- Все то же, - уныло сказала Инга. - И вчера, и сегодня. А пора бы… Посидим, что ли?
Они уселись на бухту каната и несколько минут молчали, глядя на зеленоватый безмятежный океан. Потом Коршунов спросил:
- Я вот подумал сейчас… Может, ошибка у Александра Михайловича вышла? Океан - вон он какой громадный, немудрено и просчитаться. Из кабинета всего не ухватишь.
Инга сердито взглянула на моториста.
- Чудак вы, право! "Из кабинета"… Астрономы на бумаге планеты открывают - и не ошибаются. Если б вы, Гена, знали Андреева получше, не мололи бы ерунды. Он тысячи сейсмограмм изучил, прежде чем свою гипотезу выдвинуть. Тысячи! Говорят, что дно океана сейчас изучено только процентов на десять-пятнадцать. Немного, правда? А на деле это "немного" - десятки толстенных томов с описаниями, и все они Андрееву знакомы так, как нам с вами собственные паспорта. Да он еще пять лет назад мог публикацию с выводами сделать, а не поторопился: все проверял и перепроверял… Нет уж, ошибки быть не может. Другое дело - вся теория в целом…
Инга оборвала себя на полуслове. Коршунов, заметив, что этот разговор неприятен девушке, поспешил слегка изменить тему.
- А когда найдем всю эту… серию впадин, что дальше?
- Гена, вы повторяетесь, - скучным голосом сказала Инга. - Точно такой вопрос вы мне задавали вчера. Найдем - занесем на карту, потом сделаем сейсмический анализ слоев дна радиоакустическими буями. Помните, я вам рассказывала? Серия взрывов, регистрация преломленных волн и тэ пэ…
Коршунов кивнул. Опять наступила долгая пауза, Наконец моторист задумчиво произнес:
- Упорный он, ваш Андреев. Как носорог, смотри-ка…
- Знаете, Гена, - тихо отозвалась Инга, и ее большие темные глаза остановились на обветренном лице Коршунова. - Года четыре назад, когда я была еще студенткой, Андреев на лекции произнес между прочим фразу, которая запала в память. Он сказал, что грош цена человеку, если этот человек не сделал сегодня все возможное, что в силах был сделать. В этой фразе - весь Андреев, и я не знаю случая, чтобы он…
- Горчакова! Инга! Ур-ра-а! Нашли! Глуповато-радостная физиономия Феличина, чертом выскочившего на палубу, бумажная лента в его руке и сияние в глазах Степана Хрищенко - матроса, который нес сегодня вахту у самописца эхолота, были настолько красноречивы, что Горчакову и Коршунова будто ветром сдуло с канатов.
- Неужели? Костенька! Умница! - взвизгнула Инга и, бросившись к Феличину, с размаху влепила ему в загорелый нос поцелуй.
Геннадий вздрогнул и рассмеялся. Он ведь тоже был рад, ужасно рад за Ингу, за Андреева, за всех…
Глава III
ДЕЛА ГОСУДАРСТВЕННЫЕ
Ульман вышел из бара в самом скверном настроении. Скандал подействовал на него угнетающе, хотя за время, проведенное на острове, можно было уже привыкнуть и не к таким пустякам. Если уж ты плюхнулся в эту кашу, хочешь не хочешь, а изволь расхлебывать. Читай перед сном, как молитву, цитатник господина Карповского, лови каждое слово "великого фроянского вождя", усердно делай "взносы" и - помалкивай.
События последних дней выбили его из колеи. Чрезвычайное положение, объявленное на острове в связи с началом "космической кампании", запуск "тарелочек", подозрительная вспышка "матриотической" истерии - все это привело Курта в смятение.
Хуже всего, что его мучила совесть. Ведь он знал о готовящемся блефе с "пришельцами". И не только знал. Пресловутые "летающие тарелочки", вызвавшие панику в мире, были не чем иным, как его экспериментальными ионолетами. Как ни уверял он себя в том, что затея Карповского и Гейнца его не касается и что он только выполнял контракт и не мог предвидеть, чем обернется его командировка, сомнения одолевали. И теперь он все чаще возвращался к мысли: что-то он сделал не так.
Когда после короткого и в общем-то бесцельного пребывания в Англии и в Турции Курта привезли на остров, он сообразил, что основная его работа начнется именно здесь. Так и оказалось. Хотя создавать на голом месте крупные мастерские по сборке вертолетов - задача непростая, особых трудностей он не встретил. Необходимое оборудование было уже доставлено, его оставалось только смонтировать. Да и детали вертолетов изготовлять на месте почти не пришлось: все важнейшие узлы, выверенные и испытанные, имелись в избытке. Его, конечно, озадачила идея, размещения авиационного предприятия на необитаемом островке. Но это его не касалось, и он принялся за дело. Требование Вальтера заключить вертолет внутрь серебристого, диска показалось ему странным, но и только. Тем более что выполнить его было несложно.
