Градгродд. Сад времени. Седая Борода - Олдисс Брайан Уилсон 29 стр.


Странникам так и не удалось определить, находились ли они над материком или всего-навсего над формирующимся дном океана. А их приподнятость над Землей говорила, похоже, о том, что уровень поверхности метавшейся в родильной горячке планеты постоянно менялся.

- Нам здесь нечего делать, - выразила общее впечатление Энн. - Попробуем еще разок!

И пятерка снова отправилась в путь.

Могучий поток времени стремительно понес их к Точке Исхода. Пять раз они вырывались на поверхность и осматривались. Зрелище непознанного (и непознаваемого) вселяло в сердца Странников ужас и содрогание - и было из-за чего содрогнуться. На их глазах Земля проходила стадии своего формирования; ее атмосфера представляла тогда собой смертоносную для человеческих легких смесь метана и аммиака. Но и это был не конец прелюдии к появлению жизни: ведь криптозойская эра составляла пять шестых геологического возраста Земли. А значит, в каждом из отрезков их пути помещалось около десяти миллионов лет! Даже сейчас они только едва подобрались к началу нужной эпохи.

На каждой из коротких остановок они замечали, что уровень поверхности Земли по отношению к их "полу" все время меняется: однажды они угодили прямо в недра огнедышащего вулкана. Бушу невольно припомнилось тёрнеровское полотно "Дождь, пар и скорость". Сейчас эта картина вживе окружала путешественников, оказавшихся одним из ее фрагментов.

Когда все они вынырнули в пятый, и последний, раз, их глазам предстал пейзаж периода великой засухи - слоистые тучи больше не извергали на землю свое содержимое. Неизвестно, продлилось это затишье день или целый век, оставалось лишь одно: здесь не правило человеческое представление о Времени, здешним миром повелевали совсем другие законы. А Странникам осталась роль сторонних наблюдателей.

Не было сомнений и в том, что окружавшее их безмолвие точно воспроизводило состояние мира за энтропическим барьером. Надо всем вокруг довлела великая тишь, и Странники примолкли, подавленные ею, чувствуя себя муравьями на ступенях гигантского храма.

Каменные обломки, окружавшие их, казались размером с небольшую гору - ничуть не меньше, чем плиты Стоунхенджа. Они громоздились вокруг в беспорядке; и именно это отсутствие правильности наводило на жутковатую мысль о некоей могучей непостижимой силе, бросившей их сюда.

Глыбы отбрасывали черные резкие тени, и под желтоватым редким покровом облаков они казались чем-то промежуточным между органическим и неорганическим мирами, чем-то, не принадлежащим ни царству минералов, ни царству живого.

Лежащие за гранью времен, они как будто впитали в себя все бесконечные формы жизни, которым еще предстояло когда-то возникнуть на Земле. Эти аморфные глыбы таили в себе слонов, тюленей, моржей, диплодоков, жуков, черепах, улиток, птичьи яйца, летучих мышей, акул, пингвинов. И там же можно было отыскать отдельные части человеческих тел: позвоночники, тазовые кости, грудные клетки, зародыши костей рук и коленных чашечек. Все было различимо - и вместе с тем сплавлено воедино, как воплощение родовых мук природы. Глыбы были разбросаны по всей равнине, насколько хватало глаз, и казалось, покрывали всю планету.

Странники безмолвно смотрели на это, и ими овладел страх, болезненно граничивший с радостью. Никто до сих пор не проронил ни слова. И ничего удивительного, ведь для этих глыб будущего бытия не имелось подходящего названия.

Буш заметил, что Леди-Тень снова появилась между ними.

- Так вот оно, начало начал, - проговорил Буш, первым нарушив молчание.

- Нет, это - общий конец, - возразил Силверстон. - Не удивляйтесь, - упредил он их возражения. - Мы не промахнулись: это и впрямь криптозойская эра. Только стоит она не в начале, а в самом конце ленты истории Земли.

