Когда Коршунов ушел, Инга еще с четверть часа крутила приемник, слушая обрывки передач на английском о таинственных "пришельцах". Ее не на шутку озадачила заключительная фраза одного американского обозревателя: "Сотни миллионов человек своими глазами видели сегодня пришельцев. И никогда еще человечеству не приходилось решать таких необыкновенных проблем, какие предстоит ему разрешить в эти тревожные дни".
"Что значит - "видели своими глазами?" - терялась она в догадках. - Неужели опять "тарелочки?" Но о том, что они всюду летают, болтали и раньше. А вдруг сейчас на планете происходит "борьба миров", как в романе Уэллса?.. Интересно, что скажет Саня?"- думала она, ворочаясь с боку на бок.
Тем временем в капитанской каюте разговор приобретал все более острые формы. Всклокоченный, красный, Андреев сидел на диване рядом с капитаном и, нетерпеливо постукивая кулаком по колену, ждал, когда тот кончит говорить. Но так и не дождавшись, сердито перебил:
- Ну и пусть - десять миль. Что вы меня пугаете, к чему это? Вы, Николай Иванович, не хуже меня понимаете, что все это только болтовня и что на островке не может быть ни космических кораблей, ни "тарелок". Да и в конце-то концов разве я вас высадиться подбиваю? Ну на что он мне, этот остров? Пройдем еще миль семь-восемь - и пожалуйста, поворачивайте. Вы станьте на мое место: я должен зафиксировать четвертую впадину, ведь она у нас под носом… Иначе зачем же я ехал сюда, а, капитан?
Николай Иванович сокрушенно вздохнул. Взял со столика карандаш, покрутил, положил обратно. Он был огорчен и расстроен: спорить с Андреевым было трудно, да и не хотелось. Полчаса назад он получил из Владивостока радиограмму: ему рекомендовалось вплоть до прояснения обстановки выйти из района загадочных радиосигналов. Прямого приказа о возвращении не было, поэтому капитан, прежде чем распорядиться о перемене курса, решил посоветоваться с Андреевым. И вот…
- Александр Михайлович, дорогой, - заговорил Щербатов, стараясь не смотреть в глаза Андрееву. - Поймите и вы меня: не имею я права рисковать экипажем и судном. И вами лично, Александр Михайлович. За чистую монету эту шумиху с островом я, конечно, не принимаю, но на всякий случай давайте повернем… Переждем немножко. А потом, глядишь, еще и вернемся сюда. К вашей четвертой… Идет?
- Ффу!.. - Андреев в сердцах откинулся на спинку дивана, скрестил на груди руки. - На колу мочало…
Капитан обидчиво пожал плечами, но смолчал. Свирепо посапывая, Андреев о чем-то думал. Потом вдруг улыбнулся добродушно и просто.
- Послушайте, Николай Иванович. - Его маленькие голубые глазки смотрели хитровато и благожелательно. - Вы не учли весьма важное обстоятельство. Если бы "Иртышу" грозила опасность, ваше начальство не стало бы в позу осторожного советчика - вам бы приказали немедленно повернуть. Это раз. Во-вторых, я не настаиваю, чтобы нам полным ходом идти к острову. Давайте поползем на самых малых оборотах. А, паче чаяния, заметим неладное или приказ получим - полный назад. Неужели вы, бывший военный, советский капитан, пойдете на поводу у каких-то мистификаторов? Ей-ей, не верю. Ну, по рукам?
- Сегодня по курсу вахтенные заметили в небе какую-то штуку вроде "тарелочки", - вместо ответа угрюмо произнес Щербатов, упорно глядя в сторону. - Пытались рассмотреть в бинокли, но против солнца невозможно…
- "Тарелочка?" - Андреев откровенно расхохотался, обнял капитана за плечи, насильно заглянул в глаза. - Значит, и вы поддались? Не поверю, ни за что не поверю, что вы это серьезно. И все-таки - по рукам?..
- Ладно. - Щербатов невесело пожал огромную андреевскую ладонь. - Но имейте в виду: ближе чем на три мили не подойдем, и при первой же…
- Так мы же договорились! - весело гаркнул Андреев, вставая. - А признайтесь, любопытно было бы и на островок заглянуть? Шучу, шучу…
Простившись с капитаном, Александр Михайлович сразу же направился в свою каюту с твердым намерением поработать. Однако уже на полдороге передумал, поднялся на палубу и довольно долго стоял у фальдшборта, вглядываясь в утомленный зноем, сверкающий миллиардами солнечных блесток океан.
