* * *
Пленные айкры – их было шестеро – не сказали ничего. Они с презрительной ненавистью смотрели на своих пленителей и молчали, а когда кёниг Кам Энгу, взбешённый их молчанием, подвёрг одного из них пытке, офицер-айкр умер под калёным желёзом, но так и не раскрыл рта – он сдавленно стонал сквозь стиснутые зубы. Более того, второй пленник, когда его усадили под наскоро собранный ментоскоп – кустарный, но всё-таки способный записывать мысленные картины, – усилием воли остановил своё сердце, свято храня тайну. Положение казалось безвыходным; время шло, и росло беспокойство властителей Пандеи, прекрасно понимавших, что республиканцы не успокоятся, что они будут искать пропавший дирижабль, что в Пандее хватает шпионов Республики, и что тайное в конце концов станет явным. Пленный чиновник успел сказать немногое, но сказанного было достаточно, чтобы понять: ради сокрытия такой тайны элитарии Республики, замешанные в этом чёрном деле, не остановятся ни перед чем, даже перед развязыванием против Пандеи атомной войны.
И тогда Гай Заар прибегнул к помощи Чтецов, и результат превзошёл все ожидания. Допрашиваемые поодиночке, "морские воины" упорно молчали, однако умело подобранные наводящие вопросы вызывали в их сознании видения, которые тут же считывались горцами, сидевшими за ширмой. Мысли очень сложно контролировать, особенно если человек даже не подозревает о том, что кто-то может их прочитать. И через два дня Гай уже знал всё – или почти всё. Он узнал об Утончённых, о Внутреннем Круге, о Белом Городе, о Саркофагах, о процедурах Омовения и о чудовищной схеме отнятия чужих жизней ради бессмертия кучки Избранных. Узнал Гай и о том, что некоторые офицеры из экипажей "кораблей смерти" тоже омолаживались – это было что-то вроде награды для особо отличившихся, Утончённые учли специфическую этику воинов-айкров. Он знал всё, но не знал, что ему делать с этим знанием, пока Энгу не обронил задумчиво: "Воевать с Республикой бессмысленно – надо открыть глаза её гражданам, и они всё сделают сами". Тогда и появилась идея захватить столичный телецентр и обрушить на беспечно-благодушных обывателей бывшей Страны Неизвестных Отцов страшную правду.
План операции был разработан в считанные часы и, против ожидания, реализация его не вызвала особых затруднений. Горцы Зартака прибыли в Республику под видом туристов и уже на месте обзавелись оружием и взрывчаткой: в стране, где продавалась всё и вся, сделать это было несложно, тем более что пандейская внешняя разведка давно уже наладила тесные контакты с криминальным миром Республики. Правда, после получения оружия к операции надо было приступать незамедлительно – продавцы, получившие с горцев деньги за оружие, с тем же успехом могли получить деньги от республиканской контрразведки за сведения о "зартакских террористах".
Ударную группу возглавил Гай, которому пришлось несколько изменить внешность (вряд ли кто-то мог заподозрить в "пандейском негоцианте" беглого каторжника, тем более что по документам "воспитуемый Гай Заар умер во время очередной вспышки эпидемии Ночной Смерти", но мерами разумной предосторожности пренебрегать не стоило). Как ни странно, труднее всего было уговорить Кама: пандейский кёниг рвался лично свести счёты с "этими упырями" и нехотя согласился остаться дома только из-за того, что появление такой заметной персоны в группе "туристов" привлекло бы повышенное и ненужное внимание. "Будь осторожен, брат, – сказал он Гаю, крепко обняв его на прощание. – Это только начало, и мне очень не хочется тебя потерять".
Проникнуть в телецентр не составило труда: экскурсии на обзорную площадку телебашни пользовались большой популярностью и входили в программу туров по столице. Дальнейшее было уже делом техники: расположение помещений телецентра не было тайной за семью печатями, а внутренняя охрана студии не оказала серьёзного сопротивления, когда несколько десятков "мирных туристов" вдруг выхватили из-под одежды короткоствольные автоматы и превратились в свирепых бойцов. Технический персонал телецентра оказал им содействие: Гай рассказал техникам, зачем всё это затеяно. Он и не подозревал, что может быть таким красноречивым: слова оказались убедительнее автоматных стволов, хотя дело было вовсе не в его ораторских талантах – слушателей Гая потрясла сама суть разоблачений.
