- Мой план зависит еще от одного шага. Но сперва позвольте небольшое отступление. Как я и предсказывал, сандвичами была погашена лишь крохотная доля имеющихся в обращении спондуликсов. Увеличения вдвое площади закусочной, найма дополнительного персонала и повышения Нерфболла в ранг инспектора наряду с увеличением рабочих часов пока хватает, чтобы удовлетворить повысившийся спрос. Даже учитывая заказы по телефону с расстояния до шестидесяти миль. Однако совершенно очевидно, что как только мы выйдем на общенациональный уровень, то не сможем продолжать погашение сандвичами всего объема банкнот. Во всяком случае, если не создадим отделение "Храбрецов Хонимена" на всех крупных рынках. Дополнительные труды, сопутствующие такой программе, неприемлемо затормозят наши оплаты. Кроме того, привязка банкнот к маленькой закусочной в Джерси придает всему предприятию узкорегиональный характер.
До Хонимена начало постепенно доходить, куда клонит Эрлкониг, и следующие слова альбиноса это подтвердили:
- Молекулы! Я предлагаю отказаться от стандарта сандвича. В точности как доллар США уже больше не обеспечивается золотом, я предлагаю официальный разрыв спондуликса с любым съестным.
Хонимен вскочил на ноги.
- Нет, на это я не пойду! До тех пор, пока за наши дурацкие бумажки хоть что-то можно получить, в глазах закона у нас есть лазейка. Но если мы от этого откажемся, они будут не более чем… чем деньги.
Эрлкониг глядел на Хонимена со снисходительной жалостью.
- Рори, друг мой… они и так уже деньги. Можем мы голосовать поднятием рук? Все "за"?
Разом взметнулись все руки, кроме Хонимена. Никто не хотел больше тратить время на закусочную.
- Предложение принято, - с очевидным удовольствием возвестил Эрлкониг.
- И чем же это оборачивается для меня? - спросил Хонимен. - Мне что, просто закрыть дело?
- Не хочешь, не закрывай. Разумеется, ты мог бы раз и навсегда отойти от дел и жить на спондуликсы, как все остальные. Но я вполне пойму твое желание сохранить закусочную как хобби. Мне бы просто хотелось, чтобы впредь ты не брал за сандвичи спондуликсы.
- Подожди-ка. Значит, мне полагается стать единственным в Хобокене заведением, которое не принимает спондуликсы? Мне, который их изобрел?
- Признаю, несколько нелогично, но необходимо. Это символ.
Хонимен пытался разгадать извращенную логику Эрлконига, когда из-за перегородки выпрыгнула лягушка-оригами. Заметив ее, Кардинал соскочил со стола и ударил бумажное существо лапой, от чего оно тут же развернулось в банкноту достоинством пятьсот спондуликсов.
В дверь просунула голову Зуки Нетсуки.
- Совещание закончено, - возвестил альбинос.
Когда все вышли, Хонимен остался наедине с Эрлконигом и Нетсуки. Отбросив официальные цветистости, с которыми проводил совещание, негр обнял Хонимена за поникшие плечи.
- Смотри веселей, молекулка, ты свое дело сделал. Теперь можешь уйти на покой, пожить в свое удовольствие.
- Не хочу я уходить на покой. Я хочу… - Тут он вынужденно умолк, не зная точно, чего же хочет. Некогда он хотел иметь чуть больше денег. И смотрите, куда это его завело.
Эдди. Ему нужна Эдди. Это единственное, что в его жизни непреложного. Надо срочно с ней увидеться. Она-то знает, что делать.
- Пока, Рори, - весело крикнула ему вслед Нетсуки, когда Хонимен уходил с пивоварни.
В последние два месяца, с тех пор как они познакомились на злополучной Беззаконной вечеринке, Эдди и Хонимен много времени проводили вместе. Хонимен счастливо поделился с ней своим прошлым с его россыпью разочарований и неудач: рассказал про детство в Айове и протест на Олимпиаде, бегство от призыва, про долгую службу в "Пантехниконе Лиспенарда" и про глубокую привязанность к Баронессе фон Хаммер-Пергстолл (хотя даже в минуты страсти Хонимен не мог заставить себя произнести вслух, насколько же волосы Эдди напоминают ему гриву Баронессы); про возвращение на родину и про десятилетнюю спячку в закусочной, оживляемую лишь веселыми выходками Пиволюбов. От этого и многого другого бремени Хонимен благодарно избавлялся под терпеливым взглядом Эдди.
