Оркамур повернул голову и посмотрел на нас. Его улыбка больше чем слова сказала, что он рад нам. Мы подошли и остановились рядом.
- Настал новый день, чтобы мы записали на него желаемое, - повторил он сентенцию из нравоучений Умфры. - Справедливая запись извлечёт из нас лучшее, - он повернулся к Крипу Борланду: - Брат, Йиктор даёт тебе большее, чем записано на эти дни.
"Да", - мысленно ответил инопланетник.
Оркамур знал внутренний язык. Без этого он не смог бы стать тем, каким его знали.
- Всякому человеку дано учиться всю жизнь, и учению этому нет границ. Но он может отказаться от знания и тем отрезать себя от многого. Я никогда ещё не разговаривал с инопланетником.
"Мы - как все другие люди - мудры и глупы, добры и злы, живём по закону или нарушаем его. Мы истекаем кровью от ран, смеёмся шуткам, кричим от боли, - не так ли ведут себя люди во всех мирах?"
- Справедливо и, может быть, даже более справедливо для того, кто повидал много миров, как ты, и имеет возможность сравнивать. Не согласишься ли ты поговорить с привязанным к планете стариком и рассказать что-нибудь о том, что лежит над нашим небом и граничит со звёздами?
Оркамур не смотрел на меня, но я поняла, что он хочет отпустить меня. Почему он хотел остаться наедине с инопланетником, я не знала и была смущена, но всё же вышла, так как не могла подумать, что Оркамур хоть чем-то может нанести вред. Вполне возможно, что им действительно руководило только любопытство. Он был далёк от мира в своём призвании и временами забывал, что он - тоже человек с человеческими интересами.
Я собралась наконец с духом и сделала то, на что не решилась прошлой ночью: повидала Маквэда. Говорить об этом мне не хочется. Возобновлять в памяти печали прошлого и переживать их снова - тяжёлое и бесполезное дело. И я снова удивлялась, сколько делается здесь для безнадёжных.
В полдень я опять пришла во двор, где оставила фургон. Маленький народ дремал в тени, но тут же все вскочили и подбежали ко мне. Крипа Борланда с ними не было. Я удивилась: неужели Оркамур разговаривает с ним всё утро? Ведь у него всегда немало срочных и нелёгких обязанностей. Я подозвала одного из жрецов, что приносили нам пищу, но он сказал, что не видел барска, и что Оркамур сейчас в комнате для медитации, где его нельзя беспокоить.
Я встревожилась. Хотя жрецы Умфры не поднимут руку ни на одно живое существо, сюда приезжают и другие люди, которые могут не подумав отреагировать на неожиданное появление животного.
Я уже вернулась к фургону, когда подошёл второй жрец и хмуро сказал:
- Госпожа, пришло послание с западной дороги, принесённое птицей. Те, кого ты ищешь, не проходили в городские ворота.
Я механически поблагодарила, но лишь малая часть мозга отреагировала на его слова. Все мои мысли были заняты исчезновением барска.
- Барск… - начала было я - и остановилась: почему, собственно, жрец, не занимающийся материальными делами храма, должен знать о моих животных?
- Он был здесь. Я недавно видел, как он шёл с братом Офкедом, и обратил на это внимание, потому что никогда не думал, что барск может идти рядом с человеком.
- Когда это было, брат?
- Удара за два до полудня. Гонг прозвучал, когда я уже пошёл искать тебя.
Как давно! Я мысленно поговорила с Симлой. С некоторым возбуждением она коротко взлаяла и бросилась к воротам.
- Похоже на то, брат, что мой барск удрал куда-то. Я должна его найти.
Ещё до того, как мы вошли в Долину, я предупреждала Крипа Борланда о ловушках, в которые может попасть тот, кто не знает местности или останавливается на открытых местах. Я никак не могла догадаться, почему он ушёл из храма. Сомнительно, чтобы он решился на такую глупость после разговора с Оркамуром. Симла легко найдёт его по следу, но барск за это время мог уйти далеко, если, конечно, не попадёт ни в какую западню по пути.