Прибывший к телецентру отряд полиции остановили забаррикадированные двери и выстрелы из окон верхних этажей, а когда полиция подтянула бронемашины, суровый голос из динамика предупредил, что при попытке штурма здание будет взорвано вместе со всеми находящимися там людьми, и потребовал переговоров с градоначальником. По примерным подсчётам, террористами было захвачено около тысячи заложников, и такие жертвы перед выборами городским властям были не нужны. Полиция взяла телецентр в плотное кольцо, а главарю "бандитов" было обещано, что градоначальник скоро прибудет, чтобы выслушать требования захватчиков. Гая это вполне устраивало: он не собирался вести переговоры ни с кем из элитариев, резонно полагая, что узнай они, какую именно передачу он собирается запустить в эфир, и весь комплекс телецентра со всеми людьми, правыми и виноватыми, тут же будет стёрт с лица земли баллистическими снарядами тяжёлых систем. Заару всего лишь нужно было выиграть время для подготовки трансляции, и он его выиграл.
…Вспыхнула зелёная лампочка готовности, и техник, сидевший за пультом, кивнул Гаю – мол, вы в эфире. И Гай Заар, глядя в тёмный глаз телекамеры, произнёс:
– Сограждане, люди Республики, я расскажу вам истинную правду о Ночной Смерти.
* * *
…Его увидели и услышали десятки тысяч людей – время передачи было выбрано точно. Отснятый видеоролик был ярким и впечатляющим – ни секунды не колеблясь, Гай сам сел под ментоскоп, – и коротким (было ясно, что те, для кого содержание этого ролика страшнее смерти, тоже его увидят и примут меры). Гай Заар выбросил в телеэфир пять минут обжигающей правды, а затем пошли повторы ролика, перемежавшиеся прямой трансляцией из помещения центральной студии страны.
Реакция "заинтересованных лиц" была незамедлительной: по кварталам столицы прокатилась волна веерного отключения электроэнергии, а полиция у телецентра получила приказ немедленно начать штурм, не считаясь ни с какими потерями. Однако люди – в том числе и люди в форме – уже заколебались: у военных и полиции были свои телеприёмники с автономным питанием, и солдаты и офицеры снова и снова смотрели на мерцающие экраны.
Решительней всех среагировал один из серебристых дирижаблей, плывших в небе над городом, – то ли по собственной инициативе, то ли (что более вероятно) получив откуда-то кодированный приказ. Воздушный корабль, стряхивая с корпуса никому уже не нужные рекламные полотнища, пошёл в атаку и нанёс по телецентру концентрированный лучевой удар. Расчёт (и прицел) был верным, но Утончённые не могли предположить, что в здании, ставшем объектом лучевой атаки, находится сотня людей, иммунных к пси-полю. Ночная Смерть обернулась бумерангом: сотни тысяч зрителей увидели в прямом эфире падавших и умиравших – коридоры и комнаты телецентра были завалены трупами, – и услышали Гая Заара, объяснявшего, что происходит.
Это был конец (или начало, это как посмотреть…).
* * *
– Господа генералы, – голос исполреша дрожал, – наша Республика стала жертвой чудовищной провокации. И я знаю, кто стоит за этим насквозь лживым сценарием – Пандея, вознамерившаяся осуществить свою давно лелеемую мечту о сокрушении нашей страны! И в этот тяжёлый час я жду от вас верности присяге и долгу – нам предстоит пройти тяжелейшие испытания. Маршал Тоот, я, как главнокомандующий вооружёнными силами, приказываю: телецентр выжечь дотла термическими боеголовками. Пандее нами предъявлен ультиматум, и если пандейцы его отвергнут, наша армия нанесёт по ним ошеломляющий атомный удар – заразу надо вырвать с корнем! Действуйте, маршал Тоот!
