Казалось бы, удобнее всего выводить все порталы планеты в одну точку, что позволяет не тратить время на лишние переходы. К сожалению, это лишь кажется. Казаться - корень "каз-каж". Каждый - тот, кому кажется, будто он знает. Это в новейшее время возможность прокладывать внепространственные пути получил каждый, прежде этим занимались знающие люди. Они знали, что в районе портала не должно быть давки, к тому же в те времена, когда прокладывались первые межзвездные пути, это требовало колоссального напряжения сил и оказывалось сопряжено с риском, так что порталы располагались на безопасном расстоянии друг от друга.
Станция строилась вокруг самого первого портала, а дорога в Транспортный центр, по которой пришел Верис, выходила на модуль, отнесенный в сторону от основных помещений. И теперь автоматика, сама чуть живая, предупреждала, что проход между станцией и модулем закрыт, давняя авария разгерметизировала часть помещений.
Проще всего было бы телепортироваться прямо в нужное место, благо что расстояние невелико. Линда, да и вообще любой нормальный человек именно так и сделали бы.
Нормальный - не отклоняющийся от общепринятого ни в худую, ни в добрую сторону. Вериса трудно было назвать нормальным. Он потребовал от собственной программы восстановить проход, а по возможности и всю станцию, в первоначальном виде. Возможности были, хотя некоторое время пришлось ждать, пока проход откроется. Зато дальше Верис не ломился дуриком и не проносился бесплотным призраком, а шел, как полагается ходить хозяину.
Хозяин - древнерусское ходзя, тот, кто ничего не опасаясь, ходит по своей земле. И руки у хозяина не для того, чтобы рушить, а чтобы брать - бѣрука. И попробуйте доказать, что такого слова не было.
В самом конце дорогу перегораживала стена, которой вроде бы изначально не предполагалось. Когда Верис приблизился вплотную, в стене раскрылся незаметный прежде проход. Без тени сомнения Верис шагнул туда и оказался в небольшом зальце. Здесь горел яркий свет, и ничто не напоминало ветхости соседних помещений. За столом, повернувшись лицом к вошедшему, сидел человек. Внешне он не отличался от прочих людей, каких довелось повидать Верису, но была в его взгляде некая умудренность, начисто отсутствующая даже у восьмисотлетнего Томика.
- Наконец-то, - произнес человек. - А я уж думал, так никого и не дождусь. Заходи, побеседуем.
* * *
Ревизовать - рассматривать по праву порядок и законность дел, действий и расходов. Ревизор - поверщик, тот, кому поручена ревизия. Существует в древней литературе комедия под названием "Ревизор", ее Верис читал, но понял немногое, ибо за тысячелетия быт и нравы людей изменились достаточно сильно. А после того как Верис потерял дополнительную память, в голове осталось лишь общее представление о сюжете и фраза: "Сорок тысяч одних курьеров". Что такое курьер, Верису было известно: скоротеча, нарочный гонец. Но зачем нужны эти скоротечи, Верис понял только сейчас. Начальник сидел в своем обиталище безвылазно, а по всем надобностям посылал скоротеч-попрыгунчиков.
С античной пьесой совпадала и ситуация: Вериса тоже принимали за ревизора и боялись едва не до судорог. Хотя если у тебя все в порядке, зачем бояться проверки?
Проверку Верис начал и не потому, что возомнил себя ревизором, а для того, чтобы понять, отчего так сильно расходятся слова и мысли начальника. Прежде всего он попытался разобраться с чистыми, в обители которых его поселили. Судя по всему, общество делилось на чистых и грязных, и Верис догадывался, что грязные - это те, с кем он встретился поначалу. Неважно, рабы они или работники, но узнать у них хоть что-нибудь - проблематично. Оставалось надеяться, что чистые окажутся разговорчивее грязных. Вспомнилось слово "аристократия" - книжный синоним выражению "лучшие люди". Как ни относись к делению людей на классы, но аристократы в целом лучше образованы, чем подлый люд, и уж, всяко дело, лучше информированы. Значит, с них и спрос.
