Не знаю уж, знает ли Алтонгирел слово "ампутировать" , но свои безумные предположения высказывать резко перестаёт.
– – Ладно, – – говорит, – – хватит тут болтать, если тебе обряд нужен, то не отвлекай меня.
Я закашливаюсь от неудачной попытки сказать несколько грубостей одновременно. Можно подумать, это я тут лясы точу!
Алтонгирел достаёт из одного из своих многочисленных сундучков некое подобие венка из засушенного вьющегося растения с острым и пряным запахом и надевает его мне на голову. Потом разворачивает на столе платочек с какой-то трухой, берёт что-то вроде жезла с большим бубенцом на конце и принимается напевно бормотать непонятные мне слова, позвякивая жезлом поочерёдно то над одним, то над другим моим плечом, периодически посыпая меня трухой из платочка. Я уж не знаю, что я должна при этом думать, но на всякий случай загадываю желание. Постепенно бормотание Алтонгирела совсем переходит в пение. У него, кстати, неплохой голос, чистый и мелодичный, кто бы мог подумать.
Внезапно всё заканчивается. Венок с меня снимают, жезл отправляется в сундук.
– – Ну, чего ждёшь? – – спрашивает духовник нетерпеливо.
– – А уже всё? – – не торопясь произношу я. Хочешь меня выгнать побыстрее, так фигушки.
– – Нет, знаешь, ещё надо постоять на голове, – – ехидно отвечает он.
– – Надо было заранее предупреждать, я бы штаны надела, – – говорю невозмутимо. Он тяжело вздыхает. Я хмыкаю. – – Откуда мне знать, как выглядят ваши обряды и когда они кончаются?
– – Хорошо, я тебе говорю: всё, закончился. Можешь идти на все четыре стороны.
Я стою.
– – Видишь ли, Алтонгирел, – – говорю я медленно, с удовольствием растягивая слова, – – я думаю, что это не последний раз, когда мне придётся проходить какой-нибудь обряд. Я бы предпочла, чтобы в следующий раз ты вспомнил, что для меня всё это в новинку, и пояснил, что от меня требуется. Особенно когда дело дойдёт до Старейшин. Не хотелось бы пролететь только потому, что я не знала, в какой момент вставать.
Он снова одаривает меня долгим взглядом прищуренных глаз, потом говорит:
– – Слушай, чисто из любопытства, чего ты хочешь от богов?
– – По-моему, ты уже спрашивал. Что-то тебя память подводить стала, а вроде молодой.
Он закатывает глаза.
– – Да, конечно, я так и поверил, что ты моцог проводишь ради замужества. Наверняка ведь о чём-то ещё просишь.
Я пару секунд осмысливаю информацию.
– – Ты хочешь сказать, что моцог может мне помочь осуществить любое желание, а не только то, которое я сказала тебе? То есть ты сейчас, когда надо мной тут ворожил, никак не ограничивал, ради чего всё это?
Он смотрит на меня странно, сначала приподняв брови, потом слегка нахмурившись.
– – Слушай, что тебе нужно от Азамата, что ты его так старательно добиваешься?
– – Ну, если обобщить, – – задумываюсь я, – – то, наверное, мне нужно, чтобы он был со мной. Желательно всегда. И конечно, было бы неплохо, если бы ему это доставляло удовольствие.
Алтонгирел ещё несколько секунд таращится на меня округлившимися глазами, потом снова достаёт жезл и ещё какую-то склянку миллилитров на пятьдесят. Поводит жезлом у меня перед носом и где-то за спиной, приговаривая, потом вручает мне склянку.
– – Пей.
– – А что это?
– – Не скажу. Хочешь замуж, так пей.
Я одариваю его мрачным обиженным взором и откупориваю пузырёк. Пахнет немного спиртом. Ну была – – не была. Пью.
Это оказывается настойка какой-то травы, горькая и крепкая, но не очень противная. Дух, правда, вышибает, так что я вынуждена за неимением лучшего занюхать рукавом, хоть он и пахнет слабенько стиральным гелем.
Алтонгирел внимательно за мной наблюдает, забирает склянку.
– – Всё, можешь идти. Теперь твой моцог только ради свадьбы, ничего другого не получишь.
Ага, смотри-ка, он обучаем!
– – Хорошо, – – говорю радостно, – – спасибо.
И быстро смываюсь, оставив Алтонгирела озадаченно качать головой.
Забористую настоечку всё-таки неплохо бы закусить, так что я чапаю на кухню, где Тирбиш уже вовсю возится с обедом.
– – Привет ещё раз, – – говорю, устремляясь к холодильнику. – – На меня не готовь.
