Глава девятнадцатая
Вольфганг Кренц достал свой ежедневник, в котором хотел сделать пометку на третье июня, но заметил направленные на него вопросительные взгляды.
- Наверное, лучше ничего не записывать, да?
Остальные синхронно кивнули. Как в былые времена.
- В особенности тебе, - сказал Петер.
- В этом есть доля правды, - согласился Вольфганг, убирая ежедневник. - Но что будем делать с Абелем?
Лутц стал массировать свой нос.
- Слышать уже не могу это имя.
- С моей точки зрения, то, что он неожиданно обрел сознание, вовсе не такая уж катастрофа, как мы изначально полагали, - продолжил Ив. - По крайней мере, если ты прав…
- Конечно же, прав, - перебил его Вольфганг.
- …то все, что Абель узнал о нас до инсульта, превратилось в какую-то паранойю, которая теперь полностью завладела им. Не знаю, как это могло случиться, я не специалист. Но, по-моему, это единственное логичное объяснение тому факту, что он считает себя именно инопланетянином.
"А для меня то, что он пришел в сознание, - еще какая катастрофа", - подумал Вольфганг.
- Короче, мы больше не обращаем на него внимания.
- Так точно! - от всего сердца воскликнул Лутц.
Вольфганг скривился. "Вечное соперничество программистов", - подумал он.
* * *
В середине января 2002 года главную новость, обсуждаемую во всех газетах и по телевизору, многие сначала посчитали сатирой: иск о запрете правоэкстремистской Национал-демократической партии Германии, направленный федеральным правительством, приостановлен в связи с тем, что один из свидетелей обвинения и член НДПГ оказался долголетним осведомителем немецких спецслужб.
Бернхарда Абеля очень заинтересовали эти события, хоть он пока не мог сказать, почему. Но он покупал еще больше газет, чем обычно, и не пропускал ни одного выпуска новостей, несмотря на то, что и писали, и говорили одно и то же.
- Я ведь тоже что-то вроде осведомителя спецслужб, - вдруг догадался он. В это время по телевизору диктор Вольф Лойевски обсуждал с бывшим начальником ведомства по охране конституции вопрос о том, не наступит ли конец всем правым группировкам, если немецкие спецслужбы прекратят внедрять в них своих агентов и выплачивать гонорары шпионам, что бывший начальник решительно отрицал. - Вот почему меня это так сильно волнует. Я сотрудник спецслужб внеземного правительства.
Эвелин издала звук, который мог обозначать все и одновременно ничего. В последнее время она выработала привычку садиться с бокалом красного вина рядом с Бернхардом, в то время как он, словно ненормальный, смотрел все выпуски новостей, репортажи со всего мира и разные научно-популярные передачи.
- Это именно так, - продолжал разглагольствовать Бернхард. - Идет суд над человечеством, а я веду следствие.
Эвелин с грохотом поставила бокал на журнальный столик.
- Это же абсолютный бред, что ты сейчас говоришь, Бернхард! Агент спецслужб! И какое следствие ты ведешь, скажи мне на милость? Ты читаешь газеты и смотришь телевизор. Замечательно. Хорошенький это будет суд, если твои космические начальники даже новости не могут посмотреть сами. Ведь все эти новости передают через космические спутники. - Она увидела его удивленное, даже ошарашенное лицо, и это разозлило ее еще больше. - И с какой это стати ведется суд? Может быть, из-за того, что у нас так много войн? Да брось ты! Это уже не бред, а просто дичь. И кроме того, интересно, какое инопланетянам до этого дело?
Бернхард бросил на нее недоумевающий взгляд и кивнул.
- Ты права! - сказал он и повторил: - Ты права. Я не могу оставаться пассивным и обязан что-нибудь сделать. Я должен найти этого человека, который приходил сюда, и узнать, чего он от меня хотел.
Эвелин уже не слушала. Она массировала себе виски и продолжала:
- И еще мне очень интересно: почему это происходит именно со мной? Чем я это заслужила? Черт побери, Бернхард, я думала, что все встанет на свои места, - после того как ты очнулся. Но ты заставляешь меня… - Она умолкла. - Да ладно, что говорить… Я ведь, в принципе, только хочу знать, почему ты не дотрагиваешься до меня?
- В каком смысле не дотрагиваюсь?
