- Говорят, от НИИгеомаша сейчас остались одни стены. Все спецы, какие были, разбежались, кто куда, есть только директор и круглосуточный пункт охраны. В столице, я слышал, такие площади тут же захватывают арендаторы, но у нас тут другое дело. Внимание, вопрос: чего там охранять? - вопросом заканчивает свою мысль Беляев.
- Вот и спросили бы у своего допившегося пациента, - отвечает Мясоедов спокойно.
- К сожалению, пока сие невозможно. А вот что там видели вы?
- Мы видели заваленный каким-то хламом пустырь, а потом старшину, как его…
- Дворникова.
- Да, именно его. Больше нам ничего увидеть не удалось, увы.
Беляев вдруг слегка подскакивает на табуретке, словно ему в казённую часть неожиданно впился острый металлический предмет.
- Как вы сказали? После экскурсии по пещерам? Вы попали в НИИгеомаш из пещер?
Мы с Мясоедовым переглядываемся. В его глазах крупными буквами написано: "Надо рассказать".
- Да, - говорю я, - мы случайно вышли, точнее сказать, выползли, из пещер на территорию этого самого охраняемого в мире НИИ.
- Расскажите, - требует Беляев.
Я рассказываю всё, исключая историю с дверью. Мясоедов мне иногда помогает. Беляев слушает очень внимательно, на крупном лице вдруг проступает то самое, беззаветно внемлющее выражение, которое я видел у его слушателей на лекции.
- …вот, собственно, и всё, что я могу сообщить вам о нашей экспедиции по НИИгеомашу, - заканчивает Мясоедов, - и скажу сразу, что повторять сей подвиг я не собираюсь ни за какие коврижки.
- Обалдеть. - Беляев хлопает себя по коленкам. - Признайтесь, было очень страшно, или очень-очень?
Мы с Мясоедовым снова переглядываемся.
- Страшно, это не то слово, - совершенно серьёзно говорит Мясоедов.
Я молча киваю - добавить тут нечего.
- Господа! - торжественно произносит Беляев. - А не хотите совершить небольшой вечерний вояж по окрестностям? Во-первых, здесь, как говорил один деревянный персонаж, явно сокрыта какая-то тайна, а во-вторых, я должен убедиться, что Дворников вменяем, исключить шизофрению.
Мы переглядываемся с Мясоедовым в третий раз. В его глазах я замечаю тлеющий разряд мальчишеского интереса к окружающей действительности, понимая прекрасно, что он видит такой же в моих.
28. Рыжов. Большой визит маленького человека
Зима две тысячи третьего в Сенишах заканчиваться не торопилась. Уже перевалил на вторую половину февраль, а мороз, окопавшийся здесь, словно упёртый Паулюс, крепко держал оборону и о сдаче пока не помышлял.
Утром семнадцатого февраля Евгений Иванович, который в тот год с осени жил в Сенишах, сидел на своей любимой табуретке, в своей любимой позе и смотрел на заваленную снегом улицу Первопроходцев. Собственно, улицы как таковой уже не было - она превратилась в узкий фарватер между высокими, в метр, снежными брустверами, по которому медленно проплывали, ставя за собой дымовую завесу, легковые автомобили, да изредка семенили, укутанные в шубы и перепоясанные, словно матросы патронташами, длинными шарфами, мальчишки. Город за выходные завалило так, будто кто-то там, опрокинул с небес на Сениши корыто со снегом, которое нёс для всей Европы.
По-хорошему, Евгению Ивановичу надо было сходить в магазин за продуктами, и он уже несколько раз собирался, но в результате, так и не вышел. Во-первых, у него немного болело горло, во-вторых, ему было лень, и, в-третьих, у него было предчувствие, что надо ему именно сейчас быть дома. Случались у Евгения Ивановича такие, граничащие с газетной небывальщиной предчувствия, которые почти никогда не подтверждались, но, несмотря на это, он почти всегда шёл у них на поводу.
Евгений Иванович ещё долго смотрел, как бороздят снежный фарватер машины и люди, пока, наконец, улица вдруг ни опустела, и смотреть стало не на что. Евгений Иванович слез с табуретки и направился к плите.
