- Если Бертрам действительно имеет в виду то, что он сказал, я лучше буду жить в Ковентри, с асоциалами, - заявила она. - Но как бы то ни было, он внес предложение, и если оно меня не устраивает, я должна предложить что-нибудь свое. Однако я не приму ни одного плана, по которому мы должны будем выжить за счет наших недолговечных собратьев. Скажу больше: теперь мне совершенно ясно, что даже само существование людей-долгожителей - наше с вами существование - убивает дух наших сородичей! Наше долголетие, наши богатейшие возможности заставляют их считать свои лучшие стремления напрасными и скоропреходящими. Любые стремления - кроме борьбы с надвигающейся смертью! Само наше присутствие в этом мире лишает их сил, разрушает все их представления и вселяет в простого человека панический страх перед смертью. Я предлагаю такой план. Мы объявим о своем существовании, расскажем о себе всю правду и потребуем нашей доли планеты. Небольшой уголок, где мы могли бы жить отдельно от всех. Если наши несчастные собратья пожелают обнести его высокой стеной на манер Ковентри… Что ж, может, нам и вправду лучше поменьше с ними общаться.
Шум одобрения заглушил редкие возгласы сомневающихся. Поднялся Ральф Шульц.
- Не подвергая сомнению замысел Евы, хочу предупредить: человечество не пойдет с легкостью на предложенную нами самоизоляцию. До тех пор, пока мы не покинем этой планеты тем или иным способом, люди не смогут о нас забыть. Современные средства связи…
- Значит, надо перебраться на другую планету, - ответила Ева.
- На какую же? - вскричал Бертрам Харди. - Венера? Так я лучше в паровом котле поселюсь! Марс? Голый и бесплодный…
- Мы приспособим его, - настаивала она.
- На это даже нашей жизни не хватит. Нет, дорогая Ева, решительность твоя, конечно, достойна всяких похвал, однако смысла в этом ни на грош. В Солнечной системе для человека годится только одна планета - наша.
Слова эти натолкнули было Лазаря на какую-то мысль, однако она тут же ускользнула. Что-то… что-то такое; он об этом слышал как будто вчера… или несколько раньше? Это было каким-то образом связано с его первым космическим полетом более ста лет назад… Гром и молния! Эти штучки, которые выкидывает иногда память, с ума могут свести!
И тут его осенило: звездолет! Он ведь почти готов и висит где-то между Землей и Луной!
- Ребята, - протянул он, - прежде чем начать обсуждение переезда на другую планету, надо бы рассмотреть все возможности.
Лазарь выждал, пока на его слова обратят внимание присутствующие.
- Вам когда-нибудь приходило на мысль, что вокруг Солнца собрались еще не все планеты?
Тишину нарушил Заккур Барстоу:
- Лазарь, ты серьезно об этом думаешь?
- Еще как!
- Не похоже что-то. Может, тогда объяснишь толком?
- А как же, - Лазарь обвел взглядом зал. - Там, наверху, болтается звездолет; в нем полно места, и построен он специально, чтобы летать к другим звездам. Почему бы не взять его, да не поискать себе подходящий огород?
Бертрам Харди оправился первым:
- Не могу понять: то ли нашего председателя осенило, то ли он над нами издевается, однако, если он говорил всерьез, то я отвечу; мой аргумент против возрождения Марса станет в десять раз убедительнее по сравнению с этой дикостью. Я так понимаю: безнадежные идиоты, действительно собирающиеся в полет, намерены лететь лет этак сто. К тому времени, может быть, внуки их и наткнутся на что-нибудь стоящее. А может, и нет. В любом случае - меня это не интересует. Я не собираюсь провести сотню лет в железной цистерне, да вряд ли и проживу так долго.
- Подожди, - перебил его Лазарь. - Где Энди Либби?
- Здесь, - поднялся тот.
- Счетчик, выйди-ка вперед и скажи: ты не прикладывал лапку к конструированию этих кораблей для полета к Центавру?
- Нет. Ни к этому, ни к первому.
- Тогда все ясно, - обратился Лазарь к собравшимся. - Если Счетчик не занимался корабельным двигателем, то звездолет не так быстроходен, как мог бы. Счетчик, родной, займись-ка ты этим поскорее. Кажется, решение задачки нам скоро пригодится.
