- Однако пошли поищем ночлег. Эй, любезнейший! - Отсчитав подскочившему служке монеты, Александр заодно поинтересовался насчет подходящего постоялого двора - на меблированные комнаты в каком-нибудь доходном доме друзья, в силу финансовых причин, пока не замахивались.
- Постоялый двор? - Служка, смуглый сутулый малый с рыжиной, ненадолго задумался. - Вам какой? Чтобы было уютно или чтобы дешево?
- Чтобы не задавали лишних вопросов, - усмехнулся Саша. - Надеюсь, отыщется в вашем городишке такой?
На эту вроде бы невинную, не представляющую собой ничего необычного фразу служка среагировал в высшей степени странно: съежился и, затравленно обернувшись, зашептал в этаком дореволюционном стиле:
- Шутить изволите, господа? Смерти моей хотите?
Произнес он сии слова без всякого намека на юмор. Наоборот, парень явно очень испугался. Вот только интересно - чего? Подумаешь, спросили.
- Я бы на вашем месте сейчас же ушел, господа.
- А как же насчет постоялого двора?
- Спросите у кого другого.
Получив расчет, служка моментально скрылся.
- Что ты ему такого сказал, Саня? - подал голос Весников.
- А? Да… просто поинтересовался, где дешевле снять девочек. А он оказался "голубым".
- Понятно! Ишь как прочь бросился.
Все трое поднялись и быстро вышли на улицу, стараясь затеряться в портовой толпе, бредущей от причалов в город.
- Что-то не так? - спросил Нгоно, заметив некоторую растерянность приятеля.
- Все не так, - покачал головой Александр. - Абсолютно невинная фраза… и такая реакция. Словно кто-то всех здесь запугал, и довольно сильно. Ладно, походим посмотрим. Николай! Ну как тебе здешняя толпа?
- Цыгане сплошь. Одно слово - туземцы. Думаю, тут осторожнее надо быть, как бы наши денежки не вытащили, вижу, тут народец такой - запросто!
Толпа, лениво расползавшаяся вдоль исходящих от небольшой круглой площади улиц, вдруг пришла в какое-то непонятное движение, словно в дотоле спокойной стоячей водице возникло ни с того ни с сего какое-то течение, то ли камень огибающее, то ли топляк.
Причину, впрочем, друзья увидели сразу - дюжину воинов в черных плащах и надвинутых на самые глаза шлемах.
- Всем стоять! - Один, похоже, главный, гарцевал на вороном коне, этакий опереточный опричник. - Приготовили грамоты… у кого нет - по велению нашего светлейшего правителя Гуннериха, да продлит Господь его дни, на первый раз уплатит вергельд в три солида…
- А у кого солидов нету?
- Девять ударов палкой по пяткам. По три за каждый солид - это справедливо. Тем более вас всех предупреждали указом. Читали на площадях!
- Эй, господин, а мы не местные!
- Не местные должны записаться на таможне и тоже получить грамоту на право пребывания в городе!
- Ну ничего себе! - удивленно присвистнул молодой человек. - Понял, что здесь говорят, Нгоно?
- Вполне. Прав был профессор - полицейское государство, тотальный контроль.
- Ну, не такой уж тотальный… Взгляни-ка на тех парней!
Саша кивнул на компанию молодежи, юношей лет по пятнадцати - двадцати на вид, явно не склонных ни платить, ни подставлять пятки. Они-то сейчас и обеспечивали в толпе броуновское движение, а проще говоря - панику.
- Эй, люди… а у рынка, говорят, пожар! - громко закричал высокий вихрастый парень.
- Пожар, пожар! - тут же подхватил Александр. - Все горит, я сам видел! Да что вы, не видите пламени, что ль?
И в самом деле, оранжево-алый закат, отражаясь в стеклянном кружеве окон ближайшей базилики, явно напоминал сполохи пламени.
- Видите? А вон, вон и дым! - Вихрастый явно обрадовался поддержке. - Пожар! Пожар! Бежим, люди, бежим!
Крик подхватили все: пожар - это было, пожалуй, самое страшное, что могло произойти в средневековом городе, в тесноте которого несчастье одного задело бы всех, а не только ближайших соседей.
