Мы попрощались, уговорившись о дне выезда. Оставшуюся неделю я мотался как угорелый. Одежду у холопов проверил - нет ли худой, валенки на всех купил, Федьку за провизией послал. Груза набиралось изрядно. Не поместится всё в перемётных сумах, придётся пару заводных лошадей под груз брать. А лошадей получалось уже восемь, да на каждую - овса, да сена хоть немного. Телегу же брать никак не возможно - с нею месяц добираться будем, да и мороз со снегом если ударит, то уж не телега, а сани надобны. И куда ни глянь - всюду хозяйский глаз нужен. Не догляжу чего дома - так в дозоре не докупишь. В общем, пороха свежего подкупил, свинца. Пистолетов пару на торгу подобрал - раньше всё руки не доходили. Так время и пролетело.
Утром я проснулся с мыслью - сегодня выезжаем. Мы не спеша поели, кухарка пирогов свежих в перемётные сумы всем положила.
К полудню застучали по улице копыта. Я выглянул. У ворот спешивался Никита, за ним стояла кавалькада всадников. Я вышел из дома, поздоровался.
- У тебя сколько заводных? - спросил я у Никиты.
- Пять - груза больно много, - пожаловался Никита.
- И у меня две.
Я скомандовал своим холопам, они взлетели в сёдла и выехали со двора. Тучковские ратники встретили их со смехом, с подначками:
- Долго спим, братцы! Мы уже пыль глотать устали, а они вон - принаряженные!
Я попрощался с Еленой, с Васяткой, вскочил на лошадь, и мы тронулись в путь.
Ехали с Никитой бок о бок, сзади - ратники. Только недавно я проезжал этой дорогой из Нижнего и снова возвращаюсь.
- Ты чего смурной. Георгий?
- Дел недоделанных много осталось.
- У меня тоже. Только выбрось всё из головы. Теперь три месяца мы на службе государевой - о другом голова болеть должна.
- Ты в который раз в дозоре?
- Четвёртый уже. Зимой хорошо - снега по пояс, кони в нём вязнут, татары по зимним лагерям сидят, в юртах, набегов не делают. Вот летом был - беда просто. Мы одно место стережём, а они в десяти верстах рядом просочатся. За каждым кустом ведь ратника не поставишь. Наша задача простая: увидел войско чужое - шли гонца к воеводе. Если шайка малая прорывается - попробуй сам разбить, гонца шли к соседям - они помогут. Вот и вся хитрость. Всё остальное время спи да ворон считай. Всё равно зимой в деревне делать нечего, так что не горюй. Вернёмся - целый год никуда более не пошлют, если только не война. А за дозор на засечной черте государь серебром платит, как за войну.
Так мы и ехали, и всю дорогу Никита меня учил, что да как делать. "Ладно, на месте осмотрюсь - пойму", - решил я.
Через несколько дней на перекрёстке дорог воины увидели сожжённый постоялый двор, где мы с Фёдором выдержали нападение татарской шайки. Я взглянул на пепелище. Постройки рядом с домом уцелели, но жители окрестных деревень растащили доски от конюшни и сараев.
- По пьяни, небось, сожгли, - высказал предположение Никита.
- Да нет, дело было так… - И я рассказал Никите о происшедших здесь трагических событиях. Обернувшись, я увидел, что и Фёдор, горячо жестикулируя, рассказывает об этих событиях дружинникам.
- Бог тебя уберёг, - дослушав, заявил Никита.
Через десять дней мы подъезжали к Нижнему. Переправившись на пароме через Волгу - моём бывшем пароме, поскакали дальше.
Вот и Сура. Мы свернули влево, на восход, и вскоре оказались в небольшой деревушке, где и располагался походный воевода.
Встретили нас радушно. А как же иначе - смена прибыла, конец долгому сидению на заставах.
Мне отвели участок засечной черты, за которую я отвечал - разумеется, со своими ратниками. На заставе была небольшая избушка, по границе проходил маленький ручей. Три версты в одну сторону, две - в другую. Вроде и невелик участок, а пойди его оборони, когда у тебя всего пять ратников.