- Но, Лазарь, вы думаете…
- А что, теоретически это невозможно?
- Вы сами знаете, что возможно, однако…
- Тогда займи делом свою башку!
- Э-э… хорошо.
Либби покраснел - щеки его запылали едва ли не ярче рыжей шевелюры.
- Минуту, Лазарь, - сказал Заккур Барстоу, - предложение твое мне нравится, и надо бы его обсудить поподробней, вопреки неудовольствию брата Бертрама. Даже если брату Либби не удастся найти способ увеличить ускорение - а по-моему, так оно и случится: в механике полей я кое-что понимаю. Пусть даже так - столетний срок меня не пугает. С помощью анабиоза и посменных вахт большинство из нас сможет дожить до конца перелета Это…
- А с чего это ты так уверен, что нам разрешат воспользоваться кораблем? - не унимался Харди.
- Берт, - холодно сказал Лазарь, - если у тебя язык зачесался, то я на то и председатель, чтобы у меня слова просить. Ты даже не делегат от Семьи, и я тебя предупреждаю в последний раз.
- Как я уже сказал, - продолжал Барстоу, - в том, что звезды будут осваивать именно долгожители, есть своя закономерность. Мистики сказали бы, нам это на роду написано. - Он сделал небольшую паузу. - А насчет звездолета, о котором говорил Лазарь, - может быть, нам его и не отдадут, однако Семьи имеют достаточно денег, и если нам понадобится звездолет, пусть даже не один, мы вполне можем его построить. По-моему, разумнее всего рассчитывать, что нам дадут это сделать - другого варианта у нас, похоже, нет. Возможно, это единственное решение проблемы, не связанное с уничтожением Семей.
Последние слова Барстоу выговорил мягко и медленно, с глубокой печалью в голосе. Собравшихся будто сковало морозом. Большинство из них вовсе не были готовы к такому обороту - и происходящее казалось им чем-то вроде дурного сна. До сих пор им даже не приходило в голову, что возможна ситуация, в которой не удастся найти решение, приемлемое для большинства "недолговечников". Заявление Старшего Поверенного о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей и допущение того, что на них могут открыть самую настоящую охоту, - напомнило каждому о том, о чем и подумать было страшно!
- Так вот, - прервал Лазарь гнетущую тишину, - прежде, чем подробно обсуждать этот вариант, давайте и другие предложения послушаем. Кто там, давайте, колитесь.
Сквозь толпу пробрался человек и что-то шепнул Заккуру Барстоу. На лице Старшего Поверенного отразилось крайнее удивление. Поднявшись на помост, он подошел к Лазарю и зашептал ему на ухо. Лазарь тоже застыл в изумлении, а Барстоу чуть не бегом направился к выходу.
Лазарь оглядел зал.
- Что ж, - сказал он, - пожалуй, стоит устроить перерыв. Даю вам время обдумать ваши предложения, а заодно оправиться и перекурить.
Он потянулся к сумке.
- Что там стряслось? - спросили из зала.
Лазарь закурил сигарету и глубоко затянулся. Выпустив дым, он ответил:
- Поживем - увидим. Но теперь минимум полдюжины планов из тех, что тут предлагались, отпадают начисто. Ситуация изменилась. Насколько - пока сказать не могу.
- Что это значит?
- Ну-у, - протянул Лазарь, - кажется, с Заком Барстоу только что пожелал говорить сам Администратор Федерации. Он назвал его по имени и связался с Усадьбой по секретному семейному каналу.
- Ка-ак?! Это невозможно!
- Верно, родненький. И все же ребеночек будет.
4
Мчась в центр связи, Заккур Барстоу пытался взять себя в руки. А на другом конце провода старался унять волнение достопочтенный Слэйтон Форд. Сэр Слэйтон Форд не питал на собственный счет никаких иллюзий - долгая, блестящая карьера, увенчавшаяся многолетним пребыванием на посту Администратора Синедриона и блюстителя Ковенанта Западной Федерации, предоставила ему возможность оценить свои выдающиеся способности и богатейший опыт. Ни одному смертному не удавалось еще переиграть его на переговорах по какому бы то ни было вопросу.
Но сейчас положение было совершенно иным.
