярин Никита держался слева от меня, и хотя бы с этой стороны не приходилось ожидать удара.
На меня насел здоровый русин - так называли русскоговорящих подданных княжества Литовского.
- Что, москаль! Землицы захотелось? - заорал он.
Сабля у него была непривычной - широкой, немного длиннее обычной. Был он в рубашке, меховом жилете - тулуп, вероятно, успел сбросить перед боем. Удары наносил жёсткие, сильные - приходилось подставлять обе сабли.
Пока мне удавалось только защищаться, но я выжидал удобный момент - ведь должен противник выдохнуться, устать? Ничего подобного - русин работал своей саблей, как паровая молотилка. Удары следовали один за другим, только искры летели.
Выручил Федька-заноза. Увидев, что на меня наседает противник, он пробился и рубанул русина - достал только по левой руке, но русин отвлёкся на мгновенье, и мне этого хватило - я всадил ему саблю в грудь, а второй ударил в шею. Русин упал на коня.
- Держись, боярин! Мы рядом!
Я увидел, как на Тучкова налетел литвин, одетый в полудоспех - грудь закрывал панцирь, плечи и руки - в броне, на голове - шлем с бармицей. Такого саблей не взять - только если ударить по ногам.
Я перехватил саблю из правой руки в левую, выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в литвина. Пуля попала в зерцало доспеха, не пробила его, расплескавшись свинцом о сталь, но вмятину сделала с кулак. От удара литвина просто вынесло из седла, и он рухнул под копыта коней.
Тучков обернулся ко мне, махнул в приветствии рукой. В это время со стороны литвинов заревела труба, и они стали отступать. Мы их не преследовали.
С обеих сторон были большие потери, поле боя густо усеяно павшими, кое-где видны и конские туши.
Мы собрались у дороги, оставив рядом с полем боя лишь небольшой заслон.
- Боярам - в голову колонны! - раздался клич.
Мы поскакали вперёд, рядом оказался Тучков.
- Спасибо, земляк. Ловко ты его осадил из пистоля. Я уж и не знал, как к нему подступиться: весь в железе - что с ним сделаешь сабелькой?
- Пистолет надо иметь на такой случай, Никита.
- Не люблю я это дело - мешкотно, да и побаиваюсь, если честно.
Мы подскакали к голове колонны. Там собрали импровизированный совет бояр.
- Все бояре собрались?
- Все, - нестройно ответили мы.
Боярин Плещеев обвёл глазами наши ряды.
- Что-то я не всех вижу. Кто видел Анкудинова? Где Морозов, Ляцкий? В дружинах потери большие?
Ответил боярин Марусев - из тех, кто постарше, породовитей.
- Есть потери, как без этого - вон, всё поле в трупах. У себя в дружине не считал, но думаю - не менее половины.
Худородные, из тех, у кого земель мало, и воинов по пальцам одной руки пересчитать можно, молчаливо радовались. Им не довелось встретить врага, как родовитым боярам, но и люди остались живыми-здоровыми.
- М-да, ещё и по землям литовским, можно сказать, не ходили - так, коснулись края, а потерь полно. Что делать будем?
Говорить на советах первым предоставлялось самым молодым и незнатного рода боярам. Начал молодой, безусый боярин с пушком на подбородке.
- Как велел государь, так и надо делать - идти дальше.
- А куда раненых девать, убитых? - перебил его боярин Никифоров. - Тебе хорошо говорить - у тебя все ратники под седлом. А у меня из трёх десятков едва ли семь-восемь боеспособных наберётся.
- Вот что, уважаемые господа! - подытожил Плещеев. - Я думаю так - по деревням пошарить, забрать подводы, убитых домой везти, раненых - до Пскова. Пусть там раны залечивают. Кто из бояр потери великие понёс - те пусть назад возвертаются, остальным - исполнять волю государя. Кто что ещё добавить хочет?
Таких не оказалось.
Бояре отдали команды своим людям. Несколько ратников поскакали искать телеги, большая же часть спешилась и пошла на бранное поле. Каждая дружина сносила своих убитых в одно место. Собственно, и носить далеко не пришлось: ехали вместе, сражались рядом, и убиты были недалеко друг от друга - не было для сечи большого места.
Отдельные дружинники, по распоряжению бояр, собирали оружие павших, а также трофейное. Нельзя бросать - денег стоит, да ещё каждому боярину новых боевых холопов набирать надо, вооружать.
