Перед потерявшими дыхание женихами открылась такая картина: невероятной красоты девушка таскала за бороду предводителя разбойников Хасана. Тот, растрепанный и красный, как рак, все порывался поцеловать туфельку озверевшей принцессы, что, надо отметить, в перерывах между пинками ему порой удавалось.
- Как ты, сын шакала, мог их упустить? - визжала леди. - Ах ты, грязный волос из хвоста ишака! Падаль, которой брезгуют черви, вот ты кто!
- Падаль, луноликая, падаль! Падаль, недостойная праха у твоих ног! - подвывал несчастный, пытаясь увернуться от острых кулачков, чем еще больше злил принцессу.
- Я лично их заказывала, а ты, отверженный сын шайтана и верблюдицы, их упустил! - выл Хасан и пытался подставить под удар другой бок, но принцесса крепко держала его за бороду. - Я тебя в кипятке сварю! Я тебе голову отрублю! Лично! Своими руками!!! Я тебя лицензии на разбой лишу!!! Ах ты помет шелудивого дракона, как ты мог их упустить?!
- Ой, пощади, звездоглазая!!! - завопил толстяк, утирая кровь, струящуюся из разбитого носа. Все его лицо представляло собой сплошной синяк. На сверкающей лысине одна за другой выросли огромные шишки. Некогда окладистая борода - наверное, предмет гордости хозяина - в руках бессердечной девчонки превратилась в жалкий пучок, из которого та с прямо-таки садистским наслаждением выдирала все новые и новые клочья.
Сцена эта, видимо, повторялась часто. Придворные, престарелые мужи в чалмах величиной со средний арбуз и козлиными бороденками, мирно дремали, стоя вдоль стен, покачивая головами в такт воплям разбойника. Вездесущие слуги подбирали обрывки одежды, подтирали кровь с мраморных плит пола и ловили летевшие во все стороны клочья волос из многострадальной бороды.
Мальчишка с опахалом вился ужом, чтобы махнуть в нужном направлении, а угадать, в какую сторону повернется мегера, пиная провинившегося то ли таксиста, то ли разбойника, было довольно сложно.
Друзья, открыв рты, взирали на это безобразие, причем Бенедикт пребывал в столбняке, видя такое несоответствие внешней оболочки и внутреннего содержания, а также полное игнорировали норм и законов его драгоценной этики. Самсон начал потихоньку пятиться задом к двери и, если бы черт вовремя не схватил его за шиворот, дал бы деру.
Принцесса поднялась по ступенькам к трону, все еще не выпуская из рук бороду несчастного Хасан. Тот, путаясь в палах халата, был вынужден ползти за ней. Девушка плюхнулась в царственное кресло. Обдумывая подходящую кару для преступника, она подперла розовую щечку кулачком и рассеянно оглядела зал. Когда ее взгляд остановился на беглецах, Самсон еще раз попытался выскользнуть за дверь, а Бенедикт хотел было упасть в обморок, но Гуча не дремал. Чувствительные тычки под ребра тому и другому убедили их этого не делать.
Как по мановению волшебной палочки маска злобной фурии сползла с лица хозяйки дворца, злые морщины на лбу разгладились, глазки засияли, а кулачки разжались. Освобожденный разбойник стек вниз, стукаясь головой о ступеньки.
- Да вы шутник. Хасан-ага! Говорили - сбежали, говорили - упустили, а они вот где, у меня во дворце? Плохо так шутить, Хасанчнк, опасно так шутить. Для здоровья опасно, - прощебетала принцесса ангельским голоском. Она вытащила из мешочка на поясе монету, кинула ее распростершемуся у подножия трона разбойнику и махнула рукой:
- Ну, уползай, уползай… и не шути больше со мной!
Хасан подхватил монету и послушно уполз, пятясь задом.
Друзья расступились, освобождая проход и отскакивая от толстяка который пытался обнять их колени.
- Ты ползи, ползи, - вор подтолкнул побитого таксиста к двери, - пока эта тигра не передумала.
Видимо, все чувства так ясно отразились на лицах гостей, что принцесса сочла нужным пояснить:
- Нерадивых слуг надо учить, чтобы не распускались. Позвольте представиться, я - полновластная и единоличная правительница Фрезии принцесса Гуль-Буль-Тамар!
