Жемчужина - Станислав Михайлов 15 стр.


Давным-давно, на далеком Марсе обитали люди, считавшие нашу родную планету - Владычицей времени, богиней Весенницей, и видели ее не голубой, а зеленой звездой на своем небосклоне. Тот из них, кто обладал острым зрением, или ученые, управлявшиеся с оптическими приборами, могли различить рядом с богиней небольшую тусклую точку. В их поверьях, сила Владычицы времени, стекавшая по складкам ее одежды, порождала "таинне" - пугливых сущностей, наделенных, однако, огромной силой и способных помочь жрецу, правильно выполнившему ритуал. Чтобы не оставаться в темноте, заклинатель использовал специальные ритуальные фонарики, рассеянный и мягкий свет которых не отпугивал таинне, поэтому бледный спутник богини и начали величать Фонариком. Нашу Луну.

Эти люди звали свой мир Жемчужиной, потому что был он тогда еще отнюдь не зловеще-красным, ржавым от старости, искореженным и почти лишенным атмосферы Марсом. Был он жив и зелен, наполнен морями и реками, населен животными и растениями, и неслись над ним, поверх дождевых туч, высокие и почти прозрачные перламутровые облака.

Так было.

Но теперь не так.

И человечество не слышит этого предупреждения. Оно глухо к событиям столь седой старины. Все умерло, ушло и быльем поросло, теперь мы - цари природы, мы строим межпланетную империю, перекраиваем на свой лад иные миры. Мы - боги.

Еще один мираж: коллективная глобальная галлюцинация самоуверенного социума.

Сколько уже их было в разные периоды истории… Не учимся ничему.

Но, как бы там ни было, сейчас Луна бежала перед моими глазами как большой ноздреватый блин, местами растрескавшийся от старости, а где-то покрытый засохшим черничным вареньем. На нем поблескивали огоньки станций, виднелись пятна разработок, площадки ракетодромов, свернувшиеся в круг гусеницы тороидов "мегаколец", тянулись нити монорельсов, сверкали купола… Однако, в целом, поверхность естественного спутника Земли со времен "Аполло-11", действительно, изменилась мало. Диких территорий не то, чтобы хватало - Луна практически вся состояла из них, что Катю как раз и устраивало.

Подозрение, будто нечто из прошлого Марса пытается, используя меня как открытый канал, проникнуть в наше настоящее, заставило нас поискать максимально уединенное место, которого можно было бы, к тому же, достигнуть быстро. И как я ни был против, как ни пытался всю жизнь избегать этой планеты, пришлось все же признать разумность Катиных доводов и лететь сюда.

Я смотрел на проплывающий под ракетой безрадостный пейзаж и сравнивал его с памятью. С теми моментами, когда, будучи ребенком, валялся, раскинув руки, в снегу, и пялился на звездное небо, мечтая поскорее покинуть Землю. Когда я разглядывал красавицу-Луну в окуляр или просто так, невооруженным глазом, и мечтал побродить среди ее кратеров и горных пиков. Когда Гавайи еще не убили моих родителей-вулканологов, и без того лишивших меня детства и обрекших на душевное одиночество. Они похоронены здесь, на "земной" стороне Луны, а я непроизвольно жду невозможного - что увижу их могилу. Хотя даже не знаю, как она выглядит.

Людям из более ранней эпохи мои слова могли бы показаться странными или даже смешными, ведь во времена, предшествующие объединению государств, семейственность оказалась практически разрушенной, и стало нормой воспитываться посторонними - сначала в приемных семьях, затем в "системе интерн" - глобальной сети интернатов и детских домов, куда дети обычно попадали практически с рождения. Часто так и оставалось неизвестным, кто их "биологические предки". Целое поколение, выращенное таким образом, казалось, должно было смести остатки "устаревших догм" семьи. Тем более, что понятие "брак", до того регулировавшее так называемые "нормальные отношения между мужчиной и женщиной", размылось и практически срослось с понятиями "работа по контракту" и "завещание". Тем более, что женщины постепенно перестали вынашивать младенцев, а предпочитали внеутробное оплодотворение с возможностью генетической коррекции и инкубаторным вызреванием плода.

