11 августа, 8 час. 05 мин.
"Святая Анна" приблизилась к молу. На нем толпились люди. Коричневые, бронзовые, желтые лица, черные глаза - незнакомый таинственный Восток.
- Спик инглиш? - спросил Бурковский долговязого сухого как щепка человека в шортах.
- Йес, - кивнул долговязый.
- Мы - русские. Рашен, - представился Бурковский.
- Да, конечно, - разглядывая оборванную команду барка, неуверенно кивнул долговязый.
- Я - Бурковский. Капитан русского торгового судна, - дальнейший разговор продолжался уже по-английски. - Простите, а Ваша должность?
- Да, конечно, - глядя на босые ноги команды, промямлил долговязый. - Я - комендант морского порта Макао.
- У меня есть весьма интересное деловое предложение к губернатору острова, я должен его видеть, - делая вид, что не замечает подозрительности портового чиновника, невозмутимо продолжал Бурковский. - Надеюсь, вы мне в этом окажете посильную услугу. Мы, русские, умеем быть благодарными.
- Да, конечно, - в глазах чиновника впервые промелькнуло нечто вроде слабого интереса к собеседнику. - Я не уверен, но попробую.
11 августа, 11 час. 05 мин.
На палубе выстроилась очередь к Рогозину.
Рогозин сидел на бочке. Между его грязных босых ног была зажата небольшая кожаная сума. Он опускал в нее руку, вытаскивал горсть монет и, послюнявив палец, отсчитывал другой рукой по две золотые и ссыпал их в очередную протянутую ладонь.
Очередь, возбужденная, нетерпеливая, зубоскалила:
- Слышь, Степан! Клади поболее! Не жадись!
- Повеселей, братцы! Размахнет, зачерпнем, по компаньи разнесем!
- Одного-то ковша мало, а два не влезут. Лучше их вместе слить, да оба разом пить!
- Кому два, кому три, мне четыре! То-то местные кабачники возрадуются!
- Это уж точно - четыре! Задумал наш дядюшка жениться на своей кобыле. Хотел сварить кашу, да расклевали куры чашу!
- Глянь, братцы, у Степана руки-то трясутся. Будто кур воровал! Любит, оказывается, денежку Степан!
- Ишь, как глазки забегали!
- Ну вас к бесу! - не выдержал Рогозин, пнул суму грязной пяткой. - Сами делите! Я к вам не нанимался!
- Будя тебе, старшой! - раздались примирительные голоса. - Шуток не понимаешь?
- Он все понимает! Чай не дурной. Верно, Степан?
- Шабаш, братва! - отсчитав последнюю порцию золотых, пробасил Рогозин и затянул суму веревкой. - Остальные - по уговору! Остальные - общественные. На паруса.
- Служил солдат 20 лет, выслужил солдат 20 реп, наконец вышла ему отставка - сделалась прибавка, на шишке - бородавка, подкинув в ладони монеты, мрачно прогундосил боцман. - Эх вы, экономы дуроломы. Ну да ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок, - подтолкнул Ваню к трапу. - Пошли, Ванечка. Людей посмотрим, себя покажем. Степан, тебя ждать?
- Идите. На базаре свидимся, - отмахнулся Рогозин. Оставшись один, долго сидел на бочке, хмуро смотрел на валявшуюся между ног кожаную суму.
11 августа, 12 час. 10 мин.
Бурковский плотно прикрыл дверь капитанской каюты, прислушался. Потом принялся расхаживать между столом и дверью.
- У меня к тебе, Петр, поручение особой важности.
В каюте они были сейчас вдвоем. Чувствовалось, что Бурковский был внутренне необычно напряжен, натянут и то в же время немного смущен.
Речь идет о судьбе всей нашей команды. Не удивляйся, что я обращаюсь именно к тебе. За эти дни я лучше узнал тебя. Верю - ты не подведешь. Сейчас все мы на краю пропасти. Люди устали, разуверились. Для многих игра закончена. Я был бы счастлив, если б сегодня с берега на судно вернулась хотя бы половина команды. Словом, мне необходима твоя помощь.