Капризная, зато самая мощная конфорка занялась только с пятого раза. В Бибирево, бывало, он мог зажечь все четыре конфорки от одной спички, ну, или, в крайнем случае, три; тут же на одну можно было извести полкоробка. Евгений Иванович поставил на синий факел нежно кремовый в чёрных отбитинах чайник и прикурил сигарету от последнего огонька на чёрной скорчившейся спичке; затянулся, так что в сигарете послышалось лёгкое потрескивание, и, подержав дым пару секунд в себе, выдохнул. Сигаретный дым, подхваченный горячим воздухом от плиты взмыл вверх и утёк в грязную квадратную отдушину.
Евгений Иванович вернулся к окну с большой чашкой чая в руке, обвёл взглядом пустую улицу и заметил слева, там, где стоял ужасный частный дом из белого кирпича, удаляющуюся фигурку какого-то маленького, не выше полутора метров, человечка в длинной шубе и странной меховой шапке, на манер тех, что носят "деды морозы". Евгений Иванович, пытаясь получше разглядеть "шапку", прилип правой щекой к стеклу, но человек уже скрылся за поворотом.
"Наверное, какой-то сумасшедший продолжает праздновать новый год", - подумал Евгений Иванович, отвернулся от окна и замер.
В коридоре, рядом с входной дверью стоял маленький человек в милицейской форме. От испуга Евгения Ивановича дёрнуло, да так, что чай выплеснулся из кружки, которую он всё ещё держал в руке.
- Вы к кому? - взвизгнул Евгений Иванович, наконец, почувствовав, что чай обжог ему руку.
Человек представился. Евгений Иванович расслышал только слово "сержант" и окончание фамилии - …ский. В ответ он со страху вместе с именем, отчеством и фамилией назвал ещё и год рождения и занимаемую должность, а потом, сам не зная зачем, отступил на два шага назад.
Милиционера, похоже, ответ Евгения Ивановича вполне устроил. Он по-деловому осмотрелся, снял с себя шапку, шинель и остался в сером кителе с погонами и брюках галифе, заправленных в сапоги со шпорами. На погонах у него были две ярко жёлтые металлические полоски поперёк. Евгений Иванович не разбирал, что именно значат они в милицейской иерархии (одна, две, или три тонких, и одна широкая - он всегда в них путался), знал только, что перед ним не офицер, а нижний чин. Теперь, когда Евгений Иванович окончательно распознал в вошедшем милиционера, страх начал понемногу отпускать.
"Значит, врут, что мы подсознательно боимся серой формы", - мелькнуло у него в голове.
Между тем милиционер, ни слова не говоря, прошёл на кухню и заслонил собой дверь. Евгений Иванович отступил ещё на шаг и оказался у окна.
Во внешнем виде милиционера необычного вроде бы ничего не было - он выглядел, как самый нормальный, средний, типичный, пожалуй, слишком типичный милиционер, которых в Москве миллион и чьих лиц никогда не запоминаешь - но именно это обстоятельство и насторожило Евгений Ивановича. Он подумал, что перед ним стоит среднеарифметическое от всех московских нижних милицейских чинов, собирательный образ, усреднённый по площади сержант, или как его там. Дальше ему пришла в голову совсем уж дикая мысль, что раз это собирательный образ, то он не может быть настоящим, этот сержант, о двух погонах с четырьмя полосками.
- Скажите, гражданин, - начал милиционер, - на каком основании вы здесь проживаете?
- Я - преподаватель. Читаю в филиале нашего института сопромат, - выдавил Евгений Иванович, - можете спросить у комендантши.
Милиционер нахмурился.
- Уже спрашивал. Преподаватель, это мне понятно, но ведь в институте сейчас каникулы. Правильно?
Евгений Иванович сориентировался мгновенно:
- Правильно, каникулы, но уже надо готовиться к весеннему семестру.
Милиционер кивнул и показал рукой на чайник.
- Чайком не угостите? Замёрз очень.