- Как, она сказала, ее зовут? - шепнул Самсон.
- Пит-Буль-Терьер! - ответил Гуча, чье чувство юмора чернело с каждой минутой.
- Зачем пожаловали в мою страну, о путники? - пропела девушка нежным голоском. Она сошла с помоста, на котором был установлен трон, села на ковер и жестом пригласила гостей присоединиться.
Черт подтолкнул парней, все трое, неловко скрестив ноги, расселись на шелковых полушках и стали угощаться сластями. То есть угощался один только Гуча, потому что Бенедикт и Самсон забыли обо всем на свете и, затаив дыхание, смотрели на девицу.
Вблизи Гуль-Буль-Тамар сражала наповал! Круглое белое личико действительно напоминало луну. Персиковый румянец подчеркивал высокие скулы, в маленький ротик в спокойном состоянии казался нераспустившимся бутончиком розы. Глаза - фиалковые, миндалевидные и влажные, как у встревоженной лани, звали и манили. В наличии также были: острые стрелы ресниц, черные брови вразлет, тонкая талия с вишенкой пупка, густая грива каштановых волос крутыми локонами спускавшаяся до маленькой, аппетитной попки. Небольшая, идеальной округлой формы грудь, обтянутая полупрозрачной тканью, так и просилась в надежные мужские руки, а сквозь газовые шаровары можно было разглядел стройные ноги, которые росли из довольно крутых бедер.
- Жениться хотим, - почему-то во множественном числе ответил прямолинейный Самсон на вопрос красавицы, как всегда не подумав об этикете и такте. Впрочем, он и не знал, что это такое.
- Ой, какие вы миленькие! Вас даже бить не придется! - Принцесса захлопала в ладоши, а друзья непонимающе переглянулись.
Придворные, неподвижно стоявшие у стен, зашевелились и вытолкнули вперед тучного длиннобородого старика в огромной чалме, не уступавший по размеру его животу. В руках старец держал янтарные четки.
- Уважаемый, мы желаем! Приступайте! - Красавица, довольно потирая руки, поднялась к трону, оставив друзей на полу. - Жениться будем.
- Что, так сразу жениться? - насторожился Гуча. - Разве вы, ваше величество, не желаете узнать имя жениха, его происхождение, материальное положение, наконец?
- А зачем? - искренне удивилась принцесса. - Имена ваши мне не интересны. Происхождение ваше мне знать ни к чему, я и так вижу, что родители у вас были хорошие. А тканей у меня во дворце столько, что на всю страну хватит, а вам на наряды тем более. И чего это я перед вами распинаюсь? - вдруг возмутилась Гуль-Буль-Тамар. - Что один жених, что другой… Мужья потом все равно все на одно лицо!
- Мужья?! - переспросил черт, чувствуя, что на этот раз они вляпались во что-то посерьезнее, чем навоз.
- Ну да, мужья, - мило улыбнулась девушка. - Начнем, господин мулла! Я беру вас троих в мужья, обещаю, что…
- Стоп! - Черт решительно встал, одернул алый плащ, схватил за шиворот обалдевшего от красоты принцессы Самсона и приподнял над ступенькой. - Вот он - жених, а мы просто сопровождающие. Так сказать, свита.
- Ай-яй-яй, нехорошо шутить над бедной девушкой! Я отказываюсь от Рыжего?! Я же не отказываюсь от Рыжего! Я и на нем женюсь, и на тебе женюсь, и этот красавчик тоже моим мужем будет! У меня в гареме шестьсот девяносто семь мужей - тремя больше, тремя меньше - какая разница?
- Ребята, бежим отсюда, - просипел наследник, до которого наконец дошел смысл происходящего.
- Матриархат - очень точно оценил ситуацию ангел, устремляясь за друзьями к двери.
- Охрана!!! - Истошный визг главы государства тряхнул дворец.
Перед незадачливыми женихами выросла стена из отборных воинов, закованная в доспехи и ощетинившаяся копьями. При столь явном перевесе сил сопротивление не имело смысла.
- Ведите этих темпераментных мужчин сюда, - скомандовала принцесса.
Пленников очень крепко подхватили под белы рученьки и поставили перед невестой.
