- А тебе-то что с того? Мои поставки, моя коммерческая тайна. - Павлуша начал медленно уходить за прилавок, я так же неспешно двинулся следом.
- Про чумчару с перегрызенным горлом, разумеется, слышали?
- Да кто ж не слышал?! Все наслышаны, город маленький, любые новости разносятся с газетной скоростью. - Мясник незаметно (как он думал) потянул к себе широкий нож, быстро пряча его за спину.
- А какую тяжесть тележка ваша выдерживает? Сколько в неё трупов навалить можно, особенно если надо что-то спрятать…
- Чтоб ты провалился, ищейка царская! - взревел гигант, открыто бросаясь на меня.
Я ждал этого, потому легко увернулся, ответно полоснув его по бедру кривым бебутом. Вопреки ожиданию, из раны полилась не кровь, а желтоватый жир…
- Значит, уже и своих обманываете? Честную торговлю побоку, настоящим зверем заделаться решили, думали, на вас управы нет?!
- Моё это дело, личное! Не твоё, сатрап! - пыхтел он, гоняясь за мной вокруг перепачканной кровью колоды для рубки мяса. Я не подпускал его близко, но, пару раз ныряя под руку, раскроил ему ещё колено и бок. Павлуша выл, но не отставал…
- Чумчару мне не жаль, а вот за паренька невинного да и за беса-охранника ответить, пожалуй, придётся!
- Все вы одинаковы, что на земле, что под землёй, продыхнуть не даёте! Моя она, моя, моя!
- А вот это была последняя капля. - Я подставил здоровяку подножку и, рывком прыгнув на шею, нацелил лезвие бебута прямо в жирное горло. - Ваша роковая ошибка в том, что Катеньку я никому тронуть не позволю! Если умеете молиться, то сейчас самое время!
- Ка… какую Катеньку? - еле слышно просипел мясник.
- Хозяйку вашу. Ту самую, которую вы сегодня у меня на глазах едва не загрызли, перекинувшись в гиену, - сквозь зубы пояснил я. Клинок дрогнул и…
- Чё-то мы подумали тут, зря ты его жмёшь, хорунжий, - на два голоса раздалось за моей спиной. - Павлуша, он, конечно, сволота культурная и гад, каких поискать, однако же перекидываться не умеет. Даже простую личину надеть и то не могёт…
- Но он мне сам во всём признался!
- Мы б тоже призналися при таком-то гуманном допросе, - честно откликнулся Моня, а Шлёма логично предложил:
- Давай я тут улики всякие поищу, а ты покуда его на прицеле держи. Рванётся за границу в бега - стреляй серебром в спину! Небось не промажешь…
Я встал, сунул бебут в ножны и навёл пистолет на всё ещё лежащего мясника. Тот, тихо рыча, бился лысой головой об пол…
Два дружка-кровососа бодренько обыскивали лавку, совали везде носы, подняли всё вверх дном, но ни одного отрезанного мизинца не обнаружили. Я давно притерпелся к запаху, в упор не видел, чьё мясо продаётся в лавке, и думал лишь об одном: пусть они найдут хоть что-то, что позволит мне пристрелить этого типа.
Было кристально ясно - пришить ему участие во всех вышеописанных преступлениях не удастся. Если даже упыри убеждены, что он не умеет перекидываться в зверя, то все обвинения трещат по швам. Одними подозрениями отца Григория ничего не докажешь, а Катю вряд ли обрадует, если я накажу невиновного. Тем паче что истинный злодей, уйдя от расправы, затаится, выждет время и нанесёт удар исподтишка…
- Есть! Нашёл! - неожиданно заорал Шлёма, копаясь в самом дальнем углу.
Павлуша взвыл и стал передо мной на колени:
- Нате, стреляйте! А тока моя она, делиться не буду и съесть не дам! Моя курочка-а-а…
Действительно, в руках упыря покачивалась плетёная клетка с самой обычной курицей, маленькой, тощей, полуоперившейся, фактически ещё цыплёнком. Я почувствовал, как едет ум за разум. И из-за этого столько шума, криков, бросаний на меня с ножом, безобразной драки… Из-за какой-то курицы?!
- Давно свою хохлатку мечтал завести, - всхлипывая, пустился объяснять здоровяк. - Нельзя ж без домашнего животного, а я один, ни семьи, ни друзей… Думал, вот хоть какое, а утешение. В город птицу не пронесёшь, узнают, что у меня живое мясо, - на щепки лавку разнесут! Тайно провёз, в тележке старой, трупняками кладбищенскими завалил, бес и не заметил, а тут вы…
- Верни ему курицу, - тихо попросил я.
Павлуша обхватил плетёнку руками, прижал к рыхлой груди и уселся к нам спиной.