А она поведала ему… что? Немного про свою жизнь в Манхэттене, несколько забавных происшествий на работе, про свои вкусы в чтении и музыке, про недостатки пары бывших любовников. Немного - в сравнении с абсолютной искренностью Хонимена.
Но в конечном итоге это не имело значения. Хонимен по уши влюбился в Атланту Суинберн. Он не требовал всех интимных подробностей ее прошлого: сама расскажет, когда будет готова. Ему было достаточно уже того, что сейчас она выбрала его. Он достиг той стадии, когда жизни себе без нее не мыслил.
Как он был бы сейчас счастлив, если бы не спондуликсы!
Спеша к дому Эдди, Хонимен сжимал кулаки. Надо положить конец распространению этой альтернативной культуры. Но как? Это неумолимая сила, вышедший из-под контроля механизм, сбежавший финансовый поезд, который катится по смазанным алчностью рельсам. Слишком многие, помимо него, теперь с ними связаны. Чудовище, порожденное его отчаявшимся разумом, нашло себе сотни приемных родителей. Да и может ли он теперь вообще называть собственным изобретением? Имеет ли право вмешиваться в то влияние, которое он оказывает на благосостояние тысяч людей? Он надеялся, что какие-то ответы найдутся у Эдди, потому что сам их уж точно не знал.
Подойдя к ее дому, Хонимен нажал кнопку интеркома. Ответа не последовало, поэтому он присел на ступеньку и стал ждать.
Час спустя, около четырех, он увидел Эдди. Заметив его, она убыстрила шаг, и у Хонимена сразу полегчало на сердце.
- Что-то случилось, Рори? - после короткого объятия спросила она.
Хонимен объяснил. Эдди изобразила модифицированный скаутский салют, привычным жестом задумчивости приложив два пальца к губам, потом сказала:
- Прежде всего нам обоим нужно поужинать и выпить. А там попробуем что-нибудь придумать.
От практичности Эдди Хонимен тут же почувствовал себя лучше. Господи, что бы он без нее делал?!
Они пошли в "Дом моллюсковой похлебки" на Нью-маркет-стрит, где заказали "Радость рыбака" и по большой пластиковой кружке пива. А после, в кабинке, под взорами портретов местных знаменитостей с автографами обсудили спондуликсы.
Эдди знала про спондуликсы все, присутствовала при всех фазах феномена, за исключением его сотворения. И тем не менее новые деньги совсем ее не затронули. Она никогда их не тратила, если уж на то пошло, отказывалась принимать спондуликсы от Хонимена - хотя не слишком рьяно протестовала, когда он расплачивался ими за совместные обеды или выпивку. Хонимен считал такую разборчивость проявлением независимости, не более того. Еще она предпочитала не общаться с Пиволюбами, разве что только в компании Хонимена. Как бы то ни было, отстраненность от общего спондуликсового безумия, на взгляд Хонимена, только придавала ценность ее советам.
Закончив рассказ о последних событиях, Хонимен горестно покачал головой:
- Мне нужно как-то выпутаться из той истории. Я скажу Эрлу, пусть рисует на банкнотах самого себя, а салфетки с моим портретом изымет из обращения. Тогда я буду свободен.
- Сомневаюсь, что Эрл согласится. Будет слишком похоже на переворот, а потому подорвет доверие к спондуликсам. Он не может рисковать, меняя что-то в уже известной формуле, которая так хорошо работает. Ты все равно ему нужен, хотя бы как номинальный глава. А еще тебе надо оставаться с ними, быть гласом умеренности.
- Ты правда так думаешь?
- Да. Если ты надеешься что-нибудь изменить, тебе нужно поддерживать с ними связь и действовать изнутри. Нельзя давать Пиволюбам самим всем заправлять.
