- Трусы. - Седой сплюнул на кирпичное крошево и погрозил кулаком удаляющимся самолетам. - Ладно, три истребителя - тоже результат. Джафар будет доволен.
Муса вздрогнул. Джафар - довольно распространенное на арабском Востоке имя, однако он сразу догадался, о ком идет речь. Джафар бен Малик, прозванный Черным Судьей, главный координатор сети "Аль-Каиды" в Северной Африке.
Седой и его подручные работали на "Аль-Каиду". "Аль-Каида" до сегодняшнего момента помогала мятежникам оружием и людьми, ее агенты совершали диверсии в тылу войск полковника. Западная коалиция мирилась с таким положением вещей, потому что Каддафи мешал ей больше.
У Мусы, не привыкшего размышлять на такие темы, закружилась голова. Он понял, что только что стал свидетелем чего-то очень и очень неправильного и что лучше всего ему будет последовать совету седого и потихоньку скрыться.
Страх - ненадежный союзник. Когда Муса на дрожащих ногах отступил от окна, он неосторожно наступил на выпавший из рамы кусок стекла. Раздался громкий хруст, и Муса застыл на месте, будто превратившись в соляной столб из легенды неверных.
Седой мгновенно повернулся в его сторону и выхватил из кобуры пистолет. А в руках одного из парней появился короткий автомат с необычно широким дулом.
- Не надо! - крикнул Муса.
Возможно, именно этот крик и погубил его. Если бы он сразу бросился бежать в глубь дома, у него оставался бы шанс. Но он испугался и потерял драгоценные секунды. Седой и парень с автоматом выстрелили одновременно.
Очередь в щепки разнесла пустую оконную раму, острые осколки впились Мусе в шею. И тут же что-то очень тяжелое с размаху врезалось ему в грудь и отшвырнуло назад, к стене.
Он сидел и тупо смотрел на растекающееся по красивой зеленой рубашке - такие мятежникам в большом количестве присылала Западная коалиция - темное пятно. Боли он не чувствовал, только очень трудно было дышать, а в горле булькала какая-то жидкость.
На лестнице забухали чьи-то шаги, и Муса увидел перед собой чьи-то ноги в американских армейских ботинках.
Голос седого сказал над ним:
- Я же велел тебе бежать отсюда.
В его голосе явно слышалось сожаление.
- Спасите меня, - хотел попросить Муса, но изо рта его вместо слов выплеснулся какой-то кровавый сгусток.
- Отправляйся в рай, сынок, - сказал седой и приставил к затылку Мусы ствол своего пистолета.
Аляска, Анкоридж, осень 2011
- Какова цель вашего прибытия на Аляску? - спросил Рик Палмер высокого светловолосого мужчину, которого, если верить паспорту гражданина Дании, звали Юрген Хольт.
Обычно в международных аэропортах США приезжих спрашивают о цели их визита в Соединенные Штаты. Но в Анкоридже этот вопрос задают гораздо конкретнее. Потому что Аляска - это Аляска. Это другой мир, и люди, которые сюда приезжают, отличаются от толп эмигрантов и туристов, привлеченных блеском и роскошью Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.
- Спортивный туризм, - белозубо улыбнулся Юрген Хольт. - Я и мои друзья собираемся ловить лосося.
В руках он держал зачехленный спиннинг.
- Ваши друзья?
- О да. Нас приехала целая группа. - Юрген махнул рукой куда-то себе за спину. - Мы члены клуба рыболовов, сэр. Обычно мы ловим рыбу в Норвегии, но в прошлом году летали в Канаду, а сейчас вот решили провести отпуск на Аляске.
Рик Палмер перелистал страницы паспорта Хольта. Канадская виза действительно датировалась октябрем 2010 года.
- И куда вы намереваетесь направиться, мистер Хольт?
- О, - снова улыбнулся датчанин, - куда-нибудь на северо-восток. А вы любите рыбалку, сэр? Может быть, посоветуете какие-либо места?
- Нет, - сухо ответил Палмер, - я не увлекаюсь рыбалкой. Странно, что вы не навели справки заранее.
