- Вам не нравится? - Пол казался расстроенным. - Я разработал все это, чтобы изобразить вас как символический прототип земной культуры.
Роджер покачал головой.
- История вашей жизни! Я представил вас в облике воина-масаи. Масаи, как известно, изумительные бегуны. По мере развития сюжета ваши незаурядные способности замечает один американский профессор, который изучает Кению на предмет окаменевших остатков эволюционной культуры. Он забирает вас в Америку и добивается спортивной стипендии в университете. Вы побеждаете в большом соревновании, вы добиваетесь академических успехов, вы читаете лекции об истории и фольклоре вашего народа. Вы приобретаете влиятельных друзей, становитесь богатым и знаменитым и в конце концов возвращаетесь в свою страну, чтобы счастливо соединиться с девушкой, которую любили с детства. Разве не здорово?
- Это интересно. - Желязны нехотя кивнул. - Но это не обо мне. Ко мне это не имеет никакого отношения.
- Раскройте глаза! Вы должны признать, что я дал вам звездную роль, которая присутствует в мифах почти всех ваших племен! Мифический герой покидает дом, преодолевает величайшие опасности и немыслимые препятствия, выдерживает суровые испытания, постигает глубочайшую истину и открывает в себе новые силы, побеждает могущественных врагов, доказывает гениальность своего народа и возвращается назад, чтобы насладиться заслуженной наградой. Диорама представляет Вас как существо, в котором воплотился дух вашего мира! Конечно, все это несколько драматизировано, но вы должны признать, что вымысел способен выявить истину гораздо эффективнее, нежели голые факты. Неужели вы не чувствуете?
Пол еле дождался очередного слабого кивка.
- Я не сомневался, что вы поймете! Вы разделили бы мой триумф, если бы могли остаться и посмотреть диораму в действии. К сожалению, вы должны отбыть. Моя начальница, которую ты помнишь как Лил, призналась в своей грубейшей ошибке. Она приняла вас за настоящего агента, человека, который, как она думала, был назначен для несения патрульной службы на вашей Луне. Однако ему, как выяснилось, дали другое задание, и он только что вернулся после его выполнения.
- Вы хотите сказать…
- Все дело в перепутанных цифрах, обозначавших место назначения агента 850-28-3294. Его номер должен был кончаться на 3249. В результате ваша сигнальная станция так и не дождалась патрульного. Карьера Лил висит на волоске и неминуемо рухнет, если она не сумеет немедленно исправить ошибку.
- Исправить?
- Это вполне возможно.
- Каким образом?
- Достаточно просто. - Пол возбужденно хихикнул. - Существует технология очень строго ограниченных путешествий во времени. Если нам удастся не создать парадоксальных нарушений причинно-следственных связей, мы сможем вернуть вас в те самые пространственно-временные координаты, где мы вас и нашли. Лил уже обо всем договорилась, мы отбываем немедленно.
Лил ждала их в том же небесно-голубом "Форде". Она холодно кивнула, не подумав извиниться, и сразу же стартовала, нырнув в транзитный туннель и вынырнув на Луне. Во время обратного полета на Землю он клевал носом, но к моменту высадки на тротуаре кливлендской улицы был бодр и свеж.
Опоздав на работу почти на час в то утро, он даже не потрудился объяснить задержку, но со временем стал замечать, что его взгляды на жизнь и искусство изменились. Поэзия осталась его первой большой любовью. Но, вернувшись из своего путешествия, он обрел новый язык - многогранную и часто мифологическую прозу.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Я познакомился с Роджером на Сан-Коне в 1977 году. Позже он переехал в Нью-Мексико и стал моим другом, но дороги в Нью-Мексико длинны, и мы узнавали друг о друге больше по нашим работам. "Роза для Экклезиаста" и другие ранние рассказы - отточенные произведения искусства, свидетельствующие о блестящем воображении, полные поэзии и литературных аллюзий. Поздние романы, такие, как серия об Амбере, отличаются той же неподражаемой оригинальностью, поэтическим воображением, но при этом плавно текут в легком на первый взгляд стиле эпической баллады.