Но произошло обратное.

Возможно, и вправду, все в природе развивается по спирали, и на новом этапе повторяются старые события, обновляется лишь канва.

Рожденные в инкубаторах, воспитанные в "системе интерн", дети, повзрослев, начали разыскивать своих родителей. Родители, передавшие детей на внешнее воспитание, состарившись, принимались разыскивать их. От той эпохи осталось немало трагических произведений, посвященных теме надежд и разочарований от попыток воссоединения. Массовая волна самоубийств сотрясла народы. Человечество, как и в других случаях, споткнулось, отряхнулось, поплакало и забыло, но традиции снова изменились, и вот уже как минимум два столетия дети обычно воспитываются в семьях, из которых и происходят. Их не отдают в интернат при живых папах-мамах; то, как поступили со мной - ненормально.

Шум двигателей изменился и вывел меня из затянувшихся размышлений. Челнок сел в северной части кратера Коперника, на ракетодроме одноименного научного городка. Здесь нас ждала пересадка на заранее подогнанный людьми Бобсона местный ракетолет, внеатмосферный катер, предназначенный для экстренной переброски пассажиров в пределах нижней орбиты. Их создавали специально для Луны.

Формой кораблик напоминал чудное насекомое с торчащими во все стороны лапками, антеннками, углами и усиками, хотя родство с аэродинамическими моделями прослеживалось отчетливо в гладких обводах кабины. Кстати, кабина оказалась намного просторнее, чем на подобных атмосферниках, в ней легко можно не только стоять в полный рост, но даже немножко ходить.

Экипажа не было. По настоянию Кати челнок без опознавательных знаков Контроля и без пилотов, зарегистрированный на одной из научных станций, предоставлялся в наше полное распоряжение. Моя лидер-инспектор не имеет привычки складывать яйца действий в корзину одной версии событий, поэтому, на всякий случай, отсекла потенциальным злоумышленникам возможность вычислить наше местоположение. Если нам угрожает древний Марс, это не поможет, потому что "канал", чем бы он ни оказался, связан со мной. Но ведь мы можем и ошибаться.

- Все, Пол, мы вдвоем, - с видимым облегчением выдохнула Катя, провожая взглядом оставшуюся за спиной взлетную площадку с блестящей рыбкой земного челнока над нею. Автопилот вел нашу ракету по выбранной траектории.

- Ты боялась, что кто-то из них…

- Накинется на тебя? - прервала она меня. - Да, Пол.

- Ну, они и сейчас могут нас выследить… Если кто-то из них. Мы же не особенно скрываемся, - я пожал плечами.

- Во-первых, нет. Нападавшие на тебя действовали импульсивно. Хватали, что похоже на оружие, и бежали убивать. Не ждали и не выслеживали. Во-вторых, мы скрываемся. Сейчас мы летим в Гелиополис. Да, это - немножко риск, там полно народу… - Катя подняла руку, останавливая мои возражения, - но тем и лучше, если за нами следят - затеряемся. Собьем со следа. По дороге изменим внешность и перекодируем коммуникаторы. Прикинемся обычными туристами с Земли, якобы приехали поразвлечься. Там мы снова изменим внешность, разделимся, возьмем два такси и поодиночке вылетим, смотри…

Перед нами появилась стереокарта Луны, где красным огоньком выделялся Гелиополис.

- Вот, смотри, - продолжила Катя, - ты - на базу Кравника, а я - в учебный центр, как его тут… Учебный сектор Полинезийского университета, да.

На карте появились стрелочки с направлением движения и названные ею пункты. Мы должны немного разлететься, сделав вид, что как бы не вместе. Так. А потом собраться, да?

- А потом меняем такси, внешность, переключаем идентификацию в коммуникаторах снова и встречаемся вот здесь, севернее, - кивнула моей мысли Катя. - Туда я от третьего лица заказываю хоппер. Будет ждать пустой.

