- Да, - ответил я. - Но я внес определенные улучшения, например решетки и разные охранные приспособления. Также я оборудовал новую и более прочную конуру для тебя и новое кольцо для рабынь у подножия своей кровати.
Она с ужасом посмотрела на меня.
- Я очень надеюсь, что тебе они понравятся, - проговорил я.
- Что ты за человек?
- Тот, кто будет полностью владеть тобой, - ответил я.
- Следует ли мне понимать, - начала она, - что ты и в самом деле решил содержать меня как рабыню?
- Выбор уже сделан, - ответил я. - Он был сделан очень давно.
- И что ты выбрал? - спросила она.
- Ты что, дурочка? - ответил я вопросом на ее вопрос.
- Я не глупая, - сказала она.
- Ты разговариваешь как тупица, - заметил я.
Интересно, подумал я, не глупа ли она. Если так, это значительно снизит ее ценность. Я почувствовал, как нарастает усталость от ее словесной перепалки, ее глупостей, ее протестов. Она думает, что она - свободная женщина? Возможно, скоро ей придется напомнить, что она - рабыня. Это просто сделать.
- Это Гор, - произнесла она. - Выбор, конечно, полностью за тобой. - Она сердито посмотрела на меня. - Что ты выбрал для меня?
- Как ты думаешь?
- Свободу, - ответила она, - уважение, честь, достоинство.
- Нет. - Я был краток.
- Рабство? - спросила она.
- Да.
- Полное рабство? - уточнила она.
- Да, - сказал я ей, - полное и окончательное рабство.
- Я думаю, ты, должно быть, знаком с характером и волей, умом и силой женщины Земли, - заявила она и встала на ноги. - Сними с моего горла этот ошейник, приятель. Сейчас же!
Я смотрел на нее.
- Я не боюсь твоих запугиваний, - сказала она и добавила: - Джейсон.
И тут она закричала, получив удар горианским хлыстом по обнаженному телу, отлетев через комнату и ударившись о стену. Она в ужасе смотрела на меня, упав.
- Ползи на середину комнаты и ляг там на живот, - приказал я.
Она быстро сделала это.
- Вот разговор, который ты понимаешь, маленькая рабыня, - сказал я.
Она лежала у моих ног, вздрагивая, ничком, положив руки у головы.
- Я позволю тебе поцеловать меня, - проговорила она. - Я даже разрешу тебе заняться со мной любовью!
Я смотрел на нее. Я был в бешенстве. Она была дерзкой рабыней.
- Позволь мне быть твоей наемной работницей, - сказала она. - Я даже хочу быть твоей наемной любовницей. Тебе не надо платить мне много. Тебе вообще не надо ничего мне платить! Я буду работать на тебя даром! Позволь мне быть твоей служанкой для любви. Иногда я даже буду служить тебе, как рабыня.
- Что я когда-то надеялся увидеть в тебе? - спросил я ее. - Что интересного ожидал я найти в тебе?
Я провел кнутом по ее боку, и она задрожала.
- Конечно, - заметили, - ты довольно-таки хорошенькая в простом и рабском понимании.
Я продолжал вести кнутом по ее телу, и она тихо плакала, беспомощная, на изразцах передо мной.
- Интересно, - говорил я, - сколько я мог бы получить за тебя? Такую хорошенькую, глупую, никчемную, бессмысленную, отвратительную маленькую рабыню?
Она тихо плакала.
- Ой! - проговорила она.
- Хотя ты все-таки имеешь нужные для рабыни рефлексы, - заметил я. - Это, несомненно, могло бы увеличить твою цену.
Она закричала от стыда, прижавшись щекой к изразцам и царапая их ногтями.
- Я думаю, что выставлю тебя на продажу, такую хорошенькую, глупенькую маленькую грубиянку.
- О! - вскрикивала она.
- Ты возбудилась в своем ошейнике, маленькая нахалка? - сердито спросил я.
- О! - кричала она. Затем она принялась рыдать. Ее слезы капали на изразцы.