- Я не знаю… - Петя растерянно, с удивлением слушал капитана. - Разве я смогу?
- Сможешь, - Бурковский подвел Петю к столику, откинул серое полотно, прикрывающее рундучок. - Здесь все наши деньги, единственное сейчас для всех нас спасение, - Бурковский вытащил из кармана бушлата ключ. - Храни и никому не передавай. Кто бы у тебя того не требовал. Второй ключ - у Рогозина. Это человек надежный.
- Я знаю…
- Вот как… - коротко усмехнулся Бурковский. - Что ж, тем лучше. Значит, обо всем договорились. А теперь выйди, я должен переодеться, - Бурковский скинул бушлат, Петя увидел на его груди глубокие шрамы.
11 августа, 12 час. 55 мин.
О, Базар! Восточный базар!
Кто не видел его, не знает, как благодатна и щедра земля, на которой живет человек, как прекрасна эта жизнь, как ярки ее краски!
Горы золотистых лимонов, персиков, апельсинов, темно-желтый ливень бананов, бесконечные гряды совершенно незнакомых, диковинных красных, белых, оранжевых, черных, фиолетовых, сочных плодов! Как же по ним истосковались ватные от цинги десны, с каким упоением впиваются в горько-сладкую мякоть расшатанные зубы!
Русские солдаты, моряки, бывшие каторжники в счастливом изумлении, не веря своим глазам, бродили между бесконечных рядов, с восторгом вдыхали чудные пряные ароматы.
И сыпались им в шапки, в подолы рубах, приобретенные на русское золото плоды - грошовый по представлениям туземцев товар, дары солнечной земли, которые росли здесь на каждом кусту и которые были дешевле маисовой лепешки.
- Они сумасшедшие, эти белые! Из какого сумасшедшего дома они приплыли? - сверкая ослепительной белозубой улыбкой, ахала коричневая молодка, обращаясь к сморщенной, как моченое яблоко старухе-торговке, соседке.
- Они не сумасшедшие, они больны и голодны, - вздохнула старуха и незаметно опустила апельсин в карман продранной робы проходившего мимо русского матроса.
11 августа, 16 час. 00 мин.
На центральной базарной площади - праздник "зеленого змия". Здоровенный детина, мясистый, ширококостный, восседал между бочек, прикрыв набухшие веки, свесив между колен бурые окорокоподобные ручищи.
Возле его ног вилась, гримасничала, виляла розовым задом макака.
Рогозин нерешительно потоптался и пошел было дальше, но детина приоткрыл глаз и слегка поманил его толстым пальцем.
Рогозин, прижимая к груди суму, спрятанную под драной робой, приблизился.
Виноторговец подал едва уловимый знак - обезьяна насторожилась, задрав хвост, привстав на задние лапки. Виноторговец что-то утробно буркнул - обезьяна молнией взметнулась на гору бочек, едва касаясь их, схватила большой оловянный ковш, слетела вниз и, подставив ковш под крантик, наполнила его ромом.
Рогозин вытащил из-под робы золотой, обезьяна цепко стиснула его, повертела перед глазами, ловко засунула за щеку и протянула наполненный до краев ковш.
Рогозин жадно припал к нему…
11 августа, 16 час. 10 мин.
Бурковский вошел в приемную.
- Господин губернатор ждет Вас, - вскочил секретарь и пропустил Бурковского в огромный, обитый красным деревом кабинет.
- Поручик Его величества императорской гвардии Бурковский, - представился Стефан выходящему навстречу ему из-за стола господину.
- Очень рад! - к нему, степенно переваливаясь, приблизился седовласый человек с подагрической внешностью, с бритыми румяными щеками. У него были полные круглые руки, круглые ноги, круглое туловище. Голова его едва достигала плеча Бурковского.
