Когда они опустили коптилку пониже, на белой земле обозначилась тонкая бороздка шагов, уходящая по мягкому покрову куда-то вдаль, в сторону черного леса.
- Выходит, здесь и впрямь была какая-то женщина. Но… как это понимать?
- Бог ее знает. А как понимать все остальное в этом сумасшедшем мире?
Они еще долго изучали эти следы, а потом, окоченев от стужи, переместились с порога в закуток под лестницей, где теперь зияла дыра, и направили свет в разверзнутый ведьмин закут.
- Да это просто клетушка, даже чуланом не назовешь. Ой, смотри-ка…
Внутри обнаружился убогий скарб: видавшее виды кресло-качалка, домотканый коврик, оплывшая свеча в медном подсвечнике и старинная потрепанная Библия. В нос ударил запах плесени, мха и засушенных цветов.
- Выходит, здесь прятали живых людей?
- Точно. Давным-давно здесь прятали тех, кого называли сатанинским отродьем. На них велась охота. Охота на ведьм. Таких судили, а потом отправляли на виселицу или на костер.
- Ну и ну, - приговаривали оба, разглядывая крошечную келью.
- Значит, ведьмы отсиживались тут, а охотники, обыскав дом, уходили ни с чем?
- Вот-вот, так оно и было.
- Роб…
- Что?
Марта подалась вперед. Она побледнела и не могла отвести глаз от убогого, щербатого кресла-качалки и от выцветшей Библии.
- Роб, а этот дом… он очень старый? Сколько ему лет?
- Думаю, лет триста будет.
- Неужели так много?
- А что тут удивительного?
- В голове не укладывается. Несуразица какая-то…
- Не пойму: ты о чем?
- Об этом доме. Такие постройки стояли целый век. Потом еще один век. И еще. Да ведь здесь можно потрогать прошлое! Только руку протяни! Интересно, неужели можно и ход времени нащупать пальцами? А ну как я сяду в это кресло и затворю дверцу - что будет? Эта безвестная женщина… долго ли она томилась взаперти? Как сюда попала? Уж сколько лет прошло. Непонятно все это.
- Эк тебя занесло!
- А ты вообрази, что твоя жизнь в опасности: умирать-то никому неохота, а за тобой погоня, ты молишь Бога, чтоб тебя не поймали, и тут находится добрая душа, которая прячет тебя, сатанинское отродье, за такой дверцей, а между тем преследователи уже обыскивают дом, их шаги все ближе, ближе… разве ты не захочешь отсюда вырваться? Чтобы бежать, куда глаза глядят? Чтобы найти другое место? А может, и другое время? Если хорошенько попросить, то в таком доме, простоявшем не один век, можно укрыться даже в другом году! А вдруг… - она запнулась - здесь как раз?…
- Да ну тебя, - отмахнулся он. - И впрямь несуразица какая-то!
Но несмотря ни на что, какое-то едва уловимое движение внутри каморки заставило обоих почти одновременно вытянуть руки перед собой, чтобы погрузить их, из чистого любопытства, в невидимую реку. Казалось, воздух чуть качнулся в одну сторону, потом в другую, дохнул теплом, потом холодом, мелькнул лучом света и так же внезапно погрузился в темноту. Оба это чувствовали, но не могли выразить словами. В чулане менялась погода: то зимняя стужа, то быстротечное лето. Конечно, так не бывает, но ошибки быть не могло. Под кончиками пальцев, скрытая от глаз, текла невидимая, как само время, река из теней и солнца, прозрачная, как горный хрусталь, но спрятанная пульсирующей тьмой. Казалось, опусти руки чуть поглубже - и тебя затянет в неодолимую круговерть времен года, засосет в этот крошечный, непостижимо малый омут. Эти мысли проносились в голове каждого из двоих, почти ощущались кожей, хотя и не облекались в слова.
Охваченные тревогой, они отдернули и прижали к груди ледяные, но успевшие загореть руки, а сами неотрывно смотрели вниз.
- Чертовщина, - шептал Роберт Уэбб. - Одно слово - чертовщина!
Он попятился и еще раз вышел на крыльцо, но снежная ночь уже почти заровняла бороздку следов.