"История, которую Роджер так и не рассказал" - это рассказ, навеянный именно этой происшедшей с ним переменой, которая раскрыла вторую сторону гения Роджера. В наши дни никто не зарабатывает на жизнь, создавая потрясающие короткие рассказы. Романы гораздо более прибыльны. Возможно, эта перемена была продиктована коммерческой необходимостью, но рассказ представляет и другое, альтернативное объяснение.
Нина Кирики Хоффман
НЕ СОВСЕМ МЕРТВЫЙ
"Остров мертвых" представил читателям мир, в котором богоподобные землеобразователи преобразуют планеты в соответствии с пожеланиями заказчика. В рассказе Нины Кирики Хоффман речь идет о привидениях и науке, а к процессу землеобразования прикладывает руку новый персонаж.
- Я знаю, что это звучит неправдоподобно, - сказал Крэнстон. Он некоторое время рассматривал дно своего стакана, а затем поднял на меня глаза из-под темных кустистых бровей. Он смахивал на человека, которому пошло бы курить трубку - обветренное лицо, прищуренные глаза.
- И весьма иронично, - сказал я. - Бьюсь об заклад, большинство людей, которых я знаю, отнеслись бы к этому так же. - Я поднял свой стакан в первый раз с тех пор, как он поставил его передо мной на стол. Он пристально следил за моими действиями. Я улыбнулся и сказал: - Что ж, объясни это.
- Уф, - выдохнул он, предварительно несколько раз открыв и закрыв рот. Теоретически призракам не дано поднимать вещи, в этом я был совершенно уверен. - Джейк, не хочу сказать, что я специалист по смерти. Я о ней не очень-то много знаю. Единственное, что мне известно, так это то, что я своими глазами видел, как тебя похоронили три дня назад, и теперь мне непонятно, какого черта ты здесь делаешь.
Я посмотрел на пейзаж, расстилающийся за окном квартиры Крэнстона, на зеленые солнечные лучи, ласкающие зеленовато-коричневый песок и зеленую реку, вспухшую от весенних дождей. Казалось, что лес на заднем плане нарисован черной тушью по влажной зеленой бумаге. На Эмери почва была зеленовато-серой, зеленовато-коричневой или зеленовато-красной, небо - зеленовато-синим, а вода могла похвастать всеми оттенками зеленого; растения же здесь произрастали красноватых тонов - от темно-пурпурного до сиреневого, хотя цветы встречались самых разнообразных оттенков.
Я был первым человеком, который умер на Эмери с тех пор, как мы основали тут колонию три года назад.
Вы можете подумать, что смерть здесь такая же, как и в других местах, однако, как выяснилось, это было не совсем так.
Я отпил из стакана. Вкус напитка изменился. Он стал ярче, богаче, со странными оттенками вкуса. Жидкость приятно пузырилась в горле.
- Уф, - опять выдохнул Крэнстон. - Джейк? Ты… ну, словом, ты ставил опыты на себе перед тем, как умереть?
Я рассматривал его, прищурив глаза. Моей работой была постепенная модернизация колонистов, так, чтобы их организмы лучше приспосабливались к условиям планеты. Вы берете планету, которая лучше всего подходит для колонистов, затем начинаете их обрабатывать. Добавляете в пищу молекулы местных веществ, кроите ДНК, которым предстоит налаживать межклеточное взаимодействие, и люди начинают постепенно меняться, как взрослеющие дети. Все это делается для того, чтобы они не испытали шока, увидев себя однажды утром в зеркале.
Сначала я, конечно, все испробовал на себе. Опыты на животных и компьютерное моделирование дают многое, но не все.
И потом, после того, как Ева ушла от меня к Рою, кому было какое дело до того, что со мной стало?