- Но прежде, чем ты можешь быть выставлена на торги, - сказал я, - ты должна усвоить кое-какие уроки, которые ты, очевидно, раньше не сумела понять. Я преподам тебе урок положения и состояния горианской девушки-рабыни.
Она содрогнулась от страха. Сейчас она увидела на изразцах перед собой мягко качающиеся тени от пяти распущенных плетей горианского хлыста для рабынь.
- Ты не станешь бить меня кнутом, - проговорила она. - Безусловно, не станешь бить меня!
Я, разозленный ею, яростно ударил кнутом по ее красивому телу. Она изогнулась, закричала и завертелась, перевернулась под кнутом, с живота на спину, потом на бок и снова на спину, снова на бок и на спину, стараясь увернуться от ударов. Она рассердила меня. Она осмелилась даже произнести мое имя. Затем она легла передо мной на спину, выпрямив ноги и вытянув руки.
- Пожалуйста, господин, - плакала она, - не бей меня больше!
- Как ты назвала меня? - спросил я.
- Господин, - повторила она. - Господин. Господин!
- Почему? - спросил я.
- Потому что ты - мой господин! - ответила она. - Потому что ты - мой господин!
- Ты уверена в этом?
- Да, господин.
- У тебя есть какие-то сомнения в этом? - поинтересовался я.
- Нет, господин, - ответила она. - Нет, господин!
- Кто ты?
- Рабыня! - закричала она.
- Чья рабыня? - снова спросил я.
- Твоя, - заплакала она, - твоя, господин!
Тогда я позволил ей подняться на колени, и она стояла передо мной, целуя мои ноги.
- Ты не кажешься такой самовлюбленной и заносчивой, какой была до этого, - проговорил я.
- Да, господин.
- Возможно, ты теперь немножко больше узнала о своем рабстве, - заметил я.
- Да, господин.
- О чем ты мечтаешь?
- Как угодить моему господину, - сказала она.
- Ответ правильный.
- Спасибо тебе, господин, - отреагировала она.
- Подними голову, - велел я.
Она послушалась, испуганно глядя на меня.
- Встань на четвереньки и отвернись от меня, - приказал я.
- Да, господин, - послушалась она.
- Ты произнесла мое имя, - проговорил я. - Странно, что ты, горианская девушка-рабыня, могла сделать такую ошибку.
- Да, господин, - призналась она, - но я за это была хорошо наказана кнутом.
Тогда я снова ударил ее хлыстом.
- Ой! - вскрикнула она.
- Возможно, тебя следовало бы убить, - произнес я.
- Прости меня, господин, - попросила она. - Пожалуйста, не бей меня, господин.
- Ой! - снова в отчаянии воскликнула она, в то время как хлыст без промедления ударил ее.
- И ты была небрежна в проявлении почтения, - заметил я.
- Да, господин, - согласилась она, - прости меня, господин.
Я снова ударил ее.
- Ты думала, такие вещи останутся незамеченными? - спросил я у нее.
- Нет, господин, - ответила она. - Прости меня, господин.
- И ты была дерзкой, - добавил я.
- Да, господин, - сказала она. - Прости меня, господин!
Я снова ударил ее.
- Ты ожидала, что твоя дерзость пройдет незамеченной?
- Нет, господин. Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, господин! Ой! - закричала она от боли, получив еще один сильный удар хлыстом.
Ее голова была опущена. На изразцах были слезы.
- Что мне делать с тобой? - спросил я.
- Я - твоя рабыня, - ответила она. - Ты можешь делать со мной, что хочешь.
- Мне это известно, - проговорил я.
- Да, господин.
- Почему ты была дерзкой?
- В таком положении трудно говорить, - сказала она.
- Говори, - приказал я.