– – Почему? – – огорчается он. – – А мне так интересно было, что вы скажете...
– – Мне сегодня нельзя, – – говорю.
– – Ну вот, – – ворчит он. – – Капитану нельзя, вам нельзя, зачем тогда заказывали...
– – Так моцог ведь, – – говорю, выскребая йогурт со стенок коробочки.
– – Что, и у вас? – – удивляется Тирбиш. – – Вам-то зачем?
Мне лень вступать в ещё один спор из-за этого, так что я просто говорю:
– – А чтобы Азамату одному не скучно было. Так противно, когда все вокруг едят и спят вволю, а тебе нельзя.
– – Это да, – – смеётся Тирбиш. – – Правда, моцог лучше удаётся, если противно, но с вашей помощью по-любому удастся.
Милый он и очень в меня верит. Интересно, будет ли прилично, если я ему тоже что-нибудь сварганю? Надо будет Эцагана спросить, раз уж он снова с нами.
– – А ты что-нибудь, кроме мяса, на обед делаешь? – – интересуюсь.
– – Ну, тут будет немного овощей, но они все в мясном соке, вам тоже нельзя.
– – Ясно, тогда ничего, если я тут что-нибудь сготовлю постное?
– – Вы сготовите?! – – вылупляется Тирбиш. – – Может, я?..
– – Да ладно, ты с общей едой возишься, чего я буду тебя отрывать, – – говорю.
– – Как... чтобы вам не напрягаться, – – бормочет Тирбиш.
– – Ой уж прямо так напрягусь на двоих еды сделать, – – отмахиваюсь.
– – На двоих? – – переспрашивает он, роняя нож.
– – А сколько? – – моргаю. – – Азамат и я. Двое ведь?
– – А... Ага... – – выдавливает Тирбиш, нагибаясь за ножом. – – Если так, то конечно... Вам стол расчистить?
– – Умещусь, – – заверяю его. И что его так потрясло? – – Лучше скажи, где у тебя овощи и мука.
Овощи у него обнаруживаются даже вполне человеческие. Оказывается, я в какой-то момент успела выдать ему список еды, которую хочу добавить к стандартному муданжскому рациону. Видимо, это было примерно тогда, когда я в сушилке духи нюхала, а этот день был так насыщен событиями, что я уже плохо помню всякие мелочи. Однако на мой автопилот можно положиться.
Заполучив ингредиенты, принимаюсь за дело, напевая что-то себе под нос. То ли Алтошина настоечка так действует, но я в исключительно благостном настроении. Тем более возиться особенно не надо, я же комбайн с хлебопечкой водрузила тут же на кухне, в углу, спросив разрешения всё того же Тирбиша. Он тогда ещё странно так на всё это смотрел. Думал, я пользоваться не буду, что ли?
В общем, скоро у меня уже хлеб печётся, а в духовке отдыхают баклажаны под сыром – – нормальным магазинным сыром из коровьего молока. Не знаю, оценит ли Азамат, но если что, доберётся своим овечьим вонючим.
– – Ну вот, – – говорю, споласкивая после себя нож и коцальную доску. – – Больше под ногами мешаться не буду, оно теперь само дойдёт, я только пару раз загляну.
Тирбиш только качает головой и что-то бормочет. Я было открываю рот его расспросить, чему он так удивляется, когда наше кулинарное уединение нарушает Дорчжи.
– – Ско-оро обед-то? – – канючит он совсем по-детски, и только потом замечает меня, тут же густо покраснев. – – Ой, здрастье... Я это... капитан заставил с ним вместе техосмотр запасного двигателя... того... сделать. Теперь очень есть хочу.
– – Капитан, наверное, тоже хочет, – – нравоучительно говорит Тирбиш. – – Но не приходит меня торопить.
Дорчжи пожимает плечами:
– – Он крутой, – – этим всё и объясняется. Я смеюсь. Кстати, что-то мне было от него нужно... А!
– – Слушай, Дорчжи, – – говорю, – – а ведь ты обещал меня научить гизик плести.
– – Да-а, – – оживляется тот. – – Хотите сейчас?
– – Почему бы и нет, – – говорю. – – Надо же чем-то до обеда заняться.
– – Тогда я сейчас принесу нитки, – – кивает он и бодренько скрывается за дверью.
– – Здорово, – – говорит Тирбиш. – – У Дорчжи хорошо учиться, он очень хорошо плетёт. У него отец торгует верёвками, поясами всякими.
Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пёстренький такой, узорчатый.
Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем – – тоже польза. Вот, рассматривает он моё произведение и кричит Тирбишу:
– – Как будет "тянуть" ?
Тирбиш:
– – "Тянуть" !
– – О! – – Дорчжи оборачивается ко мне. – – Не тяните так сильно, или тяните везде одинаково.
Я ржу и стараюсь соответствовать.
Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.
– – А можно, – – говорю, – – сплести так, чтобы буквы получились?
Ещё минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.
– – А зачем слова? – – он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.
– – Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, – – придумываю я, размахивая руками для выразительности. – – Или поздравление!
– – Хм, – – до него, кажется, начинает доходить. – – А можно ведь, наверное... Тирбиш, как будет "заговор" ?
– – Да кто ж его знает! – – доносится из кухни. Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того, как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими "заклинаниями" , "зельями" и "заговорами" . Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и не удивительно, впрочем.
Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном – – пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.
Близится обед, я вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.
– – Прячьте, – – говорит Тирбиш, выходя из кухни. – – Сейчас все придут.
– – А я хотела сейчас и подарить, – – говорю, сматывая нитки.
– – Не-ет, зачем, – – мотают головами оба муданжца. – – Вы ему подложите куда-нибудь.
– – А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? – – спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую я юбку в "Трёх тюльпанах" отхватила – – длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.
– – Конечно, – – говорит Тирбиш. – – То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?
Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.
– – Капитан, обед готов, – – неуверенно говорит Тирбиш.
– – Да я пропущу, наверное, – – отвечает Азамат, не оборачиваясь.
– – Я тебе пропущу! – – говорю. – – Что ж теперь, совсем не есть, что ли?
Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивлённой улыбкой.
– – А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.
– – Давай-давай, – – говорю, – – я подойду через пару минут.
Пока Азамат с гарантией не в каюте, я иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зелёный, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более, что Азамат любит красный и носит зелёный.
В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А ещё я завариваю себе чай. По-моему, мы лопнем.
Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:
– – Я смотрю, ты не устаёшь экспериментировать, – – говорит он Тирбишу.
– – Это не я, – – смущается Тирбиш. – – Это ваша супруга.
До Азамата доходит не сразу.
– – Ты что, готовила для меня? – – говорит он наконец, почему-то шёпотом.
– – Для нас, вообще-то, – – пожимаю плечами. – – А что в этом такого удивительного?
– – Боги, Лиза, да не надо было, – – бормочет он. – – Я думал, ты свои йогурты есть будешь, а то бы сам что-нибудь сварганил...
– – Конечно, я йогурты, а ты ничего, здорово. Если хотел поголодать денёк, так бы и сказал. Впрочем, не хочешь, не ешь, заставлять не буду, – – ворчу я и вгрызаюсь в баклажанчик. Хорошие баклажаны Тирбиш купил, не горчат совсем.
– – Не обижайся, – – внезапно строго говорит Азамат, я аж жевать перестаю. Он очень серьёзен. – – Мне просто неудобно, что я не позаботился о твоём обеде.
Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела.
– – Азамат, у меня своя голова на плечах, тебе не нужно обо мне каждую секунду заботится. Ешь давай, пока не остыло.
Он всё ещё о чём-то думает.
– – Странно получается, – – говорит. – – Ты вот обо мне позаботилась, а от меня того же не ждёшь?
– – Жжу, – – говорю с набитым ртом, – – но в жажумных пжежелах. И хватит уже переживать из-за глупостей, а то я всё съем, и тебе не достанется.
Он усмехается и наконец-то – – неужели! – – принимается за еду. Уже хлеб почти остыл, блин, пока он тут телился.
Однако хорошо идут баклажанчики. И сыр не смущает, и сметану на хлеб мажем дружно, ох и растолстею я с этим постом... Смешно смотреть, как Азамат старается меня похвалить побыстрее от баклажана до баклажана. Тем временем запах моей стряпни заполняет столовую и перебивает запах мясного маринада, и теперь в нашу сторону все поглядывают. Мы, вероятно, выглядим очень довольными.
– – Тирбиш, а что это они такое вкусное едят? – – слышу я Эцагана.
– – Что-то земное, – – говорит Тирбиш и понижает голос до шёпота, – – госпожа Лиза сама готовила.
Над общим столом разносятся ахи и вздохи, Азамат старательно смотрит в тарелку. Я, наоборот, оглядываюсь, вроде как моё имя прозвучало... и ловлю на себе странный взгляд Алтонгирела. Таким смотрят на неизлечимого больного в последней стадии. Брр.
– – Кажется, Алтонгирел возненавидел меня с новой силой, – – говорю.
