- Как скажешь, Крюк, - бордо ответил тот.
- Замерз? - спросил офицер у меня, и, не дожидаясь реакции, потащил в зал возле кухни.
После обжигающей свежести льдов смрад лежбища замерзающих моряков на миг выбил из меня все иные чувства, оставив только тяжелую, тошнотворную вонь. В плитах мастера Айза гудел огонь, но то было не пламя энги. Моряки жгли в печи что-то другое. Что-то со складов... Дым поднимался к потолку, и в свете редких фонарей я видел сизую дымку над головами моряков.
- Смотрите, братцы, юнга живой!
- Эд! - воскликнул Фарри. Мой друг скорчившись сидел в углу, неподалеку от печки, жалко обнимая себя за колени. Увидев меня, он вскочил и бросился на встречу.
Остальные с изумлением восприняли мое возвращение, и лишь Волк испытал раздражение. Удивительно, давно ушел в прошлое тот досадный случай с Зианом, давно уже забыл о происходящем Сиплый с его мертвыми глазами. Все давно изменилось! И только ненависть штурмовика-лидера осталась непреклонной...
- Как тебе это удалось, юнга? - закашлялся капитан. Я не сразу и узнал его в том человеке у печи, накрытого несколькими шкурами. Несмотря на то, что здесь было не так уж и холодно - бледный Дувал лежал укутавшись, оставив открытым только лицо. Мне показалось, что он мокрый от пота. Пираты старались беречь каждую крупицу тепла, ютились поближе к плитам. Даже переборки из нашей общей залы перенесли сюда, максимально сократив расстояние вокруг печи. На стенах повисли влажные от сырости шкуры, грязные, вонючие одеяла с разводами плесени.
Корсары не выглядели победителями. Кашель, дурные запахи, ворочанья, от чего вонь лишь усиливалась. Дым над головой, гудящая печь плиты, с нависшей над ней понурой фигурой кока.
- Здесь, подо льдом, живут те чудовища, что напали на нас тогда, у "сына героев"! - выпалил я. - Они роют ходы...
- Мы знаем... - подал голос Три Гвоздя. Он грелся у печи, и казался самым чистым моряком из всех, запертых на "Звездочке". - Тебя не было почти день, мальчик. Мы думали, что тебя разорвали на части или ты замерз насмерть. Вон, Сабле может придется палец оттяпать, отморозил пока из бури выбирались.
- Я спрятался в ходах, внизу...
Три Гвоздя кивнул.
- Сегодня утром мы нашли у ванны головы этих монстров. Тот самый чужак с крюком вместо руки притащил эти трофеи. Что он кричал, Сабля?
- Он верещал, что вспорол брюхо этим говеным шавкам, что вспорет брюхо всем, кого пошлет их говеный хозяин, а потом и сам доберется до этого говеного ублюдка, - вечно злой пират придирчиво оглядывал ногу, про себя надеясь, что палец можно спасти.
- Собачьего... - машинально поправил я. Три Гвоздя сделал неопределенный жест, мол ему не интересно, и закончил:
- Буран убежден, что это не человек.
Неприкасаемый тоже был здесь, также кутался в одежды, также угрюмо смотрел прямо перед собой как и остальные. Мыслями он был где-то далеко-далеко отсюда, там шумели ярмарки и таял снег на залитых солнцем крышах.
- Даже Неприкасаемые не смогли бы так быстро выпотрошить троих крепких ребят, - зловеще протянул Сиплый.
- И никто бы не смог выжить в ночи между этим ублюдком с крюком, и волосатыми мордами, - сказал Волк. Его глаза слезились от едкого дыма, но ни на миг он не отвел их от моего лица. - Если только не сошелся с кем-то из них.
- Сядь пониже, Волк, ты надышался дыма, - буркнул Крюкомет. Он уселся на топчан возле капитана, а Гром вновь зашелся в надсадном кашле. Звякнула миска с талой водой. Боцман поднес ее к лицу Дувала и тот клацнул зубами о кромку, жадно глотая влагу.
- Это уж точно. Ты бы, волкушка, поостерегся. То камушки сосешь, то дымом дышишь. У тебя и так-то мозгов в голове осталось словно снега на макушке Светлого Бога, а все туда же - выводы делаешь, - поднял голову Неприкасаемый.