- Прыгун? - скривился я.

- Туристы любят экзотику, - пожала плечиком Катя и показала язык. Ну точь-в-точь как Жанка. Я вздрогнул от противоречивой потребности отогнать и одновременно притянуть наваждение.

- Ты чего? - ее бровь изогнулась. Совершенно по-Катиному.

- Да… Так. Подумал о Жанне, - лучше не врать. Ей лучше не врать. Неизвестно, какие мысли она понимает и насколько точно.

- А… - протянула Катя и порылась в кармане. - На. Маска с модулятором голоса, цветокорректор для волос.

Она протянула мне малюсенькую капсулу. Не поняла? Не заметила? Сама не заметила, как в ней проявилась Жанна? Или мне мерещится…

- Не бойтесь, мистер Джефферсон, оно маленькое, да удаленькое, - Катя приняла мою растерянность за нерешительность. Странно. Да что это с ней?

- А маска зачем? - за бытовым вопросом я постарался скрыть волнение. - Проекцией нельзя обойтись?

- А если у них сканеры? Не, пусть ловят реальный рельеф. Проекцией перекрасим волосы. Одежда выстроится как надо, только задай режим. Вот, видишь…

И она показала пальцем на обозначения. Действительно, все просто. За пару минут мы сделали со своей внешностью все, что планировали. И еще быстрее перенастроили коммуникаторы.

- Ну, Кинг-Конг, привыкай к своей крошке… - жеманно протянула Катя… Нет, не Катя! На меня смотрела жгучая брюнетка с алебастрово-белой кожей, круглым лицом и маленьким, довольно симпатичным, алым ротиком. Влажный взгляд глаз цвета темного ореха приглашал немедленно отбросить все глупые дела и, подхватив даму на ручки, вознести ее не менее, чем на Олимп. Кстати, там Кинг-Конгам самое место. Жаль, на Луне олимпов нет, но зато есть куча развлечений похлеще.

Новые Катины ресницы оказались очень длинными и изысканно-наивно загибались на кончиках. Она сделала ими хлоп-хлоп, и гигантская обезьяна во мне почти начала искать свой небоскреб, чтобы убежать. Я ведь говорил, что боюсь женщин? Да-да, комплексы проснулись.

- Что ты молчи-и-ишь… - протянула она капризно. - Я тебе не нравлю-усь?

Голос теперь у нее на пару тонов выше и с незнакомыми интонациями. Какой-то легкий акцент, не пойму только, какой…

- Нравишься, что ты, всю жизнь о такой мечтал… - соврал было я, и хотел добавить еще пару ласковых, но звук собственного голоса заставил меня заткнуться. Откуда этот солидный бас? Откуда эта, изредка проскальзывающая, хрипотца?

- Голос можно настроить, мой обезьяночеловек… - нежно улыбнулась э-э-э… Катя. - А как тебе вот это?

И она выразительно приподняла ладонями грудь, раздувшуюся на пару размеров, и похлопала по так же расширившимся бедрам.

- Да-да, дружок, а еще я немножко подросла. А ты, э… окреп. Возмужал, да, Пол, ты очень возмужал, - звонко, переливисто расхохоталась она. Я вздрогнул. Не то, чтобы неприятно, но как-то непривычно слышать такой вот смех…

Программу преобразования подготовила, конечно, Катя, меня, разумеется, не спросив, так что собственная внешность для нее не стала неожиданностью, а вот меня, похоже, ждал сюрприз за сюрпризом…

- Ну, вставай, посмотри на себя, ну же, Пол, сделай одолжение, оцени мою работу, - снова рассмеялась она, а я снова от этого вздрогнул. - Кстати, теперь тебя зовут Пауль. И фамилия твоя Мозель.

Я, слегка помявшись, поднялся и спросил:

- А… Немецкий акцент мне тоже имитировать? - и обратил внимание, что он уже есть. Мощная штука, оказывается, эта масочка… А ведь невесома и на лице практически не ощущается. - Ну… Давай.