Конечно, вряд ли что случится - до впадины всего миль… пожалуй, теперь уже не больше восьми, совсем чепуха. Можно будет на худой конец и без промеров обойтись, обозначить - и назад. Риск небольшой, зато дело не пострадает. Это главное. И все же…
Андреев с хрустом потянулся и отправился к себе в каюту. Почему-то он не испытывал большой радости от победы над осторожным Щербатовым.
* * *
- Вызываю "Центр"! Вызываю "Центр"! Я "Рочер-шесть". Я "Рочер-шесть". Передаю сводку. Прием.
- "Центр" слушает. Прием.
- Я "Рочер-шесть". Наблюдение веду с высоты семи миль. Объект продолжает движение. Курс - квадрат зет-четыре. Скорость девять-десять узлов. Прием.
- Продолжайте наблюдение. Обратите внимание, есть ли на объекте оптические приборы. Периодичность сводок - две минуты.
- "Найт-один"! "Найт-один"! Говорит "Центр", Сообщите готовность к вылету.
- Заканчиваем посадку на второй вертолет. Готовность номер один обеспечим через две-три минуты. Доложил Честер.
- Пошевеливайтесь там!..
- Слушаюсь, господин координатор!
- Вызываю "Центр!" Я "Рочер-шесть", я "Рочер-шесть". Передаю сводку. Прием.
- "Рочер-шесть"! "Рочер-шесть"! "Центр" слушает.
- Объект вступил в квадрат зет-четыре. Наблюдаю с высоты четырех миль. На палубе аппаратура неизвестного назначения. Скорость объекта - девять узлов. Прием.
- Продолжайте!.. Вызываю "Найт-один"! "Центр" вызывает "Найт-один". Через минуту - старт. Сообщите готовность.
- Я "Найт-один". К вылету готовы.
- "Центр"! "Центр"! Я "Рочер-шесть". Объект вошел в зону! Объект вошел в зону!
- "Найт-один"! Я "Центр". Старт!
* * *
Поработать Александру Михайловичу не удалось. Прошло не более получаса, как Андреева сильно качнуло и повлекло к правой стенке каюты. Это могло означать лишь одно: "Иртыш" резко поворачивал, меняя курс.
"Все-таки струсил", - с озлоблением подумал Андреев о Щербатове, швырнул эхограммы на стол и метнулся к двери.
Николая Ивановича он нашел на капитанском мостике. Плоское, темное от загара лицо Щербатова было как всегда спокойно, но во взгляде, который он бросил на поднимавшегося по трапу ученого, сквозили тревога и озабоченность.
- Вот так-то, - негромко, но веско сказал Николай Иванович, протягивая Андрееву смятый листок бумаги. - Радиограмма. Приказано немедленно назад. Без всяких разговоров.
Андреев машинально пробежал взглядом по листку с радиограммой. "С получением…" "немедленно…" "базироваться…" Дальше можно было не читать.
- Делайте как приказано, - хмуро сказал он.
- Да, - вздохнул капитан, - и так уже повернули… Вы, Александр Михайлович, не расстраивайтесь, скоро вернемся. Я думаю…
- Вижу на зюйде вертолеты! - раздался тревожный голос вахтенного.
Капитан стремительно повернулся всем телом, вскинул бинокль. Андреев медленно, точно нехотя взглянул через плечо.
Вертолеты быстро росли в размерах. Это были две крупные транспортные машины, несколько похожие на советские МИ-18. Только покороче и побрюхастей.
- Странно, - пробормотал капитан, не отрывая бинокля от глаз. - Без опознавательных знаков… Гм… Странно.
- Чепрасов! - крикнул он вахтенному. Передай радисту, чтоб немедленно сообщил Владивостоку… Держать постоянную связь, ясно?!
