Наконец, Привалов вырвался из стены и попал в зал с низким потолком. Почти всё пространство занимала сложное устройство непонятного назначения, напоминающее старинную радиостанцию: какие-то стойки, пульты, провода с бахромой пыли и всё такое. Единственным элементом, выбивающимся из общего стиля, было жестяное ведро, к которому были прикручены трубки. Заглянув туда, Саша удивился: в ведре лежали горкой кусочки какого-то тёмного вещества, некоторые - со следами зубов. Движимый любопытством, он снизился над ними - и почувствовал ветерок, дующий в дно ведра. Не чуя худого, он опустился чуть ниже. Ветерок превратился во что-то вроде мощного течения. Привалова захватило и потянуло вниз. Он понял, что дело плохо, и попытался усилием воли выскочить из ведра. Не получилось: его тащило и всасывало. Несколько запоздалых рывков только усугубили.
- Помогите... - в отчаянии попытался закричать Привалов, поглощаемый механизмом.
В воздухе внезапно возникла мысль, которую Привалов воспринял как досадливую. Потом чья-то могущественная воля выдернула его из ведра и коагулировала в материю. Процесс был мгновенным, но крайне неприятным. Казалось, его запихнули в какой-то пыльный мешок, причём узкий и тесный. На память почему-то пришло неведомо где слышанное "тело - темница души". Саша понял, что это не такая уж и метафора.
- Che cazzo vuoi? - раздался голос над ухом.
Ошеломлённый стремительными переменами в своём положении и плохо соображающий, Саша всё-таки выдавил из себя что-то вроде "non parlo Italiano". Эту фразу ему пришлось выучить, чтобы контактировать с Жиакомо, который имел неприятную привычку посреди разговора переходить на язык Данте и Муссолини.
- Да уж понял, - ехидно заметил невидимый собеседник. - Проверяльщик, что-ли, новый?
- С-с-с... - выдавил из себя Привалов.
- Che? Si? Не напрягайся, можешь говорить на своём варварском диалекте. Я тут поставил вполне приличные заклятья перевода.
Саша, наконец, сфокусировал зрение. Ощущение было, будто смотришь через толстое и пыльное стекло. Привалов снова почувствовал всё несовершенство своего тела и тихонько вздохнул.
Но, так или иначе, глаза работали и кое-что показывали. А именно: перед ним сидел - прямо в воздухе, не заморачиваясь сотворением мебели - невысокий старичок в красном камзоле. Половину лица занимал огромный горбатый нос, более напоминающий клюв. Волосы его - абсолютно седые, серебряные - были собраны в косичку. Картинку завершала аккуратная, будто приклеенная, бородка.
"Бальзамо" - сообразил он, наконец.
Мысли заметались, как тараканы на кухне в момент включения света. Чего ждать от великого старца, было совершенно непонятно. Вообще-то всего: Бальзамо был древен, велик и непредсказуем. Однако у Привалова был один козырь - мелкий, но важный: он думал на русском, а Джузеппе Петрович его не знал. Поэтому адекватно прочесть мысли Привалова - что с лёгкостью делали все сашины знакомые - он не мог. Слова о "проверяльщике" это косвенно подтверждали: любой маг на его месте предпочёл бы убедиться в полномочиях новоприбывшего самолично, а не задавать дурацкие вопросы. Впрочем, могло оказаться, что Бальзамо видит его насквозь каким-нибудь своим особым способом, а сейчас просто делает вид. Чего именно вид и зачем делает - Привалов так и не додумал, потому что человек в красном камзоле заговорил снова:
- Полюса в отсекателе, небось, переключить хотите? Раньше разводили на вершках, а теперь на корешках?
- Кристобаль Хозевич говорил... - начал было Привалов, демонстрируя компетентность.
- Кристобаль Хозевич, - передразнил старик, - вообще многовато говорит. Терпеть не могу этого вёрткого жидёныша.
На этот раз Привалов испугался и возмутился уже не так сильно. Но достаточно, чтобы Бальзамо это почуял и рассмеялся.
