* * *
- А мой оболтус все лето у бабушки, - сказала Извицкая. - У свекрови дача на побережье, удобно.
- Удобно, - согласилась Юлька. - Повезло.
- В лагерь сдавала в позапрошлом году, но ему не понравилось.
- Славику тоже не очень. А Мишка с Костиком ничего, довольны вполне. Правда, вожатые с надзирателями стонут, но это их проблемы.
Во всем Сандормохе, если не считать гуляющей столовой, не светилось ни единого огня - только звезды, луна и мерцающая дорожка. Силуэты сосен, черные на темно-синем, выглядели странно изящными, ажурными, утонченными. С моря подул ветерок, и Извицкая зябко спрятала кисти рук в зеленые рукава:
- Холодно, бр-ррр. У вас там, наверное, никогда не бывает холодно?
- Летом нет. А зимой очень даже, центральное отопление же упразднили, хоть и закупаем вовсю ваш газ. Кондишены мало у кого работают на обогрев, за такие коммуналка вдвое дороже, а они ведь и так на полбюджета минимум.
Некоторое время постояли молча, дыша невероятно вкусным после продымленного помещения воздухом, слушая сверчков и ночь. Наверное, пора возвращаться, подумала Юлька; а не хочется. Так и стояла бы тут до утра.
- Когда ты домой? - вдруг спросила Извицкая.
- Когда смена закончится. Еще две недели с хвостиком.
- Плохо.
- Это почему еще? - Юлька с пол-оборота завелась и встала на дыбы.
А ведь Извицкая уже начинала ей нравиться. Удваивание числа ливановских женщин в обозримом радиусе (и наверняка не предел), явление само по себе малоприятное, вместе с тем работало на снижение градуса, сглаживало остроту и подпускало здорового пофигизма. Ну да, у него полным-полно баб в этой стране: у них тут мужчина может считаться крутым любовником лишь в том случае, если обвешается бабами по самое не могу. Шовинистический полигамный менталитет, когда счет идет на количество, и ладно бы секса как такового - а то ведь одних зарубок на прикладе. Ну и допустим. Его проблемы, его комплексы, его груз. А женщины не виноваты, и, учитывая ливановский хороший вкус (да!), с ними вполне можно общаться и даже дружить по интересам…
Так что извицкое "плохо", прозвучавшее как "а не пошла бы ты?", пришлось аккурат по Юлькиным лучшим чувствам, неожиданно и вероломно. Вот стерва.
Она смотрела почти черными в темноте, графитно поблескивающими глазищами вдаль, мимо Юльки, мимо силуэтных сосен и молочной луны. Повторила негромко:
- Плохо. Можно не успеть. Но хотя бы так.
- Формулируй по-человечески, а? - предложила Юлька.
- Увези его отсюда, - сказала Извицкая. - К себе в Банановую. Что-нибудь придумай и увези.
И надо было в первую очередь возмутиться насчет "Банановой" - трудно, что ли, выучить наизусть, по буквам, название нашей страны? - а также дать ей понять, загадочной, блин, женщине, что я, в отличие от нее, не в том при Ливанове статусе, чтобы куда-то его вывозить: только этого счастья мне и не хватало, блин. Однако не сказала ничего, в который раз не собралась, не прорезалась вовремя с нужными словами. Стояла и смотрела на Извицкую, хлопая ресницами.
- Он думает, ему можно все, - снова куда-то в сторону произнесла та. - Моральный авторитет нации и так далее. Дурак. В этой стране никогда не было так, чтобы все можно. Никому.
Юлька пожала плечами - как если бы поняла:
- Думаешь, он захочет взять и эмигрировать?.. Да еще в нашу страну?
Извицкая поморщилась:
- Да нет, о чем ты. Просто съездить переждать. В этой стране удобно то, что всегда можно переждать, пересидеть в укрытии. Иногда оно настолько просто, что обидно до слез за дураков, которые не догадываются. Почему он вообще вернулся? Он же все понимает про эту страну.
- Что именно? - все-таки спросила Юлька.
Но Извицкая, по-прежнему расфокусированная, глядящая куда угодно, только не на собеседницу, сказала совершенно спокойно, рассеянно, в пространство:
- Пойду спать, наверное. Хорошо бы заснуть раньше, чем вся эта шобла завалится в гостиницу догуливать. Пока.
Наверное, Юлька все-таки сморгнула, а то ведь иначе оно по-любому отдавало б какой-то мистикой, спиритизмом с дематериализацией, блин. Не было больше никакой Извицкой, ни следа, ни тени, ни даже звука ее удаляющихся, по идее, шагов: журчали сверчки, корабельно поскрипывали сосны, доносилась приглушенная музычка из столовой… Надо меньше пить. Хотя куда уж меньше.
