2
- На следующий год я объеду всю империю, - объявил Рикторс за обедом, и двести префектов, собравшиеся за столами, начали аплодировать и издавать приветственные кличи. Анссет, сидящий рядом с Рискторсом, заметил со своего места, что радость была практически откровенной - редкий случай во дворце. Он улыбнулся Рикторсу.
- Они и в самом деле рады, - сказал он тихо, чтобы слышал один Рикторс. Тот всего лишь легонько прищурил глаза в знак того, что понял. Затем шум утих, и Рикторс прибавил:
- Я не только посещу хотя бы по одному миру в каждой префектуре, но еще и возьму с собой свою Певчую Птицу, чтобы вся империя услышала его песню!
Аплодисменты и славословия зазвучали еще громче. Рикторс глянул на Анссета и весело рассмеялся - на лице мальчика до сих пор гостило изумленное выражение, а Рикторс обожал его изумлять - дело было не легким.
Но когда шум в зале снова затих, Анссет спокойно заявил:
- Но меня в будущем году здесь не будет.
Его услышало достаточное количество пирующих, чтобы шепоток обежал главный стол. Рикторс пытался сохранить безразличное выражение лица. Он сразу же понял, о чем говорил мальчик. Сам Рикторс как-то позабыл об этом, хотя, собственно, и не забыл. Он знал, что Анссету скоро исполнится пятнадцать лет, что контакт с Певческим Домом идет к концу. Но он не позволил себе думать об этом, не позволил планировать будущее без Анссета.
Он глянул на мальчика и похлопал его по ладони.
- Потом поговорим, - пообещал он. Но Анссет казался обеспокоенным.
Он повысил голос.
- Рикторс, мне уже почти пятнадцать лет. Через месяц мой контракт заканчивается.
Кто-то из префектов испуганно отпрянул; но большинство поняло, что за главным столом произошло нечто, не соответствующее плану. Анссет сделал нечто, на что никто другой никогда бы не осмелился - напомнил императору о делах, о которых повелитель предпочитал не знать. Сделалось тихо.
- Контракт можно и возобновить, - сказал Рикторс, пытаясь, чтобы голос его звучал весело.
Он хотел как можно скорее сменить тему, не зная, как отреагировать на упорство Анссета. Почему мальчишка так настаивает?
Но, несмотря на причину, Анссет продолжил упираться.
- Только не мой, - ответил он. - Через два месяца я могу возвращаться домой.
Теперь уже тишина охватила весь зал. Рикторс сидел, выпрямившись, но ладони, опирающиеся на край стола, дрожали. В одну минуту он пытался отбросить значение слов Анссета, но ведь сам он стал императором не потому, что обманывал сам себя. Домой, сказал парень. И он сознательно воспользовался этим определением - в присутствии посторонних Анссет всегда тщательно подбирал слова. "Я могу возвращаться домой", нет: "Я должен возвратиться домой". И вдруг последние несколько лет исчезли; Рикторс чувствовал, как они отпадают от него, порются и распадаются на отдельные клочки, словно ткань, распавшаяся на отдельные, лишенные значения нити, которых уже никак не удастся соединить в единое целое.
Ушли бесчисленные дни бесед, песен, которые пел ему Анссет, когда они прогуливались над рекой. Вместе, они вели себя словно братья; Рикторс забывал о своем императорском достоинстве, Анссет же забывал - во всяком случае, так верил Рикторс - о давней враждебности.
Ты меня любишь? - спросил как-то раз Рикторс, открываясь настолько, как не открывался еще ни перед кем. Анссет же пропел ему о любви. Рикторс посчитал это за утвердительный ответ.
И все это время Анссет отсчитывал дни, ожидал своего пятнадцатого дня рождения, завершения срока действия контракта, возвращения домой.
Нужно было знать лучше, горько сказал сам себе император. Следовало помнить, что этот мальчик принадлежал Майкелу, что он всегда будет принадлежать Майкелу, никогда он не будет моим. Он не простил мне.