- Как ты выжил? - проигнорировал их всех Волк. Глаза его сверкнули. - Как?
Я честно рассказал им всю историю, упустив часть с тем, что сказал мне Эльм и с тем, что мы вообще с ним были когда-то знакомы. Фарри ни на миг не переставал беспокоиться, что я расскажу все без остатка. Он с тревогой ловил мой взгляд, тихо-тихо покачивал головой, и терпеливо ждал, когда пираты перестанут обращать на меня внимания. Его что-то тревожило, он скрывал какой-то новый секрет, которым мечтал со мною поделиться.
- Это становится интересным, друзья мои, - заговорил Три Гвоздя, едва я закончил. Все посмотрели на странного моряка. Мне дико было осознавать, что теперь среди нас, палубных моряков, сидят и абордажники (о, как же мало их осталось), и офицеры. Не хватало только инструментариев.
Я слышал, как внизу гремит железо, и понимал, что им совсем не до отдыха. Что пока здесь, на палубе, мерзнут простые моряки - механики трудятся не покладая рук.
Что-то не давало мне покоя. Что-то кроме злости Волка и желания Фарри поделиться новостями. Дело было даже не кашляющем Аргасте Дувале, под глазами которого залегли черные круги. Не в странно молчащем, подчеркнуто отстраненном Старике, у которого также мрачно нахохлились простые абордажники. Не в Мертвеце, которого и не видно было, настолько далеко ото всех он расположил свой топчан. Не в Шоне, за бесчувственной маской которого бился попавший в западню зверь, не в наслаждающимся ситуацией Тремя Гвоздями...
Я вдруг понял, какая странность привлекла мое внимание. Люди, люди, люди - почему-то всегда в первую очередь мое внимание привлекали именно они. И только потом проступали детали окружающего мира.
- А где лежаки механиков? - глупо спросил я и смутился.
- Шестерня увел их на нижнюю палубу, у них есть пара теплых помещений, - ответил мне Половой. - Как он сказал - у него каждый человек на счету.
Аргаст снова закашлялся, содрогаясь всем телом. Никто не промолвил ни слова, но капитан почувствовал, как внимание команды перекочевало на него.
- Вы послушайте, как дока выворачивает, - прохрипел Гром. - Вот у кого кашель так кашель.
- Нам еще заразы не хватало на корабле, - вдруг проронил Старик. Мускулистый офицер штурмовиков посмотрел на капитана с едва удерживаемой ненавистью. - От моей команды осталось шесть человек после вчерашней вылазки. Шесть бойцов! А еще трое в лазарете, и не думаю, что кто-то из них выкарабкается. До ближайшего порта, где можно набрать штурмовиков не один день пути, и кто знает, хватит ли нам людей до него добраться!
Дувал скосил на него взгляд, не меняя положения. Его мучило чувство вины, но признаваться в нем он не собирался:
- Кто же знал, что нас тут так обложили, Курц. Это все гребанное совпадение, кха-кха. Мало нам было засады этих ублюдков с этим гребанным мастером Крюком. Откуда было знать что еще и эти черные твари поблизости? Мне кажется, что Пустыня и оба бога ополчились против нас.
Впервые я узнал, как зовут командира абордажников.
- Ты капитан. Ты должен думать о большем.
- Вот именно. Я капитан, и не оспаривай мои приказы, - огрызнулся беспомощный Гром. - Кхххха.
Командир штурмовиков нехорошо промолчал, одарив Дувала презрительным взглядом.
- Бауди, иди в лазарет, к Квану, пусть посмотрит на тебя, - равнодушно проговорил Мертвец.
- Я провожу! - тут же вызвался Фарри, он торопливо поднялся.
- Я себя хорошо чувствую.
- Пусть Кван решает, - безразлично отметил первый помощник.
Фарри перебрался через лежаки, стараясь не наступить ни на кого, пробрался ко мне и мы вместе нырнули в темный ход, ведущий к носу корабля. Едва за нами закрылась дверь - ее захлопнул Рэмси, чтобы не терять тепло от печи - Фарри торопливо отвел меня в сторону:
- Эд! Как я рад, что ты жив! Темнобог, как же я рад! Тут такое происходило! Такое! Нам надо было остаться в Приюте, Эд! - взволновано сообщил он.