- Никого, - выговорил он. - Пусто.
В этот самый миг на подъезде к дому вспыхнули желтые фары.
- Лотта! - воскликнула Марта Уэбб. - Наконец-то! Лотта!
Фары погасли. Роберт и Марта устремились во двор, навстречу бегущей к ним женской фигурке.
- Лотта!
Растрепанная, с затравленным взглядом, она бросилась к ним в объятия.
- Марта, Боб! Господи, я уж не чаяла вас разыскать! Сбилась с дороги. За мной погоня. Идемте скорее в дом. Простите, что разбудила среди ночи. Как же я рада вас видеть! Ой, чуть не забыла - надо спрятать машину. Вот, держите ключи.
Роберт Уэбб кинулся отгонять машину за дом. На обратном пути он удостоверился: колеи постепенно заметало снегом.
Вскоре все трое уже сидели тесным кружком и не могли наговориться. Роберт Уэбб все косился на входную дверь.
- Прямо не знаю, как вас благодарить, - взволнованно повторяла Лотта, устраиваясь в кресле. - Вы ведь сами рискуете! Но я вас не обременю -перекантуюсь пару часов, пережду опасность. А потом…
- Сиди, сколько надо.
- Нет, долго нельзя. Они не отстанут! В городах пожары, убийства, голод. Бензина нет - приходится воровать. У вас, кстати, не найдется лишку? Мне бы только до Гринборо дотянуть, там сейчас Фил Мередит, он мне…
- Лотта, - прервал Роберт Уэбб.
- Что такое? - Она затаила дыхание.
- Ты случаем в окрестностях никого не видела? Бегущая женщина тебе не попадалась на дороге?
- Опомнись! Я летела как сумасшедшая! Хотя… Женщина?… Да, верно! Я ее чуть не сбила. А в чем дело?
- Как тебе объяснить…
- Она не опасна?
- Нет-нет.
- Ничего, что я к вам нагрянула?
- Все в порядке. Сиди спокойно. Мы кофе сварим…
- Погодите! Надо проверить!
Они и глазом моргнуть не успели, как Лотта подбежала к порогу и на дюйм приоткрыла дверь. Хозяева стали у нее за спиной и увидели вдалеке свет автомобильных фар, который помигал на пригорке и нырнул в долину.
- Это за мной, - прошептала Лотта. - Сейчас будет обыск. Господи, куда же мне деваться?
Марта и Роберт переглянулись.
Нет, только не это, думал Роберт. Избави бог! Абсурд, мистика, нелепость, жестокое совпадение, как в страшном сне, издевка, злая ирония, насмешка судьбы! Только не это! Сгинь, роковая случайность! Не приходи, как поезд вне расписания. И по расписанию тоже не приходи. А ты, Лотта, приезжай лет через десять, ну, через пять, а лучше через год, через месяц, через неделю, и попроси убежища. Ну, хотя бы завтра! Только не приноси в каждой руке по случайности, как слабоумное дитя, не появляйся сразу вслед за прежним ужасом, не испытывай нас на прочность. Я ведь не Чарльз Диккенс, который прослезился и забыл.
- Что-то не так? - спросила Лотта.
- Да вот…
- Негде меня спрятать?
- Вообще-то есть одно местечко.
- Куда идти?
- Сюда. - Не помня себя, он медленно развернулся.
Они направились по коридору к полуоткрытой дверце.
- Что это? - спросила Лотта. - Тайник? Значит, вы устроили?…
- Он здесь с незапамятных времен.
- Лотта покачала дверцу на петлях.
- Не заклинит? А вдруг меня найдут?
- Не найдут. Сработано на совесть. Закроешься изнутри - комар носу не подточит.
Где-то в зимней ночи взревели автомобильные двигатели; дальний свет выхватил дорогу, полоснул по темным окнам дома. На дворе ветер ощупывал заснеженные следы: одна дорожка уходила вдаль, вторая шла к крыльцу, а колеи от шин исчезали на глазах.
- Слава богу, - шепнула Марта.
Вой сирен уже слышался за ближайшим поворотом; машины затаились, уставившись на неосвещенный дом. Через некоторое время они с рокотом двинулись в метель, к заснеженным холмам.