Евгений Иванович меньше всего ожидал такого поворота в разговоре. Он машинально достал из раковины свою кофейную кружку, снял с плиты только что вскипевший чайник и потянулся к полке, чтобы достать початую пачку "слоновьего" чая, который привёз из Москвы.
- Мне прямо в кружке заварите, - сказал милиционер, который уже по-хозяйски сидел за столом.
Евгений Иванович сыпанул в кружку чёрного порошку и залил кипятком по самые края.
- Ой, ну зачем же так всклинь-то наливать, - пробурчал милиционер.
- Извините, так рука взяла, - виновато отозвался Евгений Иванович.
Милиционер жестом пригласил хозяина к столу. Евгений Иванович послушно сел и стал наблюдать, как маленький человек (а он действительно был очень мал ростом) сначала аккуратно подул на тёмную дымящуюся поверхность, а затем, неимоверно высоко задрав брови, шумно схлебнул.
- И чем же вы сейчас занимаетесь? - спросил милиционер.
- Я же сказал, готовлюсь к весеннему семестру, - ответил Евгений Иванович, - составляю учебные планы, готовлю лабораторные работы. Каникулы, они в основном для студентов.
Милиционер кивнул и опять припал к кружке. После каждого глотка из него вырывалось протяжное "а-а-а", настолько блаженное, что Евгению Ивановичу стало завидно. Ему самому захотелось, чтобы какой-то тривиальный процесс, как например питие горячего чая, доставлял бы ему такое же удовольствие.
Справившись с чаем, милиционер некоторое время сидел неподвижно, показывая, что он вспотел (на его лбу и впрямь заблестели маленькие капельки) и ему надо обсохнуть, потом резко поднялся и протянул Евгению Ивановичу маленькую ладонь.
- Счастливо оставаться, Евгений Иванович, и спасибо за чай, - сказал он на прощанье и, быстро одевшись, покинул комнату.
Евгений Иванович опять подошёл к окну. Неожиданно его посетило чувство странного беспокойства. Он захотел посмотреть, куда его незваный гость направится дальше, но за окном того не оказалось. Ни справа, ни слева, нигде.
"Должно быть, в слепой зоне прошёл, под окном", - подумал Евгений Иванович, но его беспокойство усилилось. Внезапно во всех комнатах погас свет, и освещение на кухне стало таким, какое бывает либо в начале вечерних сумерек, либо перед концом утренних. Когда Евгений Иванович обернулся, чтобы выйти в коридор и проверить пробки, но увидел на том месте, где минуту назад хозяйничал милиционер, сидящего за столом карлика.
Карлик, а точнее, человек очень маленького роста, был похож на кого-то очень знакомого, но, на кого именно, Евгений Иванович сообразить не мог. Несмотря на нешуточный испуг (сердце его чуть не вывалилось из тренировочных штанов) и потёмки, Евгений Иванович очень хорошо разглядел и запомнил лицо незваного гостя. У того были большие светлые глаза и физиономия, поросшая сивой бородищей по эти самые глаза. Нос был размеров вполне обыкновенных, только очень сильно сплюснутый, как у боксёра со стажем. Рта видно не было из-за чересчур густых и длинных усов, впадавших по бокам в бороду, лишь маленькая проплешина под тем местом, где должна быть нижняя губа, говорила о его существовании.
"Гном, да и только", - подумал Евгений Иванович.
Неожиданно волосы над проплешиной зашевелились - при этом показалась небольшая щель, которая, по-видимому, являлась ртом - и Евгений Иванович услышал голос карлика.
- Здравствуйте, Евгений Иванович, - сказал тот.
Голос у карлика оказался совсем не высокий, как можно было бы ожидать от существа его габаритов, а самый обычный, как, например, у самого Евгения Ивановича.
Евгения Ивановича качнуло. Он опёрся рукой за край стола и потом медленно опустился на табуретку, которая по счастью стояла как раз под ним.
- Здравствуйте, - на выдохе ответил он.
- Это хорошо, что вы меня не боитесь, - дружелюбно сказал карлик, - ведь вы меня не боитесь?