Наверное, мне следовало бы извиниться, но, честно говоря, не хотелось ни капли. Нанесённые мною увечья никоим образом мясника не обессилили, жир не кровь, зарастёт мгновенно, а у нас, по сути, остался всего один подозреваемый…
- Где тут у вас аптека?
Из лавки вышли молча. То есть Моня и Шлёма о чём-то своем шептались втихомолочку, но я в их разговоры не лез. По идее, конечно, мёртвого чумчару могли пронести и в мешке якобы с "мукой", и завёрнутым в татарские ковры, и ещё десятком контрабандных способов, но та самая мысль, которая стучалась мне в голову с самого начала, постепенно оформилась и властно заговорила во весь голос…
Отрезанный мизинец! Кто, чем и зачем мог это сделать? Отцу Григорию оно и на дух не надо, он шашлычник, ему мякоть неси, а пальцы он грызть и с голодухи не станет - гордый, дитя гор!
Павлуша мог оттяпать мизинец мясницким тесаком, но он не владеет искусством перевоплощения. Ведь большинство здешних жителей, как я уже упоминал, носили личины, и я видел это дело насквозь. Но тот страшный зверь был реален! Никаких личин! Просто здоровущая гиена с полной пастью страшных зубов и невероятной прыгучестью. То есть мы имеем дело с вольным оборотнем, тем, кто может перекидываться в любую минуту по собственной злобной воле…
- Слышь, Иловайский! А чего нам надо-то в аптеке?
- Аптекаря.
- Его знаем. Анатоль Францевич, тихий дядька, безотказный, всё книжками оккультными балуется. Ну и помогает вроде, кому яду налить, кому серебряную пулю вытащить, кому кость берцовую из горла извлечь, мало ли…
- Значит, скальпелем пользоваться умеет? - сам для себя отметил я. Упырям слово было незнакомо, но они предпочли кивнуть. После чего на нас опять было произведено несанкционированное нападение. В смысле того, что Хозяйка наверняка предупредила всех, что я под её защитой, и ни один мало-мальски разумный вампир или колдун против её слова не пойдёт. Эти были совсем не умные, эти пошли…
* * *
- Что, казачок, не ожидал и тут бабушку встретить? - Нам перегородила дорогу слаженная бригада разнообразной нечисти под руководством неутомимой сельской красавицы. В нашу сторону наставили вилы, ножи, лопаты, мотыги, ножницы, пилочки для ногтей, серпы, а использованные деревянные грабли вообще демонстративно бросили под ноги…
- Сдавайтесь, вас трое, а нас десять! И все проголодамшись!
- Упырей отпустите, их ведь наверняка жрать не будете? - уточнил я, потому что драться в такой ситуации глупо, я один стольких бесов с вурдалаками не заваляю, а на Моню и Шлёму надежды мало. - Вы идите, ребята, я догоню. Я быстро…
- Чего? Куда? От мы тя прям щас сожрём, будет тебе "быстро"… Обещает он ещё, охальник!
Я проигнорировал бабку Фросю и, дождавшись, пока мои упыри отойдут подальше, откровенно спросил:
- Как делить будете? Я один, а вас вон сколько. Договорились хоть кому что?
- Дык чё ж, выбрать можно? - не поверил кто-то.
- Ну да, - пожал плечами я. - Кому руку, кому ногу, кому грудинку, кому ягодицу, кому печень, кому голень со шкуркой, кому так, косточки обсосать. Только нормально договоритесь, без драки, не как в прошлый раз…
- Вообще-то дело говорит казачок, - вынужденно признала старуха, тряхнув косой до пояса. - Тока не разберу, в чём подвох…
Нечисть сгрудилась в кучку, торопливо ударившись в дебаты. Проблема усугублялась тем, что на мои филейные части разом облизывались аж восемь из десяти, на плечи шесть, а на бёдра все девять! Понятно, что просто кости не хотел брать никто, а как честно поделить одного казака на десять ртов, никто и близко не представлял. Сию математику решить можно было только одним известным способом - дракой! Бабку Фросю отпинали первой…
- Ладно, ладно, не буду мешать. Схожу пока в аптеку, проконсультируюсь насчёт пропорции головной боли поутру в отношении выпитого с вечера. Вы, как определитесь, скажите мне. А ещё лучше составьте списочек, бумага всё стерпит, потому её и в сортир берут… Дерзайте!
Моня и Шлёма далеко не ушли, ждали меня на перекрёстке. Они уже попривыкли к тому, что если я где задерживаюсь поговорить с народом, так там все дебаты заканчиваются мордобитием, и особо не удивлялись. Ну разве что патологической доверчивости собственных сограждан…
- Вона на углу, у стены крепостной, аптекарский домик притулился.
