И я терпел, пока не потерял сознание. Вовсе не притворно. По-настоящему.
* * *
Забытье длилось недолго. По мокрому лицу растеклась вода, видно, плеснули из фляги. Я ловил языком остатки, и мне дали сделать пару глотков. Приятно горьковато, раньше такого привкуса не было…
Снова лежу на спине. А высоко в безоблачном небе… Парящий!
Святоши!
Я сделал резкое движение, пытаясь забиться под деревце, спрятаться в тощей листве туйсы, но зацепился пяткой за волокушу и упал без сил. Впрочем, уже поздно, все равно заметили…
Скрипучий смех издевкой хлестнул по моим нервам.
Предатели.
Я бросил взгляд, полный ненависти, на скалящегося Трану и поискал глазами Нарт. Она спокойно, как ни в чем не бывало, собирала что-то в чахлой траве. Нет, не собирала, ловила. Маленьких прыгунцов. Дикари их едят. Выковыривают из-под хрупкого панциря и жуют еще дрыгающимися, деликатес.
Как я мог позволить себе сомневаться в том, что меня предадут?!
Стон вырвался из моей груди, вызвав новый приступ смеха Траны.
- Айбис, - едва унявшись, сообщил он. - Айбис, сестра Армир. Ее глаза и уши. Ты чего перепугался, дурень? Думал, парящий?
И он снова хмыкнул. На этот раз, коротко.
Я оглянулся - Нарт улыбалась. Улыбка у нее оказалась неожиданно приятной.
"Она точно не из этих мест" - некстати пришедшая в голову мысль вызвала на моих губах ответную улыбку. В каком-то смысле, мы родичи по несчастью. Занесла же нас нелегкая в пыльные плоскоголовые горы, теперь шатаемся по каменистым тропкам, испытывая неведомую судьбу.
Птица, названная Айбис, плавно опустилась на одну из верхних ветвей туйсы, давая разглядеть себя получше. Я слышал о таких, но сам видел впервые. Это древние птицы, их род жил, пожалуй, уже во времена анамибсов. Они видели первых людей, пришедших, чтобы занять ничейную богатую землю и построить дома. Они встречаются в сказках как служки колдунов или сами по себе, как духи ущелий. В отличие от парящих, они лучше видят ночью, чем днем, могут различать тепло. Но почему-то со жрецами Звездного Огня их отношения не сложились: то ли не поддаются дрессировке, то ли запах святости на дух не переносят…
Называют их словом "мурикси", что означает "невидимка" на староферсейском языке, самом древнем среди наших, священном языке гимнов. Они и вправду плохо видны из-за малого размера тела, способного менять окрас, и прозрачности огромной мантии. То, что я заметил Айбис в небе - удача или, скорее, ее желание. Она хотела быть замеченной.
Другое название этих птиц - криворог. Нетрудно догадаться, почему: мощный изогнутый рог позволяет ей с большим успехом ковыряться в камнях на крутых откосах, так любимых ею, выуживая оттуда личинок, да и взрослых насекомых, тех же прыгунцов. К тому же, расколоть панцирь средних размеров корука, двенадцатилапого нелетающего поедателя улиток, для мурикси-криворога не представляет труда. По четыре внимательных черных глаза, свободно перемещающихся под прозрачной верхней кожей, дают птицам вроде Айбис прекрасный всесторонний обзор. Хотя "вроде" здесь неуместно, едва ли мне повезет встретить хотя бы еще одну такую, как она.
- Хар-рит-так-ких - раздалось с дерева грубое карканье. Ну и голосок у птички.
Я бросил вопросительный взгляд на Трану.
- Я по-птичьему не понимаю, если ты о том, - буркнул он. - Давай-ка, вон, поешь немного, теперь можно.
И он подвинул ко мне плоский камень со свернутой на нем чашкой из листа кислицы. Трясущимися от слабости руками я взял ее и осторожно надкусил. Сладкий и терпковатый сок, вязкая мякоть и узловатые упругие комочки внутри, обжигающе пряные, если раскусить, дополненные пресной, со слабым послевкусием томлина, водой. Приличный баланс. Удивительно, что дикарь знаком с мастерством приготовления пищи.