Хонимен сомневался, такое ли уж большое влияние он способен оказать. Но что, если он слишком зашорен? Эдди как будто непреклонно считала, что ему нельзя уходить… Он тут же решил последовать ее совету.
- Ладно, останусь с ними еще ненадолго. Но вечно это тянуться не может.
- Вот тут я согласна.
Хонимен погонял по тарелке несколько кусочков неведомо чего в кляре.
- Знаешь, только привычка заставляет людей здесь есть. Кормежка тут хуже не становится, но и не улучшается. Как насчет того, чтобы пойти потанцевать?
- Теперь дело говоришь.
Рука об руку они дошли до "Максвелла" на Вашингтон-стрит, где играла группа зидеко. Эдди убрала очки в сумочку, и они танцевали до упаду. Постоянное вливание новоамстердамского пива уберегло их от полного обезвоживания. Когда в два часа ночи клуб закрылся, Эдди и Хонимен напились и устали так, что едва шли. Смеясь, они прошаркали по Вашингтон-стрит до дома № 17, гостиницы "Эльк-лодж", перед которой на пьедестале стояла золоченая статуя оленя в натуральную величину. Хонимен как раз пытался показать Эдди, как скакал на Баронессе, когда появились полицейские. Хонимен дал каблуками шпоры золотому оленю, чтобы он скакал быстрее. Но не получилось. Копы стащили его на землю, а Эдди, держась за бока, каталась по тротуару.
- Соберись-ка, приятель, ты идешь с нами в участок.
- Подожди-ка, Чарли. Это же тот парень на деньгах.
- Мистер Хонимен? Послушайте, вам не следует паясничать так поздно. С вами может что-нибудь случиться. Позвольте проводить вас домой.
На следующий день Хонимен пришел в закусочную поздним утром с чудовищной головной болью. Деловитая суета нагоняла тоску. И зачем вообще нужны такие штуки, как коммерция и деньги? Почему нельзя жить голыми в лесу и питаться ягодами и орехами?
Хонимен поручил Нерфболлу проинформировать свою команду о новой политике: спондуликсы не принимаются. Была изготовлена и вывешена вывеска с тем же текстом. Хонимен с надеждой ждал, что поток клиентов иссякнет. Тогда, возможно, в городе начнется паника, которая заставит людей отказаться от спондуликсов так же быстро, как они на них запали.
Не повезло. От новой перемены люди отмахивались как от чудачества Хонимена и за сандвичи платили долларами США. Если спондуликсы не берут здесь, так есть сотни мест, где их примут.
Около трех Хонимен обескураженно ушел из закусочной и отправился на поиски Эрлконига, собираясь признать свое поражение. Нерфболла он оставил вести мастер-класс по Методологии Возведения Сандвича:
- Повнимательнее, мальчики и девочки. Держите кусок хлеба на раскрытой ладони ровно, выбранную приправу намазывайте движением к себе, а не от себя…
Эрлконига Хонимен нашел на крыше пивоварни, где альбинос надзирал за рабочими, возводившими своего рода "воронье гнездо" на верхушке дымовой трубы.
- Как тебе это? - спросил он Хонимена. - Мы установили винтовую лестницу в трубе. Это будет мой президентский пентхаус.
Хонимен был слишком обескуражен, чтобы упрекать Эрлконига за мечты о призрачном величии, и только пересказал, что случилось ночью.
Эрлкониг сердечно хлопнул Хонимена по спине, да так, что тот едва не поскользнулся на скользкой черепице.
- Отлично, молекулка, я же говорил, все образуется. Нутром чую, нас ждут великие дела.
С реки налетел не по сезону холодный ветер, и оба они поежились.
- И я тоже, - сказал Хонимен.
7
Великий прыжок
Позднесентябрьский ветерок принес аромат жарящегося кофе, пока Хонимен стоял перед дверью пивоварни "Старый погреб", размышляя, стоит ли входить. Внезапно его охватило огромное и меланхоличное ощущение дежа-вю. Разве он не стоял тут каких-то четыре месяца назад, когда его жизнь была сравнительно простой и отягощенной, когда пришел за Нерфболлом? И разве его не посетило дурное предчувствие всех бед и тяжких трудов, которые свалятся на него, если он войдет? Если бы только он послушался внутреннего голоса! Но уже слишком поздно. Он увяз по уши, и никакого легкого выхода не предвидится. Теперь, чтобы выпутаться, не хватит всех сожалений на свете. Поэтому нет смысла мешкать на пороге.