Я посмотрел в указанном направлении и присвистнул: если откинуть личину, то под видом скромного особнячка в итальянском стиле стояло крепко сбитое одноэтажное здание, более напоминавшее бункер, с одним окном и надёжной дверью под козырьком. Над ней висел странный символ - змея, обвившаяся вокруг чаши. Уж не знаю, что конкретно подразумевалось там ей налито, но чувствовалось, что гадина была пьянота ещё та…
- Отлично, вот и зайдём в рюмочную. - Ступив на порог, я поднял руку постучать и замер. На дверном косяке зацепился за щепку маленький комочек серой шерсти. - А вот это уже прямая улика!
Упыри уставились на меня, потом на шерстинку в моей руке и снова на меня, уже с искренним восхищением и уважухой одновременно:
- Ох ты и догадлив, хорунжий! В один присест такое мудрёное дело распутал. От мы-то щас дружно аптекаря за пробирку стальными клещами и возьмём!
Не разделяя их здорового оптимизма, я тем не менее передал бебут Моне, он всё-таки более уравновешенная натура, а Шлёму попросил орать не переставая, вводя противника в мягкое недоумение относительно нашего психического состояния. Это можно, это по-казачьи, пластуны такое практикуют.
- А теперь постучим, вежливо-вежливо…
На стук откликнулись не сразу, наверное, с третьего, а то и с четвёртого раза, когда я уже барабанил вовсю. Наконец изнутри раздались старческие шаркающие шаги, дверь открылась, и нас приветствовал сухонький старикашка с выпирающими клыками под личиной бодрого, солидного лекаря:
- Э-э, чем могу служить, дамы и господа?
- Упс… - разом стушевались мы, потому как дам среди нас точно не было. - Добрый день, Анатоль Францевич, не позволите ли войти?
- Милости просим. - Он гостеприимно распахнул дверь, поклоном приглашая нас в аптеку. - Неужто ко мне пожаловал сам Иловайский? Ваше имя гремит по всему Оборотному городу, но лично видеть покуда чести не имел. Хотя наслышан, наслышан…
- Мы ненадолго, - широко улыбнулся я, взводя курок и упирая пистолетный ствол в живот аптекаря. - Не надо тратить время на фантазии, просто расскажите нам, где и почему вы прячете зверя?
- Э-э, что за… ваши действия незаконны!
- А ну цыть, трубка клистирная, пластырь перцовый, микстура бледная! - без напоминаний во всю глотку завёлся Шлёма. - Колись на месте, шприц потёртый, куда гиену рыжую сныкал? Зачем охранника безвинного завалил? Чего на саму Хозяйку своего питомца спустил? Думал, на тя уже и управы нет?! Ан хренушки! Вот они мы! И не абы как, а с уликами! Хорунжий, засунь-ка ему в длинный нос ту шерстинку, а?!
- Господа, господа, я ни в чём не виноват! - Тощий старикашка завертелся, как уж на сковороде. - Какая шерсть? Какой зверь? Всё это нелепые инсинуации, лишённые даже самой элементарной доказательной базы. Я честный гражданин и законопослушный налогоплательщ…
- Нашёл, - негромко оповестил всех Моня. - Глянь-кась, Иловайский, откуда у него такое в доме?
Перед опешившим хозяином аптеки брякнулись на пол: жестяная миска с обгрызенными краями, толстая собачья цепь, ошейник с острыми шипами и недообглоданные берцовые кости, раздробленные с одного конца мощными челюстями. Как бы ни выдавались клыки у самого Анатоля Францевича, ему такие мослы были явно не под силу…
- Будем говорить?
- Будем… - опустив голову, прошептал старик. - Я не виноват, я не хотел, чтобы так получилось… Но щенок был так мил…
Сбивчиво и неровно аптекарь поведал нам короткую, но удивительную историю. Как и многие жители Оборотного города, этот местный эскулап периодически выбирался на поверхность, приурочивая выходы в свет ко времени праздников, ярмарок и народных гуляний. Православные в такие дни особенно беспечны, а пьяные да дрыхнущие люди всегда являются лёгкой добычей нечисти.
Впрочем, сам Анатоль Францевич большой физической силой не отличался, так, открывал ланцетом кровь и тихонечко ждал, пока жертва заснёт уже навеки. Вот в одну из таких ночей, кружа поблизости от бродячего цирка, он услышал жалобный писк в кустах…
Это был детёныш африканской гиены. Видимо, малыш каким-то образом сумел сбежать от жестоких циркачей, выставлявших его в клетке на потеху толпы. У щенка была сломана лапка, он едва дышал от голода, и у меня вдруг что-то перевернулось в сознании…
В общем, старик забрал детёныша с собой, пытался выходить и откормить. То есть, по сути-то, совершал абсолютно благое дело, но, увы, организм зверёныша был слишком ослаблен, и он быстро угасал на глазах. Тогда научный склад ума аптекаря подсказал ему оригинальное, хотя и рискованное решение. Он на добровольной основе получил через знакомых кровь оборотня и напоил ею малыша. Щенок вылакал всё до капли и уже на следующий день бодренько встал на кривенькие лапки…
- Малыш рос очень послушным и милым, до определённого момента я и не предполагал, какое чудовище может из него получиться. Однако через месяц вдруг он ни с того ни с сего перекинулся в человека! В сумрачного, закрытого, злобного подростка, презирающего меня за слабость и быстро ставшего хозяином в моём собственном жилище…
Анатоль Францевич ещё как-то пытался контролировать своего питомца, сажая его, спящего, на цепь со строгим ошейником и не выпуская за пределы дома. Его власть окончательно рухнула, когда повзрослевший щенок гиены научился говорить и управлять своей силой, перекидываясь в человека в любое время по собственному желанию.