- Пожар! Пожар!
Эти слова, вмиг превратившиеся в общий лозунг, сразу же всколыхнули толпу, как налетевший ветер поднимает спокойные до того волны, после чего начинается шторм. Так случилось и сейчас: даже законопослушные граждане принялись оглядываться, заметались, да и воины в черных плащах уже не чувствовали себя так уверенно, тоже озирались, в любой момент ожидая увидеть длинные огненные языки, взметнувшиеся высоко к синему вечернему небу.
- Горим, горим! - Саша подлил масла в огонь. - Бегите!
И толпа рванула! Побежала, едва не сбив всадника - тому все же хватило ума поднять коня на дыбы, развернуться, ускакать. А вот воинов смели, увлекли за собой, закружили в неудержимом круговороте. И они, эти воины, вмиг стали частью толпы, обратившейся вдруг в живое существо - агрессивного, тупого и злобного монстра, глухого к голосу логики и разума.
"Пожар!" - это слово стало кнутом для толпы, ее боевым кличем, знаменем и знаком быстро надвигающейся страшной беды, от которой нужно спасаться любой ценою. Людская масса колыхалась по всей площади, словно кисель в чашке: вот кто-то закричал, кто-то упал, по нему прошлись остальные… Злобное чудовище толпы было беспощадно к отдельным своим членам. Да и не члены это были, а так, строительный материал, клетки…
- Бежим к церкви Святой Маргариты! - прокричал кто-то. - Там пруд, акведук… там есть вода.
- Да-да, скорей к церкви Маргариты! Туда!
Возбужденные до крайности люди враз смели закрывавшие улицы рогатки вместе со стражниками, выплеснулись в город, захлестывая, словно весенним паводком, все - улицы, площади, рынки…
Кто-то под шумок стал врываться в дома.
- Быстрее, быстрее, - оглянувшись, торопил товарищей Саша. - Не дайте себя нагнать - сомнут, затопчут насмерть.
- Но куда мы бежим?
- К церкви Святой Маргариты. Полагаю, иного пути у нас сейчас просто нет. Быстрее друзья, быстрее!
У церкви - красивой позднеримской базилики с ярко-голубым куполом и сверкающим в кровавых лучах солнца крестом - беглецам удалось-таки наконец спастись от настигающей толпы, укрыться на небольшой улочке-лесенке, узенькой и ведущей куда-то вверх, будто к самому небу.
- Как на Монмартре, - отдышавшись, усмехнулся Нгоно. - Только там все-таки шире. Что будем делать, Саша?
- Надо бы хоть с кем-то поговорить, - поглядывая на орущих внизу людей, задумчиво пробормотал Александр. - Признаться, меня давно разбирает нездоровое любопытство насчет всей той хрени, что здесь творится. Какие-то чертовы грамоты - паспорта, что ли? Что-то рановато для них. В пятом-то веке!
- Вот и я говорю - рановато, - согласился инспектор. - Кстати, мы тут не одни. Клянусь Святой Троицей, вон на том дереве кто-то прячется.
Он кивнул на раскидистый платан, лениво шевелящий листьями шагах в пяти, на углу квартала.
Александр вскинул голову:
- Вряд ли он за нами следит. Самая дурацкая идея - прятаться в городе на дереве. Впрочем, мы все равно пройдем мимо, нет?
- Пошли, - с улыбкой пожал плечами Нгоно. - Нам ведь абсолютно все равно, куда идти. Лишь бы поскорее найти хоть какой-то ночлег - темнеет.
- Эх, были бы в Париже - заночевали бы под мостом Александра Третьего, как клошары, - пошутил Саша.
- У площади Италии тоже неплохие места есть, - вскользь заметил инспектор, вызвав у напарника приступ смеха.
- У площади Италии? А ты откуда знаешь?
Нгоно ничего не ответил, а, остановившись под кроной платана, вскинул голову и, четко выговаривая слова, промолвил:
- Никак не пойму, кто там прячется? Человек или обезьяна?
- Сам ты обезьяна! - обиженно отозвались с ветки. - Я тут, между прочим, ночую.