Он представил возвращение Анссета в Певческий Дом на Тью; представил, как мальчик обнимает Эсте, жесткую женщину, размягчавшуюся лишь тогда, когда глядела на Певчую Птицу. Он представил, как она спрашивает у Певчей Птицы: "И как тебе жилось с убийцей?" И он представил, что Анссет плачет; нет, нет, не Анссет, тот никогда не плачет. Он сохранит спокойствие, просто споет ей об унизительной жизни с Рикторсом Ашеном, императором, убийцей и жалким обожателем песен Анссета. Он представил, как Анссет с Эсте смеются, вспоминая ночь, когда Рикторс, уставший от бремени власти, пришел к Анссету, чтобы получить излечение из его рук, и как он заплакал, еще до того, как мальчик спел первую ноту. Слизняк, я поступил как слизняк перед этим мальчишкой, который никогда не проявляет ненужных ему эмоций; он видел меня обнаженным, и вместо любви испытывал ко мне только лишь презрение.
Всего лишь несколько секунд Рикторс сидел молча, но за этот период изумление успело переродиться в негодование, униженность и, наконец, в ярость. Он поднялся с места, не скрывая гнева. Префекты запаниковали - им было известно, насколько опасно видеть могучих людей в хлопотных для тех ситуациях, а никто не мог сравниться в могуществе с Рикторсом Майкелом.
- Ты прав, - громко заявил Рикторс. - Моя Певчая Птица напомнила мне, что через месяц срок его контракта заканчивается, и что он может возвратиться, как сам выразился, домой. Я-то думал, что его дом здесь, но теперь вижу, что ошибался. Певчая Птица возвратится на Тью, в свой обожаемый Певческий Дом, поскольку Рикторс Майкел всегда держит свое слово. Но, поскольку Певчая Птица явно не испытывает к нам уважения, он больше уже не увидит своего императора, а император никогда уже не согласиться слушать его лживые песни.
С багровым и искаженным болью лицом Рикторс повернулся и вышел. Кое-кто из префектов робко пытался еще есть; остальные тут же поднялись, и вскоре все покинули зал, дискутируя друг с другом, то ли лучше остаться и проявить перед императором неколебимую верность, то ли побыстрее вернуться в свои префектуры, чтобы все могли притвориться, будто бы ничего не произошло, будто бы сцены с Анссетом попросту никогда и не было.
После их ухода Анссет сидел за столом один, глядя на блюда ничего не видящими глазами. Так он сидел без слова, пока к нему не подошел дворцовый мажордом (пост управляющего давно уже был ликвидирован) и не приказал идти за собой.
- Куда ты меня забираешь? - тихо спросил Анссет. Мажордом не ответил, а только вел его по лабиринту коридоров. Правда, вскоре до мальчика дошло, куда они направляются.
Когда Рикторс Ашен сменил имя и въехал во дворец, жить он стал подальше от старых комнат Майкела - вместо них он выбрал для себя новые покои на верхних этажах здания, откуда расстилался вид на окружающие луга и лес. Теперь мажордом открыл перед Анссетом двери, когда-то охраняемые самыми сильными средствами безопасности во всей империи. Они очутились в комнате, где в очаге камина все еще лежал остывший пепел; где мебель осталась нетронутой, не переставленной; где многолетнее присутствие Майкела оставила неуничтожимый след на окружении, на всех воспоминаниях, которые эта комната пробуждала в мыслях Анссета.
Пол был покрыт тонким слоем пыли, как и во всех не используемых дворцовых помещениях, которые убирали, самое большее, раз в год. Анссет медленно подошел к камину, на каждом шагу поднимая облачки пыли. Урна, содержавшая когда-то прах Майкела, до сих пор ожидала возле очага. Анссет повернулся к мажордому, который только сейчас заговорил:
- Рикторс Император, - казенным тоном объявил тот выученную информацию, - сказал, раз рядом с ним ты не нашел дома, останешься здесь, где твой дом, пока Певческий Дом не пришлет за тобой.