- О, - Хольт, похоже, все свои реплики начинал с этого восклицания, - мы, разумеется, скачали кучу всякой информации из Интернета. Но вы же сами знаете, что сведения, которые могут предоставить местные жители, всегда ценнее любых путеводителей.
- Ладно, - говорливый скандинав начал утомлять Палмера, - в городе полно рыбаков, и кто-нибудь вам обязательно поможет.
Он шлепнул печать на странице с переливающейся визой США и протянул паспорт Хольту.
- Удачи на рыбалке, мистер Хольт.
- Благодарю вас, сэр, - сверкнул зубами датчанин.
В тот день Рик Палмер поставил печати семерым скандинавам, приехавшим половить рыбу в реках Аляски. А его коллеги пропустили на территорию США еще одиннадцать членов клуба рыболовов из Стокгольма. Ни у одного из датчан не было с собой ничего предосудительного - только спиннинги, удочки и снасти, все очень дорогое и профессиональное.
Все восемнадцать туристов остановились в недорогом отеле "Последний Фронтир" и провели свой первый вечер на Аляске в барах Анкориджа. Там они действительно расспрашивали бывалых рыбаков о реках, где лучше всего ловить лосося, и аккуратно записывали полученную информацию в свои коммуникаторы. Нет ничего удивительного в том, что каждый эксперт называл европейским гостям ту реку, которую он считал наиболее подходящей для рыбной ловли, а мнения других рыбаков подвергал в лучшем случае сомнению, в худшем - уничижительной критике. В результате датчане получили двенадцать различных названий рек, в каждой из которых, если верить аборигенам, "лосося можно было брать руками".
Удивительным было то, что, арендовав на следующий день в фирме AVIS четыре больших внедорожника, все скандинавы направились совсем не туда, куда советовали им анкориджские рыбаки. Они ехали различными маршрутами, поскольку кавалькада из четырех джипов неизбежно привлекает внимание. Но конечная цель у всех четырех групп была одна - поселок Токантис в пятидесяти милях к югу от Гаконы.
Москва, осень 2011
- Черт знает что. - Петровский гневно взглянул на стоявшего перед ним худого мужчину в синем рабочем комбинезоне. - Мне дела нет до ваших хозяйственных разборок. У нас есть договор, и по нему вы обязаны сдать готовые декорации к завтрашнему дню. У нас премьера через две недели, актеры должны привыкнуть к декорациям, а их нет! И вы говорите, что в ближайшие дни их и не будет? Вы понимаете, уважаемый, какие штрафные санкции могут быть на вас наложены?
Мужчина в комбинезоне обескураженно развел руками.
- Да что ж я могу сделать? У мастерских сменился собственник… Пока шла вся эта канитель, работа стояла, неделю, считай, потеряли… А теперь набирают новых рабочих, тоже задержка… Только я ведь человек подневольный, от меня мало что зависит…
- Вы могли бы поставить меня в известность заблаговременно! - рыкнул Петровский. - И мы бы успели заключить договор с другими мастерскими! А теперь репутация главного театра страны висит на волоске - и из-за кого? Из-за вас, милейший!
- Войдите в мое положение! - взмолился его собеседник. - Я же не могу диктовать условия новым хозяевам! У нас частное предприятие, его купил какой-то крупный нефтяной концерн, я даже не знаю, к кому там обращаться! От них приезжает юрист, размахивает какими-то бумагами, я ему про сроки, а он про свое: договор аренды, тарифы, переоформление…
- Вот что, - прервал его жалобы Петровский, - дайте мне телефон их главного, я с ним сам поговорю. В конце концов, должен же в вашей богоспасаемой конторе быть кто-то, кто отвечает за весь этот бардак!
- У меня только визитная карточка их юриста. - Мужчина виновато пожал плечами. - А кто там главный - не имею понятия.
Он извлек из кармана своего комбинезона отпечатанную на черной бархатной бумаге визитку. Петровский брезгливо взял ее и, близоруко прищурившись, принялся набирать номер юриста.