И он поведал спутникам вот что…

VI. Поколение Гималаев

- Я должен рассказать вам о революции в мышлении - такой ошеломляющей, что вряд ли кто-нибудь из вас воспримет ее правильно и тем более свыкнется с ней. Поколение Эйнштейна было попросту неспособно вписаться в крутой поворот, перед которым оно оказалось; а мы с вами сейчас стоим на пороге перемен куда более грандиозных.

Заметьте: я сказал "революция в мышлении", постарайтесь помнить это выражение в течение моего рассказа. То, что я предлагаю вашему вниманию, - не выворачивание наизнанку всех известных раньше законов природы, хотя, наверное, будет похоже на то. Наши заблуждения до сих пор крылись в глубине сознания человека, а не в окружающем его мире.

Хотя то, о чем я вам поведаю, вам сперва покажется абсурдным, скоро вы перемените мнение. Ведь вам всем известно, как мы воспринимаем внешний мир - будь то Вселенная, ноготь или капустная грядка. Мы воспринимаем мироздание с помощью чувств. Иными словами, мы знаем только внешний мир вкупе с нами в качестве наблюдателя, Вселенную вкупе с наблюдателем, капустную грядку вкупе с наблюдателем, и так далее. Но ведь при любом восприятии через наши чувства абсолютно неизбежны искажения. Человечество даже не заметило, как возросла степень этого искажения, и потому основало на нем здание науки и цивилизации.

Вот вам вступление к моей теории. А теперь коротко и ясно расскажу, в чем же заключается переворот в мышлении.

Работая с Энтони Уинлоком (в последнее время, правда, наши исследования шли отдельно), я раскрыл истинную природу подсознания. Подсознание, как известно, - древняя суть и основание мозга; оно было еще до превращения человека в разумное существо. Сознание же - образование куда более позднее. И есть веские основания предполагать, что прямым назначением сознания было скрыть от человека истинную природу Времени. Теперь имеются неопровержимые доказательства - впрочем, они всегда существовали - тому, что время движется в направлении, обратном тому, в каком видим его течение мы.

Вы, конечно, знаете, как Уинлок вытащил опорный камень из-под теории единонаправленного времени. Меня же всегда занимало в основном человеческое сознание. Но, скажу еще раз, наши изыскания в этой области ясно определили, что время движется "вспять", как сказали бы вы.

Уинлок и я отталкивались от одной и той же идеи, да и та вовсе не нова. Она начала зарождаться уже у Зигмунда Фрейда. Он упомянул как-то, что бессознательные процессы в мозгу лежат вне течения времени. Как камень в реке. "Бессознательное", по его определению, и есть пародия на то, что мы зовем подсознанием. Читая Фрейда дальше, мы узнаем следующее: "Насильно подавляемые чувства и инстинкты с течением времени остаются неизменными".

В следующем после Фрейда веке - двадцатом - трещина между сознанием и подсознанием переросла в бездонную пропасть. И, как водится, об этой задавленности временем первыми завопили художники - Дега и Пикассо, а в придачу писатели - Томас Манн, Пруст, Уэллс, Джойс и прочие. От них не отставали ученые, открыв миру миллисекунды, наносекунды и аттосекунды. И в нашем столетии мода на эксперименты со временем отнюдь не устарела: нововведения - мегасекунды и гигасекунды - были приняты и тут же подхвачены на щит. Никто теперь не найдет абсурдным утверждение, будто возраст Солнечной системы сто пятьдесят тысяч терасекунд. Вы читали роман нашего знаменитого Марстона Орстона - ну, тот, где в четырех миллионах слов описываются действия девушки, раскрывающей окно?

Все это - яркие примеры титанических усилий, которые сознание и разум затрачивают на подавление человеческого подсознания. Но результаты моих изысканий положат конец господству заблуждений. Само собой, все это произойдет не в мгновение ока: я только завершил то, что начали задолго до меня, а люди наверняка не сразу осознают верность плодов столь длинного пути. Еще в четвертом веке святой Августин писал следующее: "In te, aime meus, tempora metior" - "Тобою, разум, измеряю время. Но меряю не то, что оставляет след. Только сам след я измеряю, когда думаю, что измеряю время. Таким образом, либо след этот и есть само время, либо я не измеряю время вовсе". Как видите, Августин был всего на шаг от истины, как это часто случается с гениальными людьми: ведь гений ближе всего стоит к подсознанию.