- Рикторс неправильно меня понял, - только и сказал Анссет, но мажордом сделал вид, будто не слышит. Он повернулся и вышел, когда же Анссет попытался открыть дверь, та не уступила его пальцам.
3
Очередные выходные они проводили в Мексике, крупнейшем городе на этом полушарии. Йосиф отправлялся на обход книжных лавок - на редкие и старинные книги всегда имелся спрос, а у Йосифа был нюх, ему удавалось находить книги, продаваемые гораздо ниже их стоимости. Кроме того, ему удавалось вынюхать и такие экземпляры, которые интересовали его самого - давно уже не издаваемые заново исторические учебники, древние романы, рассказывающие о временах, в которых жил автор, мемуары и дневники.
- Говорят, будто бы по истории Земли уже нельзя написать ничего оригинального, будто бы все факты давным-давно известны, - резко заявил Йосиф. - Но ведь все это происходило очень давно, сейчас же никто и ни о чем не помнит. Как тогда жилось.
- Когда? - спросила Киарен.
- Тогда. В отличие от сейчас.
- Меня более всего беспокоит завтрашний день, - всегда отвечала ему она.
Но она лгала. В течение первых проведенных вместе недель ее интересовало только настоящее. Сейчас ей было хорошо, как никогда в жизни, только она не знала, как долго это продлится, и принесет ли завтрашний день столько же удовольствий.
Киарен отправилась в Мексику из-за людей. Нигде в Восточной Америке, и уж наверняка в Певческом Доме не было таких людей как те, что толпились на тротуарах города. Здесь были запрещены любые транспортные средства, кроме электрических тележек, на которых привозили товары в магазины; люди, отдельные личности, должны были передвигаться пешком. А их были миллионы. И могло показаться, что все они одновременно высыпали на улицы; даже в дождь они прогуливались по городу, подставляя лица свежим каплям, которые стекали по их одежде. Это был город, в котором Киарен могла успокоить собственный голод. Она никого не знала, но любила всех.
- Они потеют, - заявил Йосиф.
- Слишком уж ты безупречный, - въедливо заметила на это Киарен.
- Они потеют и топчутся у меня по ногам. Не вижу причин, чтобы находиться в толпе больше необходимого.
- Мне нравятся их голоса.
- Вот это как раз самое паршивое. Крупнейший в мире город, а они упираются на том, чтобы говорить по-мексикански, на языке, который не имеет права существовать.
Киарен сморщила лоб.
- Почему?
- О Господи, Мексика располагается всего лишь в пяти тысячах километров от Сиэттла. Мы научились говорить, как и во всей империи. У них же - это обычное тщеславие.
- А ты знаешь, это красивый язык, - заявила Киарен. - Я училась ему. Он открывает разум.
- И выкручивает язык во рту.
Йосиф терпеть не мог выходки своей родной планеты.
- Иногда я чертовски стыжусь того, что родился на Земле.
- Колыбели человечества.
- Эти люди - они ведь не настоящие мексиканцы. Знаешь, какими были мексиканцы? Низкими и темноволосыми. А покажи мне здесь кого-нибудь низкого и темноволосого, еще и смуглого!
- Какое имеет значение, могут ли они выводить свое происхождение от первой мексиканки и ее мужа? - начала протестовать Киарен. - Они хотят быть мексиканцами. А когда я сюда приезжаю, мне тоже хочется быть мексиканкой.
Эти дружеские стычки всегда заканчивались на прогулке - где Киарен разговаривала с продавцами и лавочниками, а Йосиф шарил по книжным полкам, выискивая интересный ему экземпляр - или в постели, где они соглашались друг с другом еще лучше.
Как раз во время выходных в Мексике они решили объехать весь свет.
- А почему не вселенную?
- Твои амбиции совершенно безвкусны, - заявил Йосиф. Он лежал на балконе, обнаженный, потому что лил дождь, а ему нравились прикосновения капель.
- Хорошо, будем скоромными. Откуда начнем?