- Весьма рад! - повторил губернатор.
11 августа 16 час. 15 мин.
Виноторговец, оставаясь в полудреме, довольно цыкнул.
- Обезьянка вновь устремилась к крантику, снова ковш - до краев.
- Больно сладка у тебя водица, - принимая очередную порцию и отдавая золотой, сообщил макаке Рогозин. - Сейчас бы водочки!.. Да разве тут в вашей Макеу отыщешь?
Несмотря на критические замечания в адрес рома, Рогозин осушил и этот ковш с такой же быстротой, как предыдущие.
Виноторговец, уже не скрывая потрясения, отворил оба глаза и, почтительно глядя на Рогозина, тяжело кряхтя и отдуваясь, приподнял свое рыхлое туловище с сиденья, накрытого цветастым, правда, сильно засаленным истертым ковриков.
Обезьяна по привычке бросилась к крану, но виноторговец отпихнул ее ногой и самолично преподнес полный ковш удивительному покупателю, ни капли не пьянеющему, к тому же сказочно щедрому.
Рогозин принял ковш и чуть было не расплескал - в ногах вертелась, тыкалась в колени обезьяна, задрав лапки, протягивала громадную янтарную кисть винограда.
- Смотри! Зверь, а соображает, - Рогозин расчувствовался, поскреб обезьяну между ушами. - Ты бы мне хлебца черного, да с огурчиком…
Обезьяна, прыгая в восторге, старалась всучить виноград.
- Ладно, уймись, прикомодная! Вижу, торговать умеешь, - Рогозин передал в цепкие обезьяньи пальцы золотой, отодвинул протянутую виноградную гроздь. - А это - тебе.
За этой сценой внимательно наблюдали пятеро оборванных туземцев, под их лохмотьями угадывались крепкие, отлаженные мускулы.
- Эй, братва, давай, подваливай! - почувствовав их упорный взгляд, обернувшись позвал Рогозин. - Угощаю!
Оборванцы тут же очутились рядом.
- Наливай свою липучку! Только быстрее! - вкладывая горсть золотых в задрожавшие руки торговца, приказал Рогозин. - Давай! Быстро!
- Йес! Йес! Бистро! - загомонил торговец, продемонстрировав, несмотря на свои гигантские размеры, удивительную проворность.
Вмиг откуда-то появилась разномастная посуда - кружки, пиалы, чашки. Ром полился рекой. Казалось, возле бочек собрался весь базар, но подходили, спешили со всех сторон новые и новые, желающие приобщиться к дармовому пиршеству.
- Веселись, братва! Запомни русских - гудел на всю площадь Рогозин. - Наливай! Быстро!
- Бистро! Бистро! - восторженно глядя на бородатого рыжего великана, ниспосланного будто самим небом, кричали, пили, приплясывали вокруг.
И тут перед Рогозиным предстала женщина…
- Никогда за всю свою глухую, беспросветную каторжную жизнь не встречал он такой красавицы. Красное платье, плотно облегая ее, подчеркивало восхитительное тело, лавина волос густой темной волной обрамляло ее смуглое прекрасное лицо. Рогозин ошалело глядел на тяжелую налитую грудь, полные мягкие слегка покатые плечи, гибкую талию над плавными изгибами бедер.
- Ну… ведьма!.. - вот и все, что мог прохрипеть, прошептать спекшимися от рома губами Рогозин.
И тут его как будто ударило!.. И он уже в тумане, влекомый красавицей-мулаткой, поплелся, покачиваясь через площадь.
- Бистро! Бистро! - кружился, качался, кричал в серой мути базар…
11 августа, 16 час. 30 мин.
В каюту спустился Малинин.
- Рогозин не появлялся?
- Нет еще… - привстал со стула Петя.
- Так и знал!.. - Малинин аж зубами скрипнул, приказал. - Дай немедля ключ от кассы!
- Чего тебе? - Петя попятился к сундучку. - Капитан никому не велел…
- Ладно, пацан, сейчас не до разговоров!