Вскоре свет фар исчез вдали; рев моторов умолк.
- Повезло, - сказал Роберт Уэбб.
- Нам - да, а ей - нет.
- Кому это?
- Той женщине, что выскочила из нашего дома. Ей спасенья ждать неоткуда. Кто-нибудь ее непременно заметит.
- И то правда; я и не подумал.
- Документов у нее нет, а как же без удостоверения личности? Она сама не ведает, в какую передрягу попала. Что будет, если ей придется объяснять, кто она такая и как очутилась в этих краях!
- Верно, верно!
- Храни ее Господь.
Они вгляделись в снежную тьму, но так ничего и не увидели. Кругом царила неподвижная тишина.
- Никому спасенья нет, - сказала Марта. - Куда ни кинь, спасенья нет.
Задерживаться у окна долее не имело смысла, и Роберт с Мартой, протиснувшись под лестницу, постучали в ведьмин закут.
- Лотта! - позвали они. Дверца даже не шелохнулась.
- Лотта, можно выходить!
Ответа не было: ни вздоха, ни шепота. Роберт застучал в дверь костяшками пальцев:
- Эй, ты там?
- Лотта!
- Открывай!
- Вот дьявольщина, заело!
- Подожди, Лотта, мы тебя вызволим. Теперь-то что!
Чертыхаясь, Роберт Уэбб стал молотить кулаками по стене, а потом скомандовал: "Поберегись!", отступил назад и что есть мочи пнул ногой в стену - раз, другой, третий. Под яростными ударами древесина начала крошиться в щепки. Пробив дыру, он рванул на себя деревянную обшивку.
- Лотта!
Не сговариваясь, они пригнули головы и заглянули в тесный чулан.
На шатком столике мерцала свеча. Библия куда-то исчезла. Кресло пару раз бесшумно качнулось, а потом остановилось как вкопанное.
- Лотта!
Каморка была пуста. Только свеча по-прежнему мерцала на столике.
- Лотта! - позвали они.
- Тебе не кажется?…
- Все может быть. Старый дом - и есть старый дом… очень старый…
- Неужели Лотта… она?…
- Не знаю, не знаю.
- Так или иначе, она в безопасности! И на том спасибо.
- В безопасности, говоришь? А куда она пойдет? Разодета в пух и прах, надушена, юбка короткая, туфли на высоком каблуке, шелковые чулки, кольца с бриллиантами, губы накрашены, брови выщипаны - она в безопасности? В безопасности! - передразнил Роберт, вглядываясь в разверстую дыру.
- А что тут такого? Он глубоко вздохнул.
- Женщина с такими приметами? Не она ли пропала в городке под названием Салем43 в тысяча шестьсот восьмидесятом году?
Держа вырванный кусок обшивки на вытянутых руках, он прикрыл ведьмин закут.
Усевшись под лестницей, они скоротали в ожидании эту долгую, холодную ночь.
Дух скорости
The Ghost in the Machine 1996 год Переводчик: Е. Петрова
Тогда на дворе стоял 1853 год, в деревне только и было разговоров, что о помешанном, который жил на пригорке в глинобитной лачуге посреди запущенного двора; жена от него сбежала, никому не рассказав про мужнины выходки, и больше ее не видели. А деревенским даже во хмелю недоставало храбрости, чтобы сходить да разузнать, в чем проявляется его безумие и почему жена его бросила, выплакав все глаза, и оставила после себя пустоту, открытую ветрам и грозам.
И все же…
Как-то летом, в палящий зной, когда на небе не было ни облаков, что дают желанную тень, ни туч, сулящих людям и зверью благодатный дождь, в деревне появился Естествоиспытатель. То бишь доктор Мортимер Гофф, господин весьма необычной наружности, у которого все части тела двигались как будто сами по себе, что не мешало ему путешествовать по миру в поисках невиданных чудес и божественных откровений.
Почтенный доктор карабкался по склону, рискуя оступиться на булыжниках, которыми был скорее усыпан, нежели вымощен весь путь, а пару лошадей, запряженных в коляску, оставил внизу, дабы не подвергать их такому испытанию.