- Господин Елисеев? - осведомился он, придав своему голосу барственную вальяжность. - Это Петровский, заместитель директора Большого театра. Мне нужен телефон вашего шефа, того, кто принимает решения. Нет, с вами я разговаривать не буду, можете общаться с нашим штатным юристом, а мне нужен ваш шеф. Я не знаю, кто там у вас отвечает за безобразную ситуацию с мастерскими, это вы должны мне сказать - кто. Что ж, я буду ждать в течение получаса. Затем я звоню нашим юристам, и они начинают готовить иск. Да, вы все расслышали правильно. Все, разговор закончен.
- Круто вы с ними. - Мужчина в комбинезоне с уважением поглядел на Петровского. - Ну, на них только такой тон и действует.
Петровский не удостоил его ответом. Он кипел от справедливого возмущения. После многолетнего (и многомиллионного) ремонта Большой театр должен был открыться премьерой обновленного балета "Лебединое озеро", оформление которого за немыслимые деньги придумал знаменитый сценограф Бордов. Злые языки, правда, утверждали, что Бордов просто слегка осовременил классическую сценографию Вирсаладзе, добавив в нее элементы оформления ночного клуба "Дягилефф" и решетчатые фермы, купленные на Байконуре. Как бы то ни было, декорации эти были сложны и массивны, и их сборка могла влететь театру в копеечку. Поэтому был объявлен тендер, который выиграли мастерские Коноплева - того самого худого мужчины в синем комбинезоне, который сейчас всячески старался выглядеть маленьким и незаметным. А когда подошел срок приемки работ, выяснилось, что декорации не готовы даже наполовину. Более того, Петровский с некоторым удивлением узнал, что Коноплев уже не владелец мастерских, а в лучшем случае наемный менеджер с неясными карьерными перспективами.
Зазвонил мобильник. Петровский поднес телефон к уху.
- Валерий Игоревич? - прогудел в трубке голос, исполненный такого превосходства над собеседником, что Петровский даже слегка растерялся. - Это Михаил Борисович Беленин. Не отвлекаю от важных дел?
Петровский понял, что этот вопрос надо было расценивать как шутку.
- Ну что вы, - сказал он, выдавливая из себя улыбку (как будто Беленин мог ее увидеть), - что вы, Михаил Борисович… Чем обязан?
- Там мне Павлик звонил, - уже по-свойски объяснил олигарх, - ну, юрист мой… Я так понял, мои дуболомы подвели вас с декорациями для "Лебединого озера"?
- Почему ваши? - не понял Петровский.
- Да потому что это моя "дочка" купила коноплевские мастерские. Ну, дочерняя компания. Не разобрались, что к чему, им нужен был деревообрабатывающий цех, а тут декорации, высокое искусство… Короче говоря, Валерий Игоревич, мне не хотелось бы войти в историю России человеком, сорвавшим премьеру такого замечательного спектакля.
- Балета, - автоматически поправил Петровский.
- Я и говорю - балета. В общем, мое предложение такое… когда вам нужны эти декорации?
- Вчера, Михаил Борисович. Увы - вчера.
- Ну, вчера уже не получится, машины времени у меня пока нет. - Олигарх бархатно хохотнул. - Но за три дня, пожалуй, мои молодцы управятся. Я дам поручение своим лучшим людям, они еще в Казани на меня работали. А в качестве компенсации за доставленные неудобства они смонтируют все декорации на сцене вашего театра.
- Нет, Михаил Борисович, - запротестовал Петровский, - это совершенно ни к чему. У нас есть прекрасные рабочие сцены, они все соберут…
- Ничего не хочу слышать, - сказал Беленин таким тоном, что у Петровского сразу отпало желание с ним спорить. - Все сделают сами, и притом совершенно бесплатно. Надеюсь только получить контрамарку на премьеру, ха-ха.
- О чем речь, Михаил Борисович, - Петровский постарался вложить в свой голос побольше энтузиазма, - считайте, что лучшие места - уже ваши.
Он говорил эту фразу уже раз пятьдесят совершенно разным людям и так приноровился, что ему поневоле хотелось верить.