Хонимен положил руку на врезанную в портал среднюю дверь. И тут почувствовал, как что-то ткнулось ему в колени.
Он опустил глаза.
Это была голова БитБокса, вылезающего через кошачью дверцу.
- Ох, извини, приятель, - сказал БитБокс.
- Да ладно, - отозвался Хонимен, отступая на шаг, чтобы Пиволюб мог окончательно выбраться.
Вопреки ожиданиям, на ноги БитБокс не встал.
- Что происходит? - поинтересовался Хонимен.
- Кардинал вот уже три дня как пропал, и мы пытаемся пройти по его следам. Мы решили, если хочешь найти кота, надо вести себя как кот.
В полном соответствии со своими словами БитБокс выполз, помедлил несколько раз на пути к Четырнадцатой, чтобы издать жалостное "мяу", - особенно когда в ладонь ему врезался острый камешек.
Хонимен переступил порог пивоварни. И тут же кто-то крикнул:
- Эй, вытирай ноги!
Подчинившись, Хонимен огляделся по сторонам. Пивоварня была уже полностью отремонтирована. С окон соскоблили черную краску, и теперь солнечный свет заливал сводчатое помещение первого этажа. Между до блеска начищенными котлами и чанами стояли диваны и кресла, столы для пинг-понга и пула, повсюду были разбросаны приставки для видеоигр, а пол устилал толстый ковер. Тут был даже выложенный плиткой и заляпанный краской закуток с мишенями, где можно было потренироваться в стрельбе из пистолета для "Выживания".
От приглушенного адского рева печатных станков в подвале Хонимен невольно поморщился, а потом поспешно изловил проходящую мимо незнакомую женщину.
- Где Эрл? Он меня сюда вызвал.
- В Цистерне Номер Один.
Хонимен нашел сооружение с табличкой "Цистерна Номер Один", в выгнутой стальной стене которого имелась дверь. Хонимен постучал, и дверь распахнулась.
- А, Рори, моя молекулка, - сказал Эрлкониг, - как я рад тебя видеть. Заходи, заходи.
Хонимен поднялся на три ступеньки в цистерну, и Эрлкониг наложил засов.
Вдоль внутренней стенки цистерны тянулся мягкий диван, прерываемый лишь дверью. Пол был покрыт ковром. Еще тут были музыкальный центр и небольшой холодильник. От гигантского кальяна исходил пряный аромат. Вентиляция осуществлялась через трубу, в которую некогда подавались жидкие ингредиенты.
- Пиволюбы поистине вышли в люди, - сказал Хонимен (как надеялся) с непревзойденным сарказмом.
Но Эрлкониг не клюнул.
- Изнеженный работник - продуктивный работник.
Хонимен фыркнул:
- И это ты называешь работой?
Эрлкониг сделал обиженное лицо.
- Слушай, приятель, если ты считаешь, что управлять мировой финансовой империей легко, может, сам попробуешь? И вообще это должно было быть твоим делом. Если бы ты не дезертировал, мне не пришлось бы подбирать вожжи.
- По-моему, ты заговариваешься, - улыбнулся Хонимен, а потом, опомнившись, выдохнул: - Мировой?
- Забудь, что я это говорил, - небрежно отмахнулся Эрлкониг. - И давай перестанем препираться. Я хочу тебе кое-что показать.
Порывшись в карманах штанов, Эрлкониг достал спондуликс. Хонимен его взял. Чернила расплывались, изображенный на лицевой стороне сандвич больше походил на стопку оладий, а Хонимен на обороте был изображен с унылым взглядом и фурункулом на носу.
- Я бы уволил того парня в печатной, кто за это в ответе, - сказал он, возвращая банкноту.
- Это не мы, - с жаром отозвался Эрлкониг. - Это подделка.
