Мы выходим к уже знакомому мне пляжу и идём к берегу, из которого наклонно, почти горизонтально растёт дерево. Упырь всё так же невозмутимо вскакивает на него, проходит метра четыре и прыгает вниз, на борт довольно большого катера - видно, ближе посудину нельзя было подогнать. Вампир задирает голову, оглядываясь на нас, и мне на секунду становится его жалко - такого бледного и сухого.
Я уже пришла в норму и без труда всхожу по стволу. Прыгаю; упырь меня ловит и ставит рядом с собой.
- Я сам! - говорит Кристо, и мы с вампиром отходим. Кузен прыгает, но не очень ловко: валится, хватаясь за лодыжку. Упырь тут же разворачивается и уходит на другой конец катера. Палуба от наших прыжков качается.
- Дай посмотрю, горе бедовое, - хмуро говорю я, присаживаясь рядом с Кристо. На ощупь ничего не понятно, но вроде бы не перелом.
- Подвывих, - подсказывает кузен. - Дай я сам.
Я пожимаю плечами и отхожу к скамейке. Катер уже отчаливает. Упырь стоит за штурвалом, спина его кажется напряжённой.
- Эй, - окликаю я. - Как вас зовут?
- Хервиг Леманн.
- Хервиг, а вы как, с нами или остаётесь?
- Остаюсь.
- А это… не опасно?
- Вампиры не убивают вампиров.
- Раньше я так же уверено говорила, что упыри не охотятся на "волков".
- Это совсем другое. Вампир не может убить вампира без того, чтобы умереть.
- Ясно.
Надо будет расспросить потом Батори. При встрече. Я перевожу взгляд на Кристо. Он сидит, уставившись на пальцы ног. Я соображаю, что мы забыли обуться. Не очень хорошо - купить обувь всегда можно, но на босого покупателя почти наверняка обратят внимание.
- А куда мы идём?
- Я не буду об этом кричать на реке.
Проходит совсем немного времени, и речушка превращается во что-то вроде канала, довольно глубокого, но страшно узкого - между берегами и бортами катера остаётся не больше метра. Пока "канал" не превращается обратно в Бодву, нам приходится чуть не ползти. Часа через три путешествия Леманн останавливает катер.
- Я не могу подойти к берегу ближе. Вам придётся доплыть, - он показывает рукой, куда именно. Как будто нельзя догадаться, что к тому берегу, что ближе другого. - Это Фельшожольца. Сейчас я дам деньги.
Он действительно залезает во внутренний карман пиджака, открывает портмоне и, не считая, вынимает несколько крупных купюр. Я забираю и прячу их в конверт к паспорту, чтобы уберечь от влаги.
- Хммм, у вас нет на всякий случай пластикового пакета?
- В сундучке под банкой… лавкой.
Я заворачиваю оба паспорта и колбасу сразу в два найденных пластиковых пакета, с трудом запихиваю свёрток во внутренний карман куртки и надеваю её.
- Спасибо, Хервиг. Не обижайтесь на моего брата.
Впервые на моей памяти упырь улыбается - лицо сразу становится задорным, открытым.
- Не обижаюсь. Не больше, чем Батори на вас в Кутной Горе.
Ничего себе! Я-то надеялась, что обстоятельства сцены под окном остались между нами.
- Ну, ладно тогда, прощайте, - краснея, бормочу я и спрыгиваю в мутную воду Бодвы.
Мы вылезаем в тени деревьев - берег, надо сказать, покруче, чем можно было подумать. Зря Леманн так осторожничал - наверняка глубина здесь приличная. Или он не осторожничал, а издевался?
Обсохнув, мы становимся похожи на огородные пугала.
- И кого нам теперь изображать? - с сарказмом спрашивает Кристо.
- Я тебя однажды выпорю. Ты сейчас должен стоять на коленях у моих ног и глядеть очень-очень виновато.
Кузен тушуется:
- Извини. Просто… ну, правда, непонятно, что делать.
Я не особо задумываюсь. Какой у нас выбор, босых и грязных?
- Мы теперь хиппи из Польши. Брат и сестра. На всякий случай… обращайся ко мне "Госька".
- Почему Г оська?