- Боже мой, Бернхард! Уже прошло три месяца, с тех пор как ты вернулся. Сначала я убеждала себя, что к тебе нужно относиться бережно, тебе нужен покой и со временем все наладится. Но ничего не наладилось! Ты не обращаешь на меня внимания, даже если я хожу перед тобой голой.
Наконец-то он понял.
- Ты имеешь в виду зачатие!
- Нет, черт подери! Я имею в виду секс. - Эвелин погрузилась обратно в подушки дивана, словно хотела в них утонуть. - Я терпеть не могу говорить об этом, - прошептала она.
- Я же тебе объяснял, - ответил он спокойно. - На самом деле я не твой партнер, я только нахожусь в его теле.
- Да-да-да. Самое главное в сексе все-таки и есть тело. Согласен?
- Но я не понимаю, как ты…
Она поднялась так внезапно, что он не смог договорить до конца.
- Наплевать на болтовню врачей, - сказала она и взяла его за руку. - Пойдем.
Глава двадцатая
Шепот:
- Все хорошо. Не вставай.
Значит, все хорошо. Значит, не надо вставать.
Он проснулся, когда уже рассвело. Прошлое было уничтожено - все, кроме отдаленного эха в его памяти. Не существовало и будущего. Только настоящее. Потом он вспомнил, что произошло ночью.
Много чего произошло. Он повернулся на спину. До этого он был уверен, что достаточно положиться на воспоминания Бернхарда Абеля, чтобы знать все об этой стороне человеческой жизни. Но теперь он должен был признать, что воспоминания о зачатии значительно отличаются от его реального исполнения. Сохранилась память о предмете и о способе, но не об ощущениях, не о том, что происходило на самом деле. Запомнить это явно было выше возможностей его мозга.
Он лежал голый, и ему было… хорошо. Он не мог назвать это по-другому. По крайней мере, он стал понимать, почему люди уделяют половому акту так много внимания и исполняют его не только в целях продолжения рода.
И еще он понял, какое это имело значение для его миссии. Его задача не ограничивалась изучением людей, для этого не стоило засылать его в это тело. Нет, самое главное получить ощущение, что значит быть человеком. Вот что необходимо, чтобы действительно понять их.
Он встал и подошел к окну. На улице было облачно и ветрено. Внизу, на перекрестке, стояла женщина с кудрявыми рыжими волосами и нарисованными на щеках сердечками.
- Карнавал, - сказал он, и потом вспомнил, что сегодня вечером сюда вернется жена Бернхарда Абеля, и они снова смогут заняться этим сексом.
* * *
Доктор Юрген Ребер сидел в скоростном поезде, направляющемся в Берлин, в кармане у него лежала синяя коробочка с обручальным кольцом, а по коже бегали мурашки. Но это было в порядке вещей, если собираешься сделать предложение своей возлюбленной, не правда ли? Хотя он, конечно, точно не знал, что́ на самом деле сможет измениться после свадьбы. Что Сюзанна не захочет уезжать из Берлина - гарантированно. Значит, ему придется искать работу там, но это он мог сделать уже давно - и не сделал.
Не думать об этом. Будь что будет. Он попытался успокоиться.
Вовсе не спокойно его встретила Сюзанна.
- Ведь я приглашена на "Бал ведьм"! - произнесла она, задыхаясь.
За следующие десять метров, которые они прошли по перрону, Ребер успел узнать, что это некое карнавальное секретное общество, членами которого были только женщины, и оно существует исключительно ради того, чтобы раз в году в четверг устроить легендарную вечеринку.
- Там встречаются депутаты, менеджеры, редакторы, все сливки женского общества. Какие знакомства там можно завязать! И только женщины. Короче, я обязана быть там. - Сюзанна достала ключи от машины. - А ужин при свечах и музыке перенесем на завтра, ладно? Ты не обидишься, если я просто подброшу тебя до дома? Мне еще надо успеть в парикмахерскую и выбрать костюм.
Через некоторое время Ребер стоял в удивительно тихой квартире перед открытой морозилкой и рассматривал быстрозамороженные блюда. Ни одно из них ему не нравилось. По телевизору показывали больничный сериал, карнавальный вечер в Кельне и всякую ерунду. Он накинул куртку и решил прогуляться под берлинским небом.
