14
- Надо будет показать тебе, как пользоваться туалетом. Как ты думаешь, получится у нас?
Она говорила спокойно и ласково - слов мальчик, конечно, не понимает, но она надеялась, что ровная интонация успокоит его.
Мальчик снова защелкал языком. Просит еще молока? Или речь совсем не о том? Мисс Феллоуз надеялась, что все звуки, которые он произносит, записываются на пленку. Скорее всего так и делается, но надо будет завтра сказать об этом Хоскинсу. Хотелось бы ей понимать то, что говорит мальчик, хотелось бы выучить его язык, если получится. И если, конечно, это и вправду язык, а не просто инстинктивные звуки, которые и животным доступны. Мисс Феллоуз намеревалась выучить мальчика говорить по-английски, но если из этого ничего не выйдет, то надо будет самой попробовать освоить его наречие.
Странное занятие - учить неандертальский. Но она в свое время проделывала не менее странные вещи ради того, чтобы наладить общение с неполноценными детьми.
- Можно взять тебя за руку? - спросила она и протянула ему свою. Мальчик посмотрел на нее так, будто впервые видел. Она не убирала руки. Мальчик нахмурился и несмело стал тянуть к ней свою чуть дрожащую ручонку.
- Правильно. Возьми меня за руку.
Дрожащая ручонка остановилась в дюйме от ее ладони, но тут мужество изменило мальчику, и он отдернул руку, будто обжегшись.
- Ладно, - спокойно сказала мисс Феллоуз, - потом попробуем еще. Хочешь посидеть тут? - И похлопала по кровати.
Ответа не было.
Она показала, будто садится.
Непонимающий взгляд.
Тогда она не без труда села сама на низенькую кроватку и похлопала рядом с собой.
- Вот сюда, - улыбнулась она как можно ласковее и убедительнее. - Садись рядом, хочешь?
Молчание. Пристальный взгляд. Потом опять щелканье и какие-то ворчливые звуки - на этот раз определенно новые. У него как будто приличный запас щелканья, ворчанья и курлыканья. Это безусловно язык. Вот одно открытие уже и состоялось: доктор Хоскинс сказал, что никто не знает, был ли у неандертальцев язык, а она с ходу открыла, что был.
Ну не то чтобы открыла, поправилась она. Это только гипотеза. Но правдоподобная.
- Сядешь? Нет?
Щелкает. Мисс Феллоуз попыталась ему подражать, но у нее это получилось плохо - ничего похожего на его беглую четкость. Мальчик посмотрел на нее не то удивленно, не то с усмешкой - выражение его лица было трудно разгадывать. Но, похоже, ее ответное щелканье вдохновило его. Наверное, я сказала что-то ужасно скверное, подумала мисс Феллоуз, о чем нельзя говорить вслух. А скорее всего это просто бессвязный лепет. Он, наверное, думает, что я дурочка.
Мальчик снова прощелкал и проворчал что-то - тихо, спокойно, почти задумчиво.
Она пощелкала в ответ и скопировала его ворчанье - ворчать было легче, чем щелкать. Мальчик снова уставился на нее - серьезно и вдумчиво, как любой ребенок, столкнувшийся с ненормальным взрослым.
Нет, это просто смешно, сказала она себе. Надо придерживаться английского. Он никогда ничему не научится, если я буду нести какую-то идиотскую чушь якобы на его языке.
- Сядь, - сказала она, как если бы обращалась к щенку. - Сядь! Нет? Нет так нет. Туалет? Давай руку, я покажу тебе, как пользоваться туалетом. Тоже нет? Нельзя ходить прямо на пол, знаешь ли. Это не сорокатысячный год до нашей эры, и если ты привык рыть ямки в земле, то здесь у тебя не получится.
Пол деревянный. Давай ручку, пойдем. Нет? Попозже? - Она обнаружила, что заговаривается.
Дело в том, что она совсем вымоталась. Становилось поздно, а она с самого утра была взвинчена. А теперь вот, как во сне, сидит в кукольном домике и учит маленькую обезьянку с выпирающими бровями и огромными глазищами пить молоко из блюдечка, ходить в туалет и садиться на кроватку.