Доктор Гофф, как стало известно, прибыл не откуда-нибудь, а из Лондона, устав дышать туманом и терпеть вечное ненастье; сейчас, ошеломленный лавиной света и жары, этот добродушный, хотя и не в меру любопытный эскулап остановился у чужого забора перевести дух, прикинул на глазок высоту подъема и спросил:
- К умалишенному - в эту сторону?
Фермер, больше похожий на огородное пугало, недоуменно поднял брови и хмыкнул:
- Вам, поди, нужен Элайджа Уэзерби.
- Он самый - если умалишенных величают полным именем.
- В здешних краях его кличут придурком или чокнутым, а "умалишенный" - так только в книжках пишут, но это один черт. Сами-то вы из каких будете?
- Да вот, читаю, что в книжках пишут, это верно подмечено, к тому же у меня дома есть реторты для опытов, есть скелет, который во время оно был человеком, есть постоянный пропуск в Лондонский музей истории и науки…
- Знатно, знатно, - не выдержал фермер, - только какой от этого прок, коли земля не родит, а жена отдала Богу душу. Идите напрямик, не промахнетесь. А найдете этого придурка, или как там вы его зовете, - увезите куда подальше, век вас не забудем. Мочи нет слушать, как он вопит ночи на пролет, да еще бьет по наковальне у себя в кузнице. Поговаривают, будто он кует чудище, которое не сегодня-завтра вырвется на волю, и тогда нам всем несдобровать.
- Нельзя ли поподробнее? - заинтересовался доктор Гофф.
- Да это я так, к слову. Ступайте своей дорогой, господин хороший. Там, наверху, сутки на пролет молнии беснуются - ну, Бог милует.
С этими словами фермер вогнал в землю заступ - как отрубил.
Любознательный доктор, не вняв предостережению, стал карабкаться дальше, а между тем у него над головой собирались тучи, которые, впрочем, не спасали от солнца.
Наконец его взору открылась лачуга, больше похожая на могильный курган, чем на пристанище живых; да и земельный надел скорее смахивал на погост, нежели на двор.
От убогого жилища отделилась тень, шагнула навстречу гостю, выбрав удобный момент, и обернулась древним стариком.
- Ну, наконец-то! - вскричал хозяин.
- Доктор Гофф отпрянул:
- Можно подумать, сэр, вы меня ждали!
- Ждал, - подтвердил старик. - Уж сколько лет! А вы не спешили!
- От Лондона путь не близок, сэр.
- И то верно, - согласился старик, а потом добавил: - Уэзерби, с вашего позволения. Изобретатель.
- Добрый день, мистер Уэзерби, Изобретатель. Ваш покорный слуга, доктор Гофф, по прозванию Естествоиспытатель, ибо по приказу нашей милостивой королевы я собираю образцы горных пород, выкапываю из-под земли трюфели, ищу всяческие диковинки, которые могут порадовать ее королевское величество или украсить собою музеи, лавки и улицы величайшего города в мире. Я не ошибся, приехав в эти края?
- Никак нет. И успели вовремя, потому что я разменял девятый десяток; срок мой на исходе. Объявись вы годом позже - нашли бы меня, может статься, на кладбище. Прошу вас, входите!
В это время доктор Гофф услышал за спиной негодующий ропот толпы и счел за лучшее принять приглашение мистера Уэзерби. Каково же было его удивление, когда хозяин усадил его за стол и сразу достал бутылку редкого, едва ли не лучшего виски. Отдав должное содержимому своего стакана, доктор Гофф обвел глазами лачугу.
- Итак, где же оно?
- Вы о чем, сэр?
- Изобретение воспаленного разума, бешеное создание, которое покамест не выходит на свет божий, но, когда пробьет его час, не пощадит ни ребенка, ни ягненка, ни пастора, ни монахиню, ни старого слепого пса. Где оно?
- Чего только люди не выдумают! - Из беззубого старческого рта посыпались крупицы смеха. - Ну, так и быть, слушайте, сэр. Эта штука живет вместе с козами, под замком, в овине - там у меня механическая мастерская. Допивайте, прошу вас, чтобы не лишиться рассудка при виде плодов моего радостного и скорбного изобретательского труда. Вот и отлично!
