Текст: Судьбоносное решение, заставившее человека разменять прежнюю жизнь на акваланги, пиво и план, является для каждого главным предметом его личной гордости. Других дайверская жизнь предоставляет негусто: на подводных просторах культурного шельфа все давно разграблено до них. Конфликты вплоть до поножовщины и перестрелок в поселке не редкость, несмотря на отсутствие женщин, а может, где-то и благодаря этому. Воровство же дайверская община не осуждает в принципе, независимо от того, воруют ли у заезжих простаков или друг у друга. Однако даже криминал не спасает от скуки. Однообразие своего свободного существования дайверы скрашивают байками о монстрах-мутантах шельфа или зарытых под водой сокровищах. Эти истории они с удовольствием пересказывают нашим и зарубежным корреспондентам.
Синхрон (первый дайвер): И тогда я его ножиком прямо в нервный узел - р-раз! А ты не хихикай, крошка. Я на той неделе соловецким телевизионщикам рассказывал - так они не хихикали!
Текст: Журналисты из страны северных соседей бывают здесь часто. Их можно понять: дайверские поселки живописны, их жители непосредственны в общении, а на риск, связанный со съемками у дайверов, можно не обращать внимания. Ведь именно таким там, на севере, хотели бы видеть истинное лицо нашей страны. Будет обидно, если в ближайшем будущем им уже не придется ездить за этим к дайверам.
Дарья Рубанова, Юлия Чопик, Сергей Василенко, "Новые вести", Пятый канал
8. Остров + Остальная Наша Страна
Острова Ливанов не узнал.
Он догадывался, что так и будет, но не предполагал, до какой степени все продвинулось. Его журналистские командировки на Остров имели место быть еще в те времена, когда здесь вовсю шел передел собственности и сфер влияния, немыслимый развал и распад всего соседствовал с бурным строительством и обустройством нового, контрасты били наотмашь по всем органам чувств, и все это было настолько же мелко и приземленно, сколь и величественно. Остров тогда не просто делили, продавали и застраивали - его выдумывали и создавали заново, с широким креативным размахом, который не мог не вызывать восхищения.
Разумеется, то был не банановый размах. Основную часть Острова с самого начала выкупили олигархи этой страны, которым уже тогда на родине становилось более чем неуютно. Местные же сдали ключевые позиции практически без боя: на тот момент, сразу после обвала глобального потепления, никто из них еще не успел опомниться, зализать раны, переориентироваться на выгодную кондишенную сферу. А уже через пару лет подобраться к Острову стало невозможно. Собственно, территорией Банановой республики он числился до сих пор скорее номинально: на самом деле ничем банановым тут и не пахло, ни в имущественном, ни в социальном, ни в ментальном, ни в любом другом смысле.
Как только издательская торпеда (кроме Ливанова, поехали сам Паша, его исполнительный директор и по совместительству жена Аля в, похоже, лучшем своем черном коктейльном платье и мальчик на реализации с пачкой "Валентинок", выгрызенной-таки из типографии) нырнула под кондишенный купол, похожий издали на мираж над раскаленным асфальтом, к ним тут же подскочили два патрульных катера и вежливо, но ненавязчиво отбуксировали к специальному закрытому причалу. По морю, разительно отличавшемуся от культурного шельфа и фактурой, и цветом, здесь раскатывали только яхты. Изысканные, стильные, сплошь на кружевных, белых или нежно-бирюзовых, лиловых и закатных, с большим подозрением на виртуальность, парусах.
Аля нервно отцепила от платья кондишен. Под куполом и вправду царила приятная прохлада, однако жест нес скорее символическую окраску: отречение от банановой действительности в чистом виде, усмехнулся Ливанов. Издательская команда заметно стушевалась, даже неугомонный Паша перестал бестолково рулить всеми и каждым, присмирел и, кажется, сам ожидал теперь, чтобы ему указали, где встать, куда пойти и какой текст озвучить. С банановыми, вырванными из родной среды, оно обычно так и происходит. Под синим полупрозрачным куполом причала их перепуганные лица казались совсем уж потусторонними.
