- Это потому, что они ему больше не нужны, - сказал Хейли. - Теперь он настоящий мужчина, и совершенно не важно, какая у него фигура, колокольчиком или нет.
- Да, он определенно отдал все ради победы колледжа Линкольна, - сказал Гельмгольтц. - Мне импонирует дух коллективизма в этом мальчике.
Хейли расхохотался.
- Да никакой это не дух коллективизма! А самая настоящая любовная песнь половозрелого американского самца. Вам вообще хоть что–нибудь известно о любви, а, Гельмгольтц?
Гельмгольтц думал о любви, когда в одиночестве брел к своей машине. Руки ныли от тяжести большого приза. Если любовь способна ослепить, одурманить, загнать человека в ловушку, словом, как утверждают многие, проделать с человеком тысячи разных самых ужасных и диких вещей, то тогда нет, такой любви он никогда не знал. Гельмгольтц вздохнул. Наверное, он все же что–то упустил в этой жизни, так и не смог испытать истинно романтического и глубокого чувства.
Подойдя к машине, он заметил, что левое переднее колесо спустило. И вспомнил, что запаски–то теперь у него нет. Но он не испытывал по этому поводу ни малейшего сожаления или раздражения. Поймал такси, уселся на заднее сиденье, поудобнее пристроил приз на коленях и улыбнулся. В ушах снова звучала музыка.
Табакерка из Багомбо
- Вроде бы новое местечко, да? - спросил Эдди Лэард.
Он сидел в баре, в самом центре города. Был единственным посетителем и разговаривал с барменом.
- Что–то не припоминаю я этого местечка, - добавил он. - А ведь когда–то знал каждый бар в городе.
Лэард был крупным мужчиной тридцати трех лет с нахальной, но не лишенной приятности круглой, как луна, физиономией. Одет он был в синий фланелевый костюм, судя по всему - недавнее приобретение. И, болтая с барменом, изредка косился на себя в зеркало. И, время от времени, рука его отпускала стакан и поглаживала мягкую ткань на лацкане.
- Да не такое уж и новое, - ответил бармен, сонный толстяк лет пятидесяти. - Когда вы были последний раз в городе?
- Во время войны, - сказал Лэард.
- Какой конкретно войны?
- Какой войны? - переспросил Лэард. - Да, дела… Боюсь, вам и впрямь приходится сейчас спрашивать об этом людей, когда речь заходит о войне. Второй. Второй мировой войны. Наши части дислоцировались тогда в Каннингем–Филд. Вот и вырывался на уикэнд в город, когда получалось, конечно.
И нежная грусть затеплилась в его сердце при воспоминании о том, как в те дни выглядело его отражение в зеркалах разных баров, о том, как сверкали в них капитанские пряжки на орденской ленте и серебряные крылышки на нашивках.
- А этот построен в сорок шестом, - сказал бармен, - и с тех пор его еще два раза перестраивали.
- Построен, и два раза перестраивали… - в голосе Лэарда слышалось неподдельное изумление. - В наши дни все изнашивается как–то особенно быстро, многие вещи устаревают, верно? Ну, скажите, можно сейчас съесть прилично прожаренный бифштекс за два доллара, ну, допустим, в стейк–хаусе "Чарли"?
- Сгорел, - коротко ответил бармен. - Там сейчас "Джей–Си Пенни" .
- Так где ж теперь находят приют славные ВВС США? - спросил Лэард.
- Да нигде, - ответил бармен. - И этот ваш лагерь в Каннингем–Филд давным–давно закрыли.
Лэард взял свой бокал, подошел к окну и стал смотреть на прохожих.
- Почти был уверен, что здешние женщины до сих пор носят короткие юбочки, - пробормотал он. - Но где, где, скажите на милость, все эти хорошенькие розовые коленки? - Он постучал ногтями по стеклу. Проходившая мимо женщина взглянула на него и поспешила дальше.
- А у меня тут когда–то жена обреталась, - сказал Лэард. - Как считаете, что могло с ней случиться за одиннадцать лет?
- Жена?
- Бывшая. Ну, один из военных романов. Мне было двадцать два, ей - восемнадцать. И длилось все это с полгода.
- И почему разбежались?