- Что, мелкий, дрожишь? Чую-чую, - наконец, сказал он. - Правильно. Тебе жидов полагается бояться. И чем дальше, тем больше бояться будешь. Тебе любой жид - хозяин. Но это тебе. А не мне. Мы-то этих марранов душили-душили...
- К-кого? - попытался было вытолкнуть из горла Привалов. Получилось плохо, но Бальзамо понял.
- Совсем вас истории не учат, - брезгливо сказал он. - Ну ладно, мясу не положено, но ты-то вроде как допущенный? Марраны - это испанские жидочки-выкресты. Втайне ходили в синагоги свои поганые. Испанцам такого добра было не надобно. Инквизиция ими занималась. Я там консультантам работал, помню. Ежели чего - можем повторить.
- Так ведь Кристобаль Хозевич это... сам был Великим Инквизитором... - пролепетал Привалов.
- Этот-то? Инквизитором? Да ещё Великим? - Бальзамо усмехнулся. - Совсем вы, ребята, нюх потеряли. Обычным доносчиком он был, на своих стучал. Когда разоблачили - спрятался. Его по всей Европе ловили. В конце концов в Россию сбежал. Местные жиды его приняли. Тогда они на русских царей работали, это потом их британцы перекупили...
Привалов чуть не застонал. Отвратительное слово "жиды" скребло по нервам, а "русские цари" прозвучало как-то совсем нехорошо. Саша поймал себя на мысли, что лучше уж корнеевский мат-перемат.
- Так, значит, смотрящих отозвали, - продолжал Бальзамо, чем-то гремя. - Кто прощальную речь читал? Американец или англичанин?
Мозг Саши отчаянно тупил и тормозил. Поэтому на вопрос великого старца он почему-то извлёк из памяти слова призрака-Януса: "now I take my leave". Произнесли вслух он их бы не смог, но Бальзамо воспоминание увидел.
- Вот так и сказал? Вот с такой интонацией? - уточнил он. Мозг Привалова где-то внутри себя сделал что-то вроде кивка, а может, поклона.
- Тогда американец, - удовлетворённо заключил Бальзамо. - Хотя теперь уже без разницы. Нам, палермцам, один хрен... - он неприятно хихикнул и махнул рукой. - Ладно. Претензии какие есть к моей работе?
Привалов помотал головой. Ему было очень неуютно.
- Ну, в общем, как команду дадут, я полюса переключу. Хлебушка только свеженького насыпьте. Ленинградский уже весь выдохся, за столько-то лет, - проворчал Бальзамо. - Будет хлебушек-то?
Привалов пожал плечами, всем своим видом показывая, что он человек маленький и не его это дело. Бальзамо, видимо, понял.
- Мороки-то с вами, мороки... - старый волшебник потянул за какую-то ржавую цепь, и поднял с пола толстенную инкунабулу в чёрной коже. - Расписывайся, что-ли, - он протянул Привалову кривой кинжал.
- К-кровью? - заикаясь, прошептал Привалов.
- Чем же ещё? Давай режь, не копайся, - не терпящим возражений тоном распорядился великий.
Привалов понял, что пропал. Кровь позволяла не только идентифицировать личность человека, но и считать ауру и отпечаток мыслей. Первый же правильный проверяющий, глянув на подпись, немедленно выкупил бы Сашу со всеми потрохами. Он подумал - не лучше ли прямо сейчас сознаться в злостном самозванстве и прочих грехах, которые успел совершить. Он не знал точно, что именно он нарушил, но чувствовал, что нарушил изрядно. И влип по самое дорогое.
Но просто так сдаваться не хотелось.
- С-сейчас, минуточку, - выдавил из себя. - Не люблю крови, - брякнул он первое, что пришло в голову.
Как ни странно, но это старику понравилось.
- Это хорошо, - сказал он, - у нас вот тоже крови не любили. Казнь без пролития - знаешь, что такое? Нет, жечь не обязательно, - он, видимо, углядел в голове Привалова какую-то картинку. - Можно разными способами. Вот, к примеру, гаррота. Вроде бы простая штука, а ежели умеючи...
