Паре пожал плечами. Хромая, он подошел ближе к Турлоу, казалось, хотел что-то сказать, заколебался, затем произнес:
- Отлично. Больше вопросов нет.
- Свидетель свободен, - сказал судья.
Когда экран начал гаснуть, подчиняясь манипуляциям Рут над пантовивом, Келексель обратил внимание на Джо Мэрфи. Обвиняемый хитро улыбался себе под нос.
Келексель кивнул головой, присоединяясь к этой улыбке. Не все ещё было окончательно потеряно, если даже жертвы могли найти забавное в собственном затруднительном положении.
Рут обернулась, увидела улыбку на лице Келекселя. Все тем же ровным спокойным голосом она сказала:
- Будьте вы прокляты каждый миг вашей проклятой вечности!
Келексель недоуменно заморгал.
- Ты такой же сумасшедший, как мой отец, - сказала она. - Энди описывает тебя, когда говорит о моем отце. - Она метнулась назад к пантовиву. - Посмотри на себя!
Келексель глубоко вздохнул, подавляя дрожь. Пантовив заскрипел, когда она резко застучала по клавишам и начала выкручивать ручки настроек. Келексель хотел оттащить ее от механизма, боясь того, что она могла ему показать. "Посмотри на себя?" - удивился он. Это была пугающая мысль. Чемы не видели себя в пантовиве!
Пятно света на экране превратилось в офис Бонделли, большой письменный стол, застекленные книжные полки с красно-коричневыми корешками книг с золотым тиснением. За столом сидел Бонделли с карандашом в правой руке. Он потыкал карандашом между пальцев, затем постучал ластиком о стол. На полированной поверхности остались резиновые катышки.
Турлоу сидел напротив, перед ним громоздились разбросанные в беспорядке бумаги. Его тяжелые очки были зажаты у него в руке, как будто указка, Турлоу помахивал ими в такт словам.
- Бредовое состояние - это как маска, - сказал Турлоу. На его шее разглаживались и вновь появлялись вертикальные рубцы. - Под этой маской Мэрфи хочет, чтобы его признали вменяемым, несмотря на то, что знает, что это обречет его на смерть.
- Нелогично, - пробормотал Бонделли.
- А если нелогично, то это труднее всего доказать, - сказал Турлоу. - Трудно сформулировать это так, чтобы поняли люди, которые не слишком знакомы с подобными вещами. Но если бы мы разрушили бредовое состояние Мэрфи, если бы мы внедрились в него, сломали его, это можно было бы сравнить с тем, как если бы обычный человек проснулся одним прекрасным утром и обнаружил, что его кровать отличается от той, в которой он засыпал, комната другая, другая женщина говорит ему: "Я твоя жена", незнакомые дети называют его отцом. Он был бы ошеломлен, вся жизненная концепция была бы разрушена.
- Полная нереальность, - прошептал Бонделли.
- Реальность с точки зрения объективного наблюдателя здесь не важна, - сказал Турлоу. - До тех пор, пока Мэрфи находится в бредовом состоянии, он защищает себя от психологического эквивалента полного уничтожения. Это, несомненно, страх смерти.
- Страх смерти? - Бонделли выглядел озадаченным. - Но именно это его ожидает, если…
- Здесь два вида смерти. Мэрфи намного меньше боится настоящей смерти в газовой камере, чем той, которая постигнет его с крушением иллюзорного мира.
- Но неужели он не понимает разницы?
- Нет.
- Это безумие!
Турлоу, казалось, изумился.
- А разве не именно об этом мы говорили?
Бонделли резким щелчком отбросил карандаш на стол.
- А что будет, если его признают вменяемым?
- Он будет уверен, что сам контролировал все свои действия. Ненормальность для него означает потерю контроля. Это значит, что он не самый великий, не самый сильный человек, распоряжающийся своей судьбой. Если он распорядится хотя бы своей смертью - это величие - иллюзия величия.
- Это не те рассуждения, которые могут означать что-нибудь в суде.