- Нипочему! Не стоит сверкать Лилиане Хорват лишний раз. А ты у нас, скажем, Стасек. Как у тебя фамилия?
- Коварж.
Одна из самых распространённых фамилий у богемских цыган, значит в переводе с чешского "кузнец".
- Значит, будем Ковальски.
- Ясно.
Мы выходим по тропинке к одной из улиц - она полностью застроена двухэтажными домиками в венгерском стиле, будто туристам на радость. Движемся мы неторопливо, я успеваю нарвать одуванчиков и сплести себе пристойный венок. Тешу себя надеждой, что он заменит отсутствие положенных хиппи "фенечек". Примятая трава, а потом успевшие согреться бетонные плиты улицы приятно ложатся под наконец-то свободные ноги. Я стараюсь идти с беспечным лицом.
Улица пуста - будни. Но за одной из калиток стоит, облокотившись и глазея на нас, женщина в немного выцветшем платье и яркой косынке. Она и насторожена, и сгорает от любопытства. Губы её сложились так, словно готовятся разойтись в улыбке.
- Здравствуйте, тётя! - по-венгерски здороваюсь я и тут же признаюсь на немецком:
- Я по-венгерски больше ничего не говорю. Мы с братом из Польши, путешествуем. Вам не нужно как-то помочь во дворе или по дому? А то мы так работать хотим, что нам даже заночевать негде.
Женщина легко смеётся и открывает калитку:
- Кажется, помыться вы хотите больше!
Женщину зовут Река. Она запускает нас по очереди в уличный душ и выносит старые растянутые майки, длинную юбку с подсолнухами по подолу и бриджи, чтобы мы могли переодеться. Джинсы Кристо немного великоваты, он затягивает ремень потуже. Мне же юбка пришлась впору, а что до самых щиколоток спускается, так у неё фасон такой, что её это не портит. Я выпрашиваю гребень и с удовольствием расчёсываю волосы - нет ничего противнее, чем когда голова не в порядке. Река постоянно болтает, то выспрашивая нас о пройденных городах, то рассказывая о себе. Через Бодву, оказывается, Мишкольц - ещё один город из списка Батори. Почему Леманн не высадил нас там? Боялся, что там нас догадаются искать? Ладно, ещё две недели мы можем тихонько сидеть в Фельшожольце.
- Что вы, тётя Река, так много болтаете? Вдруг мы грабители? - укоряю я.
- А я будто не вижу, какие вы!
- Какие?
- Хорошие дети, из хорошей семьи. У вас же всё на лице написано.
- Так ведь мошенники и маньяки как раз выглядят хорошими людьми, тётя Река.
- Нет-нет! Уж я сразу вижу, если человек плохой. Он и симпатичный, и улыбается приятно, а мне издалека уже грустно за него. Кушать-то хотите?
- Ага!
Река смеётся и исчезает в доме. Я передаю гребёнку Кристо и присаживаюсь на скамеечку под яблонькой. День солнечный, тёплый, и я позволяю себе расслабиться. Здесь и сейчас - можно.
Какой роскошью могут быть солнечные лучи, тёплый майский день, деревянная скамеечка и нежная молодая трава под босыми пятками!
По двору плывёт вкусный запах яичницы. Река выходит с двумя тарелками, на которых блестит и подрагивает глазунья, нежно и стыдливо белеют скобки хлеба.
- Ай, тётя, чудо какое! - я нетерпеливо перехватываю одну из тарелок и сразу принимаюсь за полужидкие тёплые желтки, одно из моих любимых лакомств. Река прислоняется к дереву, сложив руки на переднике, и с улыбкой смотрит то на меня, то на Кристо.
Мы насыщаемся, и она говорит:
- Задание номер раз. Ты, Госька, иди помой посуду, там её в кухне немало найдёшь. Ты, Стасек, пойди вон туда, возьми ведро и нанеси воды из колонки - она дальше по улице - вон в те две бочки. Договорились? Вот и замечательно.