Тем не менее, в соседях у Вериса оказался человек ничуть не образованный и не информированный тоже. Утром Верис застал его на веранде, где потенциальный аристократ полулежал в плетеном кресле и сонно взирал на морскую гладь.
Верис тоже повернулся к морю, стараясь понять, что разглядывает сосед, но там не обнаружилось ничего, достойного внимания. Сидящий ничего не разглядывал, никуда не смотрел, он взирал. Взор, ни на чем не задерживаясь, бездумно скользил по воде. И такое же бездумное довольство царило в мозгу аристократа. На Верисово приветствие он не ответил, кажется, вообще не заметив, что рядом кто-то стоит.
Форсировать общение Верис не стал, памятуя, что обещал главному не устраивать облома. Оставалось ждать. Ведь не может же сосед сидеть в кресле круглосуточно!
Ждать пришлось около получаса, так что Верис успел вконец измаяться (шатался по веранде как маятник - и измаялся) и осознать простую истину: даже в новейшую эпоху время не течет равномерно, а ускоряется и замедляется в зависимости от восприятия. Во всяком случае в жизни Вериса еще не бывало столь долгого получаса.
Наконец (когда полчаса доползли до конца) на веранде появились два человека, занятые чем-то осмысленным. Перед аристократом поставили стол, принесли тарелки, бокал и графин с прозрачной жидкостью, кажется, фруктовым соком. Сидящий оживился, придвинул графин, понюхал и довольно заурчал.
Еще через пару минут служители вернулись с большим блюдом, над которым курился ароматный пар. Это была настоящая еда, не чета той полусъедобной массе, что запихивал в себя раб!
Вынырнув из нирваны (нырваны?), сидящий приступил к трапезе. Он чавкал, чмокал и довольно всхрюкивал, уминая незнакомое Верису кушанье. Со стороны вид жующего представлялся отвратительным (хотелось отвернуться), но при этом едок излучал мощнейшую волну счастья и довольства.
"Ням-ням! Ух, ты! Вкуснотища!.. Чаф-чаф. Во, кайф!"
Сидящий за столом оказался могучим телепатическим индуктором. Верис разом ощутил, как по всей округе тысячи людей жуют сейчас вонючие дрожжи, захлебывая тухлой водой, но каждому чудится, что он вкушает изысканные яства: "Ням-ням, чаф-чаф. Вкуснотища!"
Перед Верисом сидел вовсе не перекормленный бездельник, а жрец, жрущий от имени всех людей, человек, благодаря которому народ счастлив. "Чаф-чаф, во, кайф!" - а без жреца случится общий облом. Счастье - это когда можно чавкать совместно, - счавстье.
Верис подошел к служителю, ожидавшему возле дверей, и спросил:
- Где могу поесть я?
- Вы желаете кушать отдельно или вместе с остальными чистыми? - неожиданно разумно отозвался служитель.
- Вместе со всеми.
Вместе - там же, где и остальные, но вовсе необязательно то же самое или, например, из одной миски.
Завтрак у чистых уже заканчивался. Никто из собравшихся мужчин и женщин не обратил внимания на Вериса, да и друг на друга они не смотрели. Каждый был поглощен едой и поглощал еду, прислушиваясь лишь к ощущениям гурмана, чавкавшего на веранде. Очевидно, так было вкуснее.
Верис не стал подключаться к общему экстазу, ел, как придется, и исподтишка разглядывал семь пар чистых, к которым он отныне причтен. Властители рабских дум, каждый из них, несомненно, обладал талантом, умел гениально наслаждаться жизнью и во всей полноте передавать свои ощущения тем, кто был лишен возможности вкусно есть, мягко спать, радостно трудиться и удобно отдыхать в реальной жизни. Но сейчас за всех старался жрец, и в общей столовой сидели ничем не примечательные люди.
