Люда, как раз прищепила к мочкам ушей большие пластмассовые клипсы. При движении головой, они побрякивали, как охрипшие колокольчики. Как только после шутки Милана зазвенели эти клипсы, то все трое, сначала застыв на мгновение, рассмеялись в голос.
- Тише, тише, - приглушая смех ладонью, Ира опасливо посмотрела по сторонам. - Соседи услышат!
- Ну, ты даешь, Князь, - Люда сняла клипсы и, звякнув ими последний раз, вернула в шкатулку. - А спать, и правда, хочется. Идем, бабуль, пусть Милан теперь караулит наш сон.
- Спокойной ночи, красавицы!
Бабушка и внучка улеглись в согретую лиринийцем постель и почти сразу же уснули.
Милан выключил свет и подошел к окну. Город спал. Огни фонарей освещали пустынные улицы спального квартала Ташкента. Автострада проходила вдалеке, потому тишину ночи не нарушали звуки случайно проезжавших машин, как это было в другом доме, где он когда-то вот так же стоял на балконе девятого этажа в квартире Березеных.
Милан прошел вглубь комнаты, намереваясь присесть на один из еще не распакованных ящиков, как его взгляд остановился на книге, мягкая обложка которой матово поблескивала, отражая скудный свет фонаря, попадающий на нее из окна.
Милан взял книгу. Это оказался томик стихов Александра Блока.
- Интересно, - память выдала спрятанные глубоко в ее тайниках, давно не запрашиваемые данные об увлечениях Павла Курлясова. - Павел любил Блока…
"Я проснулся на мглистом рассвете
Неизвестно которого дня.
Спит она, улыбаясь, как дети,-
Ей пригрезился сон про меня", - всплыли, когда-то прочитанные человеком строки, и Милан подумал, как они сейчас близки ему.
Вот та женщина, которую любит он, которую любил Павел, и судьба которой в эти дни не ясна даже умеющему чувствовать интуитивно лиринийцу.
Милан вышел на кухню. Включил там свет, присел на подоконник и раскрыл книгу. На пол упал пожелтевший конверт, словно ждал, когда кто-то откроет книгу на этом месте и он, вылетев, как неокрепший птенец из гнезда, не справившись с крыльями, сядет на пол.
Милан поднял конверт. Прочитал одно единственное слово: "Ирочке". Перевернул. Конверт был запечатан, внутри него прощупывался лист бумаги. Что-то напрягло Милана. Чужая тайна, пролежав в забытьи два десятка лет, попала к нему в руки, интригуя и искушая. Но Милан справился с соблазном вскрыть конверт и прочитать, что за послание и от кого было написано его жене. Хотя, от кого, он догадывался. Читать больше не хотелось. Да и за окном посветлело. Кое-где в домах вспыхнул свет, раскрылись шторы. Люди впускали утро в свои квартиры, распахивая окна, вдыхая свежесть весны, совсем недавно сменившую зиму.
В комнате послышался шорох. Милан знал, что это Ирина. Она тихонько подошла к нему, обняла за талию, прижавшись щекой к спине. Муж погладил ее теплые руки, повернулся, поцеловал. Приветственные песни птиц, легкий ветерок, принесший запахи пробуждавшейся земли, розовый свет зари стали достойным аккомпанементом к мелодии счастья, без слов звучавшей в душе.
Вскоре проснулась Люда. Она вошла на кухню и еще сонными глазами уставилась на стоявших в обнимку Ирину и Милана.
- Что это вы тут делаете? - казалось, она искренне удивляется.
Ира подняла бросившийся в глаза томик стихов и показала внучке.
- Стихи читаем, - посмотрела на обложку, - Блока.
- А-а!
Люда осмотрела кухню. Увидела чайник в углу на ящике, взяла его, набрала воды. Хотела поставить на плиту, но спичек, чтобы зажечь огонь не увидела.
- У тебя, конечно, спичек нет… - она снова посмотрела на Милана.
- Там кнопка есть, огонь зажигается автоматически, землянка.
- Да?! - Люда засмеялась. Включила газ и поставила чайник.
Милан тем временем взял конверт, лежащий в углу подоконника, и протянул Ире.