Три недели пролетели одним солнечным мигом. Кажется, я была счастлива. Спали мы в сарае на груде старых пальто, еду нам Река выносила дважды в день; за это с нас требовалось не так уж много - помощь по огороду, стирка, мытьё посуды и полов, уборка во дворе. В остальное время можно было решительно ничего не делать. Как правило, мы с Кристо шли на пляж. Кузен с удовольствием плескался и плавал по два-три часа, а мне после памятной ночи не хотелось лезть во всё ещё прохладную воду. Я танцевала, мысленно напевая "Луну". Потом нам обоим одинаково требовался душ. Река всё боялась, что, расхаживая в липнущей к мокрому телу одежде, мы простудимся. Приходилось уверять её, что мы "ужасно закалённые", посмеиваясь про себя над мелкими человеческими тревогами и звеня от радости сильного, послушного тела.
Но колбаса закончилось, и в третье воскресенье мы прощаемся с весёлой Рекой, чтобы отправиться в Мишкольц. На прощанье она дарит нам по паре сношенных шлёпанцев, чтобы мы не так отчаянно привлекали внимание в городе.
Достаточно перейти большой мост, чтобы оказаться словно в другом мире. Суетливые автомобили, многолюдье, высокие здания, чахлые и редкие деревья. В юбке с подсолнухами я чувствую себя пришельцем из другого мира. Я волнуюсь, что мы слишком приметная пара; но Кристо не соглашается ждать меня у моста, а я не соглашаюсь отпускать его одного.
Подарив букетик полевых цветов полицейскому, я спрашиваю, где в Мишкольце самая-самая главная площадь. Он улыбается:
- Пожалуй, что вам на Ратушную. Вы из Франции, да?
Нам везёт: я обнаруживаю "нашего" вампира в первом же ресторане.
Столь же щёгольски и тщательно одетый, как Батори и Леманн, на наши шлёпанцы и хипповской прикид он смотрит в неподдельном шоке. Тем более что и ресторан не из простых. Прежде, чем впустить нас, метрдотель даже принюхивается. Но мы пахнем вполне гигиенически приемлемо, и он нехотя провожает нас к столику с упырём и удаляется, покачивая головой. Да, в Венской Империи молодёжные движения Франции, Германии и Штатов не очень распространены, кроме, разве, самых больших городов, вроде Вены и Будапешта.
- По крайней мере, вы живы, - отвечает на наши приветствия вампир. - Что-нибудь заказать вам?
- Мясные рулетики, - мечтательно говорю я. - Мясные рулетики по-пештски и стаканчик кьянти. Я хочу снова почувствовать вкус богемной жизни. Понимаете, годами я умилялась возможному отдыху в пасторальных деревеньках и простой, сермяжной, так сказать, пище пейзан. Но за прошедшие три недели мне этому умиляться немного надоело, и у меня ногти обломались от стирки и прополки.
- Поздравляю, - саркастически произносит упырь. - Вы наконец-то приобщились к той самой жизни, которой живут тысячи цыган Венской Империи. Прильнули, так сказать, к корням и напились из истоков.
Я гляжу на него с нежностью.
- Вы удивительно хороши. Вы напоминаете мне моего Батори.
- Вашего Батори? - упырь поднимает бровь, но от развития темы воздерживается.
Официант принимает заказ и удаляется. Он выглядит и двигается так, как положено отличному официанту из дорогого ресторана.
- Я так понимаю, вам нужны кровь и одежда?
- А вы гомосек?
Я пинаю Кристо под столом, и он отвечает мне своим фирменным упрямым взглядом. Кровосос улыбается:
- Нет. Я даже не гетеросексуал. Я из той породы вампиров, про которых говорят: он собой доволен. Я собой доволен абсолютно. Моя сфера интересов давно лежит в эмпиреях высшей эстетики.
Судя по лицу кузена, лучше бы упырь признался, что гомосечит, чем так вот издеваться. На всякий случай я пинаю Кристо ещё разок, и он взглядывает уже обиженно.
- Искусством человек интересуется, - объясняю я.
- Именно так, фройляйн.
Кристо немного расслабляется. Пока я ем свои мясные рулетики под кьянти, он с серьёзным видом внимает долгой и витиеватой лекции о пастелях и акварелях неизвестных мне художников. Вот уж не думала, что подобной ерунде можно посвятить своё бессмертие.