- Разбежались?.. - протянул Лэард. - Просто не хотелось быть чьей–то там собственностью, вот и все. Хотел жить так - сунул зубную щетку в карман брюк, и прости–прощай. Чтобы чувствовать, что могу уйти в любой момент. А ей это не нравилось. Ну и вот… - Он усмехнулся. - Сделал ручкой. Adios. Без слез, без обид.
Он подошел к автомату–проигрывателю.
- Какая у нас сейчас самая популярная песня?
- Попробуйте номер семнадцать, - сказал бармен. - Полагаю, что смогу вынести это еще один раз. Но не больше.
Лэард поставил пластинку под номером семнадцать - это оказалась громкая слезливая баллада о потерянной любви. Он внимательно слушал. А в конце топнул ногой и поморщился.
- Налей–ка еще одну, - сказал он бармену, - и потом, клянусь богом, позвоню своей бывшенькой. - И вопросительно поднял глаза на бармена. - Ведь тут нет ничего такого особенного, верно? Почему бы не позвонить, раз вдруг захотелось? - Он расхохотался. - "Дорогая Эмили Пост , у меня тут возникла небольшая проблема этического характера. За одиннадцать лет я не перемолвился ни единым словом со своей бывшей женой. И вот теперь, оказавшись в одном городе с ней…"
- А откуда ты знаешь, что она до сих пор здесь? - заметил бармен.
- Звонил утром одному приятелю. Прямо как только прилетел. Он сказал, что она в порядке, получила все, что хотела: раба–мужа, из которого выкачивает всю зарплату, увитый диким виноградом коттедж с большой мансардой, пару ребятишек. И еще - лужайку в четверть акра, зеленую–презеленую, прямо как Арлингтонское кладбище.
И с этими словами Лэард зашагал к телефону. В четвертый раз за день нашел в телефонной книге номер своей бывшей жены, которая теперь носила фамилию второго мужа, достал двадцатицентовик и занес его над щелью. Но на сей раз позволил монете провалиться в нее. "Была - не была", - буркнул Лэард. И набрал номер.
Подошла женщина. В трубке было слышно, как визжат дети и бубнит радио.
- Эйми? - сказал Лэард.
- Да? - голос у нее был запыхавшийся.
Лицо Лэарда расплылось в глуповатой усмешке.
- А ну, догадайся, кто это?.. Эдди Лэард.
- Кто?
- Эдди Лэард. Эдди!
- Будьте добры, подождите минутку, ладно? - сказала Эйми. - Ребенок так ужасно верещит, и радио включено, и в духовке у меня шоколадные печенья с орехами, того гляди сгорят. Я ничего не слышу! Не вешайте трубку, ладно?
- Ладно.
- А ну–ка, еще раз. - Она уже просто орала в трубку. - Как вы сказали ваше имя?
- Эдди Лэард.
Она так и ахнула:
- Нет, правда что ли?
- Правда, - весело сказал Лэард. - Только что прилетел с Цейлона, через Багдад, Рим и Нью–Йорк.
- Господи боже ты мой! - пробормотала Эйми. - Вот это называется сюрприз. А я даже не знала, жив ты или уже умер.
Лэард усмехнулся в ответ.
- Да нет, так и не прикончили меня. Хотя, бог свидетель, очень старались.
- Ну и чем теперь занимаешься?
- О–о–о, да так, всем понемножку. Последнее время работал по контракту с одной цейлонской фирмой. Разведывал для них береговую линию в поисках жемчуга. Сейчас собираюсь создать собственную компанию. Есть хорошие перспективы по добыче урана в районе Клондайка. А до Цейлона охотился за алмазами в джунглях Амазонки, а до этого работал личным пилотом у одного иракского шейха.
- Господи, прямо голова закружилась, - воскликнула Эйми. - Прямо как в сказке из "Тысячи и одной ночи"!
- О нет, не хотелось бы, чтоб у тебя были иллюзии на сей счет, - сказал Лэард. - По большей части то была тяжелая, черная и опасная работа. - Он вздохнул. - Ну а как сама–то, а, Эйми?
- Я–то? - откликнулась Эйми. - Да как любая другая домохозяйка. Верчусь как белка в колесе.