Раздался мелодичный звон. Бальзамо с неожиданной прытью вскочил.
- Сиди тут, - кинул он Привалову и исчез.
Получивший неожиданную передышку Саша обхватил голову руками и принялся лихорадочно соображать. В принципе можно было бы попробовать наколдовать кровь - ну или что-нибудь похожее на кровь. Проблема была в том, что именно кровь практически не поддавалась магической имитации. Даже у самых лучших дублей не было крови.
Он открыл инкунабулу, оказавшуюся чем-то вроде гроссбуха. Там был длинный столбик дат и разнообразные росчерки. Саша узнал хвостатый автограф Хунты, меленькие буковки Почкина, даже корнеевскую корявую лапу. Похоже, таинственный отдел Заколдованных Сокровищ был местом довольно-таки посещаемым.
Саша попробовал сотворить авторучку с красными чернилами. Это получилось с первого раза. Однако при попытке расписаться линии расплылись и исчезли за полсекунды. Инкунабула была магически защищена - расписаться в ней можно было только кровью.
"Рыбу... рыбочку бы" - некстати вспомнилась вечная корнеевская мольба. Корнеев, когда у него начинались проблемы с живой водой, обычно пытался спасти ситуацию заменой опытного экземпляра. Иногда это приносило пользу. Сейчас рыбочка или любое другое существо очень не помешало бы самому Привалову.
Он завертел головой в поисках чего-нибудь подходящего. Подходящего к чему и зачем, он не знал, но должно же в комнате волшебника быть что-нибудь полезное?
Мечущийся взгляд его внезапно сфокусировался на полочке, привинченной к стене. На ней стояло маленькое сложное устройство с колбочками и трубочками. Центральная колбочка была на треть заполнена тёмно-красной жидкостью, очень напоминающей по виду кровь.
Думать и гадать было некогда. Саша подскочил к полочке, вытащил колбочку. Та оказалась неожиданно тяжёлой. Осмыслить этот факт Привалов не успел, да и не собирался. Он сотворил заклинание фигурной проекции, спроецировал на лист подпись Амперяна и наклонил колбочку над страницей.
Капля скатилась и коснулась старой бумаги.
Грохнуло так, что заложило уши. Перед глазами пробежали фиолетовые радуги. Потом стало неудобно заднице. Привалов немного поёрзал и понял, что сидит на перегоревшем вводном устройстве "Алдана" с колбочкой в руке.
- Ну ёб твою мать! - донеслось сверху. - Кто так трансгрессирует? Кому кишки на яйца намотать?
Саша тем временем слез, быстро открыл сейф и спрятал туда колбочку. Что-то подсказывало ему, что светить таким трофеем перед дружбанами было бы опрометчиво.
- Эй? - послышалось сверху. - Кто там?
- Я это, - сообщил Привалов, не понимая, в чём дело. - Не узнал?
Затрещало, и появился Витька в кресле. Вид у него был какой-то встревоженный.
- Слы, - сказал он, - я чо-та не поял. Тебя тут Почкин искал. И вообще с тобой не всё в порядке. Ты где был вообще? Где пропадал?
- Так, дела разные, - отговорился Саша. Вдаваться в подробности ему очень не хотелось.
- Ты мне зубы-то не заговаривай! - Витька форсировал тон, показывая, что он настроен серьёзно. - Я тебя конкретно спросил. Где? Ты? Был?
Привалов, прижатый к стенке, открыл было рот - и в него влетела очередная светлая мысль. Ему вдруг пришло в голову, что он ведь совершенно не обязан отчитываться перед Витькой. Более того - ему вдруг стало непонятно, отчего это вдруг он раньше на любой вопрос любого дружбана отвечал развёрнуто и честно, в то время как на робкие попытки поинтересоваться их жизнью получал ответы типа "занят был" или "дела у меня".
Видимо, рот он открыл очень удачно. Потому что в него успела влететь и вторая идея: похоже, Витька не может рыться у него в голове, что раньше ему давалось довольно легко.
Решение пришло само.