- И часто? - удивленно спросил Александр. - Что, никакого постоялого двора поблизости нет?
- Есть один подходящий, но ведь там надо платить за постой, а монеты, увы, не всегда бывают.
- Может, покажешь нам этот постоялый двор? Глядишь, и тебе бы что-нибудь перепало.
- Две дюжины денариев, - тут же заявили с дерева. Потом чуть помолчали и покладисто добавили: - Ладно, черт с вами, дюжина.
- Согласен! - Саша позвенел монетами, и с дерева тут же спрыгнул юноша лет пятнадцати - в рваной короткой тунике, босой, с нечесаной копной каштанового цвета волос и хитроватым взглядом.
- Давайте денежки! - Первым делом он протянул руку.
- Может быть, сначала скажешь, как тебя зовут?
- К чему вам мое имя? Друзья… когда они еще были… называли меня Ксан.
- Вот твоя дюжина денариев, Ксан. - Саша быстро отсчитал монеты в подставленную грязную ладонь. - Потом получишь столько же. Ну, веди ж нас, таинственный древесный житель! Надеюсь, постоялый двор окажется недорогим и уютным.
- А вам не все равно? - Подросток вдруг ухмыльнулся. - Думаю, вас больше интересует, чтобы хозяин двора не задавал лишних вопросов, не спрашивал подорожные грамоты и все такое прочее, чего у вас явно нет!
- Откуда ты знаешь?
- Я же видел, как вы выбежали из толпы. Не хотите встречаться с ночной стражей? Я тоже не очень хочу. Поэтому больше не задавайте вопросов, идемте, здесь недалеко. Только нужно поторопиться - на всех улицах скоро поставят рогатки.
- Что там болтает этот цыганенок? - уже на ходу запоздало спросил Весников. - Я бы не очень-то ему доверял. Сейчас заведет да ограбит.
- Мы сами кого хочешь ограбим, Коля!
- Это я уже понял… Господи, с кем связался-то? Ладно, шучу, шучу… Он не на вокзал нас ведет, случайно?
- Николай, я ж тебе говорил уже…
- Да помню я, помню… И все же не верится. Хотя вон она - луна! Сверкает, зараза!
Весников кивнул на небо, уже затянутое черным покрывалом ночи, словно искорками, подернутым сверкающими россыпями звезд, что окружили добродушно улыбающийся рогатый месяц.
- Эй, вы, поторапливайтесь! - обернувшись, снова подогнал Ксан. - Не отставайте, не то заблудитесь.
Предупреждение сие, надо сказать, было весьма к месту: сойдя вниз с холма по узенькой кривой улочке, юный проводник нырнул в густые кусты, прошел по одному ему только и заметной тропинке, протиснулся сквозь разлом в полуразрушенной кирпичной стене. Путники едва поспевали за ним, особенно спотыкавшийся на каждом шагу Вальдшнеп. Пару раз он чуть не упал и всю дорогу ругался.
- Теперь сюда, вон в эту яму! - Ксан резко остановился.
- В яму?!
- Ну да! Только уж держитесь меня, там темно, сами не выберетесь!
- Ой заведет он нас, Саня, ой заведет! Не верю я что-то цыганам.
Александр ничего не ответил, задержался, осматриваясь, насколько это было возможно, и, никого не заметив, нырнул в яму последним.
Это оказался подземный ход - узкая и невысокая галерея, вырытая неизвестно кем и неизвестно когда. Судя по стенкам, отсюда прежде брали песок и щебень.
- Осторожно, сейчас ступеньки, - свистящим шепотом предупредил Ксан и чуть погодя торопливо добавил: - Вы точно меня не обманете насчет еще одной дюжины монет?
- Да нет же! К чему? Не такая уж это большая сумма.
- Поклянитесь! Всеми святыми клянитесь, какие знаете.
- Клянемся святой Девой Марией, святым Петром, святым Павлом, святой Перпетуей, покровительницей славного Карфагена, Святой Троицей…
- Достаточно! - обрадованно воскликнул парень. - Теперь я вам верю. Идемте!
- И чего он так радуется? - получив краткое объяснение Саши, искренне недоумевал Весников. - Ну подумаешь, поклялись всеми святыми… могли и соврать.