Мы с Симлой дошли уже до внешних ворот, когда меня окликнули. Я нетерпеливо обернулась и увидела молодого жреца с гостевого двора.
- Госпожа, говорят, ты ищешь барска?
- Да.
- Он не мог далеко уйти. Барск пил из бассейна, когда пришло послание. Странное дело… - он замялся. - Можно подумать, что барск слушал наш разговор, когда я это заметил, он залаял, но обернувшись в следующий раз, я его уже не заметил.
Мог ли инопланетник понять их? Жрецы говорят между собой на высоком языке, в основном, ментообразном. За весь разговор они иногда произносят вслух два-три слова, Но всё остальное передают мысленно.
- О чём вы говорили, когда он подслушивал?
- Старший брат спросил, где ты, - жрец отвёл глаза.
- Мы… мы немного поговорили о нашем пациенте. Затем Старший брат сказал, что ты ждёшь тех, кто должен привезти поражённого ударом, но они так и не появились.
Неужели он бросился искать своё тело?! Но почему он не пришёл ко мне?
Глава 11
Крип Борланд
Я лежал на земле, и вокруг пахло землёй, растениями, корнями, жизнью, запах был густой и навязчивый. Я не знал, далеко ли отошёл от Долины, и лежал, зализывая израненные лапы. Сейчас я был больше Джортом, чем Крипом Борландом.
Человек? А был ли вообще человек, звавшийся некогда Крипом Борландом? Жрецы Умфры сказали, что с территории Осколда не выходил отряд с пустой скорлупкой от человека. Зачем же тогда привезли меня в Долину? Какой цели должен был я служить, чьим желаниям - Майлин или своим? Когда я услышал, о чём говорили между собой жрецы, во мне взметнулось подозрение, и я по-новому взглянул на беседу с Оркамуром в саду. Мы говорили о внешних мирах, но в основном он хотел знать о людях, вышедших оттуда, о том, что они делали до того, как стали звёздными скитальцами. Мне казалось, что он пытается понять: почему я рискнул превратиться в барска ради спасения своей жизни, сделав шаг туда, откуда мог не вернуться и принять, в худшем случае, такую судьбу на веки вечные.
Когда Майлин заговорила об обмене, в её словах была логика. Она знала опасность, ох, как прекрасно она знала её! Ведь жрецы, которых я подслушал, говорили не только о моём без вести пропавшем теле, но также рассуждали о Майлин и о том, что неоднократно приводило её в Долину. Был другой, который бегал в зверином теле - возможно, по её приказу, и обратного обмена сделано не было.
Человеческая оболочка жила теперь в Долине, но про тело животного жрецы не упоминали. Быть может, этот несчастный сидит теперь в клетке среди её маленького народа?
Это удивительно тренированная группа - а что, если все они, или большая часть, были когда-то мужчинами и женщинами, а не животными? Не таким ли образом Тэсса набирали животных? Возможно, и то название, которое они дали своим превращённым, - маленький народ - полностью соответствовало истине? Ей давно хотелось присоединить барска к своей труппе, в чём она сама признавалась, и я попался в эту ловушку с наивной доверчивостью ребёнка. Может быть, она подействовала на меня какой-то силой, когда мой мозг был смущён и растерян?
Но сейчас важно не то, что случилось и что нельзя изменить, а то, что ещё можно сделать. Где моё тело, моё человеческое тело? Живо ли оно вообще? Я должен найти его, обыскав земли Осколда. Правда, я не имел никакого представления о том, что я буду с ним делать, если найду, но горячее желание отыскать своё тело захватило меня вопреки разуму и логике. Возможно, я был уже слегка не в своём уме.