- Ну, тогда до встречи, - сказал Беленин и отключился.
Через три дня в кабинет к Петровскому зашел коренастый небритый кавказец в костюме от Версаче и ботинках из крокодиловой кожи. Но Петровского поразил не его внешний вид, а то, каким чудом визитер преодолел заслон секретарши Эммы, которую боялись даже самые стервозные примы.
- Казбек, - представился он, протягивая Петровскому жесткую, как наждак, ладонь. - Я от Михаила Борисовича. Бригадир монтажников.
За всю свою жизнь Петровский никогда не видел бригадира монтажников, чья одежда, не считая часов, стоила приблизительно пятнадцать тысяч долларов. Но, видимо, работавшие на Беленина люди жили в какой-то другой реальности.
Подручные Казбека - молчаливые брюнеты в спортивных костюмах с фигурами профессиональных борцов - привезли разобранные декорации в четырех больших трейлерах.
- Пропуска ребятам выпишите, - то ли попросил, то ли потребовал Казбек. - Все равно они несколько дней туда-сюда ходить будут.
Петровский выписал всем временные пропуска до первого ноября. Премьера "Лебединого озера" должна была состояться тремя днями позже, в День национального единства.
Глава 15. Последние приготовления
Москва, осень 2011
Гумилев спустился в гостиную в дурном расположении духа. Впрочем, в последние месяцы это было его обычное состояние.
Катарина уже сидела за столом, намазывая на тост ореховое масло. Она очень любила сладкое, благо при ее спортивном образе жизни можно было не опасаться лишнего веса.
- Доброе утро, дорогой. - Она обворожительно улыбнулась.
Если Гумилев хандрил, то у нее, напротив, настроение улучшалось с каждым днем. Андрей догадывался, что это означает: события на планете развивались в соответствии с планами заговорщиков.
После гибели нескольких сверхсовременных истребителей НАТО в Ливии Западная коалиция временно прекратила военные действия в Северной Африке. Войска Каддафи немедленно заняли несколько крупных нефтедобывающих центров на востоке страны, а мятежники в ответ взорвали нефтеналивные терминалы, остававшиеся у них в руках. Цена на нефть подскочила до 170 долларов за баррель.
В Афганистане талибы сбили вертолет "Чинук", на борту которого находился отряд "морских котиков", уничтоживших бен Ладена. Ни один из тридцати спецназовцев не выжил. Затем последовал ряд ударов по укрепленным гарнизонам, стоивший американской армии еще сотни солдат и офицеров. Командующий силами США в Афганистане генерал Джон Аллен заявил, что жизни американских парней - слишком дорогая цена за право афганских женщин ходить без паранджи. Президент Обама вызвал генерала в Вашингтон и после двухчасового разговора за закрытыми дверями сместил его с поста командующего. В тот же день генерал дал пресс-конференцию, на которой обвинил президента в том, что имидж борца за демократию во всем мире для него важнее интересов граждан США. "Если бы враг угрожал нашей стране, - сказал Аллен, - я бы первым пошел в бой и не пожалел бы своей жизни. Но Афганистан далеко, бен Ладен мертв, а талибы представляют угрозу только для своих непосредственных соседей. Неужели мать солдата из Айдахо или Кентукки должна рыдать над гробом своего сына только потому, что кому-то захотелось получить еще одну Нобелевскую премию мира?"
Генерала со скандалом вышвырнули из армии, но это только прибавило ему популярности. На прошлой неделе он объявил о намерении баллотироваться в президенты как независимый кандидат, и ряд техасских нефтяных магнатов, включая Уильяма Уорвика, уже пообещали ему свою поддержку.
В России пока все было относительно тихо: заоблачная цена на нефть вселяла в людей надежды на то, что эпоха процветания вот-вот наступит, и в этой эйфории как-то терялись сообщения о постоянных боях с ваххабитами и террористами на Северном Кавказе, росте сепаратизма в Татарстане и столкновениях между коренным населением и мигрантами, которых становилось все больше и больше.