- Бурковский не велел!
- Дурак! Не дорос еще помощнику капитана перечить! Я при свидетелях! - Малинин указал на стоящих в дверях трех переминающихся каторжников.
Петя чуть поколебавшись, протянул ключ. Кассу открыли. Она оказалась пустой.
11 августа, 16 час. 35 мин.
Мы располагаем десятью тысячами рублей золотом, - заканчивал свой обстоятельный разговор с губернатором колонии Бурковский. - Это ровно половина того, что получит Его Величество король Португалии после нашего прибытия на родину. Мы в море почти полгода, и потому не знаем тонкостей ситуации в Европе. Но без сомнения хорошие отношения между такими двумя могучими державами как Лиссабон и Санкт-Петербург… Впрочем, я повторяюсь, извините покорно… - Бурковский улыбнулся.
- Был рад нашей встрече, - поднимаясь, сказал губернатор Макао. Для нас большая честь сотрудничать с великой Россией. Завтра мы с вами заключим соглашение, где все подробно оговорим. Вы получите все, что вам необходимо для дальнейшего путешествия.
11 августа, 21.00.
Портовый кабак тонул в дыму. Дым стоял такой густой, как будто одновременно палили из дюжины пищалей.
Рогозин пил все меньше, стараясь почаще наливать ханыгам, которые, как мухи облепили стол.
- Погодь, - отстраняя льнущуюся к нему всем своим роскошным телом мулатку, обратился Рогозин к собутыльникам. - Братва! Прошу, помогите! Иначе мы, все мои друзья-товарищи из этого вашего вонючего Макеу ни в жизнь не выберемся. Нам что нужно? Перво-наперво паруса. Вы ж все рыбаки, что вам объяснять… Второе, конечно, вода… Ну и солонины немного. На первый случай. Дальше море-океан прокормит. По рукам?
- Йес! - поглощая ром, охотно кивали портовые ханыги.
- Значит выходит - сладили! - обрадованный Рогозин опять начал разливать по кружкам. - Я заранее знал - поймем дружка дружку! А Стефан, кореш мой, меня не слушал. Хоть я его и люблю, Стефана, однако он бывает часто что ни на есть чудак! Чего он, скажи, с какой-то такой… попер к вашему барину? К этому… извини… губернатору? Он за эти паршивые паруса с нас десять шкур содрал бы. А мы договоримся! Черный люд всегда меж собой договорится.
- Йес! Йес! - поддакивал "черный люд".
Внезапно чья-то костистая рука горячим жгутом обвила шею Рогозина и он услышал возле уха жаркий шепот:
- Рашен! Они - отнимать золото! Уходи! Бистро!
Сидящий вплотную худой, как скелет, китаец медленно снял с шеи Рогозина руку и тяжело, боком, повалился на стол, продолжая не отрываясь и не мигая, смотреть в лицо Степана. Рогозин впервые увидел его трезвые, полные отчаянной тревоги, умоляющие глаза…
Хмель сняло, как рукой. Рогозин наконец понял, в какой страшный капкан попал. Всей кожей он ощущал настороженные взгляды сидящих за столом.
"Спокойно! Спокойно! Надо срочно отсюда! Немедленно! Но как? Главное - ничем себя не выдать! Пусть думают - я пьян, пьян, как свинья! Кончить меня завсегда успеют… Здесь однако не начнут…"
Мулатка терлась щекой о плечо:
- Хочу бай-бай…
- Сейчас. Потерпи, дурашка. Вот только схожу… Пи-пи, понимаешь? - Рогозин поднялся, тяжело опираясь на стол, старательно покачиваясь, крепко прижимая под робой суму с монетами, побрел через дымный зал.
Открыл дверь в углу, пошел в полумрак. Прижал дверь спиной, прислушался. Здесь довольно тихо - лишь приглушенный гам кабака за дверью.