Андрееву сначала показалось, что вертолеты намерены пролететь в стороне от "Иртыша" - западнее метров на триста. Но когда головная машина, чуть заметно качнувшись, неожиданно повернула прямо к их кораблю, Александр Михайлович ощутил смутное беспокойство. С палубы доносились возбужденные голоса: больше половины экипажа высыпало наверх. Задрав головы, прикрывая ладонями глаза от солнца, матросы следили за полетом загадочных вертолетов.
Но вот одна из гигантских стрекоз, сделав размашистый круг, повисла на высоте около ста метров прямо над "Иртышом". Разговоры сразу же смолкли. Все напряженно ждали, что будет дальше. Другой вертолет резко взмыл вверх и, также подравняв скорость со скоростью судна, казалось, остановился в воздухе. Тем временем первый стал снижаться. Сильный поток воздуха ударил по надраенной палубе "Иртыша".
- Что они, рехнулись? - Щербатов скрипнул зубами. - Сигнальщик! Запрети посадку!
Но те, кто находился в вертолете, не обратили на мелькание флажков ни малейшего внимания. А когда до палубы осталось около пяти метров, а серебристом брюхе машины открылись три квадратных отверстия, из которых, разматываясь на лету, на палубу "Иртыша" гулко шлепнулись концы эластичных канатов. Еще через секунду во всех трех дверях появились вооруженные автоматами люди в черно-желтых рубахах и брезентовых круглых шлемах.
"Десант!" - мелькнула у Щербатова обжигающая, молниеносная догадка.
- Полундра! - прорвался сквозь оглушительный рокот моторов зычный голос Чепрасова. Сшибая друг друга, матросы - все, кто был в этот момент на палубе, ринулись на корму - к спущенным с вертолета канатам. И тотчас:
- Та-та-та-та…
Будто свирепые осы впились в палубу "Иртыша": это из иллюминаторов вертолета хлестнули короткие предупредительные автоматные очереди, перекрестив корму цепочками дымящихся точек. Воспользовавшись тем, что часть экипажа "Иртыша" под пулями залегла, а часть откатилась от кормы, первая тройка солдат в полосатых рубахах скользнула по канатам вниз. Коснувшись ногами палубы, они мгновенно вскинули автоматы на изготовку.
Стиснув кулаки, матросы угрюмо наблюдали, как на корму ловко спускаются все новые тройки черно-желтых рубах. Не хотелось верить, что происходит нечто подобное захвату танкера "Туапсе" - мысль об этом казалась дикой. Скорее всего, какое-нибудь недоразумение.
Капитан понял: наступил критический момент. Сейчас может произойти все что угодно.
- Внимание! - крикнул он. - Это провокация! Всем оставаться на местах!
И тотчас же прозвучала другая команда. Ее отдал узкоплечий, длиннолицый офицер. Держа на изготовку автоматы, несколько солдат быстро двинулись вдоль левого борта. Они шли прямо на моряков.
- Повторяю: не поддаваться на провокацию! - снова раздался голос Щербатова.
Провожаемые недобрыми взглядами, черно-желтые поднялись по трапу и направились к радиорубке.
Капитан не мигая смотрел на приближавшегося к нему офицера.
- Я требую объяснений! - гневно крикнул он по-английски. - Вы ответите за это, слышите?!
Офицер приложил руку к козырьку, поджал бесцветные губы.
- Вы вошли в запретную зону, - сухо произнес он. - Все объяснения получите на берегу. При малейшем сопротивлении будем стрелять.
- Мы не знаем ни о каком запрете, - резко возразил Щербатов.
- На берегу вам объяснят, - бесстрастно повторил офицер. - Предупреждаю еще раз: будем стрелять!
Давая понять, что разговор окончен, он повернулся к Щербатову спиной.
Николай Иванович стиснул зубы. Ничего, ничего. Наверняка радист уже поставил в известность Владивосток. Такая наглость даром не пройдет.
- Товарищ капитан!
Отталкивая направленные ему в грудь стволы, радист Алик Федоровский старался пробиться к Щербатову. Три низкорослых солдата с трудом сдерживали его натиск.
Щербатов сделал шаг к офицеру. Тот, поймав его взгляд, торопливо сказал что-то солдатам, и те расступились.