А теперь - особое внимание. Все, что вы только что слышали, я рассказал, оперируя старыми понятиями - к которым все мы привыкли. Но теперь я перескажу то же самое по-новому, согласно единственно верной концепции Времени. Привыкайте - этому вы наверняка будете учить своих детей!

Итак, со дней Уинлока и Силверстона сознание истинной природы времени было утеряно, и постепенно восторжествовало мнение, что время обратнонаправленно. Так как истина пока еще лежала у самой поверхности, это стало эпохой всеобщих волнений и исканий. Ученые ломали премудрые головы, изобретая новые временные единицы, а один из писателей того же века, Орстон, начинил свой роман в четыре миллиона слов о девушке, раскрывающей окно. Прочие писатели вроде Пруста и Манна, художники вроде Пикассо провозглашали концепцию-обман, которая уже довлела над обществом. Многие в те времена, не в силах поверить в обратное течение времени, кончали дни в психиатрических больницах.

Темпы жизни общества постепенно замедлялись, мало-помалу выходили из употребления транспортные шедевры - самолеты и автомобили. В следующем, еще более вялом веке психоаналитик Фрейд сделал последнюю отчаянную попытку разорвать порочный круг и совсем близко подобрался к истине. Но после него сама идея подсознания подернулась дымкой и покрылась пылью забвения.

С веками численность населения планеты упала, и лишь изредка, может, раз в столетие, у кого-нибудь появлялся вдохновенный порыв, рывок в направлении истины. Так было и с упомянутым мною Августином.

Вот, друзья мои, как обстоят дела. Я еще не объяснил вам многого, очень многого - но я вижу, даже уже сказанное мной не укладывается у вас в головах. Поэтому прежде чем продолжить, я буду рад ответить на любые вопросы.

Во время речи все расселись - кто где - на глинистых обломках. Силверстон говорил стоя, а слушатели сидели, завороженно подняв на профессора глаза.

Хауэс заговорил первым:

- Да, крепкий орешек был этот святой Августин! - Он натянуто рассмеялся - в одиночестве. - Так что же, выходит, мы из кожи вон лезли, спасали вас, лишь для того, чтобы вы объявили миру, будто время было вывернуто наизнанку?!

- Именно. Единственное, в чем едины Болт и Глисон, - в вере, что меня необходимо убрать с дороги.

- Еще бы. Такая теория скинет какое угодно правительство.

Хауэс опять засмеялся.

Буш решил, что, судя по последним репликам (да и по всему остальному), Хауэс - человек весьма недалекого ума, несмотря на все его замечательные качества. Но он, Буш, вместе с Борроу станет идеальным проводником открытия Силверстона в человеческие умы. Самого Буша убийственный рассказ Силверстона не сбил с толку и даже почти не удивил. Он отмечал про себя, что идея эта, пусть и не оформленная в слова, временами являлась и ему самому. Значит, она наверняка правильна! И тотчас Буш окончательно и бесповоротно принял сторону Силверстона, пообещав про себя оказывать ученому всяческое содействие и донести до всех и каждого его идеи.

- Если так называемое будущее на самом деле оказывается прошлым, а прошлое - будущим, - задумчиво проговорил Буш, - значит, во всеобщем заблуждении повинны и вы, профессор. Ведь тогда из великого первооткрывателя природы подсознания вы превращаетесь в ее великого первозакрывателя.

- Вы совершенно правы. Только точнее было бы сформулировать следующим образом: диктатор-сознание подает в отставку, а я - последний пострадавший от его рук.

Впервые подал голос Борроу:

- Да, я понимаю… понимаю. Значит, наше поколение примет главный удар! И мы останемся последним поколением, которое верно воспринимает время?