Никите достался участок по соседству. Пока не было дождей, мы верхом объехали вверенный нам участок. Ещё никогда я не чувствовал такой ответственности. Ведь пройдёт враг по моему участку - и пойдёт грабить и убивать.
Я сразу выставил по одному дозорному - влево от избы на версту, вправо - на две. По крайней мере, если и появится враг, они успеют быстро сообщить. Все ратники были в кольчугах и имели при себе мушкеты.
Осмотревшись несколько дней, решил я наблюдательную вышку поставить. С неё зрить удобно - видно далеко, и ратников в дозор посылать не надо, распыляя силы.
Мы срубили три высоких сосны, обрубили сучья, лошадьми притащили хлысты к избе. Вкопали хлысты в землю, прибили лестницу, соорудили из жердей площадку с навесом. Трудились все, за исключением тех, кто был в дозоре.
И вот вышка готова.
Я залез на площадку. Видно далеко - вёрст по пять-семь в каждую сторону. Даже крышу избы, где стоял в дозоре Никита, и то видно.
С этих пор посылать ратников в дозоры я не стал, но один из холопов с утра до вечера стоял на вышке, зорко наблюдая за местностью.
Жизнь облегчилась. Холопы все при мне и всегда готовы к бою. Побаивался я за холопов, когда они в дозор уходили. Что стоит из лука или самострела бесшумно снять дозорного? Некому будет остановить врага - переходи тогда границу, углубляйся на русские земли. А с вышки видно далеко - хотя бы воеводу упредить можно, послав гонца, да и самим приготовиться к отражению нападения.
День шёл за днём, и вскоре, выйдя из избы, я зажмурился от ударившей по глазам ослепительной белизны. Снег выпал! Дождей не было, морозы не стояли, а снег - вот он. Изо рта шёл парок, а ручеёк у берега покрылся тонкой коркой льда.
Ратники поверх кольчуг накинули тулупы, а дозорный на вышке нёс службу в валенках - стоять неподвижно было холодно.
А через неделю снега за ночь выпало по колено, местами сугробы были по пояс. И мороз ударил серьёзный - по ощущениям - ниже двадцати.
Я регулярно обходил вверенный мне участок. На снегу ведь любой след виден - тут лисица мышковала, тут волк пробежал - матёрый, отпечатки лап крупные. Но следов человека не было.
- Успокойся, боярин, кто по снегу пойдёт? Татары сейчас в тёплых юртах сидят, кумыс пьют, девок лапают. Если и найдётся больной на голову, так он по дороге поедет, хоть по санному пути.
По санному пути - это понятно, только реки встали, покрылись льдом так, что он уже всадника с лошадью спокойно выдерживал. Что мешает неприятелю по льду реки двигаться? Снег с середины реки ветром сдувает, лёд ровный, как стекло. За одним только смотреть надо - как бы в полынью не угодить. Так она обычно издали видна - тёмное пятно, парок над ним.
А может, я перестраховываюсь? У татарских коней копыта не подкованы, по льду скользить будут. Это у русских на зиму подковы шипастые ставят - вроде зимней резины на машину. По льду, по укатанному снегу конь ходко идёт, не оскальзывается.
Прошёл месяц. Мы пробили, протоптали в снегу тропинки вдоль засечной черты. Ходили к соседям - в первую очередь, к Никите Тучкову, и к соседям слева, с Великого Устюга - они подальше дозором стояли, Договорились о сигналах: коли дым от заставы увидели, стало быть - нападение, на помощь спешить надо; сложенные дрова для костра были всегда наготове, заботливо прикрытые лапником.
От скуки ратники запросились на охоту.
- Хорошо, ступайте вдвоём, но - далеко не уходить.
Вернулись ратники к вечеру, довольные удачной охотой. Принесли двух битых зайцев - неплохой приварок к однообразной казённой еде. Свежей убоины мы не ели с того дня, как заступили в дозор. С этих пор я иногда отпускал двух любителей охоты за дичью. Им - развлечение, всем - сытная добавка к обеду.
А однажды примчался Тимьян, в одиночестве и запыхавшийся.