Нет, строго поправила она себя. Не обезьянку.
Никогда не называй его так - даже про себя!
- Дай ручку! - снова сказала она.
И он почти послушался. Почти.
Медленно тянулись часы, а дело почти не двигалось с места. У мисс Феллоуз ничего не получалось ни с туалетом, ни с кроваткой. Видно было, что мальчик тоже устал. Он зевал. Глазки заволокло, и они закрывались сами. Внезапно он улегся прямо на голый пол и свернулся калачиком под кроватью.
Мисс Феллоуз опустилась на колени и заглянула к нему. Он посмотрел на нее блестящими глазами и защелкал.
- Ладно, - сказала она. - Если ты находишь, что там безопаснее, спи там.
Она подождала немного, пока не услышала ровного сонного дыхания. Как он, должно быть, устал! Попал за сорок тысяч лет от дома, в страшное чужое место, где яркий свет, и твердый пол, и люди совсем не такие, к которым он привык - и вот пожалуйста, свернулся и спит. Мисс Феллоуз позавидовала этому чудесному свойству адаптации. Дети так эластичны, так хорошо приспосабливаются к самым страшным переменам...
Она выключила свет, прикрыла дверь в спальню мальчика и сама легла на койку, которую поставили для нее в большой комнате.
Вверху ничего не было, кроме темноты. Мисс Феллоуз впилась в нее глазами, опасаясь, не подглядывает ли кто с балкона. Нет, невозможно понять. Она знала, что это глупо, что уже поздно и там никого нет. За ней наблюдают только электронные глаза датчиков. И все-таки... не иметь никакой возможности уединиться...
Вероятно, все здесь снимается на пленку - идет непрерывная видеозапись всего, что происходит в стасисной зоне. Напрасно она согласилась на эту работу, не настояв сначала, чтобы Хоскинс показал ей, где она будет жить.
Положитесь на меня, сказал он.
Положилась, называется.
Ну, на одну ночь сойдет. Однако завтра ее жилье, по меньшей мере, подведут под крышу. И потом, пусть эти глупые мужчины повесят здесь зеркало, поставят комод побольше и сделают отдельную ванную, если хотят, чтобы она здесь ночевала.
15
Заснуть оказалось трудно. Несмотря на усталость, она лежала с открытыми глазами в том состоянии абсолютной бессонницы, которая бывает только при крайнем изнеможении. И напряженно вслушивалась, готовая уловить малейший звук из соседней комнаты.
Он ведь не сможет убежать, нет?
Стены голые и очень высокие, но вдруг ребенок умеет лазить, как обезьяна?
Лазить по отвесной стене без всяких зацепок? И ты опять подумала о нем "обезьяна".
Нет, по стене ему не влезть. Это исключено. И потом, там на балконе неусыпные датчики Хоскинса. Они обязательно поднимут тревогу, если мальчик начнет лазить по стенам среди ночи.
Обязательно.
Сколько всего, о чем я не потрудилась узнать, подумала мисс Феллоуз.
А что, если он опасен, вдруг пришло ей на ум. Физически опасен?
Она вспомнила, какого труда стоило его вымыть. Она видела, как сначала Хоскинс, а потом Эллиот едва его удерживали. Такое малое дитя - и такая сила. А как он разодрал руку Эллиоту?
Что, если он войдет сюда...
Нет, сказала себе мисс Феллоуз. Он меня не тронет.
Хоскинс, безусловно, не оставил бы ее здесь одну, с датчиками или без датчиков, будь хоть какая-то опасность.
Все ее страхи просто смехотворны. Ребенку всего три года, от силы четыре. Однако ногти она ему не успела подстричь. Если он накинется на нее с ногтями и зубами, пока она спит...
У нее участилось дыхание. Смешно, просто смешно - и все же...
Она сознавала, что ходит по кругу, не в силах остановиться на чем-нибудь одном. Кто он - опасная злая обезьянка или перепуганный ребенок, оторванный от родных? Уж или то, или другое, сказала она себе. А если и то, и другое? Даже испуганный ребенок может поранить, если ударит достаточно сильно. Мисс Феллоуз вспомнилось несколько скверных историй из больничной практики, когда дети в бешенстве бросались на медиков, причиняя им серьезные увечья.