Я стоял в холодном коридоре, наслаждаясь безопасностью. Эльм и его угроза осталась где-то позади, где-то за пределами промерзшей брони "Звездочки", но страшное обещание жгло мне сердце, и я, вполуха слушая друга, не прекращал думать о том, что же мне делать.
- Мы чистили вентиляцию, чтобы дым уходил! Я как самый маленький по ней лазал. Тут целые лабиринты, Эд! Грязные-прегрязные лабиринты. Но по ним можно пролезть практически повсюду! Ночью капитан и офицеры ушли на совет, а пополз в шахту, послушать.
- Зачем? - удивился я такому решению.
- Потому что здесь что-то происходит, Эд. Не только там, за бортом, но и здесь! Совсем плохи наши дела! Мы, конечно, выкарабкаемся, но все совсем нехорошо! Старик так орал на капитана. А Мертвец, представь, все гнул, что мы должны идти в Барроухельм. Он сумасшедший, Эд. Темнобог, я думал они поубивают друг друга. Но не это самое страшное. Смотри, что я нашел.
Он сунул мне в руку какой-то медальон.
- Что это?
- Я был на третьей палубе. Полночи ползал, все пытался не думать что тебя больше нет. Там в одном из отводов вентиляции кто-то все забил одеждой. Я попытался ее убрать, но она смерзлась вся. И вот заметил его... Ты знаешь что это?
Я смотрел на кругляшок из дешевого металла, не понимая к чем клонит Фарри. Под пальцами в темноте ощущался какой-то рисунок.
- Сейчас посвечу!
Фарри полез за пазуху и достал компас, откинул крышку.
- Закрой его! - испугался я.
- Ну нам же нужен свет? Я так и ползал с ним. Очень пригодился! - широко улыбнулся Фарри.
- Закрой!
- Ладно, - сдался тот. - Это медальон лекарской гильдии! Понимаешь?
- Нет...
- Лис, - пояснил Фарри. - Это вещи Лиса!
Я все равно не понимал, к чему клонит мой друг. Тепло настигло меня, и после кошмарной ночи сознание стало постепенно меркнуть. Хотелось вернуться в общую комнату, залезть под шкуру и уснуть.
- У нас на корабле что-то происходит, Эд! Подумай, кому это нужно - запихивать вещи лекаря в вентиляцию, которую не использует никто! Если бы не стали жечь мусор со складов - никто бы в нее и не полез!
- То есть, кто-то убил Лиса?
- Да! Вот почему он исчез!
- Мы должны сказать об этом...
Мне вспомнилась Снежная Шапка и проклятый Головач. Неужели жизнь вновь столкнула меня с чудовищем в людском обличии? Неужели это в норме вещей? Моя тихая деревня, ушедшая под лед в прошлом году, показалась сказкой какого-нибудь бардера. Потрясенный, я стоял посреди темного коридора.
- Скажем. Я все не находил момента поудобнее, - неискренне заверил меня Фарри. - Ладно, пошли к Квану! Да! Я забыл самое важное, твой Торос очнулся. Кван говорит, что жить будет.
Этой новости я обрадовался как ребенок, и поспешил в лазарет.
***
В лазарете нас встретил истошный кашель. Кван сидел у печки, протягивая к ней дрожащие руки, и содрогался всем телом от тяжелого приступа. Обернувшись на нас, лекарь лишь слабо качнул головой и вернулся к теплу.
- Ты все-таки жив, юнга. Это хорошо, - слабым голосом произнес Торос. Он полулежал, полусидел на своем топчане. Бледный, ослабевший, с запавшими глазами. Куда девался несокрушимый воин могучего Ордена?
- Слава Светлому Богу, что вы очнулись, мастер Торос.
- Квану слава, - глухо отозвался штурмовик. Доктор на его слова не отреагировал, сдерживая кашель, он отвлекся от печи и принялся толочь в плошке какой-то порошок. Мне было больно смотреть на самоотверженного врача, я чувствовал, как же ему плохо.
- Давайте я, мастер Кван! - усталость мигом ушла из моего тела. Подумаешь, ночь во льдах. Доктор выглядел так плохо, что все мои страдания испарились.
