- Могли бы и сами догадаться, - проворочал профессор. - Обыкновенно попал, с Лубянки. Тридцать седьмой, "дело волшебников". Я оттуда еле выбрался. Пришлось подписать кучу всяких мерзких бумажек.
- Кровью, - напомнил сыч.
- Да, кровью! А какова была альтернатива? Чтобы меня в конце концов транклювировали, как Ивана Арнольдовича? - тут же вскипел профессор, приподымаясь в волнении. - Да хоть бы и не транклювировали. Но камера! Эта лубянская камера! Грязь, хамство, отсутствие элементарных удобств! Расстрелы по утрам! Бесконечные расстрелы по утрам!
- Всего-то раза три и расстреляли, - проворчал сыч. - И ни разу не набивали чучело.
- Во-первых, не три, а пять раз в течении недели, - завёлся профессор. - А за чучело этот местечковый комиссаришко ещё ответит. Я ему этого не забуду.
- Я тоже, - не по-птичьи вздохнул Люцифер.
Привалов отчего-то решил, что речь идёт о Кристобале Хозевиче.
- И ведь я здесь ещё неплохо держался, - продолжал профессор гневно. - Ну, Выбегалло, борода эта мерзкая... Но я хотя бы сохранил квалификацию! А посмотрите на Мориса! Во что его превратили эти подонки! А Хома Брут? Какой ассистент был! И так бездарно спиться...
- Киврин, - напомнил Люцифер.
- Киврин другое дело, - тон профессора, однако же, стал менее резким. - Он подвижник, его только наука волнует. Большой ребёнок. К таким даже порча ихняя не липнет. А я, увы, человек грешный. Мечтал о славе, о признании европейском... Комфорт, опять же, люблю. Не могу жить в свинстве. Вот через эти-то слабости... ну да ладно. Ещё вопросы есть?
- Есть, - сказал Привалов. - Что со мной такое сегодня?
- Гм... - профессор задумчиво потеребил бороду. Саша поймал себя на мысли, что знакомый ему Выбегалло делал то же самое, но выглядело это не как изящный интеллигентский жест, а как непристойное ковыряние в грязных патлах.
Сыч посмотрел на него укоризненно, но ничего не сказал.
- Что с вами такое... - протянул Преображенский. - А, понял. День какой-то необычный, мысли всякие в голову лезут, события странные случаются? Так?
Привалов кивнул.
- Это они вчера отсекатель отключили, - объяснил профессор. - Который блокировал определённую часть вашего разума. Ну вот она и заработала. Через недельку-другую вы бы совсем оклемались. Но недельки-другой вам никто не даст.
- А кресло под Витькой вы сегодня убрали? Ну, утром? - почему-то именно этот дурацкий вопрос вылез поперёк прочих.
- Ну, я, - признался профессор не без некоторого самодовольства. - Говорю же: Витька - дрянь ещё та. Я мимо его кутка без шуток не хожу.
Саша не очень понял, что такое "куток", но общий смысл уловил.
- Так это из-за вас у Витьки рыбы дохли? - уточнил он.
- Научной работе мешать нельзя, - строго сказал профессор, - даже если её ведёт отъявленный негодяй. Наука есть наука. Я бы себе такого никогда не позволил.
- Шнурки на ботинках кто ему в червяков превращал? - как бы между прочим поинтересовался Люцифер. - А спирт с ослиной мочой мешал?
- Допустим! Но в опыты не вмешивался. А рыб ему Почкин травил.
- Почкин? Почему? - удивился Привалов.
- Да чтобы Витька, не дай Боже, не защитился. Ну и вообще обязан был гадить. Почкин-то ванёк, как и Витька твой. А ванёк, если уж подняли его до жизни настоящей, должен оправдывать доверие. То есть гадить другим ванькам и строить им пакости.
Про "ванька" Саша тоже не очень понял, но каким-то образом почувствовал, что слово это, во-первых, плохое, и, во-вторых, может иметь какое-то отношение и к нему лично.
- У меня бабушка украинка, - вылетела из него. Почему - он сам не понимал, но вылетело почему-то именно это.
Профессор посмотрел на него с неудовольствием.
- Выдрессировали-то вас, - сказал он презрительно. - Украинка, тоже ещё придумали. Да и не работает оно. Для них вы всё равно ванёк. Ещё вопросы? Только не по этой теме, пожалуйста, - быстро добавил он. - Тут вы не готовы.
- Что такое отсекатель? - подумав, спросил Саша.