Впрочем, в колониях так не рассуждают. Крэнстон уже доказывал мне, что я был всем здесь небезразличен, потому что, хотя остальные и прошли частично ту подготовку, которую я прошел полностью, все же я был самым приспособленным организмом, сконструированным для колонии. Во мне нуждались, независимо от того, любили меня или нет.
Думаю, я получил слишком сильный шок от последней модификации. Я полагал, что это даст мне способность есть местные фрукты, не подвергая себя риску. Речь идет о тех штуках, напоминающих персики, которые ежегодно созревали на деревьях, усыпанных листьями, похожими на ложки. Эти фрукты сидели на ветках во всем своем красном, оранжевом и желтом великолепии, издавая соблазнительный запах, перед которым пасовал самый совершенный синтезатор ароматов. Они созревали и падали на землю, где кролико-белки лакомились ими, а потом шатались, как пьяные. Птицы-драконы тоже ели их и начинали летать зигзагами, во всяком случае те из них, кому удавалось взлететь.
Напиться допьяна казалось неплохой идеей.
Я проанализировал персики в первый же год нашей жизни на планете, определил все, что делало их опасными и несовместимыми с человеческой системой пищеварения. Затем я спланировал физиологические модификации, которые требовались для того, чтобы местные персики и другие фрукты и овощи стали полезной пищей, а не ядом. Модификации должны были происходить постепенно, чтобы ни один шаг не стал гигантским прыжком. Я инициировал медленные преобразования, которые тянулись неделями и месяцами, перемежаясь перерывами для акклиматизации и адаптации.
Последний шаг оказался слишком быстрым; мне следовало разбить его по меньшей мере на три стадии; но я становился нетерпеливым. Персики как раз созрели. Я чувствовал их призывный запах. Чего было ждать?
И я прыгнул.
Некоторые прыжки оканчиваются плачевно.
От первого фрукта я захмелел. Вкус его был восхитителен.
- Кто принял решение хоронить меня? Не похоже, чтобы у нас было здесь неограниченное количество земного материала, - сказал я. Постоянное ворчание по поводу использования вторичных ресурсов было еще одной моей добровольной миссией. Правда, я постоянно видоизменял каждого вокруг себя, но все же мы находились на ранней стадии формирования планеты, и во мне все еще оставалось достаточно много драгоценных земных клеток, необходимых для экспериментов.
- Я не знаю, - сказал Крэнстон.
- И кстати, как я умер? Моя память погрузилась во тьму, а потом я очнулся под землей.
- В самом деле? Это правда? - Крэнстон наклонился и принялся рассматривать мою одежду. Стандартная форменная рубашка колониста и брюки моего персонального цвета, серебряного, были сконструированы так, чтобы отталкивать любую грязь и пятна. Моя одежда была чиста. Я поскреб в волосах и стряхнул на стол песчинку зеленой почвы.
- Да, под землей, хотя, к счастью, не в гробу, - сказал я. - Кто объявил меня мертвым?
- Рой, - сказал он.
- А где был ты, когда все это происходило? - Мы с Крэнстоном играли в шахматы каждый Четвердень. Он был одним из разведчиков колонии; каждую неделю отправлялся на исследование новых земель, открывал полезные ископаемые, описывал неизвестных животных. Это давало ему чувство перспективы в отличие от других, запертых в тесном мирке колонии. Он был одним из немногих людей в колонии, которые проводили со мной время, не испытывая раздражения с первой же минуты.
- Рой - генеральный прокурор. Мне не приходило в голову оспаривать его суждения.
- А как насчет похорон? Ты же знаешь, я бы согласился отдать части своего тела в любом виде по первому требованию. И кстати, как насчет сохранения результатов моей работы? Кто-нибудь удосужился проверить, над чем я работал перед смертью? Почему не было проведено вскрытие? Что, если мне удалось решить ключевые проблемы?
- Вскрытие было проведено, - сказал Крэнстон. - Ева сказала… - Он уставился на меня и покачал головой. - Я ничего не понимаю. Я думал, что тебя вскрыли, а потом пустили на удобрение в соответствии с твоей волей. Вот почему я все еще думаю, что ты призрак.