Теперь меня донимали голод и жажда. Я учуял запахи фермы и человека, встал, вздрогнув от боли в лапах, и стал продираться сквозь кусты. Наверное, теперь во мне было больше от животного: человеческое знание стало помехой охотничьему мастерству. В тусклом двойном свете я скользил от тени к тени вдоль стены из небрежно сложенных камней, мои ноздри улавливали и классифицировали сведения.
Мясо… С языка закапала слюна, в брюхе заурчала пустота. Запах мяса…
Я скорчился в кустах, заглядывая на открытый двор фермы. Там стоял каз, переступая тяжёлыми ногами, были также четыре форса - домашних животных, длинная Шерсть которых шла на изготовление прочной и очень тёплой зимней одежды. Они недовольно поворачивали Длинные шеи, изгибали головы под странными углами и поглядывали на стену. Один из форсов глухо и тревожно закричал: если я унюхал его, то и он, по всей вероятности, узнал о моём присутствии. Ни одного из них я не мог взять, они были в полтора раза больше меня. Зато довольно близко от моего укрытия бродила птица с длинными ногами и острым клювом, который всё время что-то склёвывал с земли. Птица приближалась ко мне и, видимо, не чувствовала опасности. Я выскочил из-за куста и схватил её. Птица завертелась с такой скоростью, какой я от неё не ожидал, и больно клюнула меня, едва не лишив глаза. Только быстрое отступление спасало меня от новой атаки, и я отскочил, понимая, что запросто мог лишиться зрения. По всей вероятности, барски были достаточно хитрыми охотниками, но я-то не был барском. Животные подняли шум, и я поспешно убежал, довольно далеко, прежде чем болевшие лапы и утомлённые лёгкие заставили меня остановиться.
В моём новом теле ночь не ослепляла глаза. Я видел в темноте, как на свету, вероятно, ночь была днём для глаз барска. Перед рассветом я жадно, конечно, не как лакомство, съел какое-то змееподобное существо, которое извлёк из щели между камнями в русле ручья. Затем я отыскал дупло в поваленном дереве, забрался в него и уснул, просыпаясь время от времени и зализывая лапы в надежде, что они смогут нести меня дальше. Я решил перенести путешествие с дневного времени, когда меня могут увидеть, на ночное, что было более естественно для барска, и дремал в дневные часы, ковыляя дальше, когда всходила луна.
Три кольца вокруг лунного диска ярко сияли в эту ночь. Я поднял голову и, не успев сдержать порыв, завыл низким воем, который был как бы эхом звучавшего во мне крика. Это не было просто приветствием, обращённым к небесному страннику. Что-то притягивало и привораживало в этом удивительном зрелище, и я начал понимать, почему жители Йиктора приписывают этому феномену психическую силу.
Луна Трёх Колец означала могущество и власть. Но я жаждал только одной власти - той, что вернёт мне человеческое тело. Вернувшись к ручью, я снова принялся за охоту и на этот раз несколько более успешно, потому что сумел поймать теплокровное животное, пришедшее на водопой. Я пировал как настоящий барск, отогнав на время еды человеческую память, затем вдоволь напился и принялся осматриваться в поисках дороги, вдоль которой следовало идти.
Я побежал по тропе, ведущей с востока на запад через лес, потому что кустарник вдоль главной дороги кончился и вокруг теперь лежало открытое пространство. Земля Осколда была заселена не густо, по крайней мере, в этой части. До наступления зари я прошёл мимо второй крепости, такой же, как и та, где меня держали в плену, только при этой был посёлок - лагерь с бараками для тех, кого не могли вместить стены. С восточной стороны расхаживали часовые, там же были привязаны верховые казы в несколько рядов. Мне показалось, что силы Осколда приведены в полную боевую готовность в ожидании вторжения врага. Я прошёл довольно близко от одного каза. Он принюхался и заорал, а его собратья подхватили вопль. Люди закричали, осветили фонарями хижины, но я поспешно юркнул назад.