Пауза начала затягиваться.
- Может, перезвонить? - напряженно предложила Аля. - Что мы уже?
- Они знают, - отозвался Паша. - Это же Остров, камеры всюду.
Ливанов помалкивал и наслаждался: прохладой и происходящим. От презентации на Острове он ждал прежде всего аттракциона. Со всеми несообразностями, фейерверками и взрывами, которые непременно должно было породить столкновение столь полярных реальностей, банановой и островной. Аттракциона, в каковом он лично был намерен играть роль зрителя и никого больше. Никаких советов, никакого взятия ситуации в свои руки, никакой мало-мальски активной позиции. Только наблюдать, созерцать, ловить изысканный кайф.
Минут через двадцать, подозрительно похожих на отмеренное ожидание в приемной, с беломраморной эстакады спустился человек в сине-белой униформе и, не размениваясь не слова, жестом позвал прибывших за собой. Первым рванулся мальчик, чуть было не уронив за борт пачку драгоценных "Валентинок", Паша выругался, отодвигая его локтем, Аля что-то отрывисто прошептала мужу на ухо. Все трое сгрудились на торпедном носу, вполголоса выясняя отношения на быстром, а потому малопонятном банановом наречии, и первым на берег таки ступил Ливанов, хотя казалось бы.
Они побрели вереницей вверх по узкой закрученной лестничке, явно предназначенной отнюдь не для высоких гостей. Аля спотыкалась на каждом шагу, мучаясь на высоченных каблуках; честное слово, Ливанов помог бы, поддержал под локоток и даже, может быть, занес на руках, она была очень даже ничего в своем маленьком черном, с разрезом от аккуратной задницы. Но приставать к женщинам в присутствии их законных супругов было не в его правилах - хотя большинство идеальных жен, он знал, ни разу не против, а большинству мужей, соответственно, глубоко пофиг. Паша уж точно заморачивался сейчас, мягко говоря, не этим.
Наконец, они вышли в просторный холл, украшенный абстрактной живописью и скульптурами из гнутой арматуры, самое место которым было на дайверской базе, - стильно, одобрил Ливанов. Здесь приезжего знаменитого писателя из страны, явно не чуждой жителям Острова, опять оставили ждать непонятно чего. Сказывается банановый элемент, предположил он. Обслуживающий персонал тут, как ни крути, местный, не привозили же хозяева островной жизни с собой администраторов или горничных. Максимум секретарш.
- Набери его, - снова предложила Аля мужу минут через семь топтания на месте и разглядывания предметов искусства.
- Да знает он, - огрызнулся Паша. - Остров же.
Однако мобилку вынул и уставился на нее задумчиво, словно Гамлет на череп. Раздался стук, и все вздрогнули: это мальчик сообразил, наконец, что типографскую пачку можно и не держать на весу.
И тут появилось чудесное видение. Чудесное, ибо дверной проем, где оно возникло, открылся под самым потолком, а также потому, что было от подбородка до щиколоток задрапировано в летящие светлые складки; оказывается, полуголые банановые женщины уже успели сместить Ливанову систему эротических координат. А в принципе, блондинка как блондинка.
- Здравствуйте, Дмитрий Ильич, - прозвенела она; остальным просто кивнула с высоты. - Идемте, Андрей Львович вас ждет.
Издательская мафия (кстати, прикинул Ливанов, несмотря на цветущую Алину молодость, мальчик вполне мог быть их с Пашей сыном) панически переглянулась: непонятно, во-первых, адресовано ли предложение всем или одному Дмитрию Ильичу, а во-вторых, как допрыгнуть до дверей, расположенных на высоте метров пяти, не меньше. Ливанов наблюдал с азартом. Блондинке он, конечно, подмигнул, но со своей божественной высоты она могла и не заметить.