- Вам есть где переночевать? - справляется упырь. Я, наконец, вспоминаю его имя: Ладислав Тот.
- Ну, до ночёвки ещё сколько времени, - замечаю я. - Может быть, сделаете нам небольшую экскурсию по городу?
В улыбке Тота чувствуется восхищение.
- Вы отчаянная девушка! - восклицает он. - Не проходит и четырёх дней, как город прекращают обыскивать охотники за вашей головой, как вам уже надо открыто разгуливать по его улицам. Не боитесь, что они тут осведомителей оставили?
Я не то, чтобы не боюсь, я просто не подумала об этом варианте. Но теперь мне уже неловко отступать, и я настаиваю на прогулке.
Тот живёт, как и Батори, в обычном апартмане. На этот раз диван в гостиной достаётся мне; Кристо приходится довольствоваться ковром на полу. Дождавшись, пока я улягусь, он невозмутимо вытягивается на своём весьма просторном ложе прямо в свежекупленых джинсах и рубашке. Бутылка колы стоит в пределах его досягаемости. Надо же, я успела привыкнуть, что рядом есть кто-то, кто просыпается раньше меня и заботливо обеспечивает мой организм кофеином. Должно быть, именно за этим люди заводят детей.
Впервые за много дней я вновь летаю, отталкиваясь от крыш. В черевах домов тихо урчат, поднимая кверху слепые глаза, бледные упыри. Им меня не достать.
Я просыпаюсь от возмущённого вскрика кузена. За окном уже утро, часов около семи; само окно открыто. Мне требуется несколько секунд, чтобы совместить этот факт и стоящего над Кристо мужчины лет сорока с добрым тесачком в руках. Съешь меня многорогий, да это же "волк"! И он очевидно охотится. Так же очевидно, что он только что наступил на моего подопечного. Плотность приключений и знакомств на единицу времени начинает меня изрядно раздражать. Я всё понимаю: драки там, погони, но будить меня почти на рассвете! Батори, вы заварил эту кашу и ещё ответите мне за каждую минуту утерянного сна!
- Мужик, а, мужик, - слабо говорю я. - Если чё, мы вообще с тобой одной крови. Как Маугли с Акелой.
Кристо вяло тянется за бутылкой колы.
- Я не мог ошибиться, - бормочет незваный гость. - Я неделю следил!
Вся дверь воняет этим чёртовым хвостом!
- Мужик, если тебе крови надо, так мы поделимся. Только нас в покое оставь, да?
- Вы не могли успеть это сделать! Он еще вчера был жив, я уверен!
У него истерика, да?
- Мужик, мы с тобой об упыре говорим или о ком вообще? Как упырь может быть жив? Вон возьми на столике мешочек колбасы, мы себе ещё нацедим.
- Он жив!
- Мужик, стоять!
Сообразительный Кристо хватает "волка" за ноги.
- Какого чёрта! Вы его защищаете, да? Продались, да? Они за неделю тут четырёх девок мочканули. Горло зубами рвали им!
"Волк" с ненавистью пинает Кристо, но у того получается увернуться.
- Он нас спас от охотников, ты, идиот!!! - хриплю я. - Если бы не он, те упыри мочканули бы пять девок и ещё пацана, понял?
- Идиотка! - не остаётся в долгу гость. - Я вижу только одну причину, чтобы кровосос пригрел пару "волчат". И эта причина - задержать "волка", пока он не проснётся! И вы…
Он падает, оглушённый кулаком Тота.
- Интересная идея, - замечает упырь. - И, как видим, действенная.
Когда наш гость приходит в себя, он обнаруживает себя крепко связанным несколькими верёвками.
- Простите, - говорю я. Мы решили, что к девушке он будет настроен не так непримиримо, и потому в комнате с ним я осталась одна. - Мне просто очень надо, чтобы вы меня выслушали. Меня зовут Лиляна Хорват. А вас?
- Бычий Х…, вождь краснокожих, - хрипит "волк".
- Очень приятно, господин Х…, - я сегодня сама вежливость. - Мне надо вам признаться в одной крайне неприятной вещи. "Волчиц" в Мишкольце, а также ряде других городов, убили из-за меня.