Тут снова громко и надсадно заплакал младенец.
- Эйми, - поспешно начал Лэард, - скажи мне только одно. Между нами все о'кей? Без обид, да?
Голосок ее был еле слышен.
- Время лечит раны, - сказала она. - Нет, сперва мне, конечно, было очень больно… очень больно, Эдди. Но потом я пришла к пониманию, что все, что на свете ни делается, все, видно, к лучшему. Ты ведь все равно не смог бы усидеть на одном месте. Не из тех, уж таким уродился. Ты был бы, как орел, запертый в клетке. Тосковал бы, рвался на волю, пока все перья не облезут.
- А ты, Эйми? Скажи, ты счастлива?
- Очень, - это прозвучало искренне, от всего сердца. - Правда, иногда так закрутишься с ребятишками, просто жуть! Но выдается свободная минутка, переведу дух и сразу понимаю, как все славно и хорошо. Именно этого я всегда и хотела. Так что, в конце концов, мы оба нашли свой путь, верно? И горный орел, и домашняя голубица.
- Эйми, - осторожно начал Лэард, - а нельзя ли приехать тебя повидать?
- Ох, Эдди, в доме жуткий бардак, а я выгляжу, как настоящая ведьма. Просто не вынесу, если ты увидишь меня в таком виде, особенно после того, как прилетел с Цейлона через Багдад, Рим и Нью–Йорк. Такой человек, как ты, будет глубоко разочарован. Стив на прошлой неделе болел корью, а малышка поднимает нас с Гарри по три раза за ночь и…
- Да будет тебе, не прибедняйся, - сказал Лэард. - Все равно, так и вижу, как ты вся светишься изнутри от счастья. Знаешь, давай я заеду в пять, только чтоб взглянуть на тебя, и тут же смоюсь? Ну пожалуйста!
Лэард ехал в такси к дому Эйми и, ввиду предстоящей встречи, силился настроиться на сентиментальный лад. Пытался представить лучшие дни, что они провели с Эйми, но перед глазами танцевали почему–то только какие–то старлетки или нимфетки с красными губами и пустыми глазами. Эта нехватка воображения, как и все остальное, что происходило с ним сегодня, объяснялось возвращением к дням зеленой юности, службы в ВВС, когда все хорошенькие женщины казались на одно лицо.
Лэард попросил водителя подождать его.
- Я быстро. Краткий визит вежливости.
Подходя к небольшому стандартному домику Эйми, он изобразил на губах печальную улыбку умудренности, улыбку мужчины, которому немало довелось испытать в этой жизни. Который был бит, но и сам наносил удары, который сумел извлечь из этого опыта немало полезного и даже умудрился разбогатеть на всем своем долгом и трудном пути.
Он позвонил и, ожидая, пока ему откроют, отколупывал ногтем краску с дверного косяка.
Гарри, муж Эйми, низенький крепыш с добрым лицом, пригласил его войти.
- Сейчас, только сменю малышке пеленки, - донесся из глубины помещения голос Эйми, - и буду с вами!
На Гарри явно произвели впечатление рост и осанка, а также великолепный костюм гостя. Лэард посмотрел на него сверху вниз и дружески потрепал по плечу.
- Понимаю, многие восприняли бы это превратно, - сказал он. - Но то, что было у нас с Эйми, было давным–давно. Тогда мы вели себя, как пара одуревших от любви молокососов, но с тех пор повзрослели и поумнели. Надеюсь, все мы теперь будем добрыми друзьями.
Гарри кивнул.
- Да, конечно. Почему бы и нет? - сказал он. - Желаете что–нибудь выпить? Вот только выбор у меня, боюсь, небольшой. Виски или пиво?
- Да что угодно, Гарри, на твое усмотрение, - ответил Лэард. - На Майорке мне доводилось пивать каву. Пил виски с британцами, шампанское с французами, какао с племенем тупи. А с тобой готов выпить и виски, и пива. А когда я был в Риме… - Тут он опустил руку в карман пиджака и извлек оттуда табакерку, инкрустированную полудрагоценными камнями. - Вот, привез тут маленький сувенир для тебя и Эйми. - Он сунул коробочку в руку Гарри. - Это из Багомбо.