- Да вот именно что не могли, Коля! У этих людей мировоззрение религиозное, и никакое другое, они всех по себе судят, а ведь клятвопреступление - страшный грех! Кому охота взять его на себя ради каких-то жалких денариев?
- Все равно, - упрямо заявил тракторист. - Не верю я этим цыганам.
Подземным ходом шли долго, минут двадцать, а потом как-то сразу выбрались на поверхность, оказавшись в галерее полуразрушенного портика, освещенного призрачным светом луны. Вокруг высились мраморные столбы, чернели остатки стен, и густые кроны деревьев мрачно темнели на фоне достаточно светлого звездного неба.
- Это старое кладбище. Скоро придем, - дождавшись спутников, шепотом сообщил Ксан. - Уже недолго осталось… Тсс!
Через пару шагов он вдруг застыл, услышав какой-то странный звук.
- Что такое? - тронув парня за локоть, тихо спросил Александр.
- Тихо! Слышите?
Молодой человек прислушался.
- Похоже, кто-то копает землю. Наверное, могильщики - ты же сам сказал, что здесь кладбище.
- Это кладбище пунов! - сдавленным от ужаса голосом произнес юноша. - Проклятые язычники хоронили здесь людей, принесенных в жертву своим мерзким кумирам - Молоху, Ваалу, Кибеле… О, эти гнусные идолы поедали живую плоть!
- Так может, нам лучше поскорее уйти? - быстро перебил Саша. - Пусть себе копают, нам-то какое дело?
- Поздно! - Ксан никак не мог опомниться от страха. - С кладбища один выход, между тофетами - жертвенными столбами.
- Тогда пойдем назад!
- Да-да, - дрожа, закивал парнишка. - Именно назад, именно…
- Думаю, назад мы тоже опоздали, - вдруг проговорил Нгоно. - Слышите шаги? Подземным ходом кто-то идет!
- Неужели заметили?
- О горе нам, горе! - Ксан вскинул руки к небу. - О Господи Иисусе…
- Ну ладно, хватит причитать. - Быстро осмотревшись, Александр отвесил парню легонький подзатыльник, так что у бедолаги лязгнули зубы. - Быстро прячемся во-он в те кусты. Коля! Не отставай!
Едва ночные путники успели укрыться, как из подземного хода на кладбище явилась целая процессия - человек с десяток, а то и больше, все в одинаковых длинных плащах-балахонах. Выбрались, переговорили о чем-то и направились на звук, издаваемый неведомым могильщиком. Четверо несли длинный ящик, похожий на гроб.
- Похороны у них тут, что ли?
Саша осторожно выглянул из кустов, но тут же поспешно юркнул обратно: словно по команде, у старого жертвенника вдруг вспыхнули факелы, выхватив из темноты высокую, немного сутулую фигуру, стоявшую меж тофетами с мечом в руках! Меченосец, как и все присутствующие, был одет в такой же бесформенный балахон с капюшоном, нечто вроде старого римского плаща - пенулы.
- Мы пришли, брат Марцелий!
Явившиеся из подземного хода поклонились, осторожно поставив на землю гроб… Или просто ящик?
- Открывайте! - властно приказал меченосец и тут же добавил с явным недовольством: - Сколько раз вам говорить - не называйте меня по имени!
- Но тут же все свои, брат!
- Среди чужих предателей не бывает. Только среди своих. Покажите отступницу!
Четверо тут же нагнулись, сняли крышку гроба… Да, это действительно оказался гроб, в котором лежала обнаженная женщина, молодая и бледная, как воск.
Марцелий склонился, воткнув в землю меч, протянул руку:
- Но она же мертва!
- Мертва, брат, - скорбно отозвался кто-то. - К сожалению, мы не смогли выкрасть ее живой.
- Мерзавцы! - выкрикнул меченосец, но тут же подавил гнев. - Хорошо, пусть так. Совершайте обряд! Начинайте, не стойте же! Да побыстрей, скоро начнет светать.