- Отсюда.
- Не очень практично. У нас нет оперативной базы.
- Тогда из Тегусигальпы. Переделаем в тайне все компьютерные программы, чтобы они выполняли наши приказы. А потом срежем все пенсии, пока они не сдадутся.
Они оба рассмеялись, потому что это была забава. Но забава, которую они сами достаточно абсолютно серьезно, чтобы вначале провести разведку. Они выискивали слабые места, возможности свержения системы. Кроме того, они пытались обрести общее знакомство с системой, понять ее действие. Йосиф знал каждый уголок правительственной библиотеки в Мексике, так что они оба проводили время, выискивая данные про основание Тегусигальпы всего лишь тремя веками ранее.
- Эта штука относительно новая. Половина функций установлена в течение последних десяти лет. Лет! А большая часть планет уже полностью компьютеризирована уже несколько сотен лет.
- Ты слишком критикуешь Землю, - укорила его Киарен, сидящая над протоколами собраний, которые на их уровне доступа были отредактированы настолько паршиво, что она не могла выжать из них ничего толкового.
В конце концов, крючок они нашли, и вовсе даже не в Мексике, а дома.
Киарен читала книгу о демографии, единственном предмете, который могла пропустить в Принстоне. Книга сообщала нормы возрастного распределения для планеты: ее эта информация увлекла, в особенной степени, расслоения, зависимые от местного климата, уровня безработицы и относительного благосостояния. Ради интереса она составила график демографического распределения населения Земли по возрастам, опираясь на легко доступных статистических данных, касающихся трудоустройства и экономики. Затем, уже на работе, позволила себе прерваться на несколько минут, чтобы проверить результаты собственных расчетов.
Они были ошибочными.
От рождения до выхода на пенсию в восемьдесят лет результаты совпадали.
И только в диапазоне от восьмидесяти лет и до сотни выступали значительные отклонения.
В этом возрасте умирало слишком мало людей.
Собственно говоря, выяснила Киарен, практически никто не умирал, по сравнению с нормальными показателями смертности. А уже потом, в возрасте от ста до ста десяти лет, люди мерли как мухи, так что для возраста более ста десяти лет статистика выглядела нормальной.
Наверняка кто-то это уже заметил, подумала Киарен. Земля должна быть знаменитой необычно низкими показателями смертности. Ведь такая тенденция должна была проявиться - и она наверняка влияла на распределение пищевых продуктов и в значительной степени увеличивала расходы на пенсии. Учение наверняка пытались открыть причины этого явления.
И, тем не менее, сама она никогда ни о чем подобном не слышала.
В учебниках по программированию, которые они просматривали в библиотеке в Мексике, Киарен нашла несколько малоизвестных программ, которые позволяли оператору проверить программу, вместо того, чтобы применить ее для обнаружения и преобразования данных. Она поговорила об этом с Йосифом в следующую же ночь, которую провели в его жилище, поскольку оно было большим и могло поместить их двоих; им не нужно было подавать заявки на дополнительную мебель, что могло бы раскрыть их связь.
- Я проверяла результаты несколько раз, и они верны.
- Ну, единственным решением здесь было бы пришить несколько старичков, - заметил на это Йосиф, читавший детективный рома двадцать третьего века… ясное дело, в переводе.
- Йосиф, что-то здесь не сходится. Что-то тут не так.
- Киарен, - бросил тот, пытаясь скрыть раздражение, - но ведь это всего лишь забава. На самом деле мы не несем ответственности за весь мир. Только за умерших и за еще не совсем умерших. Причем, только за цифры.
- Я хочу узнать, совпадает ли число смертей, или нет.
Йосиф захлопнул книжку.
- Киарен, количество смертей совпадает. В конце концов, это моя профессия. Я работаю в отделе смертей.
- Тогда проверь, правильны ли мои выводы.
Йосиф проверил. Выводы были верными.
- Твои результаты верны. Может, это книжка врет.
- Но ведь это библия демографии в течение трехсот лет. Кто-то давно бы уже заметил.