Раньше Хонимен думал, что его уже ничем не удивишь, но подделка застала его врасплох. Почему-то у него было такое ощущение, будто надругались над ним лично. Мало того, что Пиволюбы от его имени печатают спондуликсы, ладно, они в конце концов его друзья. Но чтобы с его физиономией вольничали чужие люди, да так, будто она всеобщее достояние?! Он чувствовал себя запятнанным, к горлу подступила тошнота. Теперь он знал, каково быть Моной-Лизой или Статуей Свободы.
- Нам нужно их остановить, - сказал Хонимен. - У тебя есть предположения, кто за этим стоит? Тебе удалось их выследить?
Эрлкониг рассмеялся.
- Помедленней, старина. Ты не с той стороны на это смотришь. Мы будем это не останавливать, а поощрять. Мы же не правительство, нам монополия не нужна. Чем больше в обращении спондуликсов, тем лучше. В этой стране богатств хватит на всех, надо только высвободить их из оков государства. Пусть кто хочет дублирует спондуликсы. Они только помогут нам подорвать доллар.
Хонимен встал.
- Ушам своим не верю. Меня ославят на весь свет как какого-то жуткого горбуна, лишь бы ты и дальше мог набивать сундуки? Это почти последняя капля, Эрл. Предупреждаю, у меня сильное искушение прикрыть всю лавочку.
Эрлконига его слова как будто не тронули.
- И как же, старина? У нас в кармане целый город и правительство штата.
- А как насчет федералов? Их ты пока не контролируешь. Готов поклясться, они будут счастливы узнать про спондуликсы. Если уж на то пошло, даже странно, что они до нас еще не добрались.
Такая возможность Эрлконига как будто обеспокоила.
- Ты же не настучишь на нас федералам, правда, молекулка?
Хонимен скрестил руки на груди.
- Очень даже могу.
Внезапно альбинос переключился на бесшабашное дружелюбие.
- Зачем нам говорить такие вещи? Никто никого предавать не будет. Слушай, ты про большую вечеринку завтра вечером слышал? Празднуем новоселье на пивоварне. Обязательно приходи и приводи свою девушку.
Он проводил Хонимена до выхода из цистерны.
- И не тревожь себя по пустякам, молекулка. Все под моим строжайшим контролем.
Дверь в цистерну захлопнулась прежде, чем Хонимен смог объяснить, что именно это его и тревожит.
Снаружи под руководством Выс Разреша и СпецЭффектов разгружали большую грузовую платформу. На ней привезли огромную деревянную бобину с каким-то странным толстым кабелем.
- Для чего он? - поинтересовался Хонимен.
Оба как будто удивились, что Хонимен не знает.
- Особые поликарбоновые волокна, свитые в самый крепкий кабель, какой только известен человечеству, - высокопарно ответил Выс.
- Для вечеринки, - добавил Спец. - Ну знаешь… Великий Проход.
- О, - отозвался Хонимен, ничего не поняв. А потом отправился повидаться с Эдди.
Она пообещала, что сегодня даст ему ответ.
По пути к ее дому Хонимен прошел мимо уличного музыканта. В открытом чехле гитары перед ним лежала мелочь, банкноты по доллару и спондуликсы. У встроенного в наружную стену банкомата женщина забирала спондуликсы, выплевываемые прорезью для наличных. Мальчишка на мопеде остановился поглазеть на Хонимена. Достав из кармана спондуликс, паренек рассмотрел его и выдохнул:
- Ух ты!
Хонимену показалось, он сходит с ума. Сам мир как будто стал с ног на голову, превратился в вымышленную страну, где все являлось осколком его навязчивой идеи - спондуликсов. Он лихорадочно надеялся, что ответ Эдди окажется именно тем, который он ищет, и тогда они смогут начать жизнь заново.
Открыв входную дверь собственными ключами (в августе, после Ночи Оленя они с Эдди обменялись связками), он вошел в подъезд и, поднявшись к квартире, постучал. Никакого ответа. Тогда он отпер и дверь.
Мебели в жилище Эдди всегда было немного, и вид здесь был почти не жилой, поэтому в первое мгновение Хонимен даже не заметил, что теперь оно совершенно голое. Лишенное всех личных вещей.