- Когда я узнала тебя, то подумала, что могу использовать твою слабость и победить тебя. В этом для женщины есть определенное наслаждение, потому что тогда она становится немного мужчиной, хозяином, хотя в глубине души она знает, что это не так. К тому же ей нравится мучить слабых мужчин, мужчин слишком мягких, чтобы надеть на нее цепи, которые она жаждет носить. Разумеется, такие удовольствия мелкие и пустые, и мы в глубине души знаем это. Каждый пол имеет свое место и ни один не будет счастлив, пока не займет его. Место мужчины быть хозяином; место женщины - служить ему. Горианские мужчины, конечно, не считают нужным терпеть наш вздор. Они быстро ставят нас на место. Они делают из нас рабынь. Не будь ты с Земли, я бы не осмелилась вести себя так. Увидев тебя, помня тебя с давних пор, мне не пришло в голову, что я стою на коленях перед тем, кто стал в действительности горианским мужчиной. Жаль, что я не поняла этого раньше. Я бы уберегла себя от большой боли. Женщины ввязываются в битвы, которые стремятся проиграть. Мы хотим, чтобы нас сокрушили и завоевали. Вот почему мы боремся. Если мы не будем протестовать и бороться, какая ценность для мужчины, спрашиваем мы себя, будет в нашем покорении? Но конечно, мне не следовало бороться с тобой. Я только девушка-рабыня, девушка, уже закованная в ошейник и покоренная. Я не свободная женщина. С моей стороны было самоуверенностью позволить себе проявлять тщеславие свободной женщины. Я - рабыня. Мне следовало бы покориться тебе немедленно и полностью. Прости меня, господин. Я надеюсь, что ты позволишь мне жить.
Я рассматривал ее. Она была хорошенькая, в моем ошейнике, стоящая на четвереньках.
- Можно мне дальше объяснить свое поведение, господин? - спросила она. - Это может заставить тебя отнестись ко мне не так сурово.
- Говори, - разрешил я.
- Я хочу быть рабыней, - начала она. - Я боялась, что ты освободишь меня. Вот поэтому-то я противилась тебе. Именно таким образом я пыталась спровоцировать тебя на мое завоевание. Я пыталась разозлить тебя, чтобы ты мог сделать из меня твою рабыню и уверенно содержать меня в этом качестве.
- В этом не было необходимости, - заметил я.
- Теперь я хорошо понимаю это, господин, - ответила она. - Однако тогда я не знала этого.
Я промолчал.
- Мое поведение, каким бы глупым оно ни было, было вызвано желанием остаться в рабстве, - прошептала она, - может быть, теперь ты будешь более снисходителен к своей девушке.
- Итак, ты желаешь быть рабыней?
- Да, господин, - ответила она, - страстно.
- И ты рабыня, - сказал я.
- Да, господин, - подтвердила она, - совершенно.
- Ты думаешь, что ты свободна или что у тебя есть хоть какие-то права?
- Нет, господин. Я знаю, что такие заблуждения не дозволяются горианской девушке-рабыне.
- Ты не боишься своего рабства?
- Боюсь, господин, - ответила она, - и иногда мы ужасно боимся неопределенностей и ужасов рабства, но такие вещи делают более богатым наш опыт, добавляя к нему особый вкус и остроту, делая его более значимым. К тому же без этого мы не были бы в настоящем рабстве, к которому стремимся.
- Итак, ты принимаешь все страдания и ужасы рабства? - уточнил я.
- Охотно и радостно, господин, - ответила она, - а если мы приняли его без восторга и с дрожью, то теперь должны принять его, так как мы - рабыни.
- Тебе нравится быть рабыней? - снова спросил я.
- Да, господин.
- Ты ничего не стоишь, не так ли?
- Да, господин, - ответила она, - но я могла бы иметь определенную цену как рабыня мужчины. Я не знаю свою существующую рыночную цену.