Она не смела уснуть. Просто не смела.
Она лежала, глядя вверх, болезненно насторожив слух. И вот услышала.
Мальчик плакал.
Не вопил от страха или злости, не выл, не визжал, а тихо плакал - и эти рыдания покинутого ребенка надрывали сердце.
Все сомнения мисс Феллоуз как рукой сняло, и она впервые с болью подумала: бедняжка! Бедненький, как ему страшно!
Он обыкновенный малыш. Разве важно, какая у него голова или волосы? Он сиротка, который осиротел так, как не доводилось еще никому. Хоскинс верно сказал при их первой встрече: "Это будет самое одинокое дитя в истории человечества". Ведь он лишился не только отца и матери, но и всех своих сородичей - всех до единого. Его бессердечно вырвали из родного времени, и теперь он один такой на целом свете.
Последний. Единственный.
Жалость росла и крепла в душе мисс Феллоуз, и ей стало стыдно за собственное бессердечие: за неприязнь, которую она себе позволила, за раздражение, вызванное его дикими замашками. Как могла она быть такой жестокой? Вести себя так непрофессионально? Мало того, что ребенка похитили - он еще должен терпеть брезгливость от той, которая призвана заботиться о нем и наставлять его в пугающей новой жизни.
Старательно оправив ночную рубашку - датчики над головой, не могла она забыть об этих дурацких датчиках! - мисс Феллоуз встала с постели и на цыпочках вошла в комнату мальчика.
- Малыш, - позвала она шепотом, - малыш. - И, опустившись на колени, протянула руку, чтобы нащупать его под кроватью. Но тут ей подумалось - мысль была некрасивая, но здравая, рожденная долгим опытом работы с душевнобольными детьми, - что мальчик может и укусить. Она убрала руку, зажгла ночник и отодвинула кровать от стенки.
Бедняжка скорчился в уголку, подтянув колени к подбородку, и глядел на нее влажными тревожными глазами.
При слабом свете не так бросалось в глаза его уродство, грубые черты лица, бесформенная голова.
- Бедняжка, - прошептала мисс Феллоуз. - Испугался, бедненький.
И погладила его по голове, по этому жесткому свалявшемуся колтуну, который всего несколько часов назад вызвал в ней такое отвращение. Теперь ощущение было просто не совсем привычным. Мальчик застыл при ее первом прикосновении, но потом успокоился.
- Бедненький. Иди ко мне.
Он тихо щелкнул языком и жалобно заурчал.
Она села рядом с ним на полу и снова стала гладить его по голове, медленно и мерно. Напряжение мало-помалу отпускало малыша. Может быть, в их суровой доисторической жизни никто не гладил его по головке, и ему это понравилось. Мисс Феллоуз ласково перебирала его волосы, приглаживала, расчесывала пальцами - и снова водила рукой ото лба к затылку - медленно-медленно, будто гипнотизируя.
Потом погладила его по щеке, по плечу. Мальчик не противился.
Она стала тихо напевать нежную, протяжную песенку без слов, которую знала с детства, которой убаюкивала стольких страдающих детей.
Мальчик задрал голову, глядя в полумраке на ее рот, откуда исходили такие звуки.
Она, продолжая напевать, притянула его поближе к себе. Он покорился. Она медленно положила руку ему на голову и склонила ее к себе на плечо. Приподняла его и плавно, не торопясь, посадила себе на колени.
И стала тихонько покачиваться, повторяя все ту же протяжную, напевную мелодию.
В какой-то миг мальчик перестал плакать.
Вскоре по его ровному, блаженному дыханию мисс Феллоуз поняла, что он спит.
С бесконечной осторожностью она встала, придвинула кроватку обратно, толкая ее коленом, и уложила на нее мальчика. Укрыла его (укрывался ли он раньше чем-нибудь? В кровати, уж конечно, он не спал), подоткнула одеяльце и постояла над ним. Во сне его личико казалось удивительно мирным.
И его безобразие почему-то почти уже не пугало ее. Нет, правда.
Она на цыпочках пошла к двери, но остановилась и подумала: а вдруг он проснется?