Если внешние границы области были совсем не тронуты плугом, то новая местность, куда привела дорога, стала другой, и разумнее было идти ночью, а не днём. Миновав лагерь, я дошёл до деревни и прошмыгнул через поля. Урожай почти по всей стране был убран. Когда я крался мимо какой-то фермы, меня испугало тявканье охотничьей собаки, в котором прозвучало предупреждение. Другие животные подняли тревогу и всполошили всю деревню. Я опять увидел свет фонарей, услышал крики людей и дикий лай собак.
Реакция населения Йим-Сина и слова Майлин уверили меня, что барск - редкое и опасное животное. Допустим, меня увидят, и какой-нибудь фермер спустит собак на странного нарушителя границ. Что тогда? Идти в густонаселённую местность равносильно самоубийству. Я бродил в чаще, выбирая место для дневного сна и слыша скулёж в собственных мыслях. Но ведь где-то в землях Осколда скрывался ответ на вопрос о судьбе моего тела, и я ДОЛЖЕН был узнать его!
Наученный горьким опытом, я не рискнул охотиться в фермерских дворах. Но дикой пищи было мало, и она была пуглива, так что поиски пищи привели меня наконец к огороженному полю. В эту ночь на небе не сверкали Кольца, всё было затянуто тучами. Это придало мне храбрости в попытке ещё раз попытаться завладеть домашней скотиной.
На одном поле мне попались фоду, а я уже знал, что Майлин везла с собой именно их сушёное мясо, хотя эти были довольно малы. Вероятно, у них с Тантакой были какие-то общие предки, но одомашнивание и направленное размножение укоротили им ноги, сделали фоду более толстыми и явно более глупыми. Передо мной стояло только одно затруднение: они спали, сбившись в кучу, и всё стадо вкупе могло испортить всю охоту.
Я крался вдоль стены, осторожно принюхиваясь, не пахнёт ли собаками, но пролетавший ветерок доносил до меня только запах спящих фоду. Если бы у меня был напарник, всё прошло бы очень просто: один обошел бы стадо по ветру и спугнул животных прямо в ждущие зубы партнёра. В конце концов я решил, что моё лучшее оружие - быстрота, и побежал по ветру. Долго ждать не пришлось: куча спящих зафыркала и распалась. Я кинулся на визжащее животное, схватил его и поднял, несмотря на сопротивление. Перебраться через стену с таким грузом оказалось весьма нелегко, но голод - лучший помощник, и я утащил добычу в кучу камней на берегу, которая могла послужить мне крепостью, хотя я и не думал, что меня станут осаждать.
Я утолил голод, а затем из осторожности прошёл вниз по ручью, чтобы запутать следы, по которым ограбленный фермер может спустить собак. Через ручеёк был перекинут мостик, и под его аркой я вышел из ручья и вылизал воду из шерсти.
За этим занятием я расслышал глухой стук копыт и неподвижно скорчился в темноте. Стук слышался с двух сторон, и скорость, с которой всадники ехали навстречу друг другу, говорила, что они спешат. Я подумал, что они проедут близко от меня, и прислушался: слова, которыми они перекинутся, могут объяснить их спешку.
Топот замедлился - видимо, оба всадника придержали своих казов. Прячась у края моста, я приподнял голову в надежде услышать что-нибудь важное. Мне не были известны местные диалекты, кроме ырджарского, но мысли жрецов Умфры доходили до меня так же ясно, как слова на Бэйсике. Однако теперь трудно было рассчитывать на такую удачу.
Всадники остановились. Я услышал тяжёлое дыхание казов и звуки человеческих голосов. Но слова оказались лишь бессмысленной серией звуков, как любая человеческая речь показалась бы настоящему барску, и я изо всех сил активизировал способности эспера, чтобы подслушать мысли.
"…посылает на помощь…"
Удивление, некоторая горечь.
"…осмелится, после этого… осмелится!"
Отчаяние, интенсивное, как мозговой удар.
"Напрасно! Наш лорд вернул человека… предложил выкуп. Больше он ничего не может сделать".