Я тоже не знал ее настоящую рыночную цену. Такие вещи меняются каждый день. Они подвержены значительным колебаниям, являясь следствием многих факторов, таких как сама девушка, ее ум, воспитание и красота, деньги в хозяйстве, условия спроса и предложения. И даже рынок, на котором ее продают, и время года, когда она выставлена на торги. Девушка, которую продают на престижном рынке, утром перед продажей помещенная с другими красивыми обитательницами внутри выставочной клетки с хромированными и узорчатыми решетками, где она двигается и позирует по инструкциям будущих участников торгов, почти непременно получит большую цену, чем та, которую вытащили за волосы из набитой битком деревянной, сколоченной болтами клетки и бросили на платформу для торгов, или, скажем, чем та, которую продают с цементного, выставленного на всеобщее обозрение постамента на простом уличном рынке. Обычно девушки получают большую цену весной. Я мало сомневаюсь, что поиски рабынь на Земле усиливаются в определенное время года, чтобы пойманные девушки могли быть доставлены на весенние рынки. Многие земные девушки-рабыни на Горе, сравнивая документы, обнаруживают, что были проданы весной. Наиболее сообразительные из них понимают, что, вероятно, это не было простым совпадением. Тогда они глубже и лучше оценивают ум, методичность и организованность мужчин, которые сочли подходящим доставить их на Гор.
Внезапно я злобно ударил ее хлыстом. Она, получив удар, вздрогнула.
- Тебе это нравится? - спросил я.
- Нет, господин, - ответила она, - но мне нравится то, что ты можешь делать это со мной и станешь так делать, если я буду плохо угождать тебе.
Я обошел вокруг и встал перед ней.
- Жалкая маленькая проститутка, - сказал я.
- Да, господин, - ответила она.
- Ты побеждена?
- Да, господин, - произнесла она, - я побеждена.
- Полностью?
- Да, господин, полностью.
- Может мужчина уважать такую завоеванную женщину?
- Нет, господин, - проговорила она. - Но, возможно, я могла бы представлять для него интерес как завоеванная рабыня.
Я присел около нее. Она все еще стояла на четвереньках.
- Ты бедная рабыня, - сказал я.
- Да, господин.
- И все-таки, - продолжал я, подняв кнутом ее подбородок, - ты хорошенькая.
- Тривиально и по-рабски, - улыбнулась она.
- Да, - сказал я и добавил: - К тому же у тебя хорошие рабские рефлексы.
- Которые ты не находишь годными к использованию, мой господин, - прошептала она.
- Я думаю, не продать ли мне тебя, - проговорил я.
- Пожалуйста, не продавай меня, господин, - попросила она.
- Я продам, если захочу, - ответил я.
- Конечно, мой господин.
Я опустил кнут и, присев перед ней, продолжал разглядывать ее.
- Господин на самом деле думает продать меня? - поинтересовалась она.
- Да, - ответил я.
Она рассердила меня сегодня вечером. К тому же я думал, что видел ее сегодня вечером более объективно, чем когда-либо раньше. Теперь я смотрел на нее не более чем на милый пустяк.
- За меня дадут такую невысокую цену, - прошептала она, - что, может быть, господин оставит меня себе.
Я поднялся, держа кнут в руке. Я посмотрел на нее, стоящую на четвереньках передо мной. Что-то было в том, что она сказала. Вероятно, она не получит высокую цену. Возможно, она может быть оставлена по крайней мере на время. Пока большого смысла отсылать ее на рынок не виделось. К тому же она была хорошенькая, пусть даже и в тривиальном, рабском смысле. Да еще у нее были хорошие рабские рефлексы. Без сомнения, я мог бы найти ей применение внутри дома.
- Господин? - спросила она.
Я подошел к ней сзади.
- Господин? - повторила она испуганно.
Она знала, что сейчас ее могут ударить хлыстом.
- Я оставлю тебя по крайней мере на время, - сказал я, - посмотреть, как успешно ты будешь работать.
- Я приложу все старания, чтобы успешно справиться, господин, - воскликнула она радостно. - Я буду содержаться в полном рабстве? - спросила она, не смея повернуться.
- Да, - ответил я.
- Какое рабство или обязанности избрал для меня господин? - задала она вопрос.
Я посмотрел на ее позу.
- Может быть, рабство четвероного животного, - ответил я.