- В особенности не в этом городке и не сейчас, - сказал Турлоу. - Именно это я и пытался сказать вам с самого начала. Знаете Вонтмана, моего соседа с южной стороны? У меня во дворе растет ореховое дерево, и одна ветка перевешивается через забор в его двор. Я всегда позволял ему собирать орехи с этой ветки. Мы вечно подшучивали над этим. Вчера вечером он спилил ветку и бросил ко мне во двор - потому что я свидетельствовал в защиту Мэрфи.
- Это безумие!
- Сейчас это норма, - сказал Турлоу. Он покачал головой. - В обычных обстоятельствах Вонтман совершенно нормален. Но заваруха с Мэрфи - половое преступление, и оно расшевелило крысиную нору подсознательного - вину, страх, стыд, - все то, с чем люди не в состоянии справиться. Вонтман - всего лишь один отдельно взятый симптом. Сейчас у всего общества в некотором роде психотический срыв.
Турлоу надел свои темные очки, повернулся и посмотрел прямо с экрана пантовива.
- У всего общества, - прошептал он.
Рут протянула руку, точно слепая, выключила пантовив. Экран начал угасать, но Турлоу все еще смотрел на нее оттуда. "Прощай, Энди, - подумала она. - Милый Энди. Уничтоженный Энди. Я больше никогда тебя не увижу".
Келексель внезапно метнулся прочь, зашагал через комнату. Затем обернулся, взглянул в спину Рут, проклиная день, когда он впервые увидел ее. "Во имя Науки! - подумал он. - Почему я поддался ей?"
В ушах еще звучали слова Турлоу - Величие! Иллюзия! Смерть!
Что же такое было в этих туземцах, что захватывало ум и чувства, отказываясь отпустить его? Келекселя вдруг затопила волна яростного гнева, какого ему никогда прежде не доводилось испытывать.
"Как она смеет говорить, что я не лучше ее отца? Как она может думать о своем жалком любовнике-туземце и ненавидеть меня?"
Рут издала хриплый звук. Ее плечи тряслись и мелко подрагивали. Келексель понял, что она рыдает, несмотря на подавляющее воздействие манипулятора. Эта мысль только подстегнула его гнев.
Она медленно повернулась в кресле, взглянула на него. Ее лицо странно перекосилось от горя.
- Живи вечно! - прошипела она. - И надеюсь, что каждый день твоей жизни тебя будет терзать мысль о твоем преступлении.
Ее глаза так и полыхали ненавистью.
Келексель стоял, точно оглушенный. "Откуда она могла узнать о моем преступлении?" - спросил он себя.
Но на выручку пришла спасительная ярость.
"Она осквернена этим невосприимчивым! - подумал он. - Пускай же видит, что чем может сделать с ее любовником!"
Злобным рывком Келексель выкрутил ручки манипулятора под туникой. Воздействие, резко усилившись, швырнуло Рут назад в кресло; ее тело напряглось и тут же обмякло. Она потеряла сознание.
17
Широкими сердитыми шагами Фраффин вышел на посадочную платформу, задевая кривыми ногами длинные полы плаща. За паучьими лапами защитного ограждающего поля темно-зеленым хрусталем сверкала океанская вода. Колонна из десяти флиттеров стояла вдоль серого пандуса, готовая отчалить, чтобы заняться проверкой состояния их "чудесной маленькой войны". Возможно, не все еще потеряно. В воздухе висел едкий запах влажного озона, заставляя защитные слои кожи Фраффина покрываться мурашками - действовал предохранительный рефлекс.
Режиссер ощущал, как планета цветет для него там, наверху, выдавая историю за историей в таком изобилии, какого не было никогда раньше. Но если доклад о Келекселе был правдой… Он не мог быть правдой. Логика говорила, что такого не могло быть.