- Именно так. Мы - поколение Гималаев. Гигантская возвышенность, перейдя через которую, человечество спустится вниз к будущему, нам уже известному; к упрощению общественного строя и отношений между людьми, в конце концов к тому, что последнее проявление разума растворится в растительной жизни ранних - ох, нет, поздних, конечно! - приматов. И так далее, и тому подобное.

Все это было уже чересчур! Силверстон понял и обратился к Энн:

- Вы все молчите, Энн. Что вы обо всем этом думаете?

- Не верю ни единому слову профа, вот что думаю! Кто-то из нас съехал с катушек - или я, или все остальные. Вы пытаетесь доказать мне, что, просидев тут битый час, выслушивая дикие бредни, я стала моложе, а не старше?

Силверстон улыбнулся:

- Энн, я уверяю, что вы становитесь все моложе и моложе, как и все мы. Мне кажется, вам полезно было бы ознакомиться со строением Вселенной - в свете новой верной Теории, прежде чем начнется разговор обо всем человечестве. Ну как, вы готовы к нашему заочному Странствию?

- Не знаю, как другие, а я не люблю Странствовать на голодный желудок, - проворчал Хауэс.

"Мозг солдафона - складка от фуражки", - раздраженно подумал Буш.

И ответил совсем не в тон своим мыслям.

- Присоединяюсь!

Энн поспешно вскочила:

- Давайте сюда все ваши запасы - я попытаюсь из них что-нибудь состряпать. Это хоть как-то отвлечет меня от ваших разговоров и не позволит окончательно потерять рассудок.

Силверстон подсел к Борроу и Бушу:

- Но вы-то не отвергаете начисто мою теорию?

Буш ответил за обоих:

- Как можем мы отрицать то, что реально и несомненно существует? Странно, но у меня нет ни малейшего желания воспринимать все по-старому. Только подумайте, жизнь скольких людей станет теперь осмысленной.

Силверстон, блестя глазами, в порыве благодарности с жаром пожал ему руку.

- Все эти секунды тяготили художников даже сильнее, чем вам казалось, - заговорил и Борроу. - Ведь раньше художники и занимались-то в основном тем, что останавливали, запечатлевали мгновения. Помните? Стрела, вонзающаяся в бок святого Себастьяна, балерины Дега; все это - застывшие секунды, нет, даже доли секунд. Но намеки на перемены можно заметить уже у художников периода детства Фрейда…

Бушу сейчас не хотелось говорить об искусстве. Он изо всех сил желал, чтобы идея нового миропорядка пропитала каждую его клеточку. Он вдруг обрел новую силу, увидел как бы со стороны всю свою нерешительность и страхи, и - какое блаженство - нашел им всем достойное оправдание. И страхи тут же покинули его - Буш был уверен, что навечно. Во всяком случае, он очистился достаточно, чтобы воспринять поразительное открытие, расшатавшее все извечные мировые основы. Буш видел также, что он лучше других, потому что к этому готов. Он всегда внутренне был уверен, что он - лучше!

Неподалеку уже шипело и бурлило - Энн стряпала на трех походных плитках одновременно. Она-то предпочла спастись бегством от великого в привычные женские заботы. Хауэс мерил шагами расстояние от одного валуна до другого - где были сейчас его мысли? Возможно, он вынашивал план свержения Глисона… Это тоже куда проще и действенней, чем низвергнуть с пьедестала привычный образ мышления. А Борроу уже достал из пиджачного кармана блокнотик и что-то в нем черкал - видимо, нашел спасение в искусстве.

И Силверстон - даже он! Может, он обретался в компании Лэнни, спасаясь не только от наемных убийц, но и от своей потрясающей идеи?

Все эти догадки пронеслись в голове Буша за какую-то долю секунды. Он мотнул головой в сторону Леди-Тени и обратился к Силверстону:

- Мне нравится, что вы считаете нас поколением Гималаев. Вот вам представитель населения другого склона этих Гималаев - того, который мы, как я понимаю, должны теперь называть прошлым. Мне почему-то кажется, что эта Леди еще не раз поможет нам.