Видимо, она там у себя наверху нажала на какую-то кнопку, но впечатление было такое, будто из-под волнистых складок ее одеяния сама собой соскользнула вниз, как струйка воды, тонкая винтовая лесенка. Многовато лестниц, подумал Ливанов, хотя оно, конечно, неудивительно: Остров - сплошная горная система, дополненная понтонными конструкциями, остальная часть бывшего полуострова благополучно ушла под воду, на культурный шельф. Правда, у островных берегов его расчистили еще в первые, дикие годы после глобального потепления.
Он вероломно оставался на месте, его спутники все переглядывались, и наконец Аля, отважная женщина, ломанулась по ступенькам первой; покачнулась, взмахнула руками. И угораздило же ее надеть на Остров такие каблуки.
Блондинка повела их по узкому, наклонному вверх тоннелю, похожему на коридор в международном аэропорту. Из-за решимости исполнительного директора Ливанов видел прямо перед собой открытую спину и смелый разрез на черном платье, а вовсе не светлые складки, и это было слегка обидно. Паша и мальчик, отдуваясь, топали следом.
Ассоциация с аэропортом оказалась не случайной: когда коридор окончился проемом на открытый воздух, они вышли на широкую квадратную площадку, заставленную маленькими, совершенно ненастоящими на вид вертолетами. О том, что на Острове передвигаются только водным либо воздушным транспортом, Ливанов, конечно, знал, и по телевизору эти островные вертолетики видел не раз, но вживую они выглядели в разы более игрушечными. Блондинка мановением руки (дистанционным пультом?) открыла на ближайшем дверцу и спустила крошечный, на три ступеньки, трап. Аля замялась перед ним, внезапно потеряв кураж, и Ливанов вопреки принципам все-таки подсадил ее под круглую упругую задницу.
Он хотел как следует рассмотреть Остров с высоты, но ничего из этого не вышло. Вертолетик летел очень низко и резво, так что внизу только мелькали крыши и стены, между башенками и шпилями он лавировал, словно гоночная торпеда, а некоторые архитектурные излишества спокойно пробивал пропеллером, из чего становилась очевидной их виртуальная природа. Было много белого, жемчужного, серебристого, бирюзового, лилового, закатно-розового. По крайней мере, одобрил Ливанов, островным собственникам удалось договориться о единстве цветовой гаммы. И более-менее стиля, хотя, конечно, наблюдалась некоторая эклектика. Впрочем, все проносилось мимо слишком быстро и близко, чтобы по-настоящему разглядеть.
Ливанов запрокинул голову к небу. Об островном небе взахлеб рассказывал каждый, кто видел его впервые. И правда, эффект взгляда изнутри на кондишенный купол получался зыбкий и странный, небо колебалось и плыло, облака изгибались, словно в кривом зеркале, складываясь в куда более причудливые фигуры, чем это обычно бывает с облаками.
Засмотревшись, он пропустил тот момент, когда вертолетик пошел на снижение и почти вертикально совершил посадку на плоскую крышу одной из вилл. Аля, Паша и их мальчик, толкаясь, полезли вниз. Блондинка сняла вертолетный шлем с наушниками - а Ливанов и тут все пропустил, не успел полюбоваться на нее в шлеме. Он тоже вылез из вертолета и увидел на крыше одинокое белое кресло, с которого как раз поднимался мужичок в белом костюме с непривычно длинными рукавами и брюками. Мужичок был неказистый, хлипкий, веснушчатый. Андрей Львович, догадался Ливанов. Надо же, сам. На крыше.
- Вот, Андрей Львович, - сказала блондинка. - Привезла.
- Здравствуйте, Андрей Львович, - нестройным детсадовским хором выкрикнули издательские супруги. Мальчик застенчиво промолчал, прижимая к груди вверенный ему груз.
Олигарх улыбнулся во всю ширь ослепительных, не исключено, что и виртуальных зубов:
- Свободна. Рад познакомиться, Дмитрий Ильич.