- Багомбо? - переспросил совершенно потрясенный Гарри.
- Есть такое местечко на Цейлоне, - небрежно объяснил Лэард. - Я там летал на разведку жемчужных месторождений. Платили - просто фантастика, средняя температура не ниже семидесяти пяти по Фаренгейту. А вот муссоны эти мне страшно не понравились. Просто невозможно торчать в комнате на протяжении нескольких недель и ждать, когда они наконец прекратятся, эти дожди. Мужчина должен иметь возможность выйти из дома, иначе ему не жить - разжиреет, станет толстым и вялым, как старая баба.
- Гм–м, - буркнул Гарри.
Этот маленький домик, запахи кухни, весь этот гам и суета семейной жизни уже начали действовать Лэарду на нервы - захотелось поскорее убраться отсюда.
- А у вас здесь очень мило, - фальшивым голосом заметил он.
- Немножко тесновато, - сказал Гарри. - Но…
- Зато уютно, - перебил его Лэард. - Слишком большое пространство - это тоже, знаешь ли, сильно угнетает. Там, в Багомбо, у меня было целых двадцать шесть комнат и двенадцать слуг, и за каждым глаз да глаз. И знаешь, это как–то не слишком радовало. И еще, все просто смеялись надо мной! Но дом сдавался всего за семь долларов в месяц! Ну скажи, разве можно было устоять?
Гарри направился было к кухне, но остановился в дверях, точно громом пораженный.
- Семь долларов в месяц за двадцать шесть комнат?!
- Причем, учти, плата повысилась, когда меня взяли. Жилец, снимавший дом до меня, платил всего три.
- Три… - пробормотал Гарри. - А скажи–ка мне, приятель, - нерешительно начал он, - не найдется ли там для американцев какой другой работенки, а? Они ведь нанимают людей?
- Да, но ведь ты вряд ли захочешь расстаться с семьей, верно?
На лице Гарри возникло виноватое выражение.
- О нет! Нет, конечно. Просто подумал, можно забрать туда и их.
- Не выйдет, - сказал Лэард. - Они нанимают только холостяков. Да и потом, зачем тебе туда? Вы здесь очень славно устроились. К тому же, у тебя должна быть специальность, пользующаяся там спросом. За что платят по–настоящему большие деньги. Надо уметь управлять самолетом, моторной лодкой, знать язык. Кроме того, найм рабочей силы обычно происходит в барах в Сингапуре, Алжире, разных таких местах. Кстати, теперь собираюсь лететь на урановые рудники, надеюсь прибрать их к рукам и завести собственное дело. Это в Клондайке, и мне нужно пару хороших техников, умеющих управляться со счетчиками Гейгера. Ну, скажи, ты можешь починить счетчик Гейгера?
- Не–а, - ответил Гарри.
- В любом случае, я все равно буду брать мужчин, не обремененных семейством, - добавил Лэард. - Клондайк - просто замечательное местечко, там полным–полно лосей и семги. Но дикое. Не слишком подходящее для женщин или, там, детей. Ну, а ты чем промышляешь?
- О!.. - ответил Гарри. - Работаю по оформлению кредитов в универмаге.
- Гарри! - крикнула Эйми из глубины дома, - подогрей, пожалуйста, бутылочку со смесью для малышки. И заодно проверь, может, бобы уже готовы?
- Да, дорогая, - ответил Гарри.
- Что ты сказал, милый?
- Я сказал "да"! - злобно рявкнул в ответ Гарри.
И в доме воцарилось неловкое молчание.
А потом вошла Эйми, и Лэард освежил память. Поднялся из кресла и смотрел на нее. Красивая женщина с черными волосами и умными карими глазами, которые так и лучились добротой. Эйми все еще была молода, но выглядела усталой. Принарядилась во что–то симпатичное, накрасилась и держалась спокойно и с чувством собственного достоинства.
- Ах, Эдди, страшно рада тебя видеть! - весело воскликнула она. - Выглядишь на все сто!
- Ты тоже, - сказал Лэард.
- Правда? А чувствую себя просто старухой.
- Ты это брось, - сказал Лэард. - Семейная жизнь явно пошла тебе на пользу.