Но Гумилев прекрасно понимал, что все это - затишье перед большой грозой. И гроза должна была разразиться со дня на день.
- Доброе утро. - Он подошел к столу, не садясь, взял из вазочки валован с икрой, проглотил, не чувствуя вкуса. - Извини, не смогу сегодня с тобой позавтракать. Надо ехать в Обнинск, там сегодня запуск первой ретрансляционной башни "Черники".
- Можно я поеду с тобой? - Катарина отложила тост в сторону. - Мне очень интересно все, что связано с этим проектом.
Андрей по опыту знал, что отказывать ей в таких случаях бесполезно.
- Я не против, если ты успеешь собраться, - сказал он. - А я через пять минут выезжаю.
Любая другая девушка обиделась бы на эти слова, приняв их за издевательство. Катарина же молча встала и быстро вышла из гостиной. Гумилев, невесело усмехнувшись, посмотрел на часы.
Она появилась через четыре минуты, одетая в строгий деловой костюм, который, однако, удачно дополняло колье из цейлонских сапфиров.
- Подкрашусь в машине, - Катарина взяла Андрея под руку. - Пойдем, дорогой, не будем опаздывать.
Ее настойчивое стремление все время быть рядом не столько раздражало, сколько пугало Гумилева. После его встречи со Свиридовым, стоившей генералу жизни, он больше не предпринимал попыток ускользнуть от всевидящего ока Катарины. Слишком дорогой была цена, и слишком несправедливым было то, что цену эту платил не он.
Гумилеву так и не удалось узнать, кем была на самом деле девушка, выдававшая себя за сотрудницу "Питерской службы новостей" Зарембу.
Сама Катарина ни разу не намекнула, что ей известно о его свидании со Свиридовым. Просто спросила, знает ли он, что случилось с генералом. Гумилев коротко кивнул, и больше они к этой теме не возвращались.
Но и без всяких обсуждений было понятно - это предупреждение. Еще одна попытка выйти из-под контроля - и расплачиваться будут Марго и Маруся.
И Гумилев стиснул зубы и сдался.
Если даже Свиридов не смог помочь… Свиридов, за спиной которого стояла вся мощь государственной безопасности… которого уважали профессионалы спецслужб и к которому прислушивались руководители силовых ведомств… То у него, человека, далекого от мира тайных операций, и вовсе нет шансов.
Что он мог сделать? Попроситься на прием к премьер-министру и все ему рассказать? У Гумилева мелькала такая мысль. Но, во-первых, подобный визит не сможет пройти незамеченным, и если заговорщики поймут, что их раскрыли, то Маруся и Марго погибнут в ту же минуту. И во-вторых, вероятность того, что Путин ему поверит, была близка к нулю. Мнение премьер-министра о нем, Гумилеве, наверняка формировалось на основе того, что рассказывали о нем люди из спецслужб. А они, как ясно дал понять Андрею Свиридов, считают его главным виновником гибели арктической экспедиции.
Сдаться оказалось сложнее, чем он думал. Каждый раз, глядя новости, Гумилев ощущал себя виновником тех бед, которые творились с человечеством, - не потому, что он творил этот управляемый хаос, а потому, что он имел возможность остановить его - и не сделал этого. По ночам его мучили кошмары, он видел окровавленные лица, изуродованные трупы, какие-то темные поля, где вместо капусты торчали из грядок человеческие головы. Однажды ему приснилась яркая, солнечная, весенняя Москва - высотка Университета над мокрой зеленью парка на Воробьевых горах, голубая лента реки, пронзительно синее майское небо. По улицам гуляли счастливые улыбающиеся люди, среди них почему-то было очень много детей. Дети гоняли на трехколесных велосипедах, держали в руках разноцветные воздушные шары, ели мороженое. И вдруг синее небо над городом раскололось, словно хрупкое стекло, и оттуда ударил столб ослепительного белого пламени. Поплыла, оплавляясь, как восковая свечка, высотка Университета, вспыхнули и мгновенно почернели сады. Вскипела, превратившись в облако белого пара, река. И почему-то медленно и страшно лопались один за другим воздушные шары в руках детей…