Мужчина никак не может выбрать между моими возможными характеристиками, и потому просто молча хватает воздух ртом. Похоже, на подобный поворот событий он не рассчитывал.
- Да, именно из-за меня. Упыри объявили на меня охоту. И, гоняясь за мной, они убивают тех, кто может меня заменить или тех, кто на меня похож. Вы могли бы спросить, господин Х…, чем же я так могла насолить упырям, а? Это был бы хороший вопрос. Но дело не в том, как я им насолила, господин Х… Дело в том, как я им насолю в скором будущем. Видите ли, случилась очень странная вещь. В мир вампиров проникла борьба идеологий. Одни кровососы объяви ли, что негуманно убивать людей. Что люди могут добровольно отдавать свою кровь упырям, а упыри - "волкам"… например, на основе денежно-товарных отношений. Может быть, также, с системой социальных льгот. А другие упыри считают, что всё надо оставить так, как есть. Потому что они любят убивать. Потому что они считают "волков" никчёмными ублюдками, а свою кровь - слишком хорошей для своих же детей. Наконец, потому, что тогда придётся добывать деньги легальным путём, а не мародёрством заниматься. И если у большинства "волков" есть какая-никакая профессия, то вампиры забили на неё, собственно, вас и предпочитают грабить трупы, а главное, делать трупы. Такие дела, господин Х…
- Сожри тебя многорогий, прекрати меня так называть, - морщится "волк".
- Вы так представились, а я уважаю право на самоидентификацию.
- Зови меня просто Волк.
- Хорошо, господин Волк. Итак, вы могли бы сейчас спросить, а при чём здесь при таком раскладе я?
Ещё б я сама знала, при чём, ага?
- И это был бы хороший и правильный вопрос. Суть в том, господин Волк, что лидер вампиров, ратующих за разум и гуманность, не может совершить переворот устоявшихся традиций в одиночку. Более того, и всех его союзников ему для этого мало. Новый мир - это мир и для упырей, и для "волков", и потому ему необходима поддержка "волков". Хотя бы потом, что вампир не может убить вампира. Какие-то их волшебные заморочки. А ещё потому, что… вампир не может захватить власть над другими вампирами без помощи "волка", прошедшего специальный ритуал. Причём подходит для него не любой. Только такие "волки", как я.
- Звучит, как чушь собачья.
Ещё бы. Я половину только что от балды придумала. Я же не могу сказать: "чёрт знает, что задумал этот Батори, но я ему верю, и всё"? Я извлекаю старый аргумент:
- Да, в отличие, например, от всяких "разводок". Вот те всегда красиво звучат. Так слушайте дальше. Вампиры не могут убивать вампиров, и потому они решили взяться за "волков". Фактически, сложилось военное положение. Так вот, те упыри, на чьей стороне я и хозяин этой хатки, на время военного положения предоставляют "волкам" помощь. Кровь - потому что охотиться теперь стало опасно. Убежище - потому что вампиры пока не нападают на дома вампиров. Защиту, если получится. Деньги - в пределах возможностей. И этой помощью пользуюсь уже не только я. Кстати, прежде, чем вы, господин Волк, спросите какую-нибудь чушь вроде "почему я должен верить?", обратите внимание на то, что вы живы. Хотя вообще-то вампиры не оставляют охотников в живых.
"Волк" прикрывает глаза, обдумывая услышанное.
- А что они требуют взамен?
- Ничего. Никаких услуг, никакой платы. Идеология Батори состоит в том, что в чрезвычайной ситуации одни граждане должны помогать другим. И всё. Если что-то и требуется, так только от меня. Можете считать, что я одна за всех отдуваюсь. Впрочем, неизвестно, может быть, меня ещё кем-то заменят столь же или более подходящим.
- Сколько было охотников в группе в Кошице? - быстро спрашивает "Волк". Я не успеваю даже задуматься:
- Шесть. А нас было трое: я, мой кузен и "волчица" Люция.
- На каждого по два?
- Я убила пятерых, Люция - одного. Собственно, она попала в засаду, а мы подкрались.
- Пятерых? Ты?
- Крест могу целовать! Это что, проверка? Если да, то глупая - наверняка сюжет показывали по телеку. Кстати, мой фоторобот к нему не прилагался?