- Нашел в книге.
- Что это? - Ира по цвету конверта догадалась, что он старый. Сердце екнуло.
Она взяла пожелтевший прямоугольник и вышла в комнату. Милан остался у окна. Он смотрел на голубеющее небо, но думы его были далеки от этого места. Нечто неумолимо грустное, непонятное, вызывающее чувство тревоги всплыло в сознании, вызывая желание бежать отсюда и подальше. Бежать назад, на Лирину, туда, где только иногда он погружался в прошлое, заметив тоскливый взгляд жены. Сейчас же ни одной светлой эмоции, ни одного восторженного чувства он не испытывал. Даже близость с Ириной отзывалась тихим голосом грусти, несмотря на открытость чувств, бьющих радостью обладания и торжеством любви.
"Надо заканчивать этот тяжелый визит. Да поскорее. Я чувствую, что и переговоры не дадут того результата на который мы рассчитываем. Ничего не изменилось на Земле. Я не вижу. Будущее - в тумане".
Мысли прервал зов Ветра. Милан сразу же отбросил свои терзания и ответил.
"Ветер. Я слушаю".
"Тебя ждут, Князь. Все готово к встрече. Обстановка дружелюбная. Мы сканируем людей. Многие защищены. Защита слабая. Есть страх. Есть корысть. Есть интерес. На закате официальная встреча. Тебе надо быть здесь".
"Понял. Буду. Готовь площадку. Передайте координаты. Модуль в рабочем состоянии".
Милан облегченно вздохнул. Теперь есть повод расстаться с прошлым и уйти в настоящее. Но женщинам он скажет об этом позже. Все равно встречи с матерью Людмилы не избежать.
"Ирочка, любимая моя, дорогая…"
Строчки сползали с линеек тетрадного листа, последние буквы слов были еле обозначены. Тот, кто писал эти строки, явно плохо держал ручку в руках, но Ира читала, догадываясь о каждом слове, уже по первым слогам.
"Прости, слова получаются криво, а столько хочется сказать тебе, родная…"
Ира уронила руку с письмом, запрокинула голову, закачалась. Со старого листа бумаги лились слова Паши - ее Паши! - и, казалось, она воочию слышит его голос - со стариковскими нотками, с придыханием. Вытерев слезы, Ира продолжила чтение:
"Я ухожу. Ты знаешь, что время пришло. Не огорчайся сильно. Ты у меня совсем молодая, и жизнь еще порадует тебя… Не грусти обо мне. Береги себя. И знай: я всегда любил тебя! И люблю, родная моя…"
Ира зарыдала, уткнувшись в подушку. Прибежала Люда. Увидев внучку, Ира замахала рукой, останавливая ее от расспросов. Люда присела рядом, взяла лежавший на полу конверт. Прочитала "Ирочке" и ахнула.
- Это же я писала! - она показывала на аккуратно выведенное имя бабушки. - Дед письмо написал, а подписать конверт сил не осталось, сказал мне, напиши, мол, Ирочке.
Ира молча смотрела на внучку. В ее взгляде смешались удивление, непонимание, боль.
- Почему? - больше она не могла выговорить ни слова, но Люда поняла ее.
- Прости меня, бабуля, я тогда сунула конверт в книгу. Когда ты пришла, было не до того. Дед уже не мог говорить… Он ждал тебя… А когда дождался…
Ира зарылась лицом в подушку. Ее плечи вздрагивали. Люда присела рядом, не решаясь даже прикоснуться к бабушке, чтобы утешить.
Но письмо осталось непрочитанным, и Ира, справившись с собой, поднялась, расправила помявшийся в руке листок, расширила глаза, силясь собрать расползающиеся строчки в фокус. Когда она поняла, что ей это не удается, то протянула листок внучке.
- Читай дальше, я не вижу.
Люда подсела к бабушке ближе, обняла ее и начала читать с самого начала.
- Ирочка, любимая моя, дорогая… - расплакалась сама, уронив руку с листком, - нет, не могу, ба, я же видела, как он писал это, как старался выводить буквы…
В этот момент вошел Милан.
- Что тут происходит? - он переводил взгляд от жены к Людмиле и обратно.