Я тоже распорядился Федьке-занозе:
- Иди на место, где мы сражались, собери у литвинов оружие. Если кто из дружины Никиты Тучкова убит, тех оружие не бери - не наше оно, ни к чему с боярином ссориться.
Федька взял с собой ещё одного холопа и ускакал.
Я подошёл к Тучкову.
- У тебя потери большие?
- Не без этого; есть убитые - двое. Слава Богу, без раненых обошлось - так, царапины.
- А у меня все целы.
- Иди ты! - удивился Тучков. - Надо же, в такой сече были - и все целы. Повезло тебе, земляк.
- Повезло! - согласился я, а сам подумал, что повезло потому, что натаскивал я их яро, - только ещё сильнее надо было. Конечно, в бою без потерь не бывает, как ты людей не готовь - удар вражеский был неожиданным, силой они превосходят - да мало ли как может сложиться бой? Предугадать исход его - дело неблагодарное.
- Никита, зря ты своим мушкеты не приобрёл - помнишь, в самом начале боя как они нам помогли?
- У тебя пять холопов, а у меня два десятка. Посчитай, сколько денег надо. Наши отцы и деды без этих дьявольских пищалей воевали, и мы, даст Бог, повоюем. А вот пистолет, пожалуй, куплю. Кабы не ты с пистолем, несладко бы мне пришлось.
Никита ускакал на поле боя - посмотреть, нашли ли его павших да всё ли оружие собрали. Известное дело - за холопами не присмотришь, сделают спустя рукава.
Вскоре дружинники пригнали лошадей. Запряжены они были в сани и повозки, так как саней на всех не хватало. Раненых решили отправить на подводах - снег на дороге утоптан, и до Пскова недалеко.
Убитых грузили на сани.
Когда скорбный обоз ушёл, сопровождаемый прощальным взглядом ратников, бояре решили на ночёвку остаться здесь - до сумерек было недалеко, а поутру выслать дозор. После внезапной встречи с врагом все побаивались повторного нападения, и караулы выставили усиленные.
Утром Плещеев собрал всех бояр.
- Мыслю так - надо дозор малый, пластунов послать, поглядеть, разузнать - что да как, где враги и сколько их. Нас меньше осталось - не приведи Господь, окружат да нападут. Кто хочет сам отважиться?
Бояре молчали. Тогда я сделал шаг вперёд.
- Я разведаю. У меня пять ратников - в самый раз для такого дела.
- Вот и славно. Геройство проявлять не надобно: найдите лагерь их, поглядите - и назад. Коли головы бесславно сложите - в том пользы никакой. Осторожнее надо. Ну, с Богом!
Бояре разошлись, пряча глаза. В разведке погибнуть немудрено - основные силы далеко, помочь некому. Но не зря говорят "На миру и смерть красна". Одно дело - погибнуть в сече, явив геройство, при куче свидетелей, которые потом на пирах будут рассказывать о славных подвигах боярина или его дружины. И совсем другое - уйти в поход малый небольшой дружиной и погибнуть. Неясно тогда пославшим, почему дозор не вернулся - в плен взяли или погибли в бою, а может, в болоте утопли и следов от них не осталось. Потому и желающих идти в дозор не было. Риска много, славы не добудешь.
Я вернулся к своим, объяснил задачу. Сразу предупредил Федьку-занозу.
- Если на большие силы нарвёмся и бой придётся принять, ты сразу уходишь в наш лагерь. Запрещаю тебе принимать с нами бой. Твоё дело - передать боярам: где враг, сколько его, в каком месте. Понял ли?
- Как не понять!
- Тогда поехали. Мушкеты у всех заряжены?
- У всех.
- Держите глаза открытыми, не болтайте. Едем тихо, как я вас учил.
- Не подведём, боярин.
После произошедшей сечи, когда мои холопы увидели меня в бою да узрели, на что способен в умелых руках мушкет, их отношение ко мне переменилось. Нет, они не стали более исполнительными или предупредительными. Просто если раньше они выполняли распоряжения боярина, как следовало их исполнять холопу, то теперь в их глазах я читал уважение. Они видели, что я не отсиживаюсь за их спинами, а уж то, что я бился обеими руками, просто привело их в восторг. Я сам слышал, как один из моих ратников говорил воину Никиты Тучкова.