Доктор опустошил свой стакан, который без промедленья был наполнен вновь, и вскоре уже шагал по заросшему травой округлому дворику в направлении сарая, охраняемого множеством замков самой причудливой формы. Переступив чрез порог, старик Уэзерби зажег несколько свечей и жестом пригласил любезного доктора следовать за ним.
В углу стояли ясли. Естествоиспытатель ожидал увидеть чуть ли не богородицу с младенцем, потому что Уэзерби, тыча пальцем в угол, благоговейно вымолвил:
- А вот и она!
- Существо женского рода?
- Если глубоко вдуматься, так и есть.
В мерцании свечей красовалось механическое детище Уэзерби.
Доктор Гофф покашлял, чтобы скрыть разочарование.
- Это же просто металлическая рама, сэр, и ничего больше!
- Но как она держит скорость, а? Сейчас увидите!
С молодецким задором старик схватил изрядной величины колесо, прислоненное к стене, перетащил его в угол и приспособил к передней части рамы, а вслед за тем принес еще одно и пригнал к другому концу.
- Ну, каково? - гордо спросил он.
- Я вижу здесь два колеса и половину телеги, только без лошади.
- Всех лошадей - на скотобойню! - провозгласил Уэзерби. - Мое изобретение, повторенное десятки тысяч раз, сделает лошадей ненужными и очистит города от навоза! Известно ли вам, что с лондонских улиц приходится ежедневно вывозить конские кучи, тысячи тонн! Эти нечистоты могли бы удобрить землю, но их безжалостно сбрасывают в Темзу. Ох, что-то я разговорился!
- Нет-нет, продолжайте, сэр. Если не ошибаюсь, вы используете колеса от прялок, позаимствованные в окрестных деревнях?
- Так и есть, только они соединены по несколько штук и укреплены железом, чтоб выдерживали… - Уэзерби коснулся своего торса, - груз в сто двадцать фунтов. А вот и седло для того груза. - С этими словами он водрузил седло в середину рамы. - А вот стремена и ремень для вращения заднего колеса, - приговаривал старик, закрепляя длинный кожаный ремень и перебрасывая его через катушку в задней части рамы. - Схватываете суть, доктор?
- Пока пребываю в неведении, сэр.
- Тогда смотрите в оба: сейчас я взойду на трон.
И старик с обезьяньей ловкостью одним прыжком вскочил на кожаное сиденье между неподвижными колесами от прялок.
- И все же, сэр, куда впрягать коня?
- Конь мне без надобности, доктор! Я сам себе конь на полном скаку!
Старик просунул ноги в стремена, и его ступни пошли описывать круги: вверх-вниз, вверх-вниз; от этого заднее колесо пришло в движение и тоже закрутилось под удерживающими раму дощатыми козлами, издавая приятное слуху жужжание.
- Вот оно что! - просиял доктор. - Это машина для получения электрического тока? Изготовленная по чертежам Бенджамина Франклина44?!
- Да нет же! Разумеется, с ее помощью можно высекать молнии. Но это, милостивый государь, самый настоящий конь, а я - ночной всадник! Вот так-то!
И Уэзерби с удвоенной силой заработал ногами, невзирая на одышку, а задние колеса, не сходя с места, вращались все быстрее и уже не жужжали, а завывали, как сирена.
- Похвально, - бросил доктор, - вот только конь (если эта штука сойдет за коня) и всадник (если вы сойдете за всадника), похоже, далеко не уедут! Кстати, как вы наречете свое детище?
- Об этом я размышляю ночи напролет, год за годом. - Уэзерби, отдуваясь, вращал шпоры. - Может, "быстроход". - Он пыхтел, ноги ходили кругами. - Или "скорокат". Нет, не звучит: похоже на каракатицу. Лучше "скорошаг". Или вот, к примеру… у-ф-ф… "убыстряй". Неплохо, а? А можно еще… у-ф-ф… "легкоступ", "сократитель", потому что… у-ф-ф… он сокращает расстояние и время. Доктор, вы, должно быть, сведущи в латыни? Как там будет… "скорость", "ноги", "колесо", что-нибудь этакое - придумайте название!