Йосиф снова раскрыл свою книжку.
- Чертова Земля. Люди даже не знают, когда им умирать.
- Ты должен был это заметить, - стояла на своем Киарен. - Ты должен был знать что большая часть смертей концентрируется в диапазоне от ста до ста десяти лет.
- Никогда я ничего такого не замечал. Мы занимаемся отдельными случаями, а не массой. Мы просто закрываем файлы, знаешь? Никаких тенденций мы не наблюдаем.
- Я всего лишь хочу проверить несколько вещей. Помнишь ту программу, которую мы нашли, для проверки вводных записей? Которая находит ошибки?
- Да, помню.
- Числовые показатели помнишь?
- Киарен, ты перестаешь быть хорошей компанией.
Вместе они воспроизвели числовые данные и код; Киарен вышла на несколько минут и проверила их через библиотечный терминал, затребовав информацию, о последнем своем посещении библиотеки. Программа действовала безупречно; собственно говоря, она была совершенно простой, потому они и смогли ее запомнить.
На следующий день, во время перерыва Киарен набила запрос о дате ввода информации про смерть некоего гражданина из региона Цюон-цзюн - она считала, что отдельный смертный случай проверить легче. На экране должны были появиться: дата ввода, фамилия оператора, вводившего данные о смерти, статистические данные, относящиеся к данному гражданину и номер операции.
Вместо этого, на экране появилась яркая надпись "ОГРАНИЧЕННЫЙ ДОСТУП! ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ", а на письменном столе Уорвела прозвучал зуммер.
Все тут же подняли глаза и глядели, как обеспокоенный Уорвел сорвался с места. Киарен знала, что на его столе мигает номер ее рабочего места; и вправду, когда он локализовал виноватого, тут же злобно стукнул кулаком по столу и быстрым шагом направился к терминалу Киа-Киа.
- Что ты вытворяешь, Киарен! - закричал он на нее.
Что ей следовало ответить - что игралась в завоевание власти над миром? Что проверяла цифры, поскольку те не соответствовали результатам ее вычислений?
- Не знаю, - ответила та, не скрывая замешательства. - Я только так… набирала первые попавшиеся цифры и буквы.
- Какие еще цифры и буквы? - рявкнул начальник, склонившись над терминалом.
- Да не помню я, - соврала девушка. - Совершенно случайные.
- Это совершенная глупость, - стал укорять тот. - Имеются такие программы, что если случайно вызовешь их, то они способны подвесить всю работу, пока не приедет чертова полиция с проверкой, кто копался в системе. Поняла? Эта система защищена от вредительства, только не надо, чтобы каждая дура могла это доказать!
Киарен униженно извинялась, но когда Уорвел, явно не духе вернулся к себе, до нее дошло, что он показал больше страха, чем гнева. Остальные же сотрудники глядели на нее мрачно - и тоже со страхом в глазах.
Что же я сделала?
- Киарен, - сказал Уорвел, когда девушка выходила из конторы, закончив рабочий день. - Киарен, через несколько дней закончится твой четырехмесячный стаж. Боюсь, что мне придется выставить тебе отрицательное заключение.
Киарен почувствовала себя, будто ее ударили.
- Почему?
- Ты не работаешь. Просто-напросто бьешь баклуши. Тем самым подаешь плохой пример и тратишь время понапрасну.
- Да как же я бью баклуши? - начала протестовать та. Отрицательное заключение с первого же места работы - тем более, такой несложной - могло уничтожить ее надежды на карьеру государственного служащего.
- Я получил жалобы от четырнадцати человек. От каждого из этого офиса, за исключением меня и тебя, Киарен. Им надоело глядеть, как ты все время развлекаешься, изучаешь древнюю историю, играешься в компьютерные игры, в то время, как обязана помогать пожилым людям преодолевать инфляцию и экономические колебания. Мы сидим здесь не ради собственного удовольствия, Киарен, но чтобы помогать людям. Понимаешь?
Девушка кивнула.