Проехав пару остановок на метро, он добрался до того места, где в его студенческие годы было немало модных баров и дискотек. Некоторые из них по-прежнему работали, - как будто время остановилось. Ребер пошел за толпой, сталкиваясь на ходу с медведями, индейцами и клоунами, и в переполненном баре с трудом протиснулся к стойке, чтобы заказать себе пива. Он подслушивал разговоры в прокуренных углах, похожие на те, что сам вел, когда был молодым. Девушка, на теле которой непонятно где кончалась одежда и начиналась краска, эротично и самозабвенно танцевала в кругу мужчин, не спускавших с нее глаз. Ребер тоже не спускал.
Недалеко от стойки расположилась другая девушка - с синими волосами, которая ему кого-то напомнила. Она что-то объясняла мужчине в грязно-зеленой куртке. Мужчина ушел, а девушка вдруг подошла к Реберу и воскликнула:
- Вот это да!
Он сразу же вспомнил: это секретарша профессора Шмидта, его бывшего научного руководителя.
- Синий - все еще ваш любимый цвет, - отметил Ребер, потому что не мог придумать ничего другого.
На этот раз даже губы девушки были накрашены синей губной помадой, а узкий топик с трудом прикрывал большую грудь.
- Он уволил меня, ваш профессор. Через два дня после того, как вы приходили. Вот такие у меня новости. - Она показала пальцем через плечо. - Но я ему отомщу. Это был журналист. Я продам ему историю с инопланетянином. Как вы это находите?
- Ого, - удивился Ребер. - Я не знал, что такое возможно.
- Я тоже удивлена, что возможно, - сказала девушка, многозначительно улыбаясь. - А как вы здесь оказались, совсем один?
Ребер заметил, что и ее длинные ресницы отливают синевой.
Глава двадцать первая
Упругая округлая грудь выглядывала из-под одеяла, и темное пятно соска выделялось на белоснежной коже, сильно контрастируя с синим лаком на ногтях руки, спокойно лежавшей на одеяле, и синими прядями волос…
Юрген Ребер резко приподнялся в кровати. Нет! Голый. В чужой постели. Этого не может быть!
Его взгляд наткнулся на часы, которые показывали половину восьмого. Черт побери!
Ребер вылез из кровати и начал собирать свои вещи, раскиданные по всему полу. В этот момент девушка вздохнула и, не просыпаясь, перевернулась на другой бок. Он даже не знал, как ее зовут. Неплохо, если учитывать, что он приехал в Берлин, чтобы сделать предложение Сюзанне. Теперь об этом лучше не думать.
Как это он только?.. Некоторое время Ребер стоял в носках и в трусах и не мог решить, что ему делать. Смотрел на узкое и невообразимо высокое окно, в котором дома на другой стороне улицы казались совсем близкими. Оттуда запросто можно было наблюдать за всем, что они вчера вытворяли. Нет, надо отсюда сматываться. Ребер быстро натянул на себя одежду - невероятно, как громко шуршала ткань, - разыскал обувь и вышел наружу, затаив дыхание и тихо защелкнув замок двери.
Огромная, видавшая виды лестничная площадка. Навстречу Реберу по лестнице поднимался мужчина в светло-зеленой куртке, взглянувший на доктора так, будто все его проступки были написаны у него на лбу. Ребер прошел мимо, невнятно пробурчав:
- Здрасьте.
- Извините, - обратился к нему мужчина.
Ребер остановился и оглянулся, готовясь к побегу.
- Да?
- Вы не знаете, где живет госпожа Фельдхаймер? - Во взгляде мужчины было что-то колющее. - Мне сказали, что на пятом этаже.
- Без понятия. - Ребер покачал головой. - Я… я нездешний.
- Ясно, - мужчина понимающе кивнул.
Дальше. Вниз, наружу. Водитель такси только моргнул уставшими глазами, когда он торопливо сел в машину и назвал адрес. Уже в пути Ребер вспомнил, что стоит проверить свой кошелек. Все на месте. Мало наличных, но и вчера вечером их было ненамного больше.
- Вы кредитки принимаете? - спросил Ребер, боязливо поглядывая на счетчик.
Таксист внимательно посмотрел на него, повременив с ответом.
- Конечно.
Тысячи отговорок приходили Реберу на ум. Где-то в глубине его мозга обнаружилась творческая жилка, о существовании которой он никогда до этого не подозревал. Но отговорки эти совершенно не годились. Это был конец. Сюзанна просто-напросто вышвырнет его вон.