И она дала изображение: прямо напротив меня появился коренастый мужчина европейского типа, среднего роста, с узким длинным подбородком и слегка оттопыренными ушами, в стильную меру заросший рыжеватый блондин.

Я задумчиво почесал за ухом - он задумчиво почесал за ухом. Выглядело это по-идиотски. Конечно, исключительно из-за дурацкого лица. У меня совсем другой образ, честное слово, никогда не мечтал стать небритышем блонди.

- Э-э-э… - протянул я, и он открыл рот, очевидно, произнося то же самое. - Надо почаще смотреть на себя со стороны.

- Вот это в точку, пупсик, в самую точушечку… - хихикнула Катя и со стопроцентно поддельным смущением, которое глупые дамочки пускают в ход для очарования болванов, прикрыла ладошкой ротик. На ногтях у нее красовались новомодные объемные накладки. То есть они выглядели объемными, на самом-то деле - стандартные микропроекторы, просто программа новомодная, дизайн. Рассылается подписчицам с очередным обновлением…

Похоже, Катя специально собрала в личине этой девицы все черты, раздражающие или пугающие меня в женщинах.

- Ну и зачем? - вздохнул я, уже привыкнув к тому, что она ловит мои мысли.

- А чтобы ты вел себя с этой… - и она кивнула на свою выпирающую грудь, - не так, как со мной. Кста, - сообщила она, характерно глотая промежуточные звуки и широко раскрывая рот в паузах, - мя звут Джульетта, для тя - Джу. Ко-о-отик.

Последнее слово добавила так, что я скривился. И это не прошло незамеченным:

- Ха-ха-ха, нельзя ж так попадаться! - воскликнула Катя-Джульетта. - Все мужики едят глазами - прям, что покажешь, то и заглотят. И ты, мой любимый, этому живое подтверждение есть!

Закончила она по-немецки. Явно не случайно, если вспомнить, что теперь я зовусь Паулем Мозелем. Судя по всему, двухсторонний синхронный переводчик встроен в маску, ведь немецкого-то я не знаю. Но как начать говорить?

- Пауль, у тебя такой внутренний поиск на лице… Ха-ха-ха. Переключатель режима на коммуникаторе, синхронизирован с маской. Но ты можешь перевести на маску. Хочешь? Как предпочитаешь управлять? Взглядом, морганием, языком, звуковым сигналом?

- Последнее поподробнее, пожалуйста…

- Ну-у, а с кем ты собираешься чирикать на этом грубом языке, мой железный орел? - она кокетливо уклонилась от ответа. Не узнаю Катю. Словно полностью изменилась не только внешне, но и внутри. А что, если она и со мной играет точно также, как… Не надо думать, она ловит… "Какая прекрасная игра, Катя" - со всей отчетливостью, на которую способен, произнес я внутри собственной головы.

- Стараемся, стараемся, - она чиркнула ножкой в подобии старинного книксена.

Я моментально задушил торжество, переведя его в похожую по вкусу эмоцию, в радость и гордость за Катины способности. Получилось. "Значит и у нас все получится. Какая молодец Катя" - примерно такие мысли должна она поймать. А остальное уйдет в оттеночки. В непоняточки. В фон. Значит, чтобы не попадаться, мне надо думать короткими недомыслиями, прерывая их четкими, внятными фрагментами "для нее". Желательно притом, чтобы мои настоящие мысли были неэмоциональными и без четкой словесной формы, а отвлекающие - наоборот. "Теперь мне надо попробовать поболтать по-немецки" - отчетливо, вдавливая каждое слово и пытаясь ощутить воодушевление и неуверенность, произнес я внутри себя.

- А как, все же…

- Смотри, - она показала, как почти незаметно для постороннего глаза сменить режим речи с помощью коммуникатора. - Если не слишком частить с переключением, не заметят.

- Катя, - не выдержал я, - мы шпионами в логово врага идем? Ну к чему такая… проработка образов?