- У-у, противные! У меня в гареме конкурс - семьдесят человек на место, а вас даже без экзамена беру. Рискую, между прочим, - вдруг вы не способны выполнять супружеский долг, и корми потом вас, дармоедов, до пенсии, одевай, обувай! Ну да ладно. - Девушка вдруг успокоилась. - Начинайте, мулла!
Бочкообразный служитель культа что-то заблеял противным козлиным голоском, и под это блеяние невеста, трижды топнув ногой, произнесла:
- Я, принцесса Гуль-Буль-Тамар беру этих мужчин в мужья, клянусь кормить и поить их до самой смерти.
- Я сам себя прокормлю! - заорал вор, перебивая девушку.
- Заткните ему рот, - просто сказала принцесса, и чья-то рука в железной рукавице выполнила это распоряжение, залепив Самсону пол-лица.
- Итак, на чем мы остановились? Ах, да… До самой смерти! Наказывая, обещаю не причинять увечий, а в случае непослушания предоставлю мужьям быструю казнь без пыток! Я ничего не забыла, достопочтенный мулла?
- Все, луноликая, все сказала, благослови Аллах твою мудрость! Аминь!
- В гарем их! Отмойте там как следует, потом три дня карантин. На четвертый подготовьте их к моему посещению!
- Размечталась! Ты что, думаешь, вот так захотела и посетила? Не выйдет, - задыхаясь от злости, прошипел черт. - Нимфоманка несчастная!
- Он что, опять шутит? Или нет? - Принцесса надула губки, а Гуча получил хороший удар дубинкой по голове.
- Три дня - не так много, мои богатыри, - прощебетала красавица, - не расстраивайтесь!
- Ага, прямо обрыдаемся! - выкрикнул Самсон.
- Ах, какой чувствительный, - растроганно проговорила принцесса и, смахнув слезу, дарственным жестом указала на дверь. Стражники подняли новоиспеченных мужей на руки и понесли по бесконечным переходам дворца.
- Гуча! - гаркнул Самсон, стараясь перекричать топот стражников. - Гуча, ты меня слышишь?
- Слышу, слышу, - тихо отозвался черт откуда-то слева.
- Гуча, я вот тут думаю - а чего это мы сюда так бежали?
- Знаешь, Самсон, я тоже об этом думаю. Торопиться совсем не стоило…
- Гуча - снова донеслось до черта, на этот раз голос принадлежал ангелу и звучал откуда-то сзади. - Гуча, ты говорил, что мы в чужой монастырь лезем, а я где-то читал, что монастырь и гарем - совершенно разные вещи.
- Ты прав, Бенедикт. Если б ты только знал, до какой степени это разные вещи.
Процессия остановилась. Стражники сдали вынужденных мужей с рук на руки гаремным евнухам. Сдали в буквальном смысле - дальше их несли мягкие ладошки, а поступь новой команды оказалась на удивление ровной и бесшумной. Бенедикт даже умудрился задремать, а Самсон развлекался тем, что незаметно стягивал перстни с пухлых пальчиков.
На ноги их поставили только в купальне. Кланялись, лысые и безбородые мужчины с детскими лицами и двойными подбородками удалились. Друзья присели на широкую скамью перед изящным столиком, уставленным тарелками со всевозможной снедью, но есть почему-то не хотелось.
- Выбираться отсюда надо. - Самсон передернул плечами. - Это где ж такое видано, чтоб стоять в очередь за тем что в других местах на каждом углу предлагают. Королем я бы еще согласился стать, если обстоятельства того требуют, но одной семисотой частью от короля при избалованной девчонке - уже перебор, братцы!
- Это не перебор, это позор для настоящего мужчины. - Гуча вытянул ноги и водрузил их на хрупкий столик, смахнув пару тарелок. - Так, ребята, не вешать нос. У нас три дня карантина - за это время мы что-нибудь придумаем. Не расслабляться, без моего разрешения ничего не есть - в гаремах принято травить конкурентов. Пока не дергайтесь, пусть думают, что мы смирились.