После завтрака приступили к работе и другие чистые. Упитанный здоровяк, с редкостно простодушным выражением широкой физиономии, засучил рукава, подошел к куче камней, наваленной перед жилищем, с удовольствие оглядел ее и начал перетаскивать камни под соседнее дерево. Судя по вытоптанному следу, завтра камни будет возвращены обратно. Казалось бы, тупая, бессмысленная деятельность. Хочешь, чтобы человек сошел с ума, заставь его впустую перетаскивать камни: сегодня - туда, завтра - обратно. Но здесь воплощенный Сизифов труд обретал глубокий смысл. Возня с камнями доставляла здоровяку наслаждение, он любовался своей силой и радовался ей.
"Ого! Ого-го! Во, как! Ух, ты!" - в такт немудрящему ликованию могучего дурачка приступили к труду сонмы рабов и работников. Сгребали водоросли, копали землю, укладывали кирпичи, добывали в древних развалинах металл, перековывая обломки таинственных машин на простые инструменты. Каждый делал то, чему обучен, но всех подгонял и вдохновлял дурачок, бесцельно таскавший камни. "Ого! Ого-го! Ух, ты!" - ритм радостного труда не позволял снизить темп, остановиться, устроить перекур. "Ого! Ого-го!" - лучше предо́хнуть, чем передохну́ть! А перекур - потом, когда будет перетаскана строго отмеренная доза камней.
Перекур - слово не такое простое, как может показаться. Слитный предлог "пере" имеет немало значений. "Образование предложных слов с предлогом пере так обширно, - сообщает Владимир Даль, - что полноты их нельзя требовать даже от словаря, но они большей частию понятны по себе". Значит, изволь понимать по себе. Вот слово "перекус" - небольшая еда, закуска, перехватка. Аналогично и перекур - краткий отдых для восстановления сил, но отдых не простой, а в особом помещении, где в курильницах тлеют благовония, позволяющие усталому человеку быстрее прийти в норму. Своеобразная форма ароматерапии. Обычай этот ушел в прошлое, но прежде он существовал, и язык об этом помнит.
"Ого! Ого-го!"
Двое качков отправились на специальную площадку и приступили к тренировке.
- Оп-оп! Ха! - доносилось оттуда.
Без этих условных бойцов солдаты-попрыгунчики утратили бы половину своей бодрости, а на одной свирепости, как известно, далеко не упрыгаешь.
Как известно - не просто извлечение из вести, но знание несомненное, твердое, произвесткованное. Каламбуры тоже не говорятся просто так, но содержат скрытый смысл.
Еще один мо́лодец - Оп-оп! - бодро рысил по берегу, и в такт ему - Оп-оп! - поспешали хромые и усталые, но бегущие по разным надобностям. Какое может быть плоскостопие, откуда мозоли, если чистый побегун получает истинное удовольствие от беготни? И люди мчались, не замечая одышки и колотья в боку.
- Оп-оп! Во, кайф!
Общество жило, трудилось и наслаждалось счастьем.
Насытившийся жрец совершал променад вдоль бережка, безо всяких оп-оп, чтобы не растрясти животик и не нарушить пищеварения. Скоро обед, и к этому времени надо нагулять аппетит. К тому же на нем не только функция поглощения, но и противоположная тоже. Если не он, то кто будет громко, на всю страну петь по утрам в клозете?
О, кайф!
Лишь четыре человека, двое мужчин и две женщины, не занимались ничем осознанным. Дамы перещебетывались на птичьем языке, состоящим из хихиканья, междометий и нескольких английских изражений: гламур, шик (или шит? - Верис не разобрал), чао бамбино и, почему-то, козел.
Двое мужчин сначала лениво переваривали пищу, потом поднялись и удалились на спортивную площадку, где принялись безо всякого азарта качать мышцы. При этом они ничего никому не транслировали, а довольно уныло выполняли свой долг, чтобы в нужную минуту быть в форме.
Общественные функции этой четверки тоже были вполне понятны, ночью Верис с трудом отбоярился от их могучих флюидов. Волна страсти была так сильна, что хочешь - не хочешь, а захочешь. Недаром подобное чувство называется похотью.