- Господин может поступить так, если пожелает, - проговорила она, - если это нравится ему или забавляет его.
В этой форме рабства, которая обычно используется в дисциплинарных целях или для развлечения хозяина, женщине не разрешается подниматься с четверенек. Одновременно ей не разрешается использовать речь, хотя она может обозначать свои потребности и желания при помощи таких средств, как подобострастие, стон или хныканье. Поскольку не разрешается использование рук (только как средство передвижения), она должна есть и пить из мисок, поставленных на пол, или, иногда, чтобы утолить жажду, она может воспользоваться разрешением лакать воду из луж или слизывать капли с изразцов. К тому же нередко ее приковывают цепью рядом с ногами хозяина, когда он обедает, чтобы он мог, если захочет, кидать ей объедки. Она также будет обучаться трюкам, выполняя которые она может быть представлена для развлечения гостей своего хозяина, например просить, лежать, переворачиваться и таскать его сандалии в зубах. И нет нужды говорить, что, когда хозяин захочет использовать ее сексуально, она примет позу самки животного.
Кстати, эта форма рабства часто налагается на захваченных в плен убар. И нередко убара спустя какое-то время, когда ей, лежащей на животе перед хозяином, дается минута, чтобы высказаться, умоляет вместо рабства четвероногого животного обучить ее непристойным искусствам и сладострастным танцам женщины-рабыни, чтобы она могла быть для своего хозяина не просто развлечением, а удовольствием для рабского угождения. Ее мольбы обычно удовлетворяются. Такие женщины становятся великолепными рабынями. Они, конечно, знают, что они могут в любой момент, когда пожелает хозяин, быть возвращены в рабство четвероногого животного.
Я подошел и встал перед девушкой.
- Можешь опуститься на, колени, - разрешил я.
- Спасибо тебе, господин, - радостно воскликнула она.
По крайней мере, ее не станут обращать в рабство четвероногого животного. Она взглянула на меня.
- Я люблю тебя. Я люблю тебя, мой господин, - проговорила она.
- Целуй кнут, - приказал я ей.
- Да, господин! - Она горячо поцеловала кнут еще и еще раз.
Бывшая мисс Хендерсон с Земли, стоящая обнаженной на коленях передо мной, теперь понимающая свое положение, моя рабыня в ошейнике, целовала мой кнут. Она счастливо посмотрела на меня.
- Ты думаешь, что ты хорошая рабыня? - спросил я.
- Нет, господин, - ответила она.
- Тебе нужно в ванную, - заметил я.
- Да, господин.
- Твое тело пахнет, - добавил я.
- Да, господин.
- Оно воняет, - уточнил я.
- Да, господин, - ответила она. - Прости меня, господин.
Ее прелестное тело и в самом деле воняло. В этом не было ничего удивительного, учитывая все, что с ней произошло, и побои, которым я подверг ее. К тому же оно было покрыто грязью и потом, грязь скаталась в маленькие катышки на ее светлой коже. В ее глазах были слезы. Тут я услышал шаги у двери.
- На живот, - приказал я ей.
Она быстро легла на живот на изразцы передо мной, положив руки у головы.
- Господин! - проговорила она.
- Лежи тихо, рабыня, - приказал я, - или ты будешь выпорота.
- Да, господин, - ответила она.
- Кто там? - спросил я.
- Это я, Лола, - услышал я в ответ. - Я принесла ваши вещи.
Она следовала за мной, отстав немного, в соответствии с моими инструкциями, чтобы дать мне время познакомить новую девушку с моим домом.
Я пошел к двери и, открыв ее, впустил Лолу. Она вошла, неся мое имущество, которое я брал в другой дом. Почтительно она встала на колени передо мной.
- Я на коленях перед моим господином, - сказала она.
- Можешь подняться, - разрешил я.
- Спасибо, господин.
- Положи мои вещи у стены, - приказал я. - И запри дверь.
- Да, господин. - Она выполнила все приказания и затем вышла в центр комнаты. Она посмотрела вниз на распростертую рабыню.