Он разволнуется еще пуще, видя, что его утешительницы нет рядом, и не зная, где она. Его может охватить паника, и он совершенно обезумеет.
Мисс Феллоуз нерешительно, борясь со своими сомнениями, стояла над кроваткой, глядя на спящего мальчика. Потом вздохнула. Видно, другого выхода нет. И осторожно улеглась рядом с ним.
Кроватка была ей мала. Пришлось поджать ноги, левый локоть упирался в стенку, а чтобы не потревожить мальчика, она приняла исключительно сложную, неудобную позу. И лежала без сна, скрюченная, чувствуя себя Алисой, отпившей из бутылочки "Выпей меня". Что ж, видно, этой ночью ей не придется поспать. Ничего, это только начало, потом пойдет полегче. Есть вещи и поважнее сна.
Ребенок нашарил во сне ее руку, проверяя, тут ли она, и ухватился за нее своей шершавой ручонкой.
Мисс Феллоуз улыбнулась.
16
Она проснулась, как от толчка, не понимая, где она и почему все тело так застыло и болит. Здесь непривычно пахло чужим человеком и чье-то тело непривычно прижималось к ней.
Она чуть не завопила во весь голос и только усилием воли подавила вопль до слабого всхлипа.
Ребенок сидел в постели, глядя на нее во все глаза. Безобразный малыш, мальчик из прошлого. Маленький неандерталец.
Мисс Феллоуз не сразу вспомнила, почему она спит с ним рядом. Потом память вернулась. Значит, ей все-таки удалось уснуть, несмотря ни на что. И теперь уже утро.
Медленно, не сводя глаз с ребенка, она спустила на пол ногу, потом другую, приготовясь быстро вскочить, если мальчик запаникует.
И с беспокойством взглянула вверх. Не следят ли за ней? Не снимают ли скрытой камерой, как она, заспанная, вылезает из постели?
К ее губам прикоснулись коротенькие пальцы, и мальчик сказал что-то: два коротких щелчка и ворчание.
Мисс Феллоуз невольно отпрянула, и по ней пробежала дрожь. Она ненавидела себя за это, но справиться с собой не могла: уж очень безобразен был мальчик при свете дня.
А он снова заговорил: открыл рот и показал, как будто из него что-то выходит.
Догадаться было нетрудно. Мисс Феллоуз дрожащим голосом спросила:
- Ты хочешь, чтобы я спела еще? Да?
Мальчик не ответил и только пристально смотрел на ее губы.
Нетвердо, слегка фальшивя, мисс Феллоуз снова завела ту же песенку, что пела ночью. Безобразный малыш заулыбался. Он, как видно, узнал мелодию и стал раскачиваться почти что в такт, размахивая руками и курлыкая - может быть, он так смеется?
Мисс Феллоуз вздохнула про себя. Имеет власть музыка освободить истерзанную грудь... Что ж, лишь бы польза была.
- Подожди-ка, - сказала она. - Дай я приведу себя в порядок. Я мигом. А потом приготовлю тебе завтрак.
Она ополоснула лицо и причесалась, непрерывно ощущая отсутствие потолка и присутствие электронных глаз - с ума сойти можно. А если глаза не только электронные?
Мальчик так и сидел в кровати, провожая ее взглядом. Он успокоился. Дикая ожесточенность его первых часов в двадцать первом веке казалась чем-то далеким. Мисс Феллоуз каждый раз, видя его, махала ему рукой. Потом и он помахал в ответ - неуклюжим, но прелестным, жестом, от которого у нее по спине прошел холодок удивления и восторга. Закончив свой туалет, она сказала:
- Сдается мне, ты не прочь съесть что-нибудь посолиднее. Как насчет овсянки с молоком?
Он улыбнулся, как будто почти понял ее.
Приготовить кашу в микроволновой печке было минутным делом, и она позвала мальчика есть.
Осталось неясным, понял он ее жест или просто пошел на запах, но он вылез из кроватки и заковылял к ней. Ножки у него были очень короткие по сравнению с массивным туловищем и потому казались еще кривее, чем есть.
Мальчик посмотрел на пол, ожидая, очевидно, что она поставит миску с овсянкой туда.