- Товарищ капитан! - Лицо Алика было бледным. - Товарищ капитан, связи нет… Эфир забит. Сверхмощная радиостанция где-то рядом… Весь диапазон, будто нарочно…
- То есть как это - нет связи? - Щербатов почувствовал, как кровь прилила к голове. На мгновение он растерялся. - Ты не… не передал?..
Щербатов не видел, как иронически скривились губы тощего офицера, искоса наблюдавшего эту красноречивую сцену, Капитан смотрел на рубку штурвального, где место Байкова заняли два вооруженных солдата.
"Иртыш" поворачивал к острову.
Глава VI
ФЛАГ НА ГОРИЗОНТЕ
Экскурсия подходила к концу: впереди, метрах в десяти, уже проглядывала шахматная облицовка задней стены оранжереи.
Сузи была рада, что через минуту-две она, наконец, покинет подводное царство Брэгга - странный мир уродливых, гипертрофированных водорослей. За полчаса, проведенные в оранжерее, Сузи успела не раз пожалеть, что согласилась на подводную прогулку. Если бы не данное Брэггу обещание познакомиться с его бассейном, Сузи вынырнула бы и покинула оранжерею в первые минуты - сразу после того, как к горлу подступила тошнота.
В чем дело? Почему так угнетающе, так неприятно действуют на ее психику подводные джунгли? Этого девушка никак не могла понять. Необъяснимое отвращение овладело ею при виде химерических форм, какие приняли здесь плоские ленты ламинарий, тонкие пленки морского салата, бурые, широколистые и пузырчатые туры. Знакомые с детства. Наверное, в этом и дело… Когда-то маленькая девочка Судзико любила играть выброшенными на берег водорослями. Еще в Японии… В забытой-перезабытой, совсем нереальной и, пожалуй, теперь уже совсем чужой.
Сузи не любила воспоминаний. То есть не самих воспоминаний, а их неизбежного следствия: размагниченного состояния духа, сентиментальной жалости к себе. Раз и навсегда она выбрала манеру поведения: сдержанность, спокойствие, уравновешенность. Покой и воля - прочитала она у какого-то поэта. Сузи считала, что давно уже обрела покой и обладает волей, достаточно сильной, чтобы этот покой сохранить. Тревожащие эмоции, непрошенные волнения - их она старалась гнать от себя. Покой и воля.
И сегодня Сузи решила устроить маленькое испытание своей воли. Девушка храбро погрузилась в призрачный мир водяных уродов. Она выдержала испытание, но… хорошо, что оно уже кончается.
Сильно оттолкнувшись ластами, Сузи брезгливо обогнула большой круглый куст, похожий на клубок бесцветных спрутов. Ей оставалось сделать до стены бассейна всего несколько гребков, когда что-то заставило ее посмотреть на дно. Взглянув, девушка оцепенела от ужаса: безжизненные щупальца вдруг ожили и, извиваясь как змеи, тянулись к ней. Холодным ожогом тронуло ногу.
Рванувшись, она отчаянно заработала ластами и выскочила на поверхность. Стенка бассейна была в двух шагах. Наверху, облокотившись на поручни лесенки, стоял Курт Ульман.
Девушка изо всех сил вцепилась в его протянутую руку.
- А я жду вас, Сузи, - сказал Ульман, помогая ей снять акваланг. - Брэгг сказал, что вы осматриваете его болото. Да что с вами? - Он изумленно смотрел на ее дрожащие пальцы. Девушка никак не могла расстегнуть ремешок.
- Ничего. Я сейчас. Подождите, Курт, - отрывисто сказала Сузи и, сорвав маску, направилась в кабинку.
Выйдя из оранжереи, они устроились в шезлонгах.
- Дайте мне сигарету, - попросила Сузи.
Она неумело закурила. С тревогой глядя на девушку, Курт ждал, когда та заговорит.
- Какая мерзость, - сказала Сузи дрогнувшим голосом. - Как в кошмаре… Безжизненные плети, наросты, противные, скользкие, гадкие… Знаете, Курт, я по-настоящему струсила.
Она коротко рассказала Ульману о том, что пережила под водой. Курт улыбнулся.
- А-а… Это вы познакомились с одним из любимых произведений Брэгга. Кстати, оно так и называется: спрут. Очень тонкая, чувствительная водоросль. Все естественно. Находилась в состоянии покоя. Вы проплыли мимо, вызвали движение воды. Стебли расплелись, потянулись за вами. Только и всего. Пугаться необязательно.