- Ешь-ешь, - словно угадав мои мысли, усмехнулся Трана, - силы-то тебе потребуются, на гору даже эта здоровая бестолочь волокушу не вытянет, сам пойдешь, ножками. А пока ешь и отдыхай.
Он взмахнул рукой, сделав какой-то жест, смысла которого я не уловил.
Птица изменила цвет, став небесно-голубой, отпустила ветку, чуть блеснула волнами мантии и буквально растворилась в вышине. Я смотрел ей вслед в немом восхищении.
- Скажет Армир, что мы близко. И что еще посидим чуток тут, вздремнем. До заката еще о-о-ох как далеко-о-о… - Трана зевнул так широко, что последние слова едва удалось разобрать. Несколько ударов сердца, и он уже спит, устроившись в тени.
Нарт улеглась прямо на солнцепеке, словно ей все нипочем.
А ко мне сон не шел.
Горячий ветерок шевелил узкие листья туйсы, покачивал стебли горной травы и заставлял кивать похожие на маленькие ладошки колючки уключника, то там, то тут торчащего из-под слоистых валунов. Голод уже не терзал меня, а лишь деликатно покусывал за живот, по мускулам растекалась воскрешающая волна. Я помог ей внушением, как учил Дсеба. Внушение способно усилить любой процесс внутри человеческого тела. Ловишь ощущение, входишь в него, расширяя, и превращаешь в поток, подобный горной реке, только управляемый. Плывешь в нем, он течет внутри тебя, и, одновременно, подчиняется тебе.
Силы возвращались.
Солнце раненным зверем сползало с небосклона, заваливаясь на запад. Скоро небо наполнится кровью его ежедневной жертвы. Сможем ли до темноты взобраться к Нагорной?
Бледное белесое облачко, возникшее над неровным краем горы, еще не успело пересечь зенит, когда я уже был готов встать на собственные ноги без какой-либо сторонней опоры. Сев и сделав несколько движений руками, я поймал на себе внимательный взгляд Нарт. Похоже, она не спала, а следила за мной.
Вскоре зашевелился и закряхтел Трана.
- Отлежал себе все кости, - пожаловался он спросонья, - ну, давай подниматься. До взгорья потащим тебя, а дальше уж как-нибудь… Доведем, не боись.
Но Нарт и не думала браться за волокушу.
- Чего стоишь, безмозглая, давай-давай, впрягайся уже, потащились!
Но Нарт стояла как вкопанная и смотрела мне в глаза.
- Тьфу, что за бревно в облике человека, давай, волокушу бери!
Для пущей доходчивости Трана пнул ее ногой. Я снова обратил внимание, что делает он это без злобы и несильно, словно следуя какому-то одним им понятному ритуалу.
Но Нарт не шевелилась.
Трана обеспокоенно подошел к ней и заглянул в лицо, похлопал по щеке.
"Ты пойдешь сам" - вот о чем говорила мне ее поза. Говорила так внятно, что переводчика не надо. И зря волнуется наш добрый дикарь о своей лошадке, ее панцирь не поцарапан, когти не стерты, глаза не ослеплены гневом или страхом, и прекрасно она может тащить волокушу. Не хочет. Потому что знает, что не нужно. Знает. Откуда?
Понятно, откуда. Она же следила за мной. Не такая она глупая, как можно подумать. И совсем не так проста. Если человек молчит, когда им понукают, как вьючным животным, это еще не значит, что он дурак. За этим может скрываться все, что угодно. Так-то.
Она вдруг повернулась и начала спускаться по тропе.
- Эй, куда… - начал было ругаться Трана, но, увидев, что я встаю, присвистнул и обошел кругом, наверное, чтобы убедиться, что никакие подпорки меня не поддерживают.
- Ну, давай-давай… - подбодрил он, поняв, что падать я не собираюсь.
Без видимых усилий, хотя перед глазами и поплыли желто-красные круги, я сделал несколько шагов. Отдышался и все более уверенной походкой двинулся вслед за Нарт в ущелье.
- Молодец, парень! - хрипло крикнул Трана и засеменил следом.