Что же это за человек, который прожил уже две человеческих жизни и чей жизненный опыт вчетверо, а то и впятеро больше его собственного? Администратор подумал, что даже собственные его точки зрения с годами обновлялись; он уже не тот зеленый юнец, которым когда-то был. Так каков же этот Заккур Барстоу? Предположительно он - самый способный и влиятельный человек в сообществе, совокупный опыт которого Форд не в силах был и вообразить. Как же ему удастся предугадать мнение этого человека, его оценку обстоятельств, образ мышления, его намерения и возможности?
Только в одном Форд был уверен: он не собирается продавать Манхэттен за двадцать четыре доллара и ящик виски, а равным образом - и право первородства за чечевичную похлебку долголетия.
Он внимательно вгляделся в лицо Барстоу, появившееся на экране. Приятное лицо сильного человека. Такого не запугаешь! Человек выглядел молодо - черт возьми, с виду он куда моложе самого Форда! Почему-то Администратор ожидал увидеть на экране сурового и непреклонного старца; обманувшись в своих ожиданиях, он почувствовал, что напряжение спало.
- Вы - гражданин Заккур Барстоу? - тихо спросил Форд.
- Да, господин Администратор.
- Вы - ответственный руководитель Семей Говарда?
- Я всего-навсего поверенный в делах нашего фонда - в настоящее время. Я скорее забочусь о благополучии родичей, нежели руковожу ими.
Это объяснение Форд с ходу отмел.
- Ну, я полагаю, статус ваш сопряжен и с руководством. Ведь нельзя вести переговоры с сотней тысяч человек!
Барстоу ничем не выказал удивления, однако тут же отметил, что количество родичей Администрации известно, и принял данное обстоятельство к сведению. Он уже оправился от потрясения, вызванного тем, что тайна Семейной Усадьбы больше не является тайной и Администратору известен код их закрытой системы связи. А факты эти могли означать только одно: один или несколько родичей были схвачены и принуждены говорить.
Несомненно, властям уже было известно все мало-мальски значительное, а потому блефовать бессмысленно. В то же время выдавать добровольно какую бы то ни было информацию тоже не следовало: наверняка Администрация еще не располагает всей информацией о Семьях.
Барстоу отреагировал почти сразу же:
- Что вы хотели бы обсудить со мной, сэр?
- Политику Администрации по отношению к вашему сообществу. А также ваши и ваших родичей выгоды.
Барстоу пожал плечами.
- Что же тут обсуждать? Действие Ковенанта приостановлено, а вы имеете полномочия поступать с нами, как сочтете нужным, чтобы вырвать у нас сведения, которых на самом деле не существует. Тут уж нам ничего не остается, разве что надеяться на ваше милосердие.
- Да перестаньте бога ради, - раздраженно отмахнулся Администратор. - Зачем ходить вокруг да около? Мы с вами стоим перед лицом проблемы. Вы и я. Давайте же чистосердечно все обсудим и попробуем достичь соглашения. Вы готовы?
- Хотелось бы мне, - протянул Барстоу, - верить в ваше стремление к взаимопониманию… Однако проблема строится на ложной посылке, будто мы - Семьи Говарда - знаем, как продлить человеческую жизнь. Это не так.
- А если я скажу вам, что уже убежден в вашей искренности?
- Э-э… Хотелось бы верить… Как же в таком случае ваша позиция увязывается с вашими действиями? Нас гонят в ловушку, будто крыс!
Форд криво усмехнулся.
- Помните древнюю притчу о богослове, которого спросили, как милосердие Господне сообразуется с постулатом о проклятии новорожденных? "Всемогущий, - ответил теолог, - находит нужным назидательности ради вершить напоказ такое, что полностью отвергает в душе своей".
Барстоу неожиданно для самого себя улыбнулся.
- Да, я улавливаю аналогию. Это действительно так?
- Думаю, да.
- Понятно. Надеюсь, вы звоните мне не просто ради того, чтобы извиниться, как в той истории про палача?
- Нет. Надеюсь, что нет. Вы в курсе политических событий? Впрочем, этого от вас должность требует.