Единственное, что по началу вызвало недоумение: зачем нужны две похотливые пары? - но стоило осторожненько, чуть заметно коснуться зачатков разума в головах четверки, как все стало на свои места. Двое из четверых были просто секс-функциями, лишенными не только интеллекта, но и ментальных способностей. Молоденькая девица, с кукольным личиком и ногами, которым позавидовала бы Ружеточка, даже не почувствовала, что Верис роется в ее прозрачных мозгах. Зато вторая, подувядшая и пообвисшая, сразу заметила интерес, который Верис проявил к ее особе. Она одарила Вериса долгим взглядом и отчетливо произнесла:
- Пуся!
Верис в смятении ретировался.
У мужчин наблюдалась та же картина. Оба были самцами, но разного толка. Самец - значит самый, но самость может проявляться в различных областях. Один, как заводной, целую ночь ублажал поблекшую диву, которая транслировала серию своих оргазмов всем женщинам округи. Второй сам наслаждался лакомой плотью юной дуры, передавая ощущения рабам, работникам и воинам вне зависимости от того спят ли они со своими женщинами или в целомудренном одиночестве.
Разумеется, ни о какой душевной близости речи не шло, на подобные изыски индукционная телепатия не способна.
Точно так же нетрудно догадаться, что двоим из секс-четверки не долго быть среди чистых. Как только у одной обвиснет грудь, а у другого снизится потенция, они будут заменены новыми особями.
Особь - представитель какой-либо группы, выделяющийся особыми качествами. Например, особо сисястая девица с длинными ногами.
Нехитрые функции чистых стали ясны с первого дня, больше Верис не обращал внимания на своих соседей. Они тоже не проявляли ни малейшего интереса к Верису; раз он живет среди чистых, значит, так надо. Конечно, Верису приходилось участвовать в общих трапезах, но он и тут был на особицу. Прилагательное "совместный" предполагает общность места, но не душевное единение. Чистые в трапезах учавствовали (У, как они чавкали!), а Верис участвовал, то есть присутствовал в столовой лишь отчасти.
Одними мыслями без помощи слов эту тонкую грань не обозначить.
Куда любопытнее оказалось наблюдать за действиями нечистых. Эти люди собственными руками создавали все, что при нормальных условиях должна создавать программа. А они делали. Руками. Собственными. В этом мире царил жестокий древний закон: не поработаешь - не поешь, просто потому, что есть будет нечего. С точки зрения современного человека - нонсенс. Глагол "есть" потому так и звучит, что есть всегда есть. Может не оказаться, чем лакомиться, но чтобы нечего есть - не бывает по определению. И тем не менее такое бывает. При отсутствии насыщающей экономики человек есть, пока ему есть, что есть. А когда есть нечего - и человека нет. Ложись и переставай быть, клади зубы на полку, как говорили предки.
Все не может надоесть,
Ибо в жизни надо есть.
И покуда мы жуем,
Мы хоть как-то, но живем.
Нечистые, несомненно, жили "как-то".
В глубине души люди являются пессимистами, о чем свидетельствует русский язык. Мы спрашиваем: "Как дела?" - не замечая, что в вопросе уже скрыт ответ. Существует древнейшее слово "кака", сохранившееся в детском наречии, как это и бывает с древнейшими, впавшими в детство, словами. Его значение: гадость, скверность, все плохое. Спрашивая "Как дела?" - мы хотим узнать, насколько дела скверны. Как? - разумеется, какастно. Спрашивая: "какой?" - мы интересуется, насколько плох предмет нашего интереса. Антоним каки - еще одно древнейшее детское слово: пай. Паинька - хороший, тихий, послушный. Родственно: покой, покойный, покойник. Только покойник может быть по-настоящему хорошим, потому что он уже никакой.
Сами нечистые жили как-то и о подобных сложностях и помыслить не могли. В их эта головах не было таких понятий, а душевное, значит, состояние описывалось двумя словами: кайф и облом - вот.