Но - слава тебе господи, ангел-хранитель всех неверных не покинул его! - квартира была пуста и находилась в том же состоянии, в каком он оставил ее. На автоответчике было одно сообщение, записанное в половине четвертого ночи. Сюзанна, слегка навеселе, говорила:
- Алло, Юрген? Ты уже спишь? Слушай, мы тут еще зашли к Маргит, я, наверное, у нее переночую. - На заднем плане слышался громкий женский смех. - Я утром принесу всякие там булочки, мы отлично позавтракаем. Не обижайся, о’кей?
Это его шанс! Небеса сжалились над ним! Ребер торопливо направился в спальню, бросился на кровать, повалялся, покрутился, покатался на ней, откинул одеяло и снова встал. Да, выглядит однозначно так, словно ей пользовались. Ребер распахнул окно, чтобы объяснить потом отсутствие после сна спертого воздуха, снял с себя одежду и голым пошел в ванную. Стоп, пижама! Хорошо, что все равно не совсем свежая. На крючок за дверь в ванной, там, где она всегда висела. И теперь под душ, удалять улики.
Ребер долго стоял под горячим душем. Осматривая свое тело на наличие царапин и засосов, он гадал, чем понравился этой девочке. Он ведь следил за взглядами других парней в баре, - она могла выбрать любого…
Ребер не жалел о случившемся. Протерев запотевшее зеркало, он посмотрел на свое отражение и признался, что это был лучший секс в его жизни.
Сюзанна вернулась в половине двенадцатого. Они завтракали, и она рассказывала ему, с какими важными людьми успела вчера познакомиться. Они долго и молчаливо гуляли, вечером сели за ужин при свечах и потом вместе пошли спать. Было, как бы это сказать, нормально.
На следующее утро, когда Юрген Ребер возвращался домой, футляр с обручальным кольцом по-прежнему лежал в его кармане.
* * *
На улице темнело. Профессор Герхард Шмидт занимался административной ерундой, от которой с большим удовольствием отвлекся, когда зазвонил телефон. Он снял трубку.
- Алло.
- Английский пациент отправился в путешествие, - произнес на другом конце провода голос с британским акцентом.
Невропатолог выпрямился.
- Значит, все-таки правда. И? Известно - куда?
- По нашим сведениям, он принимает участие в учебной поездке в Кельн.
Глава двадцать вторая
Каждое утро наступал этот момент преображения: после вони мочи в гараже, облаков выхлопных газов на улице и прогорклого запаха вчерашнего жира из соседних забегаловок открыть стеклянную дверь парфюмерного магазина и войти в мир благоуханий, окутаться цветочными и фруктовыми ароматами, чувственным и тяжелым мускусом. Это был другой мир - светлый, сияющий, чудесный. Мир, не имевший ничего общего с холодными стенами и злобными лицами вне его. Эвелин стоило только открыть дверь, чтобы почувствовать, как она вырастает и выпрямляется, превращаясь в кого-то другого, в кого-то из иной сферы бытия.
Хотя в последнее время она и так постоянно проживала в иных сферах. В этом была заслуга Бернхарда, которого словно подменили начиная с того вечера, когда она взяла инициативу на себя. Его сексуальное пробуждение не переставало удивлять ее: он походил на юношу, ему всегда было мало. И это происходило таким невинным, любознательным образом! Объяснить это тем, что в тело ее мужа вселился инопланетянин, который прибыл на Землю, чтобы исследовать жизнь людей, было бы, наверное, самым логичным.
Кроме того, он стал намного чутче, чем раньше, не таким неуклюжим, неловким, ненамеренно грубым, - словно он подключился к ее нервной системе и точно знал, что ей нравится, а что нет. "Сказка" - единственное слово, более-менее подходящее для описания того, что происходило с ней по ночам.
- Твой хахаль вчера вечером опять звонил, - встретила ее Доротеа, которая по неизвестным причинам переходила на австрийско-баварский акцент, когда делала сообщения эмоционального содержания.
- Правда? - Эвелин пыталась не показать свои чувства. Это была капля горечи в ее счастье.
- Он просил передать, что будет ждать тебя в обеденный перерыв. В вашем ресторане.
- Хорошо. - Эвелин взяла себя в руки, улыбнулась. - Спасибо.
- Но… - Доротеа не отставала от нее, пока она шла вглубь магазина. - Эви, только ты вернись вовремя. Мне сегодня к глазному. Я два месяца ждала приема.
- Конечно.
Еще пять минут до открытия. Она пойдет. Она встретится с ним и сделает ему больно.