- Боярин, мы там кабана завалили - здоровенный! Самим не донести. Разреши лошадь взять.
- Бери, только чтоб ноги не сломала, а то домой пешком пойдёшь.
- Мы осторожно.
Сияющие от радости охотники заявились часа через два. Лошадь еле дотащила к дозорной избе кабана. Мы его вчетвером с трудом подняли.
Ужин получился знатный. Мясо жарили, варили и наелись от пуза. А большая часть туши висела на суку на верёвке. В избе не положишь - тепло, на снегу не бросишь - росомаха или волк полакомятся дармовщинкой. Так что мы просто воспользовались старым дедовским способом.
Мясом объедались неделю, из копыт и головы сварили холодец. На выброшенные потроха и обрезки слетелось воронье, оглушительно каркая и устраивая драки. Ратники с интересом наблюдали за ними - делать было всё равно нечего.
Иногда, чтобы самому не заплесневеть, я проводил с ними занятия - на саблях, ножах, рассказывал о воинских хитростях, о маскировке, взаимодействии с товарищами. Было бы неплохо пострелять, освежить навыки, да я побаивался, что соседние дозоры всполошатся - на морозе звуки далеко разносятся.
Где-то через неделю после удачной охоты дозорный с вышки закричал:
- Вижу всадника на реке, в нашу сторону скачет.
Что-то интересное: за всё время сидения нашего на засечной черте это - в первый раз.
Я схватил мушкет, взял с собой Фёдора, и мы поспешили к реке. Действительно, справа по льду реки в нашу сторону во весь опор мчался всадник. Пока он ещё был далеко, и нельзя различить - чей он? Татарин или наш? Если наш, чего по пограничной реке скачет - или случилось что?
Всадник приблизился, и я разглядел лохматую лошадёнку, татарина в тулупе и лисьем малахае. За спиной виднелся саадак с луком.
Делать тебе здесь нечего - чужие тут появляться не должны.
Я улёгся в снег, прижал мушкет к дереву для устойчивости. Фёдор, глядя на меня, проделал то же самое. Чёрт, далековато до всадника - метров сто пятьдесят, практически - запредельно. Прицельная стрельба из мушкета пулей возможна метров на пятьдесят - семьдесят. А тут - двойная дистанция, да ещё и цель быстро движется.
Я вынёс упреждение, повёл стволом перед всадником, нажал спуск. Громыхнуло сильно, приклад привычно ударил в плечо. Всадник продолжал скачку, лишь погрозил нам кулаком.
Но всё-таки я куда-то попал. Конь начал замедлять бег, и метров через пятьдесят сначала остановился, потом упал на бок. Татарин успел соскочить.
- Стреляй, Федя, пока он стоит!
Федька выстрелил. Мимо! Было хорошо видно, как пуля угодила в лёд реки, выбив сноп ледяной крошки.
Татарин сплюнул в нашу сторону и побежал дальше.
Наши лошади - в конюшне, пока за ними сбегаешь, пока оседлаешь - не догнать татарина, спрячется где-нибудь. Бегом догонять - у него слишком большое преимущество в дистанции. А стрелять уже невозможно - оба мушкета разряжены. Так и ушёл татарин.
Федька сбегал к убитой лошади, осмотрел, вернулся назад.
- Пуля в лёгкое угодила, потому она не сразу пала, - заявил он. - Даже седла на лошади нет, - сплюнул холоп. - Вообще-то я в татарина целил, а не в лошадь. Далеко уж очень было, потому и промахнулся.
- Где же промахнулся! И так выстрел удачный - на таком-то расстоянии. Я и близко не попал.
История эта имела своё продолжение. Через два дня мои любители охоты пошли за дичью, но вскоре вернулись назад.
- Боярин, следы от сапог на снегу. Идут от Суры, в тыл - нас обходят стороной.
- Двое остаются здесь, один, как всегда, на вышке. Вы двое - со мной, показывайте, где след видели. С собою взять мушкеты.
Мы быстрым шагом, почти бегом направились в лес. Мы бы и побежали, да снег глубокий не давал, и так через пару сотен метров пот по лицу градом катился.