Фраффин замедлил шаги, приблизившись к управлению перевозок, желтому глазу-пузырю, у которого сейчас дежурил Лутт, Капитан корабля. Крупное, приземистое тело вселило во Фраффина чувство уверенности. Квадратное лицо Лутта склонилось над желтым глазом.
Однако у Лутта был хитрый вид, и Фраффин внезапно вспомнил, как Катон говорил: "Бойтесь царей, у которых хитрые слуги". Ах, какого восхищения был достоин этот туземец, Катон! И Фраффин вспомнил врагов Катона, карфагенян, двух царей, глядящих со стен крепости Бурса вниз на внутреннюю бухту Корфона. "Хорошие жертвы, правильные мысли, лучшие боги - это приносит победу". Катон сказал и это тоже.
Но Катон мертв, его жизнь унеслась прочь в бешеном вихре, которым была память чемов. Он мертв, и два царя тоже мертвы.
"Доклад о Келекселе наверняка неправда", - подумал Фраффин.
Ожидающий у флиттера член команды сделал знак Лупу. Тот выпрямился, обернулся к Фраффину. Его настороженный вид мигом развеял иллюзию уверенности, появившуюся было у Фраффина.
"Он немного похож на Катона, - подумал Фраффин, останавливаясь в трех шагах от капитана. - То же строение лица. Да, мы породили на этой планете слишком много напоминаний о нас самих". Фраффин завернулся в плащ, внезапно почувствовав пронизывающий холод.
- Достопочтенный Режиссер, - сказал Лутт. Как осторожно он говорил!
- Я только что услышал обеспокоивший меня доклад о Расследователе, - сказал Фраффин.
- О Расследователе?
- О Келекселе, болван!
Лутт мгновенным движением облизал губы. Взглянул налево, направо, вновь обратил взгляд на Фраффина.
- Он… он сказал, что у него есть ваше разрешение на… с ним была туземка… она… Что случилось?
Фраффину потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Все его существо, все микросекунды, скрытые в памяти, потрясла медленная барабанная дробь. Эта планета и ее создания! Все секунды, которые он разделил с ними, вспухали и опадали в его мозгу, падали на сознание обжигающим грузом. Он чувствовал себя точно моллюск на гребне волны вселенной. История умирала внутри него, а он мог вспомнить лишь эпохи его преступлений.
- Так Расследователь уехал? - спросил Фраффин, гордясь тем, насколько ровно прозвучал голос.
- Это всего лишь короткая поездка, - прошептал Лутт. - Он сказал, что это всего лишь короткая поездка. - Лутт кивнул коротким отрывистым движением, выдававшим нервозность. - Я… все говорили, что Расследователь попал в ловушку. С ним была женщина. Она была без сознания! - Лутт ухватился за этот факт, как будто он был самым важным во всем деле. - Туземка была во флиттере без сознания. - Губы Лутта исказила кривая улыбка. - Чтобы было легче контролировать ее, так он сказал.
Фраффин спросил внезапно пересохшими губами:
- Он сказал, куда они поедут?
- На планету, - Лутт ткнул крючковатым пальцем вверх.
Фраффин проследил за движением, бессознательно отметив, какая бородавчатая кожа была у капитана; подумал, сколько пугающих возможностей скрывает такой обыкновенный жест.
- В своем иглолете? - спросил Фраффин.
- Он сказал, что лучше знаком с его управлением, - сказал Лутт.
Теперь глаза Лутта затянула пелена страха. Непроницаемый голос и вид Режиссера не могли скрыть резкой критики его вопросов, - а Лутту уже пришлось перенести одну вспышку его гнева.
- Он заверил меня в том, что получил ваше согласие, - проскрипел Лутт. - Он сказал, что это часть его подготовки к тому моменту, когда он получит свою собственную…
Недобрый огонь в глазах Фраффина заставил Капитана умолкнуть, но он собрался с мужеством и продолжил:
- Он сказал, что женщина будет довольна этим.
- Но она же была без сознания, - сказал Фраффин.
Голова Лутта утвердительно качнулась.
"Почему она была без сознания? - подумал