Эмоции двоих на мосту были так сильны, что их отрывочные мысли становились для меня всё яснее.
"…бежать…"
"Сумасшествие! Нашему лорду уже противоречат в Совете и из Йамака, и из Йимока - те, кто всегда зависел от него. Нас поддержит только граница. Кто станет защищать лорда, если его объявят вне закона?"
"Пусть сам решает…"
"Он решит… Те же слова и услышишь. Если инопланетники имеют власть Ю, то объявление вне закона вполне может состояться. Они имеют право отказаться от платы. Ведь они назад получили не человека, хоть ты его так и назвал. Ты же его видел".
Словесного ответа не последовало, только эмоции - гнев и страх, а затем крик человека, подгоняющего животное, и каз, что шёл с запада, понёсся галопом. Другой Всадник не спеша направился к границе.
Я опустил голову на лапы, слыша только журчание воды. Человек может лгать языком, но его мысли говорят правду. Теперь я узнал, причём чисто случайно, что моё тело не находится больше во владениях Осколда, а вернулось к моим товарищам на корабль. У меня не было сомнений, что всадники говорили обо мне.
Теперь моей целью был Ырджар, порт. Моё тело - на "Лидисе", наш врач сделает всё для этой неразумной скорлупы. Допустим, я каким-то образом доберусь до корабля, до своего тела - и что я смогу сделать?
Но у Вольных Торговцев открытый мозг, а Майлин - не единственная Тэсса на ярмарке, там оставался Малик. Смогу ли я добраться до него, чтобы воспользоваться его знанием для прояснения ситуации? Возможно, он даже сможет произвести обмен…
Как много сомнений и страхов стоит между мной и успехом! Однако я цеплялся за всякую надежду, чтобы человек не был навсегда поглощён животным.
Назад! На восток через холмы, вниз, к равнинам Ырджара! Там красный мех барска будет очень заметен, но что делать - выбора у меня не было.
В глотке пересохло, как будто я и не пил, ноги подкашивались, по шкуре пробегала дрожь. Но убежища здесь не было, и я вошёл в воду и поплыл по течению к югу, а потом выбрался на отмель.
Теперь незачем было идти вдоль дороги и рисковать встретиться с кем-нибудь. Тёмные холмы служили неплохим ориентиром. Далеко за ними лежали равнины, где расположены Ырджар и порт. Я быстро проносился по открытым полям или бежал рысцой по заросшим лесом местам. Я обнаружил, что, хоть барсков и считают горными животными, их удивительно небольшие тела на почти гротескно длинных ногах идеально приспособлены для быстрого бега по ровной местности.
На заре я миновал ту самую крепость, где начались мои несчастья. Там, по-видимому, теперь стоял гарнизон - люди разбили лагерь под стенами, и мне пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти линию казов.
По дороге я размышлял о том, что невольно узнал от тех всадников. Тот, кто ехал на запад, был, бесспорно, из свиты Осколда. Не должен ли он собрать помощь для Озокана и его людей? Известно, что Осколд дорожил своим наследником, но, судя по реакции второго посланца, такому отношению пришёл конец. Осколд предложил плату за мою гибель - иными словами, он попытался единственным на Йикторе законным путём разрешить спор между своим сыном и Вольными Торговцами, предложив капитану Фоссу плату за члена экипажа. Такая плата предлагалась за непреднамеренное убийство в мирное время, но почти никогда не принималась, если жертва имела близкого родственника, способного носить оружие, потому что кровная месть рассматривалась как более благородное решение. Но если у жертвы в клане оставались только женщины и дети, слишком юные для битвы, тогда плату принимали, и сделка записывалась в храме Ырджара.
Поскольку экипаж "Лидиса" рассматривался как мой клан, возможно, предложение было сделано в надежде, что его примут. Я только удивлялся тому, что Осколд вернул моё тело. С его стороны было бы логичнее убрать как можно скорее это позорное свидетельство против его сына. Может, их напугал гнев Умфры?