Кто-то из присутствующих, выхватив из-за пояса нож, с размаху полоснул им по шее покойницы, ловко отделив голову от тела. Другой нанес удар в грудь, выхватил сердце… И голову, и только что вырезанное сердце поместили на большое блюдо, поставили его меж тофетами и, облив смолою, зажгли.
Сие жуткое зрелище сопровождалось каким-то глухим бормотанием и нестройным пением, больше похожим на вой бездомных псов, жутким и агрессивно-унылым.
- Ки-бала, Ки-бела, Ки-бале… - еле-еле удалось разобрать Саше.
Кровавое действо продолжалось недолго - похоже, главный, меченосец Марцелий, спешил. Не дожидаясь, покуда жертва полностью сгорит, он нетерпеливо взмахнул рукою, дав знак могильщикам - дюжим парням с угрюмыми лицами висельников, казавшимися красными в дрожащем пламени факелов. Свежевырытая яма чернела, словно разверстая пасть неведомого ночного чудовища, готовая принять добычу, - туда без лишних церемоний скинули обезглавленный труп и прочие полуобгоревшие останки, уже безо всякого священного трепета, буднично, словно выполнили какую-то необходимую рутинную работу.
К слову сказать, эта вот рутинность явно озадачила тех личностей, что явились из подземного хода и притащили гроб. Как заметил Саша, стояли они, словно оплеванные, понуро переминались с ноги на ногу, чем-то до глубины души разобиженные, но не смевшие выказать свое недовольство; впрочем, оно ясно читалось по выражению лиц, даже в неровном свете факелов было заметно.
А главный тем временем хозяйственно сунул в ножны меч и уже намеревался удалиться.
- Брат Марцелий! - метнулся к нему какой-то высокий парень в плаще, таком же, как и на прочих. - А как же мы? Как же посвящение?
- Для посвящения ищите живую девственницу! - удаляясь, лениво бросил Марцелий. - И помните: времени у вас не так уж много.
Дюжие парни, сноровисто закопав могилу, ушли вслед за своим господином, и унылые факелы один за другим скрылись в черном зеве подземного хода. На востоке уже алела заря, небо заметно светлело, а звезды и месяц становились беловато-бледными, тусклыми, словно таяли в золотистом мареве зарождавшегося нового дня.
Глава 13
Осень 483 года
Тапс. Старик Сульпиций и Мария
В плен тогда же
сама я попала…
"Старшая Эдда"
Хозяина постоялого двора, куда уже под утро привел путников Ксан, звали Сульпицием, что напомнило Александру огроменную церковь в Париже, невдалеке от Люксембургского сада, где он провел немало приятных минут, гуляя с любимой женой. Катя, Катерина, эх…
- Что пригорюнился, Саня? - с интересом осматриваясь, шепотом спросил Весников. - Ишь ты, а внутри-то здесь ничего, уж куда лучше, чем снаружи.
В этом Вальдшнеп был прав: со стороны постоялый двор смотрелся убогой лачугой, пусть даже и в два этажа, однако внутри ограды обнаружился довольно ухоженный дворик с садом и небольшим фонтаном. Вишни, оливы, яблони, аккуратно подстриженные кусты, цветники и увитая виноградной лозою беседка: все говорило о недюжинном вкусе и стараниях хозяина, точнее - его племянницы, скромной и трудолюбивой девушки пятнадцати лет по имени Мария, с бронзовым от загара лицом и большими чудесно-синими глазами. Нет, писаной красавицей Мария вовсе не была, но во всем ее облике, несомненно, имелась какая-то притягательная сила, может быть, благодаря бездонным глазам, обрамленным пушистыми ресницами, стройному стану, а скорее всего - обаятельнейшей улыбке, нередко появлявшейся на устах. Сверх перечисленного Мария еще обладала столь важными душевными качествами, как доброта и чуткость; именно так утверждал Ксан, взявший на себя переговоры с хозяином - мощным седовласым старцем с длинной окладистой бородой и мускулистыми, еще не утратившими былой силы руками.
Слуги - или просто хозяйские домочадцы - уже с раннего утра разжигали очаг, около которого и хлопотала Мария. Представив племянницу гостям, старик Сульпиций улыбнулся девушке и важно прошествовал дальше, чтобы показать постояльцам отведенные для них покои.