Она ухмыльнулась. Странно было видеть Катину ухмылку на этом, в общем-то, привлекательном, но таком глупом лице "славной девушки с Земли".

- А ты собрался в песочнице поиграть, малыш? Противник неизвестен. Мы должны сделать все, что можем… Пауль.

Наши руки соприкоснулись. Едва заметная дрожь пробежала по моему телу. Все-таки, это - она, Катя, если не смотреть…

- И не хватайся за меня, грубиян, - всплеснула руками Катя-Джу. - Вижу, еще кое-чем задумался, только не глазами!

Я покраснел. Моя Джульетта, определенно, более вульгарна, чем я готов выносить.

Сигнал автопилота о приближении к пункту назначения остановил поток мыслей.

Гелиополис.

* * *

Море Гем потерялось в дымке далеко позади. Под нами плыли зеленые поля и долы, богатые сады и непроходимые, опасные сейские джунгли, в верхних ветвях которых изредка удавалось различить злых и любопытных бурки, выискивающих добычу. На равнинах безмятежно паслись стада валаборов, лениво жующих кустарник на уровне своих негнущихся шей и, вероятно, так и не успевавших понять, пугаться им или нет столь стремительно пролетавшего над головами грохота вирманы. "А, ну его, показалось…" - думали, наверное, они, и, конечно же, мгновенно забывали. Забывать - единственное, что валабор умеет делать мгновенно.

Однажды мне показалось, что на отколовшемся обломке белой скалы разлегся полосатый заур. Зауры - настоящее бедствие в наших краях, и хотя дома моего народа остались намного южнее, я узнавал знакомые черты во всем, мимо чего пролетал.

Грохот не давал разговаривать, но Нарт заметила мое оживление и улыбнулась. Думаю, она поняла, что, несмотря на механическую вонь вирманы и набранную нами высоту, я чувствую запах родины.

Небольшие деревни вистермейсов и гаубов проглядывали плетеными крышами сквозь заросли плодоносящих деревьев и лиан, которыми эти племена имеют склонность обсаживать дома. Трехслойное крышное плетение у них настолько совершенно, что не оставляет дождю возможности просочиться вовнутрь. Я несколько раз бывал у гаубов, а в детстве меня возили и к вистермейсам. Признаться, не вижу между ними особой разницы, если не считать некоторого расхождения в произношении имен да пары десятков слов, применяемых только первым или вторым племенем для обозначения одних и тех же вещей. Мне кажется, они сами-то нередко путают, где кто, если человек неизвестный, и отличают представителей своего народа от соседнего только по этим особенным словам. Что не мешает каждому из племен называть свой язык "вистермейским" или "гаубским", подчеркивая, насколько они уникальны.

Спокойные края, давно забывшие о голоде и нужде, уже много двудевятилетий не слыхавшие слова "война". Не знаю даже, осталось ли такое понятие в местных языках.

Неожиданно мы пошли на снижение. По пологой дуге вирмана обогнул опушку густых зарослей сейсы, никогда не перестающих цвести и стрекотать, и нырнул под своды леса, в зеленый тоннель, образованный сросшимися ветвями и лианами над ленивой мутной рекой. Здесь царил полумрак. Словно бы предтемие, время сумерек, однажды войдя тем же путем, что и мы, задержалось и не смогло покинуть джунгли. Мысль о возможности не вернуться коснулась моего разума и скользнула прочь по внешней его границе - нет резона переживать страхи, когда решение принято, когда ты вверил себя другим и не влияешь на происходящее.

Мы летели почти над самой водой. Летели так неторопливо, что, пожалуй, прыгающий по веткам бурки без усилия обогнал бы нас. Поверхность реки под вирманой морщинилась и проминалась, разгоняя влекомые течением опавшие листья и создавая небольшие волны, кольцами расходящиеся от нас во все стороны. Нередко, когда отжатая горячим воздухом вода отступала, обнажались белесые ленты и лохматые щетки речных водорослей, и если в этот момент мы оказывались слишком низко, они варились заживо в выхлопном пламени древней машины.

Назад Дальше