Волокушу мы так и бросили под деревом. Возможно, лучше было бы ее уничтожить, но моим спутникам виднее. В конце-концов, они, а не я, здесь живут, а я, можно сказать, вчера родился, выкопался, как усач-верхогляд, из горячего песка. Только, в отличие от жука, у меня из норки не торчали антенны с дневными глазками на концах. И вовсе не добычи ожидал я под слоем песка, прикрытый нависшей красной скалой.
- Не врут! Рожденный Пустыней, ты оживаешь, как сама пустыня, если воды дать, - Трана хлопнул меня по плечу. - Сейчас пройдем ущельем, потом наверх. Недалеко уже. Выйдем на Красную поляну, считай, добрались.
Впереди покачивалась спина Нарт, лавировавшей между валунами.
- Скоро гладко будет, тропа там хорошая, - поняв мое внимание к ней по-своему, объяснил Трана.
Я рассеянно кивнул.
Последняя женщина, которую я видел, была немолода, ее звали Зоакар, и три мужа содержали ее дом. Она рассказала мне сказку о битве гигантов-анамибсов, старых богов, вооруженных раскаленными каменными топорами, с Многоруким, защитником людей, в которого люди перестали верить. История о рождении пустыни. С неба падали камни, впиваясь в землю. Наверное, так возникла легенда. И те, кто пересказывают ее детям, верят, что однажды в пустыне проклюнется древнее яйцо: может быть, анамибса, а, возможно, упавшее с неба вместе с теми скалами. И выйдет из него человек. Или новый бог. Или посланник богов. Или их проклятье. Выйдет Рожденный Пустыней.
Его ждали наследники, чтобы убить. Святоши верят, что человек этот прогневит звезды, вызовет на себя их огонь, и никакие жертвы не умилостивят грозных предков, чьи глаза взирают на нас каждую ночь. Жрецы считают его изначальным злом.
Его ждали местные дикари, ждали и боялись, потому что не знали, что он принесет им.
Зоакар не боялась. Она просто рассказывала сказки. Испугалась она, когда увидела наследников, пришедших за мной. Воспользовавшихся традицией выбирать жертву среди чужаков. Пусть даже неурочную жертву. Слуги святош, решивших свести со мною счеты. Могли бы просто убить, как убили Зоакар и всех ее детей и мужей. Некому больше рассказывать сказки в ее доме, некому их слушать, да и дома-то больше нет, навлек я на него гибель.
Глядя на удаляющуюся спину Нарт, я думал о женщине, что всего лишь дала мне кров и рассказала сказку. И за это умерла.
А второй половиной мозга я думал о самой Нарт. О том, как грациозно покачивается ее спина и бедра, несмотря на огромную силу, которой природа снабдила их хозяйку. Неуклюжесть, так бросавшаяся в глаза с момента нашей встречи, как будто покидала ее. Возможно, дикарка была больна или ударилась головой, а теперь хворь постепенно отходила?
И как странно она смотрит на меня. Будто пытается говорить глазами.
- Давай-давай, пойдем! Или ты устал? - В скрипучем голосе Траны скользнула озабоченность. Солнце уже подкрасило розовым стену ущелья, тропа, действительно, выровнялась, словно кто-то специально разбирал и укладывал аккуратно камни.
Она вела вверх.
Подталкиваемый Траной, я доковылял до конца и выбрался на плоскую, широкую площадку, открытую всем ветрам. Далеко подо мной лежало нижнее плато, над самым краем его едва различимо маячил зуб Крепости Костей. Багровое марево укрыло горизонт и приняло в себя солнце. В этом тяжелом свете красные плиты площадки казались облитыми густой венозной кровью. Фобос желтой букашкой бежал по гаснущему небу.
"Фобос? - рефреном ударила меня мысль. - Я опять назвал Вестника Фобосом? Что это значит? На каком языке?"
"Страх. Это означает страх" - едва слышно прозвучал в голове нежданный ответ, и я содрогнулся.
- Эй-эй, не упади, а то покатишься! - Трана обхватил меня за плечи и подвел к отвесной стене. - Сядь. Это Красная поляна, здесь будем ждать.
"Я устал. Наверное, от усталости, - думал я, почти не слушая его. - Иначе откуда эти навязчивые слова? Они приходят, когда я измотан".