- М-м-м... - профессор Преображенский снова взялся за бороду. - Тут придётся лекцию читать... В общем и целом так. Отсекатель - это такой магический прибор массового поражения. Работает с мыслями. Усиливает одни за счёт отсечения других. Ну вот например. До сегодняшнего дня отсекатель блокировал мысли эгоистические.
- Так называемые эгоистические, - уточнил Люцифер.
- Ну да, так называемые... - профессор снова потеребил бороду. - О деньгах, например. Вообще о вознаграждении за труды. О том, как в жизни устроиться. Вот это вот всё.
- Ну да, я по жизни лох... - вздохнул Привалов.
- Никогда! - вскричал профессор. - Никогда не смейте произносить это слово! Вы хоть понимаете?
- Ничего я не понимаю, - напомнил Саша.
- Ну да, вам-то откуда знать... Лох - это рыба. А рыба - символ христианства.
- Э-э, я ни во что такое не верю! - возмутился Привалов.
- Вот поэтому и не говорите!.. В общем, до вчерашнего дня отсекалось всё вышеперечисленное. А теперь они его переключат наоборот. То есть все будут думать только о деньгах и как устроиться. А про остальное забудут. Ну а поскольку без этого остального ничего не бывает, все будут жить в дерьме и себя за это презирать. Да вы, небось, сами почувствовали?
Саша вспомнил и содрогнулся.
- Ещё что-то? - нетерпеливо спросил Преображенский.
- То, что я у Бальзамо видел - это и есть отсекатель? Ну вот эта штука с ведром? Там ещё что-то тёмное лежало...
- Хлеб там лежал, - помрачнел профессор. - В основном ленинградский, блокадный. Его у детишек выманивали. Говорили, что хлебушек товарищу Сталину нужен, товарищ Сталин голодает... Некоторые отдавали.
- Зачем это? - не понял Саша.
- Естественная магия добровольной жертвы, - несколько невнятно сказал Преображенский. - Ну а теперь они туда денежки засыплют. Отнятые силой. Тоже естественная магия, только другого рода.
- А почему на них самих это не действует? Ну, на Хунту, Эдика и прочих? - залюбопытствовал Привалов.
- По разным причинам. Например, на Эдика и Хунту отсекатель влияния не оказывает. Потому что у них есть национальность, а она такие вещи блокирует.
- Ну у меня тоже есть... это... в паспорте написано... - не понял Привалов.
- То, что у вас в паспорте написано - не национальность, а состав преступления, - строго сказал профессор. - Поэтому вы это слово даже выговорить спокойно не можете. Как и все ваньки, в СССР рождённые.
- Нет, ну почему... какой состав... какого преступления? Ну, я это... как все... русский я по паспорту, и что тут такого? - Саша развёл руками.
- Вот-вот. Вы, когда говорите это слово про себя, чувствуете себя виноватым, так ведь? - прищурился Преображенский.
- Да нет же! - возмутился Привалов не вполне искренне, потому что какую-то неловкость и в самом деле ощутил. - Так Витька тоже ведь русский? Или Почкин? Да и вообще, - его вдруг охватило раздражение, - что это вообще за разговоры такие: русский, нерусский... - в этот момент он почувствовал, что профессор ему стал остро несимпатичен и даже подозрителен.
- Филипп Филиппович, - укоризненно сказал сыч. - С ними же так нельзя. У них там в голове на этом месте ужас что.
- И то верно. Откатим назад, - профессор покрутил пальцами, колдуя.
Лампочка мигнула. Минутная стрелка на настенных часах отскочила обратно на одно деление.
- А почему на них самих это не действует? Ну, на Хунту, Эдика и прочих? - залюбопытствовал Привалов.
- У них есть защита, - Преображенский развёл руками. - Обсуждать не будем: долго и ни к чему.
- Ну хорошо, защита. А зачем они это вообще делают? И вообще - кто они? - до Саши, наконец, дошло, что он не понимает даже этого.
- Как кто? - ненатурально удивился профессор. - Вы же их всех знаете. Корнеев, Почкин, Хунта, Камноедов... Янусы, наконец. Они и делают.
- Нет же! Их же что-то всех объединяет? - не отставал Саша.
- Это верно, - Преображенский грустно улыбнулся. - Объединяет. Например, вы. Да-да, именно вы. Вы на них работаете. А они получают за это разные блага. И хотят, чтобы так продолжалось и дальше.
- Но я не про то... - начал было Привалов.
- На вашем уровне этого достаточно, - строго заметил профессор. - Я мог бы объяснить подробнее, но у вас, простите, на этом месте очень серьёзный блок. Так что это вам не нужно. Ещё что-нибудь есть? Спрашивайте поскорее, мне уже тяжеловато время держать.