- Мы письмо не можем дочитать, - Ира, всхлипывая, забрала листок у внучки и протянула мужу, - читай вслух, это последнее письмо Павла.
Милан взял листок и без эмоций, без лишних разговоров начал:
- Ирочка…
- Нет, нет, дальше, я больше этого не выдержу! - Ира снова заплакала.
Милан, не обращая внимания на ее слезы, пропустил объяснение Павла в любви и продолжил вслух:
- Я должен рассказать тебе, моя дорогая, что утаил одну вещицу, которую нашел в Кызылкумах. Прости меня за это. Не знаю, что тогда взбрело мне в голову. Я хотел сделать тебе подарок, но так и не сделал. Теперь нет смыла скрывать ее от тебя. Пусть этот алмаз напоминает о наших лучших днях, пусть принесет радость.
Милан напрягся и уставился в письмо, продолжая читать дальше молча.
- Что за алмаз? - Ира с недоумением взглянула на внучку.
Люда выглядела потерянной. Вытянула губы в трубочку, отвела взгляд в сторону.
- Ты мне рожи не корчь! - неожиданно Ира взорвалась. - Где тот алмаз? Он же тебе передал его вместе с письмом!
Ира вскочила на ноги. Милан сжал ее, сомкнув руки перед грудью.
- Успокойся, прошу тебя… успокойся…
Ира обмякла. Повисла на руках мужа. Он аккуратно уложил ее на постель. Укрыл одеялом. Поднял конверт и, тронув Люду за плечо, позвал на кухню.
- Где?
Люда стояла перед Князем, как школьница перед директором школы. Но, как у школьницы, несправедливо обвиненной в намеренном хулиганстве, из глубины души поднялся протест. Она отвернулась к окну. И твердым голосом сказала:
- Я хотела как лучше. Алмаз мог стать приманкой для воров, а бабушка оставалась одна, кто бы ее защитил? - Она развернулась и пошла на Милана, распаляясь все больше. - Может быть, ты? Тебя и в помине не было! А она… она год ходила, как неприкаянная! Я и письмо тогда спрятала, все думала, как она успокоится, отдам. Да забыла! И хорошо, что забыла! Видишь, сколько лет прошло, а она все рыдает! Ты думаешь…
Милан устал слушать истерики. Он так устал за еще неполный день пребывания на Земле, что одним приказом усыпил Людмилу и уложил ее рядом с бабушкой. Конверт с письмом он спрятал в карман рубахи.
Новый день начался на Земле. Он шел от востока до запада, вовлекая в круговорот времени все новых и новых людей. Люди просыпались - кто с первыми проблесками зари, кто под каскадом бесчисленных лучей солнца - и устремлялись в День, погружаясь в свой мир, следуя своим путем, решая свои задачи. Так было всегда. И будет дальше, до тех пор, пока Земля будет вращаться, а Солнце сиять.
Михаил приехал один. Павел остался рядом с матерью. Милан разбудил женщин и все вместе они отправились домой к Курлясовым. Князя уже не заботили проблемы, связанные с чувствами. Нетрудно было догадаться, как будут развиваться события в семье. Но оставаться наблюдателем или еще хуже участником эмоционального представления, он не желал. Другая проблема заняла мысли Князя. Но в ее решении ему нужен был помощник. И ни кто иной, как сын Ирины.
Всю ночь Михаил не спал, сначала успокаивая жену, потом размышляя над смыслом жизни. Он вдруг осознал, насколько был прав красивый инопланетянин тогда, когда увез с собой Ирину. Когда улеглись все эмоции, Михаил почувствовал к загадочному Князю симпатию и благодарность. Сын не мог сдержать своего восхищения матерью, которая выглядела настолько молодо, что больше годилась ему в дочери. Ради этого стоило оставить Землю и его самого! А он… на кого он стал похож, большую часть своей жизни сокрушаясь по утрате сначала отца, потом матери и дочери, с безысходностью махая рукой на свою жизнь, и день за днем проживая безрадостно? Именно сегодня ночью он осознал, что ни один из прожитых дней уже не вернуть. То время безвозвратно кануло в небытие. Да, именно в небытие, потому что, по сути, и вспомнить-то нечего о прожитых годах. Только сын был его победой над серыми буднями.