Тот не отреагировал. Ступка мерно постукивала о дно, будто доктор впал в транс. Я подошел ближе, аккуратно забрал у него плошку и сел рядом, поглядывая то на него, то на Тороса.
- Простыл. Не знаю как, - очень тихо проговорил Кван. Его била дрожь. - Плохо.
- Вам бы лечь...
- Нельзя. Надо заготовить запас. Капитану нужен корень ледостава. Нужно развести порошки для ран. Нужно...
- Я все сделаю!
- Я помогу! - рядом оказался Фарри. Мы вместе принялись за работу. Пошатывающийся от болезни Кван несколько минут сидел неподвижно, наблюдая за нами. Потом встал, пошарил на одной из полок и спустил вниз несколько банок. Поставил их передо мною и плюхнулся обратно на табурет, сгорбился.
- Вот... надо смешать, растолочь. Очень тщательно растолочь! Потом залить водой. Потом повязки. Полить на рану и замотать. Вода там.
Он очень тяжело вздохнул и слабо махнул рукой куда-то в угол.
- Что-то случилось? - вдруг вскинулся Кван. - Вас послал капитан?
Я решил не рассказывать зачем мы пришли:
- Мы подумали вам нужна помощь.
Доктор едва заметно кивнул, почти прислонился к печки. У него ощутимо постукивали зубы.
- Так все изменилось за один день... Как вы заболели? - болезнь Квана будто обволокла меня, наполняя тело дурнотой. Голова чуточку закружилась.
- Я не знаю. Я слежу за собою. Вернулся от механиков вчера, проведал Зиана, и как прокляли. Симптоматики схожей там нет. У капитана от переохлаждения все. Все... Да... Я уверен.
- Он всю ночь не спал, метался, - поделился Торос. - Где Лис, юнга? Почему его нет здесь?
Мы с Фарри переглянулись.
- Вряд ли Лис появится, - уклончиво ответил мой друг.
- Найду - прикончу. Сердце разрывается, когда смотрю на дока.
- Лежи и не говори, - мертвым голосом произнес Кван. - Тебе нужно поменьше двигаться и говорить.
- Тебе тоже, - вяло парировал Торос и почесал бороду. - Юнга. Передай капитану, что док совсем плох. Может быть, вы справитесь. От меня же, как обычно, толку никакого.
- Я закончу с приготовлениями и прилягу. Но сначала надо все заготовить. Все заготовить, да.
От тепла в лазарете меня окончательно разморило. Скорчившись у крошечного столика, я толок в ступке подсыпаемые порошки и балансировал на грани сознания, проваливаясь в сон и выныривая оттуда спустя мгновенье. Темнота крошечной каюты, с мерцающими огоньками лампадок, давила на меня пуще усталости, однако я не сдавался, искренне желая помочь несчастному Квану. А тот, заметив мою борьбу, вдруг спросил давно ли я ел и спал. Ответить ему оказалось не так-то просто. Я не мог этого вспомнить и тогда врач, при помощи Фарри, едва ли ни насильно влил в меня чашку теплого бульона и отправил в общую каюту, попросив позвать Саблю, чтобы тот показал ногу.
Попрощавшись с Торосом и Фарри я, пошатываясь, вышел. Не знаю, как я добрался до лежака. Какая-то тьма со смутными образами моряков.
Зато хорошо помню то, что случилось наутро.
Глава пятнадцатая"Сила ветра и последняя капля"
С самого утра Крюкомет погнал нас на верхнюю палубу, чтобы поднять на мачты ветряки и подготовить двигатели к запуску. Фарри с нами не пошел, его отправили в лазарет, помочь Квану. Мы прошли через промерзшую первую палубу, прежде уютную, а теперь мертвенно холодную, поднялись по трапу к люкам и некоторое время сражались с дверью, заваленную сверху снегом. Первый помощник уже было хотел приказать выбираться по техническим ходам, но тут под нажимом здоровяка из штурмовиков люк подался и в темный коридор проник свет Пустыни.
Признаться честно, я боялся выходить наружу. В ушах звучала угроза Эльма убивать моряков, пока он не получит компас, и мне казалось, что если никто из моряков "Звездочки" не покинет застывшей во льдах твердыне - все обойдется.
Но теперь мы сами лезли туда, где царствовала Ледовая Гончая и черные зверо-демоны.