Возвращаться в столовую по-прежнему не хотелось, тем более что наверняка все там уже съели, а обещанные Ливановым нужные люди, если таковых и имелось еще, слишком перепились, чтобы с ними имело смысл знакомиться. Что же до самого Ливанова, то кто сказал, будто, придя сюда с ним, я обязана с ним же и уйти? Уж он-то сам вряд ли так считает. Может быть, они успели договориться где-нибудь встретиться с той же Извицкой, растворившейся в воздухе. Или мало ли с кем. А меня ребенок ждет, между прочим.
Марьяну вместе со своей Лилькой Ливанов пристроил под крыло горничной, клявшейся в девять уложить девочек спать - за отдельную плату, наверное, или как он там договорился. Любые трудности бытового плана он разруливал настолько запросто и мгновенно, что Юлька периодически снова принималась вздыхать на предмет варианта заполучить его третьим мужем. Несбыточного, разумеется, по многим причинам; а жаль.
Столовая светилась громадными окнами сквозь сосновые лапы, удачно притворяясь средоточением тепла, уюта и счастья - как и любой огонек в темноте. Никаких других источников света поблизости не имелось, а редкая россыпь огней вдали не тянула даже на самый завалящий маяк. От круглого пятачка с клумбой посередине, куда они вышли поболтать с Извицкой, солнышком расходились в темноту несколько совершенно равноправных дорожек. Какую из них предпочесть для возвращения в отель, Юлька решительно не знала.
Тут за ее спиной и послышались шаги. А также сопение, кряхтение, спотыкание и негромкий, но эмоциональный мат. Она обернулась.
Ливанов возник по ту сторону клумбы, эффектно подсвеченный в спину, в меру величественный и монументальный - явление главного героя, поставленное со всем сценическим искусством. Героя слегка покачивало и вело, однако это ничуть не портило впечатления. Притормозил, повернулся в полупрофиль, словно подставляясь под софиты, и звучно провозгласил:
- Юлька.
Отзываться она не то чтобы вероломно не стала - попросту забыла, настолько захватывающе было наблюдать за ним из тени.
- Юлька!
Он слегка запрокинул голову и раздул ноздри, словно нюхом вычисляя направление. И шагнул - надо же - в правильную сторону:
- Юлька!!! Чтоб тебя…
Дальше прозвучало, во-первых, неразборчиво, а во-вторых, она выступила-таки на свет, пресекая дальнейший поток ливановского сознания. Герой, превратившийся, впрочем, в обычного Ливанова, браво набрал ускорение по прежнему курсу, достиг цели, мощно оную облапил и водрузился на Юлькины плечи если не всем своим весом, то как минимум процентами двадцатью, чего ей тоже хватило.
Когда он успел так набраться, блин?!
- Когда ты успел? - осведомилась, пытаясь вывернуться, Юлька. - Мне что теперь, тащить тебя такого в отель?
- Ты меня не дотащишь, - на редкость здраво возразил Ливанов. - И ничего я не успел. Какого черта ты смылась? Все равно ведь сама дорогу не найдешь.
В общем-то, он был гораздо адекватнее, чем ей показалось сначала. Некоторое время с пристрастием поввинчивав Юльку в свой жаркий корпус (про освободиться самостоятельно нечего было и думать), он как-то одномоментно и неожиданно отпустил ее и весьма светски предложил руку калачиком. Опираться на нее, конечно, не стоило, но взяться Юлька взялась, обнаружив, что на ногах он держится вполне терпимо. Затем Ливанов уверенно двинулся по второй слева дорожке, и оставалось делом несложной техники попадать в ритм его шагов.
Разумеется, странно было бы ожидать, чтоб великий писатель шествовал молча.