Этот день начался для отставного полковника радостно! И не только потому, что он собирался провести его с дорогими, близкими людьми, но и потому, что будущее теперь улыбалось ему. И Михаил точно знал, что будет бороться за эту улыбку не только с окружающей серостью, но и с самим собой в первую очередь.
Когда инопланетянин попросил о помощи, Михаил согласился без колебаний. Но уклончивый ответ, на вопрос чем он может помочь, насторожил. Чутьем старого особиста Михаил почувствовал, что гость затевает авантюру. Как подтверждение туманной догадке прозвучал вопрос о лопате.
- Давай так, - Миша остановился на полпути к машине, - выкладывай все, как есть. Мы - мужики, и нечего нам таиться друг от друга. Говори, что за дело и зачем нужна лопата.
Милан поначалу удивился доброжелательности сына Ирины, но в его мыслях он не нашел никакого подвоха, потому кратко рассказал о Сердце Кристалла. Еще не озвучив своей просьбы, показал письмо Павла. Миша посуровел, взяв последнее послание отца в руки. Прочитал и застыл, держа письмо. Его мысли улетели в прошлое, в тот день, когда дочка, всхлипывая в трубку телефона, сказала простую, но такую страшную фразу: "Папа, дед умер…"
Взяв себя в руки, Михаил прямо взглянул в глаза Милана - мужчины, который теперь был рядом с матерью, который изменил ее жизнь, и не только ее.
- Алмаз, о котором пишет отец и есть твой кристалл?
Милан кивнул в ответ.
- Люда его где-то закопала?
- Да.
- Что ж, поехали.
Машина, каких в городе было пруд пруди, подъехала к кладбищенским воротам. Сняв цепочку, удерживающую створки ворот рядом, охранник, мельком заглянув в салон машины, пропустил посетителей. Проехав по главной аллее, Михаил свернул в одну из боковых и, петляя по узким дорожкам, на которых вряд ли разъехались бы две такие машины, остановился у тропинки, уводящей вглубь кладбища.
- Приехали.
Он заглушил мотор. Милан вылез и осмотрелся. Вокруг не было ни души. Михаил, тоже осмотревшись, открыл багажник, достал лопату - инструмент лежал у него в гараже давно невостребованный.
- Пошли.
Мужчины углубились в проход между хаотично торчащими крестами, безликими памятниками из металла, одинаковыми на вид пластинами мрамора с выдолбленными на них именами покойников. Перейдя широкий пустой арык, заваленный выцветшими венками, засохшими ветками и всяким хламом, ранние посетители кладбища, свернули и, петляя, добрались до нужного места.
Михаил отворил низкую металлическую дверцу, устроенную в оградке и вошел внутрь небольшого участка, в центре которого возвышались три бугорка земли. За каждым стояли мраморные стелы, высотой с человеческий рост. С них на Милана смотрели, улыбаясь, Александр Березин, его жена Катя и молодой Павел Курлясов. Портрет космонавта был настолько хорошо сделан, что его глаза, несколькими штрихами выбитые на мраморной поверхности, казалось, имеют осмысленный, живой взгляд. Милан вспомнил встречу в пустыне, когда они вдвоем были похожи друг на друга, как близнецы. Но Михаил не дал Князю углубиться в свои воспоминания. Он прислонил лопату к ограде и присел к изголовью могилы. Провел рукой по влажной еще земле.
- Ну, здравствуй, отец!
Такое приветствие казалось странным. Какого здравия можно желать мертвому?.. Но у людей много странностей, Милан уже привык к ним.
- Ты действительно уверен, что твой кристалл здесь? - в вопросе Михаила прозвучала слабая надежда на то, что инопланетянин сейчас вдруг возьмет и откажется от своей затеи. Но он лишь подтвердил уверенность кивком головы. - Ну, тогда начнем, где именно?
Миша взял лопату.
- Погоди, - Милан остановил его. Давай присядем.
- Быстрее начнем, быстрее закончим, чего ждать?
- Хорошо, - Милан положил ладонь на черенок лопаты, прижав ее. - Людмила положила кристалл в гроб.