Помня обещания Эльма, я старался успокоить себя мыслями, что теперь пираты будут осторожнее. Что теперь они не допустят ситуации, когда моряки окажутся один на один с Ледовой Гончей. Во время побудки я с огромным облегчением обнаружил среди суетящихся корсаров Скотти, дежурившего вчера у тамбура. Эльм не добрался до него.
Ты выиграл один день, Эд.
Ведь получалось так, что после слов Эльма я стал ответственным за жизнь товарищей по команде. Попал в ловушку, запертый между тайной о компасе (и не только моей тайны) и жизнями пиратов. Часть меня сопротивлялась таким мыслям. Она истово убеждала, что это только слова, что ничего не зависит от того получит Эльм компас или нет - Гончей нравилось убивать. Что игрушка черных капитанов значительно важнее жизни любого из этих людей, если, опять же, Гончая не врала. Что я слишком много думаю и переживаю.
Другая часть впадала в оторопь от таких недостойных и страшных мыслей. Разве стоит какая-то непонятная вещь. ВЕЩЬ! - быть выше чем жизнь того же Сабли? Темная моя половина возражала, что если случится выбор между Волком и компасом - то он довольно очевиден, и я соглашался с ней. Со стыдом, с пониманием своей испорченности, но соглашался.
Это убивало меня.
Потом была работа. Тяжелая, пронизанная ветром Пустыни. Вокруг ледохода царила серая хмарь от поднятого снега. Кристаллики стучали по броне корабля, секли лица сквозь намотанные шарфы, а мы, проклиная погоду и нашу невезучесть, откалывали лед от лежащих на палубе ветряков. Спрятанные в толстых коробах, по одному у каждой мачты, их хорошо похоронила под собой снежная стихия. Но благодаря этим самым коробам - сами ветряки, составленные из широких, чуть загнутых лепестков в тяжелых цилиндра с хитрыми прорезями, не обросли льдом.
Штурмовики сквозь прорези прицелов пытливо взирали с верхней палубы на подступы к заносимому снегом кораблю.
- Почему механики не поднялись? - спросил у ветра яростно пыхтящий Грэг. Он берег раненую руку, и ему не очень-то это удавалось. - Почему они опять внизу, в тепле?
Ему никто не ответил, хотя мысли такого рода возникали у всех. Избранная пиратская каста осталась на третьей палубе, готовясь к запуску двигателя. Я все вспоминал ледоход мертвого шамана из моей деревни. Там было достаточно двух, трех человек для управления. А здесь... Чем они там все занимаются?!
Пока мы освобождали ветряки от снега, пока отбивали стальные листы - по мачте ползал Рэмси. Он очень сноровисто прочищал пазы ото льда и проверял подъемный механизм.
Ветер стегал нас все сильнее, но такая погода очень радовала Крюкомета.
- Это поможет! Точно поможет! Чем сильнее ветер, тем быстрее закончим! - кричал боцман.
Наконец, мы закрепили тросы подъемного механизма на освобожденном от короба ветряке.
- Давай, братва, налегай!
Ворот лебедки заскрипел. Мы все собрались у холодного штурвала, с трудом сдвинули его с места и ветряк неторопливо пополз вверх, вдоль мачты.
Ветер Пустыни завыл в тросах, загудел в лепестках.
- Навались!
Я толкал штурвал между Мертвецом и Волком. Оба они тяжело пыхтели, врастая ногами в ребристую поверхность палубы. Оба они были гораздо полезнее чем я...
С руганью, с проклятьями, осыпаемые снежной порошью, мы поднимали ветряк на мачту. Время как остановилось, оно вдруг замедлилось до скорости поворота обледеневшего штурвала лебедки. Мы словно рабы механизма шли друг за другом, упираясь руками в источающий холод металл, и отталкиваясь ногами. Стучал поднимающийся по мачте ветряк, Рэмси осторожно полз за ним. Очень медленно. Невероятно медленно.
Я вспотел.
- Осторожно! Стоять! Стоять! - заорал Крюкомет. Лязгнул запирающий лебедку штырь. - Бауди, лезь на мачту! Там от тебя пользы больше будет!
- Что? - не понял я.
- Лезь на мачту, тупица, - тут же рыкнул Волк. - Ты тут только мешаешься.