Заметив, что его слова не производят никакого впечатления, Курт умолк.
- К такому не привыкнешь. - Маленький рот Сузи брезгливо сжался. - Да и ни к чему это - привыкать…
Некоторое время они молчали. Японка лежала в шезлонге полузакрыв глаза, ее неподвижное, словно кукольное лицо было бледнее обычного.
- Давайте, Сузи, лучше о другом, - сказал Ульман. - Помните, вы не досказали, как оказались в США?
Сузи на мгновение приоткрыла глаза, благодарно взглянула на Курта. Влажные, по-детски припухлые губы девушки тронула едва заметная улыбка.
- Из Нагасаки меня увезла семья Иокашима, отец перед смертью просил позаботиться обо мне, ну, они и взяли меня с собой. Кацуко Иокашима был не только его компаньоном, но и другом… Так что родину я помню смутно, как-никак с семи лет в Калифорнии. Признаться, я больше знаю о Японии по рассказам.
Веки Сузи дрогнули. По рассказам… Как просто все уместилось в этих двух словах. Не высыхавшие слезы матери о Кано, старшем брате Сузи, которого она так и не видела. Горячечный шепот отца, умиравшего от белокровия. Постоянный томительный страх, поселившийся в семье за семь лет до рождения Судзико. Но зачем кому-либо знать то, что принадлежит ей одной?
Не меняя тона, все так же бесстрастно она принялась рассказывать о своей жизни в США. О том, как старики Иокашима на своей вилле близ Окленда создали уголок Японии. В саду росли цветы и деревья ее родины, слуги и учителя были японцами, японскими были мебель, кухня, книги, картины и даже одежда. Опекуны не жалели денег, им хотелось, чтобы девочка росла японкой и как можно меньше общалась с внешним миром. Вначале Сузи воспринимала свою жизнь в "искусственной Японии" как нечто само собой разумеющееся. Но годам к четырнадцати она стала тяготиться ролью любимой игрушки двух стариков. Ей стало казаться, что супруги Иокашима тешатся умилительным спектаклем - и только.
- И тогда я, - с улыбкой закончила Сузи, - дала себе слово удрать. Как только исполнилось восемнадцать, я навсегда простилась с опекунами. Деньги они дали. Сразу поступила в Калифорнийский университет и в два счета стала самой что ни есть стопроцентной американкой.
Сузи небрежным щелчком отшвырнула сигарету.
Курт слушал девушку и смотрел на океан, который тяжело плескался под самой верандой. Наблюдая, как старательные волны облизывают берег, Курт думал о том, что прибрежная полоса, наверное, самое чистое место в мире. Хорошо бы вот так же помыть всю землю, которая не мылась со времен всемирного потопа.
Он был рад, что к Сузи вернулось ее обычное настроение, хотя и понимал, что она вновь отодвинулась от него на ощутимую дистанцию. Но такую Сузи он знал давно, с такой ему было легко и просто.
- Ну, и как вы себя чувствуете в новой роли? - иронически спросил он. - Я имею в виду стопроцентную американку.
- Великолепно! - Сузи засмеялась… - В полном соответствии со стандартом. Женщина первой страны мира должна быть счастлива - и я счастлива. Кстати, теперь, поскольку мы живем в республике всеобщего счастья, я счастлива уже в квадрате. Женщина первой страны мира должна уметь тратить деньги - я научилась, истратив все, что у меня было. Зубы у меня - не придерешься, прическа - ультра си, вот, собственно, и все. Остальное - мелочь.
- Счастье, счастлив, счастлива, - проворчал Курт, поудобнее устраиваясь в шезлонге. - Ну до чего мы любим эти слова! Вот вы иронизируете, а, видимо, совсем не прочь отведать какого-то другого счастья. Такого, которое вы считаете настоящим. А по мне, в этом слове вообще нет смысла. Слово есть, а никакого понятия под ним нет.
- Ого! - Сузи вопросительно подняла брови. - Кажется, на моих глазах будет сокрушен главный идеал человечества. Подвиг, достойный Геракла, Ну-ну…
- А вы не смейтесь. Лучше попробуйте вообразить себя счастливой…