- Что такое рубидий? - вспомнил Привалов. - И кратер Ричи?
- Кратер Ричи - магический сосуд, - профессор, видимо, решил ответить сначала на второй вопрос. - Был такой Олни Ричмонд. Ричи - это псевдоним, он им некоторые статьи подписывал. Занимался магической гомеопатией. Получил ряд интересных побочных результатов. В частности - выделил то, что мы сейчас называем рубидием. Он же красная ртуть. Он его принял за продукт третьей стадии алхимического делания, потому так и назвал. Хотя на самом деле это квинтэссенция энергии сущности. Или конденсат целевой причины по Аристотелю.
- Не понял, - Саша и в самом деле не понял.
- Его вообще ничему не учили, - напомнил сыч.
- Ах да... В общем так. Всякая вещь имеет своё назначение. Хотя не всегда ему следует. Например, микроскоп нужен для того, чтобы изучать мелкие объекты. Если им забивать гвозди, он станет плохим микроскопом. У него разобьются линзы, например. Если им очень долго забивать гвозди, он станет просто неудобной колотушкой. Но если капнуть на него рубидием, он снова станет микроскопом. Доступно?
- Доступно, - буркнул Привалов. - А откуда он берётся?
- Из вещей и существ, используемых не по назначению, - неопределённо ответил Преображенский. - Избавьте только от технических подробностей, очень уж они нехорошие... В общем, красная ртуть превращает то, что есть, в то, что должно быть. Возвращает вещам их настоящую природу. Вот, скажем, я или Люцик... Вы же видели? Мы превратились в самих себя. Неиспорченных.
- А почему, когда я у Бальзамо этой штукой капнул, меня сюда перенесло? - решил выяснить Привалов.
- Ну это же очевидно! К Бальзамо вас занесло по случайности. А ваше настоящее место здесь. Вот вас и вернуло на ваше настоящее место.
Привалов посмотрел на неработающее АЦПУ, открытый сейф, распечатки на полу.
- Это и есть моё настоящее место? - с грустью сказал он.
- Сейчас - да, - профессор кивнул. - Потому что вам на роду написано работать. Следовательно - ваше место на работе. Вот вас сюда и вынесло. На своё рабочее место, Работали бы вы в другом месте - вынесло бы туда.
- Что значит "на роду написано работать"? - Саша недоумённо посмотрел на профессора.
- То и значит. Есть те, кто работает, а есть те, кто ест. В смысле - получает от чужой работы выгоду. Это биологически задано. Ну знаете, есть кошки и мышки. Вы мышка. И даже если вы выпьете весь кратер с рубидием, то в этом смысле ничего не изменится.
Привалов скривился: речи профессора показались ему обидными и какими-то старорежимными, что-ли.
- Ну, ну, не надо кукситься, - сказал Преображенский. - Я тоже, знаете ли, не орёл. Так, крупное травоядное. Рога и копыта у меня есть. Но я не хищник. И тоже создан для работы. На мне, некоторым образом, пахать и пахать...
Тут лампочка вдруг с треском полыхнула каким-то жутким сиянием, а потом снова загорелась ровно.
- Бальзамо нервничает, - озабоченно сказал Преображенский. - Не нравится ему, что время стоит. Давайте закругляться. Ещё один вопрос и всё.
Саша подумал секунды три.
- Что мне теперь делать? - наконец, спросил он.
- Это смотря что вы решите, - сказал профессор. - Я вам, некоторым образом, обязан, - он выразительно посмотрел на плавающую в воздухе чашу. - Поэтому готов помочь. Например, я могу вернуть вас к прежнему. Вы станете таким, каким были сегодня утром. Со всеми примочками и блямбами, которые на вас нацепили. Всё, что вы случайно узнали, вы забудете. Пойдёте к Хунте, там вас посмотрят и отпустят. Вечером вы закончите для него статью. Ну и вообще - вернётесь к привычной жизни. Которая вскоре сильно изменится, но всё равно будет, так сказать, в рамках...
- Ну уж нет, - решительно сказал Саша. - Хватит с меня... - он поискал слово, но нашёл только корнеевское, матерное. - Хватит с меня этого наебалова, - закончил он.
Профессор поморщился.
- Ещё и эта мерзость... Вы хоть понимаете, что не можете выразить сильное чувство без мата? Но ваша мысль мне понятна. Однако всё-таки подумайте. Это ведь ваша нормальная жизнь. Другой-то у вас и не было.
- В вашем положении это не самый худший вариант, - подтвердил сыч.
- Понял, - сказал Привалов. - А ещё варианты есть?