Словом, у Курта нашлось достаточно времени, чтобы часть его посвятить прерванной работе - проблеме создания сверхскоростного ионолета.
Вот тогда-то его и поймал в мышеловку Гейнц, правая рука президента. Он вызвал Ульмана к себе и неожиданно предложил изготовить несколько десятков малогабаритных ионолетов, управляемых по радио и имеющих форму диска. Курт изумился: зачем понадобились его воздушные лилипуты? И тогда Гейнцг нимало не смущаясь, будничным тоном разъяснил: их миссия - одурачить людей, имитировать "летающие тарелочки".
Курт отказался. Гейнц хладнокровно выложил на стол контракт. Через минуту Ульман убедился, насколько искусно тот состряпан: практически он был обязан делать любые машины, в которых будет нуждаться авиакомпания. Курт попытался ухватиться за соломинку, сославшись на то, что патент на его ионолет приобретен "Гамбургер Альгемайне Люфтсистем". Вместо ответа Гейнц положил перед ним еще один документ. Ульман прочитал и вытаращил глаза: патент перекуплен международной авиакомпанией "Лозанна". И все-таки он еще некоторое время колебался, готовый впервые в жизни не выполнить контракт, нарушить слово. Но Гейнц тем же ровным тоном напомнил, что Ульман обязался не вникать в политические мотивы деятельности компании и его отказ равносилен разрыву контракта. Отсюда следует, что фирма Транке должна заплатить неустойку в сумме… Гейнц заглянул в контракт, быстро сделал подсчет на листке и протянул Ульману. Увидев цифру, Курт понял, что западня захлопнулась.
Ульман подчинился, успокоив себя тем, что независимо от целей авторов лжекосмического фарса он-то занимается настоящим делом - создает ионолеты. И все-таки в душе поселилось тоскливое ожидание чего-то мерзостного. Неистовая шумиха последних дней только усилила это предчувствие.
Сейчас, подходя к своему двухместному вертолету, стоявшему в центре площади, Ульман ощутил нестерпимое желание взять и улететь отсюда куда угодно, только бы совсем. Но на камуфлированных фроянских вертолетах внутреннего употребления дальше острова не улетишь. И он сам приложил к этому руку.
Подняв машину в воздух, Курт взял курс в сторону мастерских.
* * *
- Кто вам разрешил сократить обкатку? Я, кажется, вас спрашиваю… Потрудитесь отвечать, господин инженер!
На сменного инженера жалко было смотреть. Он стоял почти навытяжку, красный, потный, не решаясь сказать ни слова. Это еще больше злило Ульмана. Он не любил бессловесных.
- Какого черта вы молчите, Петерс? И до каких пор я буду прощать вам техническую бездарность? Нет, мое терпение лопнуло…
- Успокойтесь, Курт, - раздался сзади веселый голос. - Это я разрешил сократить обкатку.
Ульман обернулся. Лавируя между решетчатыми скелетами ионолетов, по мастерской шел господин Вальтер. Вот уж на кого не действовал тропический климат. Пухлое холеное лицо Вальтера было безукоризненно белым, словно выстиранное с содой.
- Вы? - Брови Ульмана возмущенно поползли вверх.
- Я. А что? Двигатель обкатан раньше. А контрольная обкатка - это же формальность. И потом… - Вальтер хитро подмигнул. - Мы с Петерсом больше не будем, даем слово!
Поймав на себе более чем красноречивый взгляд инженера, Вальтер едва заметно усмехнулся.
Ульман зло тряхнул головой и молча пошел на испытательную площадку. Вальтер не спеша двинулся за ним. У выхода Курт задержался, и Вальтер догнал его.
Ульман встретил его недобрым взглядом.
- У вас есть ко мне дело?
- Да, конечно. Собственно, я приехал за вами. Вы знаете, что сегодня собирается Высший совет республики? Будут обсуждаться итоги конкурса поэтов.
- Я ничего в поэзии не понимаю.
- Это не столь важно. Важно, что вы член совета республики и редко бываете на его заседаниях.
- А испытания?
- Пусть их проведет старший инженер.
Ульман внимательно посмотрел на Вальтера и понял: спорить бесполезно.