- А почему поляна? - Спросил вслух, только чтобы отвлечься. - Где лес?
- Старое название, - вздохнул Трана. - Был лес. Но даже дед его не видел. Гибнет лес. Чем дольше живем, тем его меньше. Путной древесины теперь до Дарсума не сыщешь, а еще двунадевять назад рубили в полдне пути отсюда, по всем южным отрогам и в долине. Вырубили, а новый не растет. Раньше рос, теперь вот…
Закончил он непривычно длинную для себя речь. Видно, тема задевала за живое.
Моя голова гудела стаей мух, набившихся в ловушку нектарницы. Ничего, погудят и уймутся. Немного отдохнуть…
"Ксената, вернись! Черт тебя дери, возвращайся!"
С воем я вскочил на ноги. Трана испуганно отпрянул вдоль стены, Нарт подпрыгнула и странно посмотрела в мою сторону. Но мне было не до них. Кто говорит со мной внутри моей головы?! Пустынник заполз корнем через ушную раковину, пока я отсыпался под барханом, и отложил кладку разумных жужелиц? Теперь они говорят со мной? Я сплю?
"Услышал, наконец-то. Это Пол. Вспоминай. Пол. Ганимед. Шакрат, лкумар…"
Шакрат… Причем здесь море? Шакрат живет в море, лкумар - его пара. Что она хочет сказать, эта Пол с мужским голосом? Я был уверен, что голос мужской, хотя слышал его не ушами, но звучал он как будто через уши. И какой-такой еще черт должен меня драть - за что, зачем?
Я растерянно глянул на Трану. Должно быть, слишком растерянно, он попятился еще дальше.
- Ты… слышал? - неуверенно спросил я у него.
Он отрицательно повел плечом.
- Слышал… Что? - Голос Траны слегка дрожал.
Я обернулся к Нарт, успевшей подойти почти вплотную.
- А ты?
Она опять уставилась на меня. Так же, как раньше, долго, в глаза. Потом легко коснулась пальцами моего лба. Словно давая понять, что я слышу там. И погладила по плечу. Она меня успокаивает? От неожиданности я рассмеялся.
- Померещилось. Заснул, видимо, - успокоил я Трану. - Когда сплю, всякое слышится, просыпаюсь, кричу.
- Тебя родила пустыня, - серьезно прокомментировал он мои слова. Трана больше не выглядел испуганным, напротив, уверенность появилась в нем. - Был ты раньше или нет, ты родился из песка, ты теперь рожденный пустыней. Тебя ждет Армир. Скачешь как прыгун-переросток, значит, можешь идти.
И он двинулся в обход по краю площадки, даже не глядя, следую ли я за ним. Нарт дождалась, пока я тронусь, пристроилась сзади.
Поднявшись по шелестящей осыпи, что белела в быстро падающих на мир сумерках, мы оказались перед черным провалом в скале. Пещера или рукотворный тоннель.
- Там Армир, - бросил через плечо Трана и вошел в темноту.
Вскоре внутри что-то зажелтело. Похоже, он зажег факел. Дикари они и есть дикари: извели весь лес, а остатки жгут…
Нарт подтолкнула меня, приглашая войти. Я пригнулся и шагнул в проход. В лицо дохнуло прохладой и влагой. Здесь дул чуть заметный ветерок. Он слегка шевелил сухие листья, непонятно каким образом оказавшиеся у входа. Я сделал еще несколько шагов, и глаза привыкли к неяркому, колеблющемуся свету факелов. Трана держал по одному в каждой руке, они горели, слегка потрескивая. Звук разносился в тишине пещеры.
Один факел он дал Нарт, и мы двинулись вглубь горы. Вскоре пламя уже горело ровно, движение воздуха прекратилось, нас окружила влажная тишина, тревожимая лишь шарканьем наших шагов. От пещеры отходили ответвления, иногда даже более широкие, а иногда напоминающие отнорки, но мы шли, как я заметил, почти неизменно придерживаясь левой стены.