Седой маршал с лицом, изрезанным морщинами, медленно встал и одёрнул мундир.
– Я воевал за Республику с айкрами, в Гремящей Излучине, двадцать пять лет назад. Я воевал за Республику двадцать лет назад, во время Беспорядков, воевал против тех, кто хотел лишить нас права на свободу сознания и снова включить проклятые башни, наследие Отцов, скрывая свои чёрные замыслы за благими намерениями сделать людей лучше. Я верен долгу, и я выполню приказ моего главнокомандующего (при этих словах старого солдата исполреш вытер вспотевшее лицо носовым платком). Но сначала я хочу задать тебе, Гагу, один вопрос (услышав фамильярное обращение на "ты" и по имени, глава Республики переменился в лице). Мы с тобой почти ровесники – как так получилось, что ты выглядишь младше моего сына? Да, ты красишь волосы – у вас, политиков, это принято, – но лицо… Только не надо рассказывать о чудесах пластической хирургии, о достижениях косметологии, а также о магии пандейских дервишей и снадобьях хонтийских знахарок – мы все здесь взрослые люди, государственные мужи, а не безмозглые завсегдатаи универмагов. Расскажи лучше о своей поездке на Объединённые Острова восемь лет назад – что ты делал в Белом Городе айкров? Ты изменился после этого визита к островитянам, Гагу. О да, ты предусмотрителен и накладывал старящий грим, чтобы изменение твоей внешности не слишком бросалось в глаза тем, кто давно тебя знает, но сегодня ты поспешил, – старый маршал вытянул руку в указующем жесте. – Грим наложен небрежно: ты очень нервничал, Гагу, в такой ситуации не до макияжа. Вот и расскажи нам обо всём, а мы послушаем. А заодно протри как следует лицо – платок у тебя в руке – и дай нам всем полюбоваться на твою купленную молодость.
Исполреш затравленно молчал, обводя лица военных безумным взглядом, – он смог выжать из себя только жалкий сип. Генералы тоже молчали, и их молчание было молчанием расстрельной команды, ждущей приказа "Пли!".
– Молчишь? – Тоот тяжело вздохнул. – Тебе нечего сказать, Гагу, а говорить правду тебе не хочется…
С этими словами маршал расстегнул кобуру, вынул тяжёлый армейский пистолет и дважды выстрелил в побледневшее лицо исполреша – в молодое красивое лицо с торопливо наложенным гримом.
* * *
Огромный город вскипел. Миллионы людей, годами и десятилетиями жившие серой растительной жизнью и покорно следовавшие предписаниями, как именно надо жить, вдруг вспомнили, что они – люди. Они терпеливо сносили всё: унижения со стороны хозяев жизни, власть имущих, нагло присвоивших себе богатства, жилища, вещи, права и снисходительно предоставивших "быдлу" обноски с барского плеча; несправедливость законов, деливших людей на элитариев и на всех прочих; беззащитность перед произволом и ощущение своей ничтожности перед всемогущей государственной машиной, озабоченной лишь процветанием кучки толстосумов, возомнивших себя солью земли и пупом Вселенной. Люди находили утешение в том, что любой олигарх или высокопоставленный чиновник так же смертен, как и строительный рабочий или водитель автобуса, и его, когда придёт отмеренный срок, точно так же съедят черви или проглотит погребальное пламя крематория. И вдруг выяснилось, что "маленьких людей" лишили последнего и превратили их в скот, питаясь которым пастухи обеспечивали себе вечную молодость. Понимание это было сродни ожогу – оно нестерпимо жгло и мучило, и погасить боль этого душевного ожога можно было только кровью. И люди вышли на улицы города, готовые убивать и умирать, бросаясь с голыми руками на пулемёты.