- В принципе есть, - сказал Преображенский. - Но, к сожалению, не те, которые вы себе навоображали.
- А что я навоображал? - буркнул Саша.
- Да уж понятно что, - вступил Люцифер. - Что вас отсюда куда-нибудь заберут. В какое-нибудь особенное место, где к вам будут относиться лучше. Или дадут какую-нибудь великую силу, чтобы вы могли сопротивляться всей этой кодле. Станете могучим волшебником и всем покажете. Так?
- Ну не так... - начал было Привалов и осёкся.
- Вот именно так, - сказал профессор. - Вы рассчитываете на чудо. А чудес не бывает.
- Как это чудес не бывает? - не понял Саша. - Вы же маг...
- Магия бывает, а чудеса - нет, - наставительно сказал Преображенский. - Я имею в виду настоящие чудеса. Ну например. Витька Корнеев занимается живой водой. У него в аквариуме плавает выпотрошенная размороженная рыба. Это чудо?
- Вроде как, - согласился Привалов.
- И у этой размороженной выпотрошенной рыбы жизнь - настоящая? - прищурился профессор.
- Н-не знаю, - Саша растерялся. - Ну она же двигается?
- И лягушачья лапка двигается, если к ней электричество подвести, - усмехнулся Преображенский. - Простейший опыт.
- Витька бабушку свою оживляет регулярно, - вспомнил Привалов.
- Вот именно, что регулярно, - сказал профессор. - Потому что она жить не хочет. А сделать так, чтобы она захотела - не может. Только мучает зря старого человека... В общем, забрать вас отсюда некуда. В принципе, можно было бы в эмиграцию, к тому же Киврину. Он бы вас взял. Но вы же языков не знаете.
- Я по-английски читаю, - обиженно сказал Саша.
- Я не в этом смысле. Читать вы можете. Говорить без акцента - магия помогла бы. А думать по-английски - это уже нет. Жить по-английски или там по-американски - тем более. Некоторые привыкают, а вам тяжело будет. Вы ведь не мальчик уже. То есть мальчик, но в плохом смысле. По уму и по нажитому добру - мальчик Саша. Вас ведь Саша все зовут? А так - дядька на возрасте. Здоровьичко тю-тю, внешность увы-увы. В кармане пусто. И теперь уже всегда будет пусто. В вашем возрасте если денег нет - то и не будет.
Саша поморщился. Старик говорил ему неприятные вещи и явно получал от этого удовольствие.
- То есть вы ничего сделать не можете, - сказал он. - Так бы сразу и говорили.
- А вы небезнадёжны, - Преображенский прищурился. - Понимаете, значит, что все эти разговоры о том, какой вы плохой и жалкий - не в ваш карман. Ну что ж, давайте конструктивно. В целом я вам сказал правду. Вы не можете противостоять этой кодле. И не сможете никогда. Вы не маг и не герой, вы обыватель. Вы не кошка, вы мышка. Но беда ваша не в этом. Мышки тоже ведь живут, иногда лучше кошек. Бывает даже так, что мышки бегают сытые, а кошка сидит голодная. Беда в том, что вы больная мышка. Запуганная и с перебитыми лапками. А вот с этим можно что-то сделать.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
- Я вам сказал, что если вы выпьете рубидий, то не изменитесь. Ну так вот, это было немножечко не так. То есть от капли рубидия хвоста и рогов у вас не появится. И крылышками вы тоже не обзаведётесь. И даже мужское достоинство не увеличится, простите за подробность. Вы останетесь Приваловым. Разница та, что вы станете нормальным Приваловым. Обывателем с нормальным обывательским кругозором и нормальным обывательским пониманием жизни.
- И что мне с этого будет? - спросил Саша без особого интереса.
- Например, вы сможете задавать этот вопрос без иронии, - серьёзно ответил профессор. - И много чего ещё сможете, от чего сейчас вас ломает и корёжит... Ну так что? Рискнёте? Или мне всё-таки приводить вас в первобытное состояние? Решайте скорее, время кончается.
- Нет уж, - решительно заявил Привалов. - Только не в первобытное состояние.
- Одну каплю, - предупредил Люцифер, смотря на двигающийся по воздуху кратер. - Не переводите зря продукт.
Саша не стал отвечать. Взял кратер, очень осторожно склонил его над лицом, и поймал каплю нижней губой.
Ему почему-то казалось, что на вкус рубидий окажется ужасной гадостью - то ли горькой, то ли жгучей. Ничего подобного он не ощутил. Александр слизнул каплю, и она растворилась на языке. Рубидий был чуть солоноватым, как кровь из пальца.