Барстоу утвердительно кивнул. Форд продолжал:
- Мое правление было самым длительным за всю историю Ковенанта. Я пережил четыре состава Синедриона. И тем не менее сейчас мое положение так шатко, что я не рискнул даже поставить вопрос о вотуме доверия - во всяком случае, по проблеме Семей Говарда. Без всякого сомнения, меня поддержало бы не подавляющее большинство, как обычно, а как раз наоборот. Если бы я пошел против решения Синедриона и настоял на вотуме доверия, то мигом оказался бы не у дел, а мое место занял бы лидер оппозиции. Понимаете? Мне необходимо оставаться у власти, чтобы решить проблему более-менее гуманно - либо я могу умыть руки и оставить решение проблемы на усмотрение моего преемника.
- Но не станете же вы спрашивать моего совета?
- Нет, нет. Не по этому поводу. Я уже принял решение. Чрезвычайное положение так или иначе было бы введено либо мной, либо мистером Вэннингом - а потому я решил сделать это сам. Вопрос в следующем: поможете вы мне или нет.
Барстоу размышлял, вспоминая политическую карьеру Форда. Ранний период его долгого правления был сущим золотым веком для государства: мудрый и практичный, Форд претворил в жизнь принципы человеческой свободы, облеченные Новаком в текст Ковенанта. То была эпоха доброй воли и прогресса цивилизации, который казался необратимым.
Но, тем не менее, реакция наступила. Причины этому Барстоу понимал не хуже, чем Форд. Стоит только сосредоточиться на чем-либо одном в ущерб всему остальному, и почва для демагогов, бездельников и честолюбцев всех мастей готова. Сами того не желая, Семьи Говарда вызвали кризис общественной морали и сами же пострадали от него. Все-таки им не следовало давать знать о себе. И то, что никакого секрета вечной молодости на самом деле не существовало, теперь не имело ровно никакого значения. Зло заключалось в том, что слухи об этом секрете разлагающе подействовали на общество.
Судя по всему, Форд прекрасно понимал сложившуюся ситуацию.
- Мы вам поможем, - внезапно объявил Барстоу.
- Отлично. Что вы предлагаете?
Барстоу закусил губу.
- Нет ли возможности отменить это пагубное решение, то есть приостановку действия Ковенанта?
- Поздно. - Форд покачал головой.
- И даже если вы выступите перед всем народом и лично заявите, что никакого…
- Я, - перебил Форд, - вылечу из своего кресла прежде, чем успею договорить. К тому же, мне просто не поверят. И кроме того, - поймите меня правильно - мои личные симпатии в отношении вас и ваших родичей тут ничего не значат. Дело не в вас, а в той раковой опухоли, что укоренилась в нашем обществе. Бороться следует именно с ней. Конечно, я вынужден был это сделать, однако назад дороги нет. Мне следует довести дело до его логического завершения.
Барстоу был мудр по крайней мере в одном отношении: он допускал, что некто может иметь взгляды, противоположные его собственным, и при этом не быть негодяем. Тем не менее он возразил:
- Но мои люди подвергаются преследованиям!
- Ваши люди, - решительно заговорил Форд, - составляют ничтожную долю от одной десятой процента всего населения, а нам следует найти решение, приемлемое для всех. Я связался с вами, чтобы узнать: можете ли вы такое предложить. Можете?
- Я не совсем уверен, - медленно ответил Барстоу. - Допустим, я согласен, вам надлежит и дальше творить это беззаконие. Арестовывать, допрашивать преступными методами… Скорее всего, здесь у меня выбора нет.
- Равно как и у меня, - сдвинул брови Форд. - Но, хоть я и не волен в своих действиях, я приложу все усилия, чтобы все делалось наиболее гуманными способами.
- Благодарю вас. Вы правы, вам бесполезно обращаться к общественности. И все же вы, как Администратор, имеете в своем распоряжении мощные средства информации. Нельзя ли с их помощью организовать кампанию по разъяснению того, что никакого секрета вечной молодости в природе не существует?
- А вы подумайте сами: сработает ли?
- Пожалуй, нет, - вздохнул Барстоу.
- И даже в случае успеха проблема, уверяю вас, не исчезнет! Люди, и в том числе мои ближайшие помощники, твердо уверены в существовании источника вечной молодости, иначе им остается лишь терзаться горькими мыслями о бренности всего сущего. Знаете, что для них будет означать истина?
- Продолжайте.