По дороге к ливановскому рукопожатию он успел вкрадчиво склониться над ручкой исполнительного директора - "о, Алина!.." - и дружески хлопнуть по плечу вконец сникшего Пашу. Блондинка самоаннигилировалась, снова опередив наблюдательные возможности Ливанова. Жаль.
- Читал, - сообщил Олигарх Львович, сунув ему сухую дощечку руки. - Произвело впечатление.
- А что именно? - заинтересовался Ливанов. Читательские отзывы до сих пор его живо будоражили, ничего он не мог с собой поделать. Кстати, надо будет найти тут где-нибудь комп и заглянуть, давно не был, в сеть, погонять на предмет оных поисковик…
- Ваши книги, - снисходительно втолковал ему Львович. - Идемте.
Ливанов был готов к новым каскадам лестниц и уже занял тактическую позицию возле Алиного локотка, но ничего подобного: прямо на крыше они сели в прозрачный лифт, на приличной скорости заскользивший вниз сквозь перемычки потолков-полов и пространства комнат, словно погружаясь в глубину слоеного пирога. И внезапно затормозил, только-только Ливанов начал входить во вкус и считать этажи.
Еще раньше, чем раздвинулись створки, он разглядел в белизне просторного зала яркий натюрморт во всю длину фуршетного стола от стены до стены. Особенно вдохновляюще стояли штабелями разноцветные бутылки, но блюда с разнообразной закусью и вазы с фруктами смотрелись тоже ничего. Ливанов целеустремленно шагнул из лифта и увидел, что и людей в комнате полно, причем сплошь невероятные красавицы в струящемся и длинном, приправленные пятьдесят на пятьдесят лощеными господами в демократичном и светлом. Все они уже держали наготове бокалы шампанского, свеженалитые, с опадающей на глазах пеной. Ливанов и моргнуть не успел, как ему налили тоже. Тонкое стекло обожгло льдом, как-то даже слишком при здешней прохладе. Видимо, тут любили похолоднее абсолютно всё, такая вот островная особенность. Надо проверить, хохотнул Ливанов, распространяется ли это на женщин.
- …и публицист Дмитрий Ливанов! - провозгласил между тем Львович. - Предлагаю поднять бокалы в честь гостя, а затем будем общаться в непринужденной обстановке. Ваше здоровье, Дмитрий Ильич!
Ливанов кивнул и выпил, заломило зубы. И ринулся непринужденно общаться с ближайшей красоткой, светлопепельной, на вид, как и бокал, обжигающе холодной, прямо-таки кристаллообразной; интересно, загадал он, как скоро удастся ее размягчить и растопить. Параллельно (больше одной жизненной дорожки кристаллической диве было никак не занять) выпивая, насыщаясь и с любопытством осматриваясь по сторонам.
Во всем огромном зале не было, естественно, ни одного кондишена. Не имелось тут и ничего даже отдаленно похожего на сцену для презентаций. Был зеркальный паркет, абстрактная живопись на стенах и струящиеся портьеры вдоль трехстворчатого панорамного окна. Приглядевшись, Ливанов сообразил, что это не окно, а выход на лоджию, и, прихватив бокал коньяка (чуть менее холодного, чем шампанское) властно потянул свою даму на воздух; та поддалась с надменным ледяным звоном, однако же поддалась, никуда не делась. А балконы Ливанов любил всегда. С достаточно высокого балкона можно многое рассмотреть.