- Видал, как наш боярин воевал? Што-то я не видел больше никого из бояр, кто двумя саблями без щита врагов рубит. То-то, знай наших. Во всём войске только наш боярин обоерукий.
Им, простым людям, живущим от меча, было важно знать, что их боярин не трус, что он также рубится в сече и так же, как и они, может быть ранен или убит.
Мы выехали на лесную дорогу, откуда вчера нам навстречу вырвались литвины. Снег был утоптан, за ночь подмёрз, и ехать было легко. Единственное, что мне не нравилось - он похрустывал под копытами. Через каждые двести-триста метров я поднимал руку, и все останавливались. Я и мои холопы вслушивались - не раздастся ли впереди грозный топот множества копыт.
Через версту дорога делала поворот, и мы остановились перед ним.
Оп-па! Далеко впереди, за поворотом, хрустел наст - по дороге явно ехало несколько верховых.
- Все уходим в лес - лошадей отвести подальше, чтобы с дороги видно не было.
Я первым свернул с дороги, остальные направили лошадей по моему следу. Мы заехали в лес, привязали коней к деревьям.
Вышли на опушку.
- Приготовьте мушкеты, - сказал я. - По моей команде стреляйте, но не попадите в первого, он - мой.
Я решил, что если конников немного - мы перебьём всех, кроме одного, нужного мне в качестве "языка", способного рассказать, где расположились войска неприятеля.
Из-за поворота, осторожно оглядываясь, медленно выехали четыре всадника. Наверняка такой же дозор, как и наш. Эх, литвины, вслушиваться надо, а не только на глаза надеяться. А у них на головах шлемы, под ними - войлочные подшлемники. В них же с пяти шагов ничего не услышишь.
- Целься! - прошептал я.
Команда оказалась лишней - все уже выцеливали свою жертву.
Я навёл ствол мушкета, заряженного пулей, на лошадь передового всадника. Убить его нельзя, надо убить его лошадь, тогда он не сможет ускакать назад.
- Огонь! - крикнул я.
Прогремел залп, всё вокруг заволокло сизым дымом.
- Сабли наголо, вперёд!
И сам, поднявшись во весь рост, бросился к дороге. Холопы мои не подвели - трое всадников были убиты, а под первым убита лошадь. При падении она придавила ногу всаднику, и теперь он безуспешно пытался её выдернуть. Заметив наше приближение, он затих и стал шарить на поясе. Я приставил к его груди саблю.
- Затихни.
Холопы убрали оружие, приподняли лошадь. Я за руку выдернул литвина из-под туши коня. Снял с пленника пояс с ножом и саблей, отдал его Федьке.
- Кто таков, зачем здесь?
- Не буду отвечать.
- Вяжите его, ребята.
Пленного шустро связали, усадили на породистую лошадь. Ещё двух лошадей поводьями привязали к седлу лошади, на которой сидел пленный. Разобрали свои мушкеты, вывели лошадей и галопом помчались к своим.
Так рано нас не ждали.
Почти все воины в лагере занимались приготовлением еды - жгли костры, варили похлёбку. Горячая еда на войне, тем более зимой - первое дело. Сыт воин - значит, есть сила, да и выглядит он веселее. А когда живот подводит от голода, все мысли - только о еде.
Мы подъехали к небольшому шатру боярина Плещеева. Я спрыгнул с коня, подошёл ко входу, но боярин уже выходил сам.
- О, быстро ты обернулся. Да с пленным! Молодец. Что говорит?
- Ничего, говорить отказался.
- Заговорит: есть у меня воин в дружине - большой мастер в этом деле, любого молчуна разговорит. У него вчера сват в сече погиб, он на литвинов зол. Эй, кто-нибудь, Веремея позовите.
Я подошёл к пленному, стащил его с коня.
- Лучше будет, если ты сам всё расскажешь. Сейчас воин придёт, скажем так - большой мастер языки развязывать. Руки-ноги искалечит, как после плена жить будешь?
Вмешался боярин Плещеев:
- Я старший здесь. Слово даю - тебя в бою взяли, коли скажешь всё, что знаешь - ни один волосок с твоей головы не упадёт. После войны обменяют тебя или выкупят, целым домой вернёшься. Для тебя война уже кончилась.
Пленный вздохнул:
- Спрашивайте.
- Ну вот, другое дело. Веремей, ты не нужен пока, иди, кушай.
Подошедший было ратник пожал плечами, развернулся и пошёл к костру.