- Я смирился, - поспешно вклинился ангел. - Я всегда мечтал побывать в гареме, но дядя не пускал. Я ему объяснял, что для нового сценария нужен личный опыт, а он уперся. Говорит, что я еще маленький! Надо же, как обернулось, я - и вдруг в гареме! Не понимаю, почему вы так переживаете? Я весь дрожу от предвкушения! Гарем… здесь должны быть наложницы, одалиски, гетеры…
Черт с вором недоуменно переглянулись и рассмеялись. Смех, сначала немного натянутый и горький, крепчал, и скоро богатырское ржание сотрясало потолок купальни. Невесомый узорчатый купол вибрировал и грозил обвалиться.
- Опять вы надо мной смеетесь, - обиделся ангел. - Что я такого смешного сказал?
- Наивный ты, Бенедикт, а я все время забываю об этом, - сквозь смех ответил Гуча, вытирая выступившие на глаза слезы. - Ты еще гейшу японскую в свой список включи! Вот только здесь ты сам и гейшей, и гетерой, и путаной, если понадобится, будешь! Это не тот гарем, придурок!!!
Ангел покраснел и, опустив голову, стал размышлять, что он такое пропустил при изучении чувства юмора почему он не понимает шуток и острот? Гуча с Самсоном тоже подавленно затихли, осознав серьезность ситуации.
В стене напротив открылась неприметная дверца. Сгибаясь под тяжестью огромных стопок полотенец и простынь, в купальню вошли три старухи. Они положили ношу на одну из скамей, огибающих помещение по периметру. Потом две рослые пожилые женщины принялись молча и довольно бесцеремонно раздевать Самсона и Бенедикта.
- Ну, ты, кикимора старая, - возмутился Самсон, - не наглей! Да будь ты хоть последней женщиной на земле, я бы перед тобой не разделся!
Старуха, не обращая внимания на протесты, так лихо заломила ему руку, будто всю жизнь занималась раздеванием сопротивляющихся мужиков (а так оно, возможно, и было), и в одну секунду сорвала с Самсона его тряпки. Потом открыла маленькую дверцу и втолкнула его в клубы пара.
Бенедикт, наблюдавший эту сцену с открытым ртом, засуетился, заискивающе поглядывая на старую женщину, которая стояла перед ним, и стал торопливо раздеваться.
Гуча посмотрел на свою надзирательницу и расхохотался.
- Гризелла, лапочка, и ты здесь! На старости лет на клубничку потянуло? Эротики захотелось?!
- Подрабатываю я тут, - буркнула Гризелла.
- Гуча, а что они будут с нами делать? - дрожащим голосом спросил ангел, словно не видя ведьму. Та оскорбленно скривилась.
- Мужиков из вас будут делать, вот что! - ответила она и злобно рассмеялась. - Объяснить как?
- Я, может быть, и наивен, но не до такой же степени! Однако позвольте предупредить в вашем возрасте секс вреден - вместо оргазма инфаркт может случиться, Я об этом читал. И поэтому решительно отказываюсь быть причиной смерти живого существа, даже такого отвратительного как вы. Нельзя ли кого-нибудь помоложе…
- В мойку его, Фатима, - приказала Гризелла, ее напарница немедленно выполнила команду.
- Влипли, голубчики. - Ведьма повернулась к черту. - Я с вас семь шкур спущу…
- Да будет тебе, Бенесафуиловна, мы с тобой старые друзья, - примирительно сказал Гуча.
- Старые друзья, - передразнила его бабка. - За тобой должок, Чингачгук Эфроимович, так что не подлизывайся.
- Долги платить - дело чести для каждого мужчины! - с пафосом произнес черт и вытащил из бездонной торбы аккуратный пакет.
Ведьма, смущенно, словно девочка, потупив глазки, нерешительно взяла сверток, развернула и с восторженным визгом кинулась черту на шею.
- Не забыл, родной, уважил старуху! - проверещала она.
- Учти, сам шил, своими руками, - зарабатывал очки Гуча, стараясь отодрать от себя Гризеллу. - А гусята какие симпатичные! С такой любовью вышивал! А чепчик с такой благодарностью…
- Ой, да как же ты меня, старую, порадовал, я же семнадцать лет о такой пижамке мечтала, да я… - Ведьма осеклась и подозрительно посмотрела на черта. - А по чьей вине, спрашивается?
- Я же сказал, что сам шил?
- Ну, сказал.
- Вещь красивая получилась?
- Ну, красивая. - Старуха прижала к груди шедевр портновского искусства.