- Вить, - сказал Привалов извиняющимся тоном. - Ну я к тебе в таких случаях не приёбываюсь, правда? Кстати, - он сделал вид, что пытается перейти в контрнаступление. - это от твоего закусона, небось.
- Просрался, что-ли? - спросил Витька всё так же озабоченно. - Нет, хуйня. Ты чё, столько времени на очке прыгал? Или жопу вытереть не мог?
- Не мог, - оскорблённо сказал Саша. - И давай закроем тему, - он намеренно повысил голос, добавив в него немного истерических ноток.
Ситуация с бумагой в туалете в Институте была простой - её элементарно не было. Считалось, что такой пустяк, как бумагу для подтирания задницы, может сотворить каждый сотрудник. На практике это удавалось далеко не каждому, в силу общего дефицита туалетной бумаги в СССР. Однако газету "Правда", особенно вчерашнюю-позавчерашнюю, умели создать из ничего даже младшие научные сотрудники. Правда, типографская краска пачкала задницу и оставляла на трусах чёрные следы - но эту неприятность все как-то переживали. В случае появления каких-нибудь высоких гостей Камноедов доставал из заначки рулончики финского пипифакса, с наложенным на них особым заклятьем, чтобы сотрудники и не пытались попробовать редкую диковинку в деле. Понятно, что Привалову, с его косорукостью и неумением творить, приходилось туго: даже "Правда" у него получалась отпечатанной то на картоне, то на фанере. В конце концов он приучился брать с собой распечатку. Это обстоятельство служило неистощимым источником дружеских шуток, подначек и подколок. Но сейчас оно оказалось очень кстати.
- Закроем так закроем, - сказал Витька и тут же спросил: - А бумажку с собой взять Заратустра не позволил?
- Взял, - буркнул Привалов. - Не рассчитал.
- Бывает-бывает, - пробормотал Корнеев, творя какое-то заклинание, видимого эффекта не имевшее. Нахмурился, повторил ещё раз. Привалов почувствовал, что его как бы касаются липкие, холодные пальцы.
- Это что такое? - покосился он на приятеля.
- Да у тебя кое-что сбито, - туманно высказался Витька. - У тебя с проходом в Институт проблемы быть могут, - добавил он уже более определённо. - Подойди к Почкину, скажи - Витя сказал, что у тебя антенна погнулась и не слышно. Вот так и скажи. Он поймёт. А лучше к Хунте, если найдёшь его.
- Я лучше к Камноедову обращусь, - сказал Привалов, вспоминая, что Модест всегда требовал обращаться по административным вопросам исключительно к нему.
- К Камноедову не надо, - забеспокоился Витька. - Вообще, что-то ты сегодня какой-то не такой. Из-за Стелки, что-ли? Да говорю ж тебе, не стоит она того...
- Витька, - попросил Привалов. - Извини. Мне действительно не очень хорошо. Я всё сделаю, но не сейчас. Давай потом поговорим?
- Ну лана, как хочешь, - Корнеев хлопнул в ладоши и пропал вместе с креслом.
Практически в ту же секунду хлопнула дверь, и ворвался Эдик Амперян. Вид у него был чрезвычайно озабоченный.
- Саша, - спросил он, - ты Почкина не видел?
- Нет, - Привалов сделал вид, что удивился. - А что случилось?
- Он пропал, - мрачно сказал Эдик. - И не просто пропал. Пропала одна ценная вещь... Так ты точно не видел? - он всмотрелся в Привалова, потряс головой, потом помассировал виски. - Кстати, с тобой не всё в порядке. Скажи Хунте... хотя нет, сам сделаю... - он встал в третью заклинательную позицию и протянул руки к Привалову, нацеливая пасс.
- Погоди-погоди, - Привалов спрыгнул с вводилки и отошёл в сторонку, сбивая прицел. - Я тебе разрешал надо мной колдовать?
- Саша, помолчи, - поморщился Эдик, - ты мне мешаешь.
- Эдик, - Саша снова переместился, - ещё раз говорю! Я тебе не разрешал накладывать на меня заклятья!
Амперян посмотрел на Привалова как на говорящую лягушку.