- Нет, - сказала она. - Ты у нас теперь цивилизованный мальчик. Во всяком случае, будешь им. А цивилизованные мальчики с полу не едят.
Щелканье и ворчание.
- Я знаю, ты не понимаешь, что я говорю. Но рано или поздно поймешь. Не думаю, что я сумею выучить твой язык, но почти уверена, что ты сумеешь выучить мой. - Она достала из ящика ложку и показала ему. - Ложка.
Мальчик внимательно посмотрел на нее, но не выказал интереса.
- Чтобы есть. Ложка.
Она набрала ложкой овсянки и поднесла ко рту. Мальчик раскрыл глаза, ноздри у него раздулись еще шире, и он издал долгий ноющий звук: мисс Феллоуз заподозрила, что это возмущение голодного, у которого кто-то другой ворует еду.
Она сделала вид, будто глотает, и удовлетворенно облизнулась. Мальчик наблюдал за ней круглыми несчастными глазами, и видно было, что он не понимает.
- А теперь ты попробуй. - Она стряхнула кашу с ложки обратно - пусть видит, что она ничего не съела. Потом снова зачерпнула каши и поднесла ложку к нему.
Он отпрянул в тревоге, словно ложка была каким-то неизвестным оружием, сморщил свое коричневое личико и не то всхлипнул, не то заворчал.
- Смотри: ложка. Каша. Рот.
Нет. Он не желал признавать ложку, несмотря на голод. Ну, всему свое время, подумала мисс Феллоуз и отложила ее.
- Но мисочку придется взять в руки. Ты знаешь, как это делается. Есть на четвереньках с пола мы больше не будем. - Она протянула ему мисочку. Мальчик покосился сначала на нее, потом на пол.
- Возьми в руки.
Щелканье. Кажется, что-то знакомое, хотя она и не уверена. Хоскинс непременно должен записывать все эти звуки! Если запись еще не ведется.
- Возьми, - твердо повторила мисс Феллоуз. - И держи.
Он понял. Взял у нее миску, окунув большие пальцы в кашу, и поднес ко рту. Ел он неуклюже и невероятно перемазался, но в основном каша попадала куда надо.
Он быстро все усваивает - если не скован страхом. Вряд ли он еще когда-нибудь будет лакать свою еду, стоя на четвереньках.
Она присмотрелась к нему, пока он ел. Кажется, вполне здоровый, крепкий и сильный ребенок. Глаза блестят, на лице румянец, никаких признаков лихорадки или нездоровья. Пока он как будто отлично переносит последствия своего необыкновенного путешествия.
Разбираясь не лучше любого другого в показателях роста неандертальских детей, мисс Феллоуз тем не менее начинала думать, что мальчик, пожалуй, старше, чем ей показалось - он определенно ближе к четырем годам, чем к трем. Хотя он и мал ростом, но физиологически более развит, чем современный трехлетний ребенок. Кое-что, конечно, можно приписать условиям, в которых он жил в своем каменном веке. (Каменный век? Да, конечно. Неандертальцы жили в каменном веке. Она почти уверена. Как много ей надо будет узнать, когда представится случай!)
Молоко мисс Феллоуз на этот раз попробовала дать в стакане. Мальчик быстро усвоил, что стакан надо держать руками - ему для этого требовались обе руки, но так держат стакан все дети его возраста - и стакан не показался ему столь угрожающим, как ложка. Но отверстие было слишком мало, чтобы он мог просунуть туда свою мордашку, и мальчик заныл на высокой недовольной ноте, в которой проскальзывали сердитые тона. Мисс Феллоуз, управляя его руками, поднесла стакан краем ко рту.
Он снова вывозился, но молоко в основном опять-таки попало куда надо. А к перемазанным рожицам ей не привыкать.
Проблема с туалетом, к удивлению и огромному облегчению мисс Феллоуз, решилась куда легче. Сначала мальчик решил, что унитаз - это нечто вроде ручейка, в котором не худо бы поплескаться, и мисс Феллоуз испугалась было, что он туда залезет. Но она удержала его, поставила впереди, задрала ему рубашку - и мальчик мигом понял, что от него требуется.
Она невольно погладила его по головке.