- Что именно сказала Ева?
- Сказала, что ты не оставил никаких записей о последней фазе своей работы и что ей не удалось догадаться о том, что ты с собой сделал.
Им мало записей? Да я детальнейшим образом описывал каждую модификацию! Может, она смотрела не в тех файлах. Возможно, я дал им странноватые названия. Возможно, я заблокировал или спрятал их.
- Причина смерти? - спросил я Крэнстона. - Она назвала причину?
- Твои кишки были полны полупереваренными персиками. Она рассудила, что это было самоубийство. Боже, Джейк. Ты же сам твердил всем и каждому не есть эти штуки. И с твоей стороны было крайне неосмотрительно оставлять нас в полном неведении.
Итак, Ева знала, что я наелся персиков. Поэтому она и сделала аутопсию. Со странным чувством я расстегнул липучки на рубашке и осмотрел живот. При всем старании мне не удалось обнаружить никаких следов лазерной хирургии. Я похлопал себя по животу. Никакой зияющей раны, никаких болезненных ощущений.
- Так ты сам видел, как меня закопали три дня назад? - спросил я.
- Ну да.
- Как долго я был мертвым?
- Ты умер в Перводень, похоронили тебя на Втородень, а сегодня Пятый день, - разъяснил Крэнстон. Он вздохнул и покачал головой. - Гипотеза номер два: все это - очень жизнеподобный сон.
- Мне не очень-то улыбается быть плодом твоего воображения.
- Мне тоже не хотелось бы иметь такой плод, как ты, - сказал Крэнстон, нахмурившись. - Я бы предпочел остановиться на гипотезе с привидением, но я в них не верю. И все же, кто ты такой, почему ты здесь и чего ты хочешь?
- Ты же меня знаешь, - сказал я. - Ты отлично знаешь, кто я такой.
- Не уверен, - сказал он. - И даже если бы я знал, кем ты был, я давно уже не понимаю, чего ты хочешь. Просвети меня.
А что, если он прав? Что, если я - уже не я? Я допил остатки спиртного. Оно не было похоже ни на один напиток, который я когда-либо пробовал, хотя, насколько мне было известно, Крэнстон плеснул мне в стакан мой любимый бурбон.
- У меня есть гипотеза, - сказал я. - Это ты - плод моего воображения.
Он ущипнул себя и покачал головой. "Я не сплю". Он протянул руку и ущипнул меня.
- Я тоже не сплю, - сказал я.
Крэнстон смотрел поочередно то на свою руку, то на мою. Он открывал и закрывал рот, словно рыба.
- Да, - сказал я. - Мы оба не спим, и ты можешь меня потрогать. Так кто же плод воображения?
Он встал, отошел на несколько шагов назад, затем приблизился. "Джейк, ты весь какой-то зеленоватый и пахнешь как-то чудно - не то чтобы плохо, просто необычно. Сделай мне одолжение, проверь пульс".
Похоже, ему не хотелось еще раз дотрагиваться до меня.
Я посмотрел на его стенные часы и, положив пальцы на запястье, сосчитал удары сердца за полминуты.
- Нормальный, - сказал я.
Он покачал головой, вновь отошел подальше и вернулся обратно.
- А почему ты, собственно, пришел сюда? Ну, то есть в мою квартиру? Ты больше никуда не заходил после того, как пришел в себя?
- Нет, конечно, - сказал я.
- А почему?
- Потому что ты - мой друг. Во всяком случае, был моим другом. Разве что-то изменилось?
- Не знаю.
- Просто ты думаешь, что я - это не я. О’кей, ты хочешь, чтобы я ушел?
- Нет. Нет. Я только хочу, чтобы ты сказал правду. Над чем ты работал перед смертью?
Тут я рассказал ему о персиках и торопливом прыжке в три шага.
Он облизнул пересохшие губы.