- Идиоты, - вещал он в лунную, но все равно чернильную соловецкую ночь. - Все время удивляюсь, откуда в этой стране такая безумная концентрация идиотов? Хотя казалось бы. Нет, Юлька, я знаю многих прекрасных, замечательных, талантливейших людей, но их удельный вес в обществе стремится к нулю, потому что каждый из них существует сам по себе, в своем личном пространстве, понимаешь? И даже я. Моральный авторитет нации, выдумали черт-те когда, навесили ярлык и повторяют по цепочке один за другим. Какой авторитет, какая мораль, какая нация?.. Но я не о том, я помню, не будем терять нить. Идиоты. Вот их почему-то всегда много. Ни разу мне не попадался в этой стране один, отдельно взятый, самодостаточный идиот. Всегда стая, всегда общность, всегда страта, прослойка общества, причем основная, самая жирная, самая… - забормотал неразборчиво, и слава богу. Но тут же обернулся к Юльке и дернул ее на себя, чуть не сбив с ног. - Ты не слушаешь, что ли? А я тебе, между прочим, рассказываю. Ты не идиотка, хоть и дура, за это я тебя и люблю. Но ты одна такая, ты сокровище, ты чудо, а так у вас в стране все то же самое, только смешно. У вас всегда смешно там, где в этой стране по-настоящему жутко. Я не боюсь, Юлька, нет, я ничего не боюсь, даже идиотов, хотя попробуй придумать что-нибудь страшнее, чем организованная тупая сила. Я просто физически не могу при них дышать. А ты говоришь - глобальное потепление. Как бы я хотел, чтобы все это затопило, наконец, ко всем чертям! - он очертил круг свободной рукой, с циркульной точкой опоры на пошатнувшуюся Юльку. - Не потому что я злобный мизантроп, нет. Я же знаю, им ничего не сделается, все равно приспособятся, как-нибудь будут жить, и даже не как-нибудь, а точно так же. Но только было бы здорово, если б они где-то там, под водой, или я не знаю - а я бы остался тут, на твердой земле. На последней вершине самой высокой горы. А? Представляешь себе? Ну и ты, конечно, вместе со мной.
Тут он, словно спохватившись, полез целоваться, и она резко оттолкнула его в грудь: пьяная скотина, соловецкая морда кирпичом, и развезло же за каких-то четверть часа! Ливанов пожал плечами и подмигнул в темноте длинным, блеснувшим под звездами глазом. А может, и прикидывается, перегибает палку, ориентируется-то на местности вполне ничего, получше кое-кого, не будем показывать пальцем.
- Ты меня не любишь, - между тем, кажется, сменил тему Ливанов. - И это вполне естественно, потому что я малоприятный, разочарованный, невоспитанный, антипатичный… Никакой конкуренции твоим прекрасным, отборным, сортовым, верным, замечательно вымуштрованным мужьям. Я отдаю себе в этом отчет. Но когда-нибудь, Юлька, мы все равно будем вместе, это просто решенный, свершившийся где-то там, - он ткнул указательным пальцем в небо, - неопровержимый факт. За нас с тобой всё. Даже глобальное потепление.
Впереди наконец-то засветился за деревьями огонек человеческого происхождения: КПП, сообразила Юлька. Ускорила шаги, приволакивая Ливанова на буксире; лагерный охранник дружелюбно распахнул калитку с огромным кодовым замком, толстыми чугунными прутьями и прихотливыми изгибами колючей проволоки по верхнему краю. Поздоровался, как со знакомыми: его, Ливанова, все тут знали, а ее, Юльку, воспринимали при нем соответственно - ну и ладно. Главное, что мы уже почти пришли.
Они снова ступили в глухую тень, и Ливанов опять предпринял атаку, причем настолько стремительно, точно и неожиданно, что Юлька ничего не успела ему противопоставить, хотя казалось бы… заразительная фразочка, блин. Перевела дыхание, собираясь с более сильными выражениями, когда Ливанов заговорил в темноте вполне трезво и по-деловому:
- Значит, так. Девчонок уложили у тебя, я договорился с горничной. Идем ко мне.
Прозвучало не как предложение даже, а четкой констатацией факта. Юлька попробовала возмутиться:
- И с чего это вдруг ты так договорился?
- По-твоему, она должна была бегать из номера в номер?
Резонно, признала Юлька. Между тем они в весьма бодром темпе двигались по аллее в направлении отеля - ливановские руки на ее плечах, и уже не очень-то понятно, кто кого тащит на буксире, - и накатила поначалу легкая, но неудержимо нарастающая паника. Мысли заметались хаотично, как молекулы, сталкиваясь, разлетаясь и вновь-таки натыкаясь на очевидное. Похоже, он опять все решил за нее, блин, и как оно у него все время получается, но нельзя же так, надо же что-то делать, он пьяный вообще, а я вроде бы нет, и нужно, срочно нужно брать ситуацию под контроль, как-то выпутываться, что-то решать, решать самой…
А не хотелось. С ума сойти, да она, оказывается, уже поплыла, размягчилась, расплавилась настолько, что неоткуда взять ресурсы и силы для необходимой твердости; а может, не так уж и необходимой, мало ли, как-нибудь, сориентируемся по ходу событий, и впереди еще длинная-длинная аллея под соснами, под шелест ночного невидимого моря, под сенью черных башенок и балкончиков отеля на темном небесном фоне… блин.