- А я что на белошвейку похож? Я что, такое чудо за три дня мог состряпать? Я ж семнадцать лет над ней сидел, свою благодарность хотел выразить, в каждый стежок свое восхищение тобою вкладывал!!! - вдохновенно врал, стараясь привлечь ведьму в союзники. Падкая на лесть старушка, слушая его, рыдала от умиления, утирала слезы долговой пижамой и сморкалась в чепчик.
- Вот старая ведьма, а я ведь на тебя Боссу жаловаться ходила! Да если б я знала…
- И так всегда!!! Гризелла, ты испортила мне карьеру, из-за тебя я завис в этой Тмутаракани, и только ты можешь помочь нам выбраться из беды!
- Что опять младенец? - Влага на старухиных щеках моментально высохла, а глаза подозрительно прищурились. - Второй раз не выйдет - грех на себя не возьму!
Гризелла осталась верна себе, а потому перед самым носом хитрого черта появилась знаменитая на весь Энергомир костлявая фига, которую тот мягким движением отвел в сторону.
- Младенец, Гризеллочка, младенец, - подтвердил Гуча, - только очень великовозрастный. Семнадцать годочков бандюге. Принца назад надо вернуть, папе с мамой, а мы застряли в гареме. Помоги выбраться… пожалуйста.
- Вот в чем дело. - Несмотря на возраст, старуха соображала быстро. - Ладно, помогу. Но только совет дам, на большее губу не раскатывай!
- Спасибо и на этом. - Гуча с облегчением вздохнул. - Но все же ты-то как здесь оказалась?
- Сказала же - деньги я зарабатываю, - буркнула ведьма. - Контракт у меня с Гуль-Буль-как-ее-там. Давай в парную, поплещись немного, уж не буду тебя смущать.
- А я не против, не выделяй меня из команды! Я б, Гризеллочка, с тобой не только в баню пошел… - Он положил руку на костлявое ведьмино плечико. Та зарделась и, шлепнув Гучу по руке, пискнула:
- Нахал, ох, какой нахал! Иди мойся озорник, вечером поговорим.
Черт подхватил полотенца и, не обращая внимания на басовитые вскрики Самсона и тонкий скулеж ангела, доносившиеся из соседних помещений, толкнул третью дверцу и растворился в облаке белого, пахнущего лавандой пара.
Выйдя из купальни, Гуча снова оказался на руках у евнухов. По запутанным коридорам и переходам, его принесли в просторное помещение и бережно опустили на гору одеял. Бригада носильщиков, почтительно кланяясь, удалилась, а Гуча встал и осмотрелся.
Как и все во дворце, комната была великолепна. Огромные, от пола до невероятно высокого потолка окна были украшены золотыми рамами. Сквозь стекла кристальной чистоты открывался удивительный вид на дворцовый сад. Пол был устлан пушистым ковром с замысловатым рисунком. На ковре тут и там стояли все те же хрупкие столики из слоновой кости. И как только они выдерживали столько тарелок со сластями, кувшинов с напитками и шкатулочек непонятно с чем? Один из столиков был уставлен десятками флаконов и баночек с духами, притираниями, кремами и прочими подобными вещами. Парфюмерный магазин, да и только. Гуча удивленно поднял брови. Его ложе находилось напротив двери, как раз под окном. У двух других стен возвышались такие же горы подушек и одеял, под которыми угадывались очертания человеческих тел. То, что это его спутники, черт догадался сразу, но почему они молчат? Он осторожно подошел к фигуре справа, откинул простыню и… обомлел. Двигаясь замедленно, точно в трансе, Гуча приблизился к левому ложу и резко откинул одеяло, после чего, все так же молча, прикрыл лежащего и, вернувшись к своей постели, рухнул на нее, словно подкошенный. Когда к нему вернулась способность говорить, он вслух помолился Большому Боссу, поблагодарил за то, что знаком с Гризеллой. Какое счастье, что она позволила ему помыться самостоятельно!
Приятели по-прежнему не подавали признаков жизни. Но черт не был бы чертом, если бы дал им долго упиваться горем и жалостью к себе. Он вдруг оглушительно расхохотался и самым ехидным тоном, на какой только был способен, спросил:
- Ну и как вам, мальчики, местные понятия о красоте?