Казалось бы, что могут люди с таким уровнем интеллекта, однако именно их усилиями создавалось то немногое, чем располагало общество. Нечистые просеивали горы ржавчины, добывая крупицы нержавеющих сплавов и металлов, нечистые мотыжили истощенные поля, вылавливали то, что производило море, обеспечивая какое-то (какастное!) существование человека на изработавшейся планете. Труд их был тяжел, пища дурна, образ жизни нездоров, но они были счастливы, поскольку горстка чистых обеспечивала их ярчайшими эмоциями и ощущениями.
Оставалось непонятным, зачем в этой стройной системе существует начальник и попрыгунчики.
Потом произошли события, которые многое объяснили.
Одно из мест, где производились работы, называлось Помойка. Человек неопытный может удивиться такому названию. Помойка - это процесс мытья, возможно, место, где что-то моют, а здесь искали металл: нержавейку, титан, ванадий. Такое место должно называться "прииск", а никак не помойка. Но у Вериса были наготове по меньшей мере две гипотезы.
В глубокой древности некоторые металлы добывали, промывая водой содержащую породу.
В далеких лесах Забайкалья,
Где золото моют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Конечно, Помойку трудно было назвать горой, но холмы там были вполне приличные, и золото среди слежавшейся ржавой трухи тоже изредка попадалось. Должно быть, когда-то ржавчину и впрямь промывали, отчего образовались упомянутые начальником Ржавые болота, а теперь перешли к иной технологии, сохранив за техногенным месторождением прежнее название: Помойка.
Другая гипотеза опиралась на словарь синонимов. Вообще словари синонимов - сомнительное и жалкое явление. В русском языке синонимов нет, есть лишь слова, значения которых частично перекрываются, из-за чего люди малограмотные с легкостью заменяют одно слово другим. Помойка это не только место, где моют; для такого места более подходит название "мытня" (а мытарь - тот, кто занимается отмыванием денег), но и территория, куда выливают помои, грязную воду, оставшуюся после мытья. Часто помойка оказывалась также и свалкой, куда сваливали твердые отходы. В результате несведущие люди начали называть свалку помойкой и наоборот, а словарь синонимов с простодушием кретина отметил этот факт.
Холмы, где добывался металл, когда-то и впрямь были свалкой, там сваливали излишки опрометчиво изготовленной продукции, а, быть может, и отслужившие, но не пущенные в переработку вещи. За тысячелетия большинство предметов рассыпались пылью и ржавчиной, обратившись в многометровый пласт осадочной породы, но кое-что сохранилось почти в первозданном виде. И теперь обнищавшие потомки транжир рылись в окаменевшем говне не ради воспоминаний о прошлом, а ради обломков, устоявших перед напором коррозии.
Ради - повелительное наклонение глагола "радоваться". Выискал в грязи почернелые, но сохранные трубки из циркония - и радуйся. Кто знает, зачем их изготовили прежние люди, но выбросили за ненадобностью, а ты нашел и можешь смастерить много чего полезного. А что работа на Помойке вредна, так кого это интересует? Главное, труд в кайф, еда - вкуснотища и, хотя помойщики жен не имеют, ночью бабы снятся - смак! Спроси любого: "Житуха в жилу?" - и он ответит: "Я тащусь!"
Они и тащились: "Оп-оп!" - а ноги не поспевали в такт бодрым мыслям, и ритм труда превращался в конвульсии. Вряд ли во вселенной нашлось бы что-то страшнее этой радости.
В тот день на прииске случилась пруха: помойщики нашли дуру. По размерам находки делились на мутотень, плямбы и дуры. Дуры были самыми большими и встречались редко. Найденная дура была изготовлена из незнакомого металла, титановый пробник не оставлял на ней следа, а ванадиевый царапал. Значит, обработке металл поддаваться будет, хотя и с трудом. Пробники хранились у бригадира, которого все называли бугром. Человек этот обладал слабенькими телепатическими способностями и некоторыми представлениями о том, как следует работать. Он умел обозначить фронт работ и распределить задания между работягами. Его словарный запас простирался до двадцати девяти слов и включал такие понятия, как "на раз!" и "мылить шею".