Он углядел лестницу, ведущую вниз, в темноту, и начал спускаться, нащупывая скользкие ступени, замирая на каждом шагу.
Он не успел сделать и десятка шагов, как наверху ржаво заскрипела дверь и прорезался луч света.
Рогозин прижался к стене.
Кто-то громадный, прерывисто сопя, начал медленно спускаться.
Шаги зловеще приближались.
Когда верзила очутился на пару ступенек ниже Рогозина, тот резко рванул его за рубаху и изо всех сил ударил ногой. Рогозин не видел - куда попал, услышал лишь грохот упавшего тела, тяжелого, как десять мешков с песком.
Тут же, наверху, опять открылась дверь и в просвете появился коренастый человек.
- Майкл! - позвал коротыш и добавил что-то очень сокровенное, но что именно Рогозин, естественно не понял.
Не получив ответа, коротыш бросился вниз. Остановился на полпути, свесился через перила в темноту: - Майкл!
Рогозину и на сей раз повезло: враг его не заметил. Сколько их еще? Сколько бы не было, пути назад отрезаны. Была не была!
Рогозин подскочил, обхватил коротышку за ноги, приподнял и перевернул через перила. Раздался отчаянный предсмертный вопль и тут же глухой шмякающий удар.
Рогозин сообразил, что лестница ведет в какой-то неимоверно глубокий подвал, в преисподнюю… Он рванул наверх.
Но как только подбежал к двери, она вновь неожиданно приоткрылась и еще один громила, держа в руках свечку, просунул в темноту голову:
- Эй, парни! Мы ждем! Какого хрена!.. - неожиданно заорал он совершенно чисто по-русски.
И осекся - увидев в свете свечи лежащего невдалеке на ступенях товарища.
Громила замер. И тут Рогозин всем своим могучим телом налег на дверь, зажав громиле голову.
Свеча покатилась вниз по ступеням, погасла. Наступил полный мрак.
Рогозин отпустил дверь, гигант беззвучно осел на пол.
Рогозин переступил через обмякшее тело и вновь очутился среди угарного веселья.
В кабаке продолжалось Вавилонское столпотворение. Пьяно бродили, переворачивая табуреты, качались в любовных объятиях, трясли друг друга за грудки, пили, запрокинув голову из бутылей, сдирали платья, валялись под столами. Вдоль стены иссохшие люди курили кальян.
Рогозин, прячась за спинами блуждающих посетителей, осторожно пробирался к выходу.
Перед дверью оглянулся. За его столом народу сильно поубавилось. Блаженно раскачивался незнакомый старик со слезящимися глазами, пышногрудую красавицу-мулатку лапал парень в красном платке, надвинутом на глаза.
Рогозин брезгливо скривился, плюнул под ноги, распахнул дверь, шагнул - и замер. Его поджидал огромный слоноподобный верзила. Необъятное брюхо, лысая голова, похожая на перезревшую тыкву, маленькие глаза-буравчики из-под сросшихся густых бровей поблескивали в свете падавшего из окна кабака. Столкнувшись, оба от неожиданности отпрянули. Рогозин среагировал первым. Со звяканьем ударилась о камни сумка с монетами. Рогозин схватил слона за горло. Бандит почти равнодушно смотрел на Рогозина - шея у него оказалась поистине стальной. Через секунду до слона дошло, что его душат. Он схватил Рогозина за руки, разнял их и тут же нанес Рогозину огромным кулаком удар в шею. Удар пришелся по касательной - Рогозин, увернувшись, дважды врезал слону в корпус. Слон, хрюкнув, покачнулся, но падая, успел схватить Рогозина за рукав. Оба покатились по ступеням. Рогозин оказался наверху и несколько раз, что есть силы, ударил ребром ладони по могучей, толстой, как дубовое полено шее. Слон, взревев, стряхнул Рогозина и вновь вскочил.
Они стояли, чуть наклонившись, обливаясь потом, выжидая момент, чтобы броситься друг на друга.