Они завернули за угол, и дорожку безжалостно осветили два полукруглых, очень похожих на мультяшные глаза, ярких смежных балкона. Правый глаз к тому же издевательски подмигивал, то и дело почти перекрываясь двумя черными фигурками - они восторженно подпрыгивали на месте, махая в знак приветствия четырьмя руками и четырьмя же косичками.
- Никто не спит, - со смешанными чувствами резюмировала Юлька.
…Уложила она их часа через полтора. Ливанов, разумеется, давно уже дрых в своем номере, аргументировав такую дислокацию абсолютной невозможностью показаться на глаза своему солнышку в нетрезвом виде. Ну и ладно: в номере, кроме широкой кровати, где расположились по диагоналям юные барышни, имелся также вполне пригодный для ночевки диванчик. Другое дело, что спать Юльке совершенно не хотелось. А чего именно ей хотелось, так это тот еще вопрос. Видимо, чаю, решила она - и через пять минут выползла на балкон с дымящейся чашкой, половинкой шоколадки и наколенником в зубах.
И работать.
В небе перемигивались большущие соловецкие звезды, а луна уже зашла, оказывается, здесь тоже бывает настоящая черная ночь. Юлька поставила ногу с наколенником на балконный парапет - так монитор освещал клавиатуру, и было вполне удобно попадать по нужным буквам. А нужные слова подворачивались сами, только успевай набирать, ловить, фиксировать, довершать и завершать наше замечательное, чудесное, единственное, наконец-то законченное и правильное "Глобальное потепление"…
Наколенник ритмично шелестел под пальцами, а соловецкая ночь странным образом сдваивала ритм, или, может быть, то накладывался издали шум моря, вот только почему-то прерывистый, синкопный - интересно, между прочим. Юлька на время отвлеклась, прислушиваясь. Звук не прекратился, доносился он со стороны соседнего балкона, и то был тоже клавишный шелест, характерный, ни с чем не спутываемый. Сбился, смазался, как если бы пианист попал пальцем не по той клавише; поправился, застучал ровно; приостановился; снова зашелестел мягко и уверенно, как дождь…
Она усмехнулась, возвращаясь к работе. Никто не спит.
"ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ"
полнометражный документальный фильм
автор сценария - Юлия ЧОПИК
БЛОК № 12 (рабочая редакция, хр. 8-10 мин.)
ЗТМ
Титр: НАМ ЗДЕСЬ ЖИТЬ
HAT - БЕЛОМОРСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ (Соловки, лагерь Сандормох)
Стенд-ап: Этот последний сюжет мы собирались снимать от начала и до конца в нашей стране. Но ненадолго задержались тут, на Соловках, в Сандормохе - просто потому что здесь лучше видно. То, без чего всякий дальнейший разговор, да и все сказанное раньше, теряет смысл.
Аква-камера погружается под воду и скользит вглубь вдоль поверхности валуна, на котором отчетливо видны насечки. Компьютерная графика наглядно демонстрирует расстояния между ними.
Текст: Так поднимался уровень воды Белого моря в течение последних нескольких лет. Поднимался непрерывно, как непрерывны любые природные процессы на Земле, включая жизнь, смерть и глобальное потепление. Элементарная вещь, настолько очевидная, что игнорировать ее, казалось бы, невозможно. Однако нам удалось даже это. И удается до сих пор, несмотря на то, что за последний год глобальное потепление совершило резкий рывок - вперед и вверх.
[Комментарий специалиста-географа (не исключено, что он пожелает остаться неизвестным), который доступно и вместе с тем убедительно, оперируя цифрами и картами, рассказывает о нынешнем температурном скачке, изменениях климата и связаными с ними географическими процессами. Для противопоставления - сводка официальных данных Госметео этой страны.]
Нарезка - НАША СТРАНА
Текст: Мы не ставим себе целью раскрыть страшные тайны Госметео, ведомства, которое, как известно, не рассказывает о погоде, а делает ее: это отдельная, но не самая важная тема. В нашей стране по многим, и не слишком лестным для нас причинам существование подобной структуры невозможно. Централизованная система единой государственной лжи не работает у нас по определению - наша ложь дробится на множество противоречивых потоков, в которых нам давно уже недосуг и лень разбираться. В нашей стране никто не станет ежегодно обновлять тысячами тонн песка уходящие под воду пляжи. Нам проще: мы вообще не в курсе, что именно ушло у нас за последнее время под воду.
[Комментарий нашего чиновника по земельным вопросам. Невнятный: не может он быть внятным.]
HAT- ПОБЕРЕЖЬЕ КУЛЬТУРНОГО ШЕЛЬФА