"С ума они посходили, что ли? - подумал он. - Бросить испытания ради… Ну и балаган…"
* * *
Если бы эти слова мог услышать господин президент, он бы, несомненно, глубоко огорчился. Демократичность государственного строя республики Фрой была для Сержа Карповского предметом особой гордости. В самом деле, где на земле найдешь государство, которым управляют представители высшей касты человеческого интеллекта - ученые и поэты? Больше того, все семь членов совета - три ученых, три поэта и сам президент - в любой момент могли быть свергнуты с республиканского Олимпа по первому же требованию рядовых фроянцев. Каждый житель республики был вправе претендовать на президентское кресло: для этого ему стоило лишь собрать в свою пользу 70 процентов голосов жителей острова. А чтобы заменить собою любого из членов совета, требовался совсем пустяк: нужно было всего лишь доказать, что в науке или в поэзии ты более компетентен, чем тот, на чье место притязаешь.
Такой прецедент в жизни республики был лишь однажды: Паоло Пирелли, остроглазый нахальный итальянец с Разгрузочной Площадки, добился своего, публично бросив вызов и затем побив в поэтическом турнире "самого" Стефана Арниста, которого считали на острове мэтром. На места ученых пока что никто не посягал.
Вот уже полтора года "большая семерка" вершила в республике законодательную власть. Правда, обязанности ее не были чересчур обременительными: члены Высшего совета никогда не принимали законченных решений. Они ограничивались, как правило, тем, что вносили предложения. Истинную ценность их определял Объективный Анализатор - большая логико-информационная вычислительная машина, электронная память которой была начинена всевозможными сведениями о правилах и принципах жизни республики. Злые языки поговаривали, что этот Анализатор не столь уж и объективный, ибо его решения подозрительно часто совпадают с мнением господина президента. Но злые языки - это всего лишь злые языки.
Занимаясь поистине высокими материями - разработкой философских и идейных концепций республики, подготовкой и проведением конкурсов, определением степени матриотичности фроянцев, - члены "большой семерки" на своих заседаниях почти не касались прозаических, будничных проблем жизни острова. Ими ведали помощники президента - господин Вальтер - координатор по науке, и господин Гейнц - координатор по работам. Этим двум, а также красивой японке мисс Судзико Окато, личной секретарше Карповского, позволялось присутствовать на заседаниях Высшего совета. Гейнц почти не пользовался привилегией: ему, человеку, который непосредственно руководил и строительством, и портом, и финансами, и, наконец, Когортой хранителей, не часто удавалось выкроить время для участия в обсуждений важнейших государственных проблем. Вальтера члены совета видели гораздо чаще, хотя островная "мимикрия", за которую он отвечал, доставляла ему немало каждодневных хлопот. Молодая японка - "моя неэлектронная память", как однажды пошутил Карповский, бывала на заседаниях совета всегда. Она вела протоколы.
Участие в работе Высшего совета отнимало у Курта Ульмана немного времени: "большая семерка" собиралась крайне редко. Тем не менее, даже редкие заседания он переносил с трудом и весь остаток дня ходил с противным ощущением, будто он искупался в помойной яме. Особенно претили ему поэты. Даже Алека Ольпинга, полупьяного, крикливого, бесцеремонного, он мог стерпеть: все-таки Ольпинг был в науке незаурядной величиной, талантливым и смелым кибернетиком-экспериментатором. Но Янчес!.. Выживший из ума мистик, старый истеричный рифмоплет… Или этот нагловатый примитив Пирелли - типичный потребитель, который всегда чует носом жареное: в сковороде ли, в поэзии - такому все равно. А бездарный болтун Хансен?..
Да, только Брэгг, один лишь Джонатан Брэгг… Конечно, и он не без греха - излишне общителен, для своих лет несколько легкомыслен. И все-таки седовласый биолог достоин уважения. Настоящий ученый.
Проклятье! Неужели и сегодня придется проторчать здесь три часа?
* * *
Задрав голову, Гейнц стоял у раскрытого окна и смотрел, как на площадь плавно опускается небольшой вертолет. Увидев вышедших из него Вальтера и Ульмана, Гейнц подошел к двери.
- Пригласи ко мне господина Вальтера, - сказал он скучающему у окна охраннику.
Вскоре за дверью послышались неторопливые шаги.
- Скажите, Вальтер, - произнес Гейнц, с видимым неудовольствием поглядывая на вошедшего в кабинет координатора, - чего ради Ульман притащился сюда?
- Простите, Гейнц… По-моему, вы знаете, - удивленно изогнув бровь, спокойно ответил Вальтер. - Сегодня Высший совет. Заседание назначено давно, и не было причины его отменить. Надо же соблюсти, так сказать…
Щека Гейнца дернулась. Он прищурил бесцветные глаза.
- Пожалуй, теперь уже не надо…
Глава IV
КАПИТАН "ИРТЫША"
Капитан "Иртыша" Николай Иванович Щербатов безгранично уважал ученых, науку и все к ним относящееся. Не претендуя на серьезные труды, он покупал все подряд популярные книги и брошюры, дававшие ему не слишком глубокие, но зато весьма разнообразные познания. И потому к известию о том, что его "Иртыш" арендован для научного поиска в Тихом океане, он отнесся, как к благосклонному дару судьбы.