- Я давно занимаюсь прошлым, - одобрительно кивнул Силверстон. - За мной ведь тоже долгие годы внимательно следят.

- Как? - удивленно и слегка разочарованно воскликнул Буш.

Мысль о том, что он не исключение, определенно не понравилась ему.

- Да, и за мной. Вы, наверное, не помните, - мой соглядатай был одним из наших спасителей в Букингемском дворце.

- Вот как? Что ж, мы их потомки… Мы Странствуем только в будущее и никогда - в прошлое. Интересно, сколько же это прошлое продлится? - начал вслух размышлять Буш. - Мой отец, любитель метафор, всегда прибегал к аллегории циферблата, чтобы показать ничтожность человеческой цивилизации относительно течения времени. Ну, помните, та идея, что человек появился за пять секунд до полудня. А теперь нам нужно перевести стрелки в обратном направлении; то, что считалось раньше памятью, называть предвидением. Итак, пять секунд в обратную сторону - и человечество вымрет - или разовьется, если вам угодно…

- Разовьется в простейшие существа.

- Допустим, согласен. Но вы утверждаете, что следующий оборот стрелок - это прошлое; и, однако же, мы о нем ничего не знаем. По-вашему, памяти - в традиционном представлении - вообще не существует?

- И да, и нет. Память существует, но не совсем в той форме, в которой привыкли ее видеть мы. Возьмем, к примеру, наш выбор направления в Странствиях Духа: вас никогда не удивляло, что вы останавливаетесь именно там, где хотите?

- Еще бы, множество раз!

- В данном случае вами руководит память, причем память унаследованная. Наши сны с падениями и проваливанием в пустоты - возможно, унаследованные воспоминания наших предков-Странников. Я уверен, наши истинные предки открыли возможность Странствий Духа миллиарды лет назад. А вы говорите - пять секунд! Что они значат по сравнению с предполагаемым прошлым человечества! Вы понимаете все это, Буш?

- Стараюсь. - Буш обернулся к Леди-Тени - и, онемев от изумления, указал в ее сторону остальным.

Ибо Леди была не одна. Криптозойский ландшафт наводнился туманными силуэтами - пришельцами теперь уже не из будущего, но из загадочного прошлого. Многие сотни их стояли поодаль, безмолвно и неподвижно, будто ожидая чего-то.

- Момент… исторический момент… - бормотал Борроу.

А Буш вдруг увидел, что собирается сделать Хауэс. Он молниеносно вскочил и направил на капитана дуло пистолета.

- Бросьте ампулу, Хауэс! Этот пистолет заряжен - я стянул его из вашего же ранца! Как будто чувствовал, что вы попытаетесь сделать нечто подобное.

- Вы все попусту тратите время! - забушевал капитан. - Моя забота - свергнуть преступное правительство, а не все общество. Когда я понял, что вы затеваете, мне стало не по себе. Нет, я не буду ввязываться в эту заварушку. Я возвращаюсь домой!

- Никуда вы не вернетесь, а остаетесь здесь и будете слушать дальше. Бросьте ампулу, пока с вами говорят по-хорошему!

Еще несколько мгновений они стояли, пронзая друг друга взглядами. И Хауэс отступил: ампула КСД выпала из его руки, и Буш раздавил ее подошвой сапога.

- Теперь давайте сюда все остальное, что осталось. То, что рассказывает Силверстон, куда важнее, чем целая планета Глисонов. Мы вернемся домой, как только до конца осознаем великую идею, и будем готовы донести ее до других. Я прав, профессор?

- Да, Эдди, благодарю вас. Капитан Хауэс, я настоятельно прошу вас набраться терпения и выслушать меня до конца.

Хауэс с тяжелым вздохом передал Бушу непочатую коробочку ампул.

- Я попытаюсь, профессор. - Он присел на корточки возле своего ранца, бросая гневные взгляды на Буша.

Атмосферу разрядило будничное приглашение Энн поесть.

Назад Дальше