- Нет, - ответил Евгений Иванович и вдавил ногти в ладони. Карлик не исчез, а, напротив, опять подал голос:
- Вот и хорошо. Мне нужно с вами очень серьёзно поговорить, если вы не против.
- О чём?
- В первую очередь, о вашем романе.
"Бред, - подумал Евгений Иванович. - У меня бред. Галлюцинации. Сначала милиционер в шпорах, потом этот, мохнатый. Я, несомненно, болен…"
- Ну, так вы готовы уделить мне пару минут? - спросил карлик.
- Простите, но откуда вам известно о моём романе? - вопросом на вопрос ответил Евгений Иванович.
Карлик усмехнулся. Вернее, на его лице появилась гримаса, которую точнее всего можно было квалифицировать, как усмешку. Гримаса существовала на лице буквально секунду, потом исчезла.
- Мне многое известно о вас, Евгений Иванович, - сказал карлик, - в том числе и это. Точнее, это - в первую очередь. Я пришёл к вам, чтобы дать вам несколько профессиональных советов и поделиться кое-какой информацией. Если позволите, разумеется.
Евгений Иванович выдохнул. Его взгляд наконец-то оторвался от лица карлика и опустился ниже. Осматривая то, во что его гость был одет, Евгений Иванович сделал неутешительный вывод, что тот, скорее всего, принадлежит к малоимущим слоям населения. На нём был, без сомнения, очень старый, застёгнутый на все пуговицы чёрный полушубок, непрезентабельного вида ватные штаны, уходящие в коротенькие грязно-серые валенки, на голове - отороченная свалявшимся мехом непонятного зверя двугорбая шапка - пирожок. Евгений Иванович отметил также, что у гостя непропорционально короткие ноги и, судя по размеру валенок, очень маленькие ступни. Эти самые ноги, которые не доставали до пола, навели его на мысль о том, не может ли его визави быть переодетым ребёнком, но Евгений Иванович тут же отмёл её как бездарную.
"Если у него короткие ноги, то он, скорее всего, обычный карлик, просто заросший, как черти что. Значит это не бред, но что ему от меня нужно…"
- Начнём с того, что я, - видимо, приняв молчание Евгения Ивановича за согласие, начал карлик, - довольно высокого мнения о вашем произведении, но, к сожалению, вынужден вас огорчить - то, что там написано, совершенно не соответствует реалиям.
- Откуда вы… причём здесь… - затараторил окончательно сбитый с толку Евгений Иванович, - и, вообще, кто вы такой?
- Ох, извините, я не представился, - карлик чуть приподнял над макушкой свою странную шапку, - меня зовут Лаврентий, но вы можете звать меня Лавр.
- Евгений Иванович Рыжов, - сказал Евгений Иванович несколько спокойнее и сразу подумал, что его фраза, должно быть, выглядела глупо, поскольку карлик уже обращался к нему по имени и отчеству.
- Насчёт того, кто я такой, то есть, чем занимаюсь, - продолжал карлик, - могу сказать лишь, что определённого рода занятий у меня нет, как и постоянного места жительства. Раньше, таких как я, называли бродягами, что было, в общем-то, терпимо, теперь же кличут бомжами. Признаюсь, я терпеть не могу это слово, хоть в нём и звучат французские нотки…
- Простите, что перебиваю, - прервал его Евгений Иванович, - но что вам от меня нужно?
- Я же вам сказал, мне хотелось бы поговорить с вами о вашем романе, - невозмутимо ответил карлик, - как я уже сказал, в нём есть масса неточностей. Если коротко, то выводы, которые вы сделали из собранного вами и Ильёй Михайловичем Щетинкиным исторического материала несколько неверны.
"Так, он знает про Илью, - подумал Евгений Иванович, - надо с ним поосторожнее".
- Что вы имеете в виду под словом "неверны"? - осторожно поинтересовался он.
Карлик немного поёрзал на табуретке, совсем так, как это обычно делают дети.