- Ты чего? - спросил он. - Я же русским языком сказал, у тебя проблема. Стой на месте...
- Ты сначала скажи, в чём она, а потом колдуй, - нажал Саша.
- Я твоих эмоций не слышу, - объяснил Эдик. - У тебя, похоже, с антенной что-то случилось.
- С какой ещё антенной? - не понял Привалов.
Определённо, день был необычный: Александра в очередной раз осенила идея. Неприятная, но многое объясняющая.
- Постой-ка... - сообразил он. - Вы это что? На меня заклинание повесили, чтобы мысли мои читать?
- Дурак, что-ли? - вежливость Эдика куда-то испарилась. - Это всем ставят. Ты же бумаги подписывал, когда допуск получал.
- И там было сказано про мои мысли? - не понял Привалов.
- Да какая разница, что там было сказано... - Эдик вышел из позиции, сел. - Ну что ты как маленький? Теперь я буду тратить время на объяснение тебе банальных вещей. Институт - режимный объект. Сотрудники подвергаются спецпроверкам. Антенна - это заклинание, позволяющее проводить спецпроверку. Так понятно?
- Нет, - сказал Привалов. - Непонятно, почему это вдруг мои мысли доступны не только проверяющим, но и всем вообще. Тебе, например. Или ты сотрудник первого отдела? Или ещё чего-нибудь сотрудник?
- Нет, ну ты чего, - Эдик отчего-то смутился. - Мысли мы не читаем. Это первый отдел, его дела. А вот чувства через неё фонят. Просто антенна так устроена... ну, в общем... я же маг. И я твой друг. Мне так проще с тобой общаться. Ты же мне доверяешь? Тогда в чём проблема?
В этот момент сознание Привалова как будто раздвоилось. Одна половина полностью соглашалась со всем, что говорит Эдик, и ей было мучительно стыдно за своё неприглядное поведение перед старым приятелем. Однако была и другая - которая говорила, что Эдик несёт чепуху. Да, похоже, ещё и подколдовывает, чтобы эта чепуха казалась убедительной.
Напрямую бодаться с Эдиком не хотелось: тот всё-таки был сильный маг, а сегодняшней утренней сцены Привалову хватило с головой. Однако и терпеть наматывание лапши на уши не хотелось.
- Эдик, - начал Привалов наугад. - Ну конечно, ты мне друг. Ну так и я тебе друг. Мы ведь все друзья. Дружба - это же наша дружба. Она дороже, Эдик, как сам-то думаешь?
Непонятно, в чём тут было дело - возможно, в интонации, которая у Саши вышла какая-то уж очень многозначительная - но Эдик чуть попятился, и ощущение подколдовывания прекратилось.
- И сейчас сложилось так, - продолжил вдохновлённый успехом Привалов, - что без этого мне проще с тобой общаться. Ты же мне доверяешь? Тогда в чём проблема? В Почкине, что-ли? Тут проблема системная. Понимаешь, о чём я?
И опять-таки: одной половиной сознания он понимал, что несёт бред, говорит логически не связанные друг с другом вещи. А другая половина, наоборот, считала, что он в кои-то веки говорит что-то дельное.
- Системная, говоришь? - Эдик потёр нос. - Это в каком смысле?
- В том самом, Эдик, в том самом, - сымпровизировал Саша.
- Ну-ну, - сказал Амперян, но как-то неубедительно. - Пойду-ка я.
- Куда это ты собрался? - дожал Саша.
Эдик посмотрел на него большими глазами и закрыл дверь с другой стороны.
"И чего я?" - задумался Привалов. Точнее, об этом он думал одной стороной головы. Другая, столь ярко себя проявившая, задалась другим вопросом - "а что это я только что сделал?"
В этот момент в комнату влетел - непонятно откуда, но точно не из двери - попугай Фотончик. Вид у птички был лихой и придурковатый, перья взъерошены, хвост - неубедительно тощ.
- Рррррубидий! - заорал он. - Кратеррр Ричи! - и тут же нагадил на распечатки.
- Ну что тебе? - устало спросил Привалов. - Сахарок?