- Да, знаешь, мы и правда очень счастливы, - сказала Эйми.
- Да ты хорошенькая, прямо, как куколка. Как какая–нибудь парижская модель или итальянская кинозвезда.
- Ты это не всерьез, - засмущалась Эйми. Но, похоже, была страшно довольна комплиментом.
- Очень даже всерьез, - сказал Лэард. - Так и вижу тебя в костюме от "Мейнбошер", так и слышу, как ты, прогуливаясь по Елисейским полям, эдак шикарно постукиваешь высокими каблучками, и нежный парижский ветерок развевает твои красивые темные волосы, и все мужчины так и пожирают тебя глазами, а жандармы отдают честь!
- Ах, Эдди! - простонала Эйми.
- Была когда–нибудь в Париже? - спросил Лэард.
- Нет, - ответила Эйми.
- Не важно. В каком–то смысле Нью–Йорк теперь стал еще более экзотическим местом. Прямо так и вижу тебя там в театральной толпе, и каждый мужчина при виде тебя умолкает и долго провожает глазами. Когда была в Нью–Йорке последний раз?
- Что? - рассеянно спросила Эйми, глядя в пустоту.
- Когда была в Нью–Йорке последний раз?
- Да вообще ни разу ни была. Гарри, тот ездил. По делам.
- Так почему не брал тебя с собой? - картинно возмутился Лэард. - Так и молодость может пройти, а в Нью–Йорке не побываешь. Нью–Йорк - это город для молодых людей.
- Ангел? - окликнул жену из кухни Гарри. - А как узнать, готовы эти самые бобы или нет?
- Да потыкай в них этой чертовой вилкой, и все дела! - заорала в ответ Эйми.
Гарри возник в дверях с напитками, обиженно моргая.
- С чего это ты вдруг надумала на меня орать?
Эйми потерла глаза.
- Извини, - сказала она. - Просто устала, наверное. Мы оба устали.
- Да, никак не получается выспаться, - сказал Гарри. И похлопал жену по спине. - Всю дорогу оба на нервах.
Эйми поймала руку мужа и нежно сжала в своей. И в доме вновь воцарились мир и покой.
Гарри раздал бокалы. И Лэард предложил тост.
- Ешьте, пейте, веселитесь! - воскликнул он. - Ибо, как знать, может, завтра мы все умрем.
Гарри и Эйми растерянно заморгали и осушили свои бокалы до дна.
- Он привез нам в подарок табакерку из Багомбо, милая, - сказал Гарри. - Я правильно произнес?
- Ну, маленько на американский лад, - сказал Лэард. - Надо вот так, - он сложил губы колечком: - Багомбо .
- Ой, какая прелесть! - воскликнула Эйми. - Поставлю на свой туалетный столик, а детям скажу, чтоб не смели трогать. Багомбо…
- Именно! - воскликнул Лэард. - Вот она произнесла это слово абсолютно правильно! Забавно все же. У одних людей есть языковой слух, у других отсутствует напрочь. Первым стоит только услышать иностранное слово, и они тут же могут произнести его правильно, с малейшими звуковыми оттенками. А другим прямо–таки медведь на ухо наступил, тем ни за что не произнести, сколько ни старайся. Так, давай слушай, Эйми, и повторяй за мной: "Тоули! Пакка сахн небул рокка та. Си нотте лони джин та тоник" .
Эйми медленно и осторожно повторила за ним.
- Отлично! Знаешь, что это означает на наречии буна–симка? "Молодая женщина, ступай, укрой ребенка и принеси мне джин с тоником на южную террасу". А теперь, Гарри, твоя очередь. Давай, повторяй за мной: "Пилла! Сибба ту бэнг–бэнг. Либбин хру донна стейк!"
Гарри, сосредоточенно хмурясь, повторил предложение.
Лэард откинулся в кресле и сочувственно улыбнулся Эйми.
- Прямо не знаю, что и сказать, Гарри. Нет, на наш слух, оно, конечно, ничего, сойдет. Но все дикари просто обхохочутся у тебя за спиной.
Гарри был потрясен.
- А что я такого сказал?
- "Мальчик, - начал переводить Лэард. - Дай мне ружье! Там, впереди, среди деревьев, тигр".