Зажав женщину-кристалл подмышку и убалтывая ее в автоматическом режиме, Ливанов оперся на парапет и оглядел открывшуюся с высоты панораму. Относительно вблизи Остров производил странное впечатление. Дворцы, коттеджи и виллы стильной либо с претензией архитектуры лепились друг к другу где вплотную, где окруженные периметром приватности, по территории прямо пропорциональной крутизне владельца. Местами виднелись живописные голые скалы, их на Острове осталось немного, если остались вообще, мало ли что там виднеется. Синими полупрозрачными куполами поблескивала на понтонах скрытая от глаз инфраструктура. Растительность зеленела фрагментарно и геометрически, она не казалась живой, да и вряд ли была: в лучшем случае комнатные переростки в горшках, в худшем - та же виртуалка. Да и сам Остров в целом производил впечатление абсолютно ненастоящей, полувиртуальной цивилизации, смоделированной по довольно пристойному, но глубоко чуждому Ливанову вкусу. Ощущение довершал горизонт, ненормально близкий, замкнутый, зыбко очерченный миражом кондишенного купола.
Женщина под рукой, кажется, слегка согрелась и размякла, под невесомыми складками уже без сопротивления нащупывалась ее грудь, что-то вроде круглого затвердевшего холодца: силикон, поморщился Ливанов. Впрочем, он не удивился бы, если б узнал, что островным женщинам уже научились программировать выступающие части тела. Настоящим здесь ничего не могло быть по определению, не вписывалось бы в стиль.
Кончился коньяк, и Ливанов вернулся в зал. Непринужденное общение за время его отсутствия стало еще более непринужденным, особенно с дамами, при этом бутылок и закуси на столе не поубавилось; хорошо. Ему мгновенно предложили налить и налили, обслуживающий персонал на Острове работал идеально. Однако выпивать с самим Дмитрием Ливановым никто не спешил, и это раздражало некой неправильностью: ради кого, собственно, вы все здесь собрались? Он заскользил по залу сканирующим взглядом в поисках знакомых морд - подавляющее большинство соотечественников, вовремя сваливших на Остров, были когда-то на родине публичными людьми (в самых разных толкованиях публичности). Но Ливанов никого не узнавал.
Либо островная жизнь меняет людей до неузнаваемости, либо, самокритично поморщился он, твоими поклонниками являются отнюдь не самые махровые випы. Кстати, нелишне было бы прояснить, как там презентация. От решения пустить ход событий на созерцательный самотек Диванов не отказался, и этот ход ему пока нравился, но не владеть ситуацией до такой степени он решительно не привык. Поискал глазами Львовича, не нашел. Столь обвальное отсутствие знакомых физиономий напрягало само по себе, и не от хорошей жизни он высмотрел в зале своих издателей.
Они сиротливо жались к стене, задвинув под портьеру так и не распакованную пачку с книгами; мальчик периодически проверял ногой ее наличие. Паша спер себе со стола бутылку, нагреб на тарелку огромную кучу всего и пожирал, запивая, - совсем не то, что квасить, закусывая. Но особенно жалко было смотреть на Алю. Среди серебристых и платиновых островных красавиц она выглядела черной галкой на каблуках и явно ощущала себя соответственно. Благородный Ливанов ненавязчиво стряхнул подтаявшую ледышку и устремился на выручку - к живой и настоящей банановой бабе.
Когда он подошел, Аля и Паша тихо препирались:
- Говорю, надо все-таки выложить. Вдруг кто-нибудь купит.
- С какой радости? Расслабься.
- Ну мало ли… Зачем я их тогда выбивала?
- Я же тебя предупреждал: это Остров.
- Андрей Львович вроде бы культурный человек.
- У него работа такая. О, Дима, давай выпьем!
Выпить Ливанов не отказывался никогда. Однако после, пережевывая щупальце осьминога (что-то смутно и мимолетно напомнившее) и нежно взяв под локоток воспрявшую Алю, все же задал вопрос:
- Когда наша презентация, Паша?
Тот хихикнул и невнятно, не отвлекаясь от жевания, отозвался с широким циркульным жестом:
- Вот. Нравится?
- Здесь принято фуршетить до? - спросил Ливанов. - Знаешь, мне как-то привычнее после.
- Вместо, Дима, - сказал Паша. - Это Остров. Тут принято вместо.