Все нравилось в этой экспедиции Николаю Ивановичу. Нравился маршрут - по "глухомани" океана, в стороне от проторенных путей. Приводила в восторг цель - практическое подтверждение смелой гипотезы о распространении трещин в дне океана. Пришлись по сердцу люди - думающие, эрудированные и в то же время веселые и простые. Особенно понравился ему начальник научной группы Андреев. Они сразу сблизились во время совместных хлопот по подготовке корабля к плаванию. "Иртыш" не был приспособлен для той роли, которая ему предназначалась. Пришлось устанавливать новый, необычайно мощный и чувствительный эхолот, оборудовать радиорубку для сейсмической разведки, получать и размещать гидрофоны. Андреевская напористость и его организаторский талант произвели на капитана впечатление: сам Щербатов в глубине души чуть-чуть робел перед людьми. Он не раз корил себя за мягкость характера, пытался быть круче, но безуспешно. И не удивительно, что Андреев показался ему незаурядной личностью.
Ничто за десять дней плавания не омрачило безоблачного настроения Николая Ивановича Щербатова. Шли хорошим ходом, ни разу не штормило. Заход и краткая стоянка на Гавайях прошли без сучка и задоринки. Оставалось найти предсказанные Андреевым трещины - и тогда Николай Иванович почувствовал бы себя совсем счастливым. Несмотря на то что поиск проходил пока безрезультатно, он был глубоко убежден в правильности гипотезы Александра Михайловича. Видя, как нервничает Андреев, он волновался за него и как мог старался успокоить ученого, приводя многочисленные аналогии из книг о людях науки.
И вот сегодня в полдень произошло, наконец, долгожданное: эхолот показал глубокий провал в ложе океана. Сразу же были застопорены машины, а после обеда началось первое радиосейсмическое исследование впадины. Андреев потребовал многократного повторения анализа грунтовых слоев, чтобы избежать малейших неточностей. С этим провозились почти дотемна.
Вечером в кают-компании было шумно. Пили шампанское, произносили тосты, острили. Феличин включил приемник и стал ловить музыку: решили устроить бал и танцевать с Ингой по очереди. Случайно он наткнулся на станцию, которая на английском комментировала чью-то статью о возможности высадки на Землю обитателей других миров с "летающих тарелочек", якобы замеченных над многими островами Океании. Научный обозреватель радиостанции беспощадно громил статью и издевался над любителями "космических бумов".
Минуты три Горчакова и Андреев были переводчиками, но потом, по общему требованию, Костя переключил приемник на другую волну, и в кают-компании начались танцы. Шумиха с "тарелочками" и зловещие заклинания насчет "вторжения инопланетных сил" всем уже порядком наскучили: целый день эфир засорен этой чепухой. Охладел к ним даже Феличин. Окончательно дискредитировал "тарелочки" боцман Шабанов. Он рассказал, как, наслушавшись в 1949 году таких вот передач, чуть ли не три часа гонялся на катере по Охотскому морю за севшим на воду "серебристым диском", который оказался солнечным бликом, пробившим тучи.
Разошлись по каютам за полночь. Перед сном Николай Иванович проглотил таблетку: врачи запретили ему даже шампанское. В последнее время почки работали нормально, но профилактика, решил капитан, не помешает.
Глава V
ЗАХВАТ
Андреев поднял Горчакову и Феличина спозаранок и сразу же усадил за работу: ночью были обнаружены еще две впадины. Гипотеза Андреева подтверждалась. Александр Михайлович не скрывал нетерпения: хотелось как можно быстрее обследовать весь район, обозначенный на его картах. К двум часам дня Инга и Феличин измучились настолько, что за них пришлось вступиться капитану. Скрепя сердце Андреев скомандовал отбой, забрал кипы эхограмм и ушел.
Придя к себе в каюту, Инга легла на койку и попыталась уснуть. Но уже через несколько минут кто-то громко постучал.
- Инга Сергеевна, - протиснулся в каюту взволнованный Коршунов. - Где ваш приемник? Слушайте!
Девушка протянула ему транзистор. Геннадий схватил его, покрутил колесико настройки.
- Слушайте, Инга, позывные!.. Повторяют!.. Инга разочарованно наморщила нос: обозреватель Би-Би-Си на русском языке пережевывал надоевшую басню о "пришельцах из космоса". Но потом насторожилась, услышав, что на завтра намечается заседание комитета ООН, созванного, чтобы обсудить "тревожную ситуацию, сложившуюся на Тихом океане, в районе расположения источника сигналов неизвестного происхождения".
Это было уже нечто серьезное. Инга спросила, знают ли об этой передаче Андреев и Щербатов. Геннадий ответил, что, видимо, знают.