Этого Миша не ожидал. Его глаза забегали, брови вскинулись вверх, потом сомкнулись на переносице. По выражению его лица было видно мучительное осмысление того, что сейчас предлагал ему инопланетянин. Когда догадка обрела явственную последовательность действий, Михаил опешил.
- Ты обалдел, парень? Ты что мне предлагаешь? Выкопать своего собственного отца спустя двадцать лет после захоронения? Я что, похож на сумасшедшего?
Милан ожидал подобной реакции, но миролюбивое общение в это утро сбило его, и он решил не применять насильственных приказов, а убедить землянина помочь ему по собственной воле. Сейчас же, видя его реакцию, он понял, что ошибся.
- Михаил, я понимаю твои чувства, но…
- Да какой нах… понимаешь?! Если бы понимал, то тебе даже в голову ничего такого не пришло бы! - Михаила прорвало. - Ты бы так со своим отцом поступил? Или у тебя нет отца? И никогда не было? Ты что себе вообразил? Приперся сюда, сначала увез мать с дочерью, теперь предлагаешь надругаться над прахом отца?
Милан понял, что совершил ошибку. Надо было действовать в одиночку. Но не хотелось привлекать чужих людей, а без помощника здесь не обойтись. Он чувствовал близость кристалла, и не мог его взять. Но, кроме этой досады, в его сердце проснулось другое чувство. Сейчас он стоял перед сокрытыми в земле останками трех людей, которые когда-то верили ему, принимали его, как близкого, как равного себе, помогали, когда он один из своего мира, без чьей-либо поддержки, оказался на Земле. Забытое чувство благодарности, а вместе с ней и восхищения богатым миром чувств землян поднялось из глубины души, и Милан вновь ощутил свою вину перед людьми, и, прежде всего, перед человеком, который сейчас стоял перед ним и со всем жаром, на который был способен, выливал на него свою обиду.
Но Миша вдруг замолчал, бросил лопату и вышел из ограды. Он ушел и бесцельно бродил между могилами, успокаивая свое сердце в молчании давно безразличных слушателей, душой покинувших этот мир, но оставаясь в нем прахом.
Милан остался один перед тремя мраморными глыбами, с которых, как ни в чем не бывало, продолжая загадочно улыбаться, на него смотрели Саша, Катя и Павел. Милан вглядывался в их лица, и ему казалось, что он слышит смех Кати, ревнивое бурчание Саши, слова благодарности вместо упрека Павла. Их всех сейчас связывал один человек, одна женщина, которая была дочерью одним и женой другим. Она, любимая всеми, включая и самого Милана, живым сердцем стучала в груди семьи, связывая собой прошлое и настоящее. Милан воочию представил рядом с собой Ирину, не понурую, не страдающую, а веселую и счастливую. Он вдруг осознал, что никакой камень, даже самый ценный не может сравниться с живым сердцем, работающим без устали, разгоняющим своей необузданной силой живительную влагу по всему организму, сравнимому разве что со Вселенной.
- Спасибо, друзья, - Милан склонился в поклоне перед могилами.
Мысленно позвал Михаила: "Миша, вернись".
- Вернулся уже. И не лезь ко мне в голову, я тебе не Пашка.
Миша вошел и сел на скамейку, вкопанную рядом с могилкой Кати.
- Что надумал? - с тревогой спросил он.
- Прости меня, - Милан присел рядом.
На узкой скамейке они сидели плечо к плечу.
- Пусть лежит тут, раз уж так судьбе угодно.
- Так-то лучше, - Михаил вздохнул с облегчением. Помолчал. Потом спросил: - Ты их всех знал?
- Да. Твоего отца больше заочно. Видел его два раза. Когда информацию считывал и когда прощался в пустыне.
- Он рассказывал. Я тогда мало слушал, молодым был, все бежал куда-то. Когда его не стало, когда ты мать увез, мемуары его читал, у меня лежат теперь, храню, как самое дорогое.
- Храни. Тебе есть, кем гордиться. Они все были хорошими, правильными людьми.
Помолчали.
- Ты прости меня за боль, Миша. За всю боль, которую я тебе причинил.
- Проехали.
- Это еще не все. Сегодня я увезу Иру и Люду. Навсегда.