– – Это он просто завидует, – – хихикает Азамат. – – Он сам отвратительно готовит.
Мне остаётся только подвигать бровями в том смысле, что у этого человека, кажется, вообще нет положительных качеств.
– – Он хоть что-нибудь делает хорошо? – – спрашиваю.
Азамат пожимает плечами:
– – Боги его любят. Слушай, ну как же вкусно, кто бы мог подумать, что это какие-то жалкие овощи!
– – Чего ж жалкие? Хорошие овощи.
– – А что, они бывают лучше и хуже? – – смеётся Азамат. – – По мне-то всё одно трава.
– – Конечно бывают. И что-то мне подсказывает, тамлингцы знают в них толк. Они ведь чуть ли не все вегетарианцы.
Азамат только качает головой, закусывая хлебушком. Он тоже хорошо удался на тамлингских дрожжах.
– – А нельзя у вас попробовать земной еды? – – спрашивает из-за общего стола какой-то стриженый парень, с которым я ещё не успела познакомиться как следует.
Против него тут же поднимается волна бухтения, чтобы не наглел.
– – Щас, – – говорю. – – Жуйте своё мясо и радуйтесь.
Азамат посмеивается.
– – Только чур ужин я делаю, – – говорит он внезапно. – – А то всё-таки плохо это, что я тебя работать заставляю.
– – Ничего подобного, – – говорю. – – Просто у нас взаимопомощь. Но вперёд, делай ужин, будем чередоваться.
Сметаем мы всё подчистую.
После обеда ухожу к себе, хочу проверить почту, а на буке у меня сидит зверь. Я даже не сразу понимаю, что он не настоящий, а игрушка. Или статуэтка, не знаю, как назвать. В общем, сидит там очень натуральный заяц размером с мышь от бука, и кажется, он вырезан из дерева. Хм. В мой кабинет кроме меня только один человек мог попасть, и он, видно, свято следует правилу подкладывать подарки тайком. Очаровательная зверушка, просто как настоящая. Похоже, у нас взаимообмен наладился.
В буке письмо от мамы, которая наконец-то получила золотишко после восьми проверок на таможне. Мне кажется, что по поводу лилий она радовалась несколько больше, но зато этим добром уже успела похвастаться всем подругам, бабушке и Сашке, который (вот невежа!) велел беречь всё это дело для потомков, а потом сдать в музей. Бабушка же, оторванная от сотого перечитывания Троллопа, отстранённо заявила, что лучше бы эти деньги пошли на создание школ и библиотек, и что вот она, между прочим, самолично внедрила на двух планетах тотальную грамотность, а мы... Дальше её никто не слушал, потому что бабушка, кроме своих достижений в области просвещения, может говорить только об ошибках в речи телеведущих. Что-то я смотрю, моё семейство выглядит просто оплотом культуры, кто бы мог подумать.
По контрасту с этим приходит письмо от подруги, той самой, которая в космосе работать собиралась. Её занесло в М-81 в штате тамлингского летучего ресторана в качестве санинспектора. Собираются там припарковаться на несколько месяцев, а там эти страшные огромные, как их, на букву му, она их боится. Отлепив лоб от столешницы, объясняю, что бояться можно всех, кроме них.
Стук в дверь. Открываю, там тот самый парень, который просил поделиться баклажанами. Плечистый такой, даже несколько полноватый.
– – Абозорху, – – представляется он с несколько самодовольным видом, протягивая мне руку. Это первый муданжец, который вспомнил о рукопожатии.
– – Элизабет, – – говорю, отдавая дань вежливости. – – Чем могу быть полезна?
– – Вы знаете, в последнее время я стал что-то плохо спать по ночам, – – говорит он, не отпуская мою руку, пока я не тяну на себя. – – Вы не могли бы мне помочь?
– – Как часто не можете заснуть?
– – Да каждую ночь, часами.
Что-то он не выглядит сильно уставшим.
– – А днём спите? – – спрашиваю.
– – Нет, какое, днём работать надо, я ведь навигатор.
– – И сильно устаёте?
– – Да ужас вообще, – – отвечает он грустным голосом, поднося руку ко лбу. – – Только и думаю весь день, как спать буду. Вот даже к вам пришёл, хотя никогда в жизни у целителя не был, – – и берёт меня за руку опять. – – Вы же мне поможете?
– – Помогу, помогу, – – высвобождаюсь. – – Кофе, чай пьёте?
– – Только гармарру, – – говорит он, подходя ко мне поближе. Хм, а пахнет-то от него не гармаррой.
– – А алкоголь? – – спрашиваю подозрительно. – – Для храбрости приняли?