Впрочем, масштабных побоищ не было – тех, кто вкусили от заокеанских щедрот, была жалкая горсточка, и все они торопились скрыться, спасая свои драгоценные жизни. Их судьба была ужасной: в обезумевшей стране спасения не было, заподозренных в соучастии и в сотрудничестве с "упырями" убивала собственная охрана, убивала жестоко и беспощадно, – преданные телохранители важных персон были смертными, и они превратились в палачей сразу же, как только поняли, где проходит граница, разделившая потрясённую Республику на людей и упырей. Кровь обильно пролилась только у посольства Объединённых Островов – люди шли на кинжальный огонь, заваливая своими мёртвыми телами площадь перед зданием дипломатической миссии, пока армейские орудия – гарнизон столицы перешёл на сторону восставших – не разнесли посольство прямой наводкой, а летающие платформы не залили его руины струями напалма.
Были жертвы среди пилотов и среди мирного населения – атакованные винтолётами "корабли смерти" включили излучатели, убивая горожан тысячами, и летающие платформы, попавшие в конусы поражения, падали на землю с мёртвыми экипажами. Но вскоре ситуация изменилась: в ход пошли зенитные ракеты, боеголовки которых не реагировали на пси-поле любой напряжённости. Неуклюжие дирижабли были слишком тихоходны – они лопались в небе один за другим, и люди, оказавшиеся на местах падения сбитых аэростатов, яростно рвали на куски изуродованные трупы айкров, лежавшие среди обломков разбитых гондол. До береговой черты не долетел ни один дирижабль, а маршал Тоот, военный диктатор, объявивший в Республике чрезвычайное положение, уже отдал приказ о расконсервации немногочисленных дальних бомбардировщиков, не порезанных на металл в упоительном умилении Единения и об извлечении из арсеналов ядерных бомб, не переработанных на топливо для атомных электростанций.
И вставал над материком зловещий призрак общепланетной войны на уничтожение, и скалил плотоядно свои гнилые зубы в предвкушении щедрой трапезы…
* * *
Невысокие волны с тихим шорохом накатывались на пологий песчаный берег. Гай Заар и Кам Энгу стояли у самой воды и смотрели в даль, затянутую дымкой тумана.
– Интересно, что творится там, на Островах? – спросил Кам, пнув носком ноги мелкий камешек и наблюдая, как он запрыгал по воде. – Эти, как их там, Утончённые, они наверняка задёргались.
– Ещё бы, – согласился Гай. – Они ждут мстителей, и готовятся к бою – платить за содеянное им явно не хочется. Жаль, что эти Острова так далеки, и что нам не на чем до них добраться.
– Доберёмся, – уверенно произнёс Энгу. – Построим флот – и морской, и воздушный, – и призовём Утончённых к ответу. На этой земле должны жить люди, а не упыри – упырям здесь не место.
– Они не захотят умирать, брат, особенно после того, как вкусили бессмертия. Упыри могут утянуть за собой в небытие весь Саракш – на Островах сохранились и ядерные заряды, и белые субмарины.
– Они проиграют, – сказал Кам с той же уверенностью. – Бессмертные – не воины, они слишком боятся смерти. Вспомни того труса на дирижабле, который мы захватили, – он был готов на всё, лишь бы сберечь свою шкуру. Человек смертен – бессмертны род, племя, раса. И человек может отдать жизнь ради истинного бессмертия – ради бессмертия своего народа. А упырь – нет, для упыря единственная ценность он сам, а всё остальное для него не имеет никакого значения. И поэтому бессмертные проиграют войну, даже если война эта будет ядерной. Но нам придётся подождать, прежде чем мы сможем высадиться на Островах.
– Сколько?
– Лет тридцать. Должны вырасти мои ещё не рождённые внуки, против которых пси-поле бессильно, и дети горцев Зартака – не можем же мы бросаться в бой с горстью воинов.
– За тридцать лет многое может случиться, – проговорил Гай, вглядываясь в синюю чашу океана, смыкавшуюся с вогнутым небом, как будто пытаясь увидеть за горизонтом контуры Благословенных Островов. – И я не могу ждать тридцать лет: я отправлюсь за море вместе со своими горцами на первом же разведывательном корабле.
– Почему? Зачем такая спешка?
– Почему? Потому что на этих проклятых Благословенных Островах есть девушка по имени Айико, которую я люблю, и которая любит меня. И если она жива, я её найду.