- В первый год мне казалось, что они ужасно воняют, - сказал он. - Доходило до тошноты, когда они созревали. Такая вонь, и никуда от нее не деться! Но в этом году мне вдруг захотелось откусить кусочек. - Он посмотрел в окно. Отсюда не было видно ни одного дерева с листьями в виде ложек, небольшая рощица была немного выше по реке. - Значит, теперь их можно есть?
- Видишь ли, - сказал я и осекся, поняв, что голоден. До меня дошло, что я не ел уже четыре дня, но, возможно, мертвецы не расходуют много энергии. - Я не знаю. Что, если Ева была права и именно они убили меня?
- Она сказала, полупереваренные. Стало быть, первый этап пищеварения прошел удачно.
- Я бы съел еще немного, - сказал я.
- Идем.
Когда мы только прибыли на Эмери, всем приходилось носить респираторы. Слишком много аллергенов в атмосфере. Без мер защиты люди чесались бы и чихали до полного изнеможения, а некоторые и вовсе не могли дышать без респираторов. Мои первые модификации как раз были направлены на решение этих проблем, и я справился с задачей отлично, перекроив генетику колонистов.
Пока я работал с людьми, Дрина Александер, инженер-ботаник, возилась с земными растениями, которые мы привезли с собой, а также изучала местную флору. Мы координировали усилия, хотя и не очень хорошо ладили друг с другом.
Шутки ради я оставлял у Дрины кое-какие аллергические реакции, просто чтобы подразнить ее, но она была умная женщина, несмотря на колючий характер. Она раскусила меня и пожаловалась в колониальный совет. Они обладали некоторыми весьма эффективными карательными полномочиями.
Мы застали Дрину в персиковой роще. Она скорчилась на солнцепеке с персиком в одной руке и портативным анализатором в другой. У нее были густые темные волосы, которые она собирала в пучок на затылке, бледная кожа, высокие славянские скулы и сросшиеся брови, которые придавали ее лицу, когда она хмурилась, сострадательное выражение. Она всегда напоминала мне лягушку, не потому, что была сложена, как лягушка, а потому, что любила принимать лягушачьи позы. Вот и сейчас она сидела на корточках, разведя колени и наклонившись вперед, и пристально разглядывала персик. Кончик языка коснулся верхней губы, да так и застыл.
- Привет, Дрина, - сказал я. Остановившись рядом с ней, я поднял упавший персик, стряхнул с него буро-зеленую грязь и надкусил. Мой рот наполнился восхитительным сочетанием вкуса и аромата - манго, хурма, персиковое мороженое, печеное яблоко с корицей; твердая сочная мякоть под нежной кожицей. От пьянящего послевкусия закружилась голова.
- О, боги. Ты не поверишь, до чего вкусно, Крэнстон.
Дрина облизнулась. Персик, который она держала в руке, придвинулся ближе к губам.
- Остановись! - крикнул Крэнстон, удерживая ее руку.
- Что такое? - Она потрясла головой, посмотрела на персик в руке и уронила его.
Я откусил еще раз. По телу уже разливалась приятная расслабленность, заставляя меня беззаботно улыбаться. Мне стало интересно, сколько же персиков я съел в Перводень. Может, я расслабился до смерти?
- Он съел персик, - сказала Дрина Крэнстону.
- Он модифицирован.
Она встала и внимательно посмотрела на меня.
- Погодите минутку. Я ведь думала, ты умер.
- Совершенно справедливо, - сказал Крэнстон.
- Погодите! Ты был мертв! Ева даже разрезала тебя!
Я расправился с персиком и облизал пальцы. У персиков не было косточек. Я не знал точно, как размножаются деревья с листьями-ложками - это была Дринина епархия. Мой взгляд неудержимо притягивали другие фрукты, валявшиеся на земле. Все они выглядели очень соблазнительно. Я нагнулся за очередным персиком, но решил, что лучше будет остановиться.
- Я не чувствую тошноты, ни в малейшей степени. Мне очень хорошо. Может, нам стоит пойти в лабораторию и проверить все это, - сказал я.