- Понимаете, Евгений Иванович, самая большая ошибка, которую вы допустили, - проговорил он учительским тоном, - заключается в том, что описанные вами люди не являются представителями какой-то одной этнической группы. Скажу вам по секрету, люди эти были и есть совершенно разных национальностей, объединяло, вернее, объединяет их совсем иное.
- И что же? - поинтересовался Евгений Иванович.
- Скажем так, - карлик выдержал паузу, - форма общественного сознания, обусловленная верой в существование пока неизвестных законов окружающего нас мира, обычно отвергаемых научным знанием.
- Религия, что ли? - бухнул Евгений Иванович наугад.
Карлик кивнул головой.
- Именно. Только несколько отличная от тех, к существованию которых вы привыкли. Прежде всего, я говорю о мировых религиях. Вы меня понимаете?
Евгений Иванович утвердительно покачал головой, но при этом невольно скривился. Отношения с религией, а точнее, с церковью, у него были из рук вон плохие. Священнослужителей всех мастей он поголовно считал дармоедами, а саму идею поклонения какому бы то ни было божеству - недостойным мыслящего человека.
- Судя по выражению вашего лица, вы несколько разочарованы, - спокойно продолжил карлик, - понимаю вас прекрасно. Вы, должно быть, были уверены, что раскопали здесь какой-то новый этнос, так?
- Именно так, - признался Евгений Иванович.
Карлик удовлетворённо кивнул.
- Ничего страшного, все мы время от времени ошибаемся. Главное, чтобы нашёлся тот, кто смог бы эти ошибки исправить. Теперь, если позволите, я скажу несколько слов о самой религии, чтобы у вас не сложилось о ней и о её адептах неправильного впечатления.
- Извольте, - сказал Евгений Иванович, а сам подумал, что ему интересно слушать своего собеседника, а также следить за оборотами его речи.
- Спасибо. - Карлик слегка поклонился. - Когда я сказал, что религия эта отличается от так называемых "мировых", я имел в виду, прежде всего то, что здесь никто не спекулирует страхом смерти. Здесь не существует понятия загробного мира, ада и рая. Также отсутствует процедура страшного суда. Отсюда можно догадаться, что не определена такая важнейшая для любой религии категория как "грех". Прямое или косвенное нарушение религиозных заповедей, которое подразумевает вину и влечёт за собой воздаяние, то есть, грех, отсутствует, потому как отсутствуют сами религиозные заповеди.
Евгений Иванович нахмурился.
- Простите, но в чём же тогда состоит религия вообще? Нет заповедей, нет загробного мира, нет страшного суда, греха… Что же тогда есть?
- Жизнь, конечно же! - карлик чуть повысил голос, но вышло у него это без ехидства и совершенно к месту. - У человека только она и есть, а кроме неё ничего нет и ценнее её ничего нет. Простая, в общем-то, истина, к сожалению, недоступная большинству из нас.
- То есть, объектом поклонения являлась жизнь как таковая? Я правильно понял? - переспросил Евгений Иванович.
Карлик снова кивнул.
- Если совсем просто, то - да. Именно она. Только жизнь очень долгая, я бы даже сказал, очень-очень долгая.
Евгений Иванович посмотрел на него с недоверием.
- В каком смысле, очень-очень?
- В прямом, - ответил карлик, - очень-очень долгая, гораздо более продолжительная, чем вы можете себе представить. Вечная, если хотите.
- Получается, адепты этой религии верили в… в возможность обретения физического бессмертия?
- Да, но речь не о них.
- А о ком? О священнослужителях? О жрецах?
Карлик, как показалось Евгению Ивановичу несколько раздражённо, помотал головой из стороны в сторону.
- Нет, Евгений Иванович, берите выше. Я говорю о тех, кто обладал, как вы изволили выразиться: "Возможностью обретения физического бессмертия", и сам являлся объектом поклонения со стороны обычных, смертных людей.
- Это, о богах, что ли? - не понял Евгений Иванович.
- В общепринятой терминологии, о них. На самом деле, речь идёт о людях, которым дарована вечная жизнь, и которые этой жизни поклонялись. Для других - простых смертных - они, разумеется, были богами.
- Не понимаю. То есть сами боги - это на самом деле люди, только…