- Тогда я решился на последний отчаянный шаг - я вывел его на поверхность и дал понюхать след чумчары. Мне казалось, что таким образом я направлю его кровожадный нрав в выгодное всем направление, а заодно и сам избавлюсь от этого самодовольного хищника. Мне и в голову не могло прийти, что он умудрится найти дорогу назад, в Оборотный город…
Мы его не перебивали. В конце концов, вся эта история была банальна и предсказуема, такова печальная судьба всех интеллигентов, пытавшихся подменить домашним воспитанием истинную природу живого существа.
- Зачем он отрезает мизинцы?
- Думаю, чтобы показать мне, продемонстрировать, так сказать, свои охотничьи трофеи.
- Где он сейчас?
- Не знаю… - Аптекарь устало вытер рукавом набежавший пот и повторил: - Честное слово, не знаю, господа! Единственно могу предположить, что он всё-таки вернётся сюда, и вернётся в ближайшее время… Но скажите, Хозяйка жива? Он не причинил ей зла?!
- Жива-живёхонька, чё с ней станется, пока хорунжий рядом! - хвастливо выпятил грудь Шлёма, а Моня пустился уточнять у меня:
- Что теперь-то делать будем, Иловайский? Тут сидеть или бегать за зверем по городу? А может, попробовать ловить его на живца? Обмажем чучело кровью чумчары да выставим на площади, он запах учует, набежит, тут ты и пальнёшь с двух стволов!
Затея не худшая, поразмыслив, прикинул я. Весь город не обскачешь, сюда он вернётся или не вернётся, тоже бабушка надвое сказала. И потом, как его здесь ждать? Устроить засаду в пустом доме за прилавком с пилюльками?
- Пообещайте мне не убивать его… - тихо попросил старый аптекарь. - Я всё понимаю, если он сам нападёт на вас и другого выхода не будет, то… Но, молодой человек, поверьте, он мыслящее существо, попробуйте хотя бы поговорить с ним. Быть может, он прислушается к словам своего ровесника, ему нравится убивать, он может стать самой надёжной защитой города! Если же нет, что ж…
- Не, ну ты глянь, - хлопнул себя по колену Шлёма. - Сам энту заразу сюды притаранил, откормил на нашу голову, да ещё с нас же снисхождениев к нему требует, а?!
- Я не снимаю с себя вины, - тут же встал аптекарь. - И более того, готов сей же час идти к Хозяйке и всё ей рассказать!
- Она никого не принимает, - буркнул я. - Мы с ней договорились, ради её же безопасности.
- Мне и не нужна личная аудиенция. Будет довольно того, что я выговорюсь перед вратами её дворца. Все знают, что ей ведомо почти любое событие, произошедшее в Оборотном городе, потому что её "глаза" есть и на воротах, и на площади, и на крепостных стенах… Она услышит мою исповедь!
- А почему бы и нет? Вы сейчас уйдёте, не вызывая подозрений, запрёте дверь снаружи, у вашего… воспитанника ведь есть свой ключ?
- Нет, но я могу повесить его на гвоздик у двери. Никто не рискнёт тайком войти в аптеку в моё отсутствие - ссориться с единственным врачом очень невыгодно…
- И я о том же. В обличье гиены он не сможет отпереть дверь, значит, перекинется в человека, а как только войдёт, мы его скрутим.
- Но не убьёте?!
- Смысла нет, - пожав плечами, пообещал я. - Нас трое, он один, свяжем той же цепью, всего-то и делов. А судить его будет Хозяйка.
- Вы очень великодушны, - дрогнувшим голосом поблагодарил Анатоль Францевич, накинул плащ и решительно вышел вон. Мы услышали, как он закрывает дверь на висячий замок и быстро удаляется по гулкой мостовой.
Мои упыри с недоумением уставились друг на друга…
- Ты-то сам себя не перемудрил, хорунжий? А ну как ему опять чё благородное в башку стукнет да предупредит он выкормыша своего, что у нас тут на него засада?
- Некого ему предупреждать. Кроме себя самого…