Иногда с потолка срывались темные бабочки, бросались на огонь и, с громким хрустом, сгорали. Их опаленные тельца падали на дно пещеры. Трана ругался на них: пару раз его факел тух, приходилось поджигать заново. Так я узнал, что дикари здесь пользуются довольно эффективным видом кремневой зажигалки: взводят рычаг, резко давят на него основанием ладони, и в сухой мох или в древесные волокна, заложенные в специальное углубление, летит сноп искр. Остается только приложить к промасленной обмотке факела и запалить ее. Что-то не складывается у меня в голове с этими дикарями, понять бы, что…
"Ксената… Лицо… Лиен… Фонарики… Вспомни…" - зашептала мне пещера. Я схватился за голову. Какая еще Лиен? Чье лицо? Что я должен вспомнить?!
В этот момент все и произошло.
Мы как раз вошли в грот с вырезанными в стенах нишами. Они выглядели рукотворными, да и колоннам, расположенным по обе стороны от входа, вовсе не силы природы и времени придали вид вставших на дыбы морских чудовищ.
Тени метнулись к нам с обеих сторон. Трана выронил факел, сзади зарычала Нарт, послышался тяжелый глухой удар тела о камень. Нарт продолжала рычать, и вдруг тьму впереди разрезала яркая вспышка, на несколько секунд ослепившая меня. Раздались ругательства на восточном торговом - я его знаю не хуже западного, но переводить воздержусь. Мне поставили подножку, повалили на пол и выкрутили руки. Я сразу расслабился и сдался, поскольку бороться не было ни смысла, ни сил. Впереди снова полыхнуло, кто-то закричал не по-человечески, словно прощаясь с жизнью. На сей раз я приготовился и подглядывал сквозь едва приоткрытые веки. Огнелуч длинным желтым языком хлестнул по дальней стене и проехался по шевелящимся темным фигурам. Снова раздались душераздирающие вопли, завоняло паленым мясом, а затем грубый голос прямо над моей головой рявкнул:
- Отберите у него это!
Я лежал на животе, с руками, скрученными за спиной. Чье-то колено упиралось мне между лопатками.
- Живым! Живым брать, твари!
И снова хлынул поток ругательств.
- Третий удрал! - это уже другой голос, сзади. Кто "третий"? Нарт? Сбежала?
Ручеек надежды затрепетал в пересохшей от бесконечных напастей пустыне моей души.
Спереди опять донесся шум возни, наконец, все стихло.
- Один удрал, эй! - повторили сзади.
- Так догоняйте, гниль зубная! - это первый голос, командовавший "отобрать" и "брать живым". Топот ног удалился по пещере.
Они не знают, что такое "это"? Кто они? Какие-то местные налетчики? Странно, кого же они могли ждать в этой пещере, кроме нас? Может, нас и ждали? Но кто же предал, неужели Армир? Ее птица следила за нами. Или еще кто-то, оставаясь невидимым, вел за нами свою нить? А существует ли эта Армир вообще? Куда, на самом деле, вел меня Трана?
Налетчики очевидно не знали, что за "это" такое выпустило по ним треть заряда малого стержня в течении пары мгновений. И как им повезло, что почти весь огнелуч стеганул впустую по камням…
А вот я знал. Это выжигатель. Личное оружие святош. И единственный, кто мог его применить в свалке на полу - Трана. Дикарь Трана, спасший меня от жажды и голодной смерти. Если он служит жрецам Звездного огня, зачем помогать мне? Отдал бы наследникам, и все дела, или прикончил бы прямо там, на границе пустыни… Да мог бы просто ничего не делать, возможно, я был обречен, не дотянул бы до воды…
Мне определенно не хватало информации. А в голове снова заговорило. Как же не вовремя!
"Ксената, это Пол. Ты должен вспомнить. Хозяева островов, плавучий остров, Лиен…"
Опять эти имена. Какая Пол? Какая Лиен?
"Я - Пол, - сквозь волнение, явно различимое в голосе, пробился смешок. - Я - мужчина. Можешь звать меня Пола, если тебе так легче. Лиен - из ваших, она женщина, марсианка, то есть, тьфу, с Жемчужины, из твоего…"
Голос пропал.
В гроте появился свет. Они снова зажгли факелы, на этот раз штук пять. В пляшущем оранжевом свете морды морских чудовищ на колоннах, казалось, ожили, и не предвещали ничего доброго. Кто-то застонал. Нестерпимо пахло горелой плотью.