- Вот! - остановились ратники и указали на след.
Я присел, внимательно оглядел следы. Шёл один человек - след не утоптан, как это бывает, когда по следу одного идут несколько человек. Явно татарин - следы сапог без каблуков, скорее всего - зимние ичиги.
- За ним! - Меня охватил охотничий азарт.
Чего татарину в наших тылах делать? И как он сюда без лошади забрался? Не тот ли это татарин, лошадь которого я подстрелил несколько дней назад?
Следы шли широким полукругом вокруг нашего зимовья и выходили прямо к нему.
У избы послышался шум. Мы кинулись туда. На снегу перед избой лежал молодой татарин, на нём сидел мой холоп и вязал ему руки.
- Стервец, с ножом на меня кинулся, вот - тулуп пропорол, такую хорошую вещь испортил.
- Ты кто таков, что здесь делаешь? Татарин молчал, только зло смотрел исподлобья.
- Ну молчи. Поднимайте его, пошли - отведём к воеводе, пусть он сам с ним разбирается.
Мы с ратниками привели его к воеводе, сдали с рук на руки. Поговорили с воеводой о службе, а в обратную дорогу холопы прихватили полмешка крупы и сухари.
- На других участках спокойно, только вот у тебя лазутчик объявился. Ничего, у нас мастера есть - заговорит. За службу - спасибо.
И снова потянулись унылые однообразные дни.
Снега прибавлялось, и я с тревогой ожидал уже скорой смены. Как-то мы на лошадях отсюда выберемся?
Наконец, через две недели прибыла смена, причём пришла она не с тыла, а прискакала по льду Суры.
Сначала о войске известил дозорный. Мы уже всполошились было, да разглядели русских. В сторону нашей заставы отвернули всадники, и вскоре мы уже обнимались с новыми дозорными.
- Ты глянь, Иване, вышка появилась. Удобно.
- Вы откуда будете?
- Тиверцы мы. Как служба?
- Скукота.
- Оно и хорошо. Нам срок плохой выпал. Как раз по весне менять будут, грязищи - по брюхо коня. Вы-то сейчас по льду, полдня - и Волга уже, там поспокойнее, да и дороги санями накатаны.
Холопы быстро собрали вещи в изрядно похудевшие перемётные сумы, взнуздали застоявшихся коней, а от Суры уже кричал Никита:
- Эй, Георгий, где вы там?
Мы выбрались через сугробы на лёд реки и пустили коней в галоп. Скакать было удобно - лёд ровный, со старым снегом поверх, следы прошедших тиверцев видны хорошо - можно скакать, не боясь угодить в полынью.
К исходу второго дня мы вышли к Нижнему Новгороду и вздохнули спокойно. Всё-таки Сура- река пограничная, можно ожидать любой злопакости со стороны татар. А здесь - исконно наша земля.
На ночь остановились на постоялом дворе и пробыли там ещё и следующий день. Очень уж по бане соскучились. Умываться-то на засечной черте умывались, но вот целиком помыться не удавалось - бани там не было.
После бани я как будто помолодел, кожа дышать свободно стала. Все приободрились. Впереди дорога и дом. Дом для воина, бывшего в длительной отлучке - это всё. Домашняя еда, баня, девки и чувство спокойствия. На заставе ведь всё время в напряжении…
А дальше ехалось веселей, с каждой пройденной верстой - ближе к дому. Поспели мы как раз к Крещению. Морозы ударили сильные, а потом три дня сыпал снег. Все дороги перемело, и я был доволен, что непогода не застала нас в пути. Всем боевым холопам выдал жалованье и объявил неделю отдыха.
Федька-заноза исчез и заявился к концу недели - без денег и исхудавший, словно мартовский кот. То-то было разговоров, смеха и подначек со стороны холопов, но Федька только отмалчивался.
Тогда же случился у меня не совсем обычный спор. Сидел я с подьячим Степаном в трактире, обсудили мы с ним дела, выпили немного. А за соседним столом купцы удачную сделку отмечали. И до того купец один разошёлся - дескать, тройка у него такая, что никто обогнать ни на чём не может.
- Ни на чём? - не выдержал и вмешался я.
- Как есть! Давай поспорим!
- Давай, только уговор - дай мне сроку две недели.
Мы ударили по рукам при свидетелях. На кон поставили пятьдесят серебряных рублей. Сумма по тем временам внушительная - можно было купить небольшое стадо коров.
А задумал я проучить хвастуна буером. Есть такая зимняя забава - спорт даже, только не очень известный. На узкую лодку - вроде байдарки - ставится мачта с парусом, сзади снизу лодочка ставится на поперечину с двумя большими железными полозьями, вроде коньков, а спереди - по центру - один конёк на железной оси, к которой крепится румпель. Служит он для управления буером.
Видел я когда-то соревнования таких буеров. При хорошем ветре и умном рулевом такие несерьёзные с виду конструкции могли достигать и ста километров в час.
Не откладывая дела в долгий ящик, я на торгу купил узкую и лёгкую лодку-долблёнку, плотник приладил мачту, укрепил её растяжками. Небольшой косой парус из холстины швеи на торгу сшили за день. Кузнец, изготавливая коньки, немного затормозил, затачивая их камнем - наждачных кругов-то не было.
Через два дня буер был готов. Стоял он у замёрзшей пристани, среди судов. По причине несудоходного сезона затон и пристань были пустынны, и поэтому за мзду малую я легко договорился со сторожем - присмотреть и за моим буером.
Чтобы не смешить народ, я выходил практиковаться в управлении им по ночам. Да и ветер ночью был обычно устойчивым.
Управление носовым коньком трудности не представляло, а вот косой парус помучил поначалу Конечно, если бы я раньше плавал на любом парусном судне, опыт помог бы. Сейчас пришлось осваивать заново.
Сторож, видя мои неуклюжие попытки, дал несколько ценных советов и получил полушку. Дела пошли лучше, и через неделю я управлял буером довольно сносно.
Оставалось два дня до оговорённого срока. Я отмерил шагами километр, воткнул в снег ветку. Проехал от одной ветки до другой, отсчитывая вслух секунды - секундомера, как и часов, у меня не было. Пересчитал - получилось что-то около шестидесяти километров в час. Неплохо. Лошадь, даже очень резвая, больше тридцати пяти-сорока не даст. Я успокоился. Теперь только за ветром дело. Если в день состязаний будет безветренная погода, я проиграл пятьдесят рублей.
Елена встревожилась моими еженощными отлучками. И то - днём отосплюсь, на ночь ухожу. Она стала подозревать меня в том, что я нашёл себе полюбовницу, о чём и спросила в лоб.
- Нет, Лена, всё узнаешь через два дня.
Домашних в свой прожект я не посвящал.
И вот настало воскресенье. Я встал с волнением в груди - как-то сегодня получится? Посоветовал своим домашним, а также холопам выйти на лёд реки, пояснив, что буду состязаться с купцом в скорости. Все заинтересовались и стали дружно собираться.
Я попросил Фёдора запрячь мне старого мерина.
- Боярин, ты что? Какая на нём скачка? Он токмо повозку таскать может, да и то шагом.
- Федя, сделай, как прошу, и иди к пристани.
Фёдор долго бурчал, запрягая мерина. На нём я и отправился к трактиру - все уговаривались встретиться именно там.
Тройка с купцом уже была на месте. А ещё стояло множество народа, чем я был смущён и немного раздосадован. Оказалось, купец рассказал о нашем споре своим знакомым, те - своим. А если добавить к этому Степана, который также поделился новостью с товарищами, то такой толпе можно было уже и не удивляться. Тем более что зимой делать было нечего, и особых развлечений не было - разве что на Масленицу, так до неё было ещё далеко.
Увидев меня, подъезжающего на мерине, народ засмеялся. Смеялись долго, от души, показывая на меня пальцами, хлопая себя по ляжкам, смеялись до икоты, до слёз.
Я с невозмутимым видом спешился.
Купец подошёл, отвесил поклон первым - всё-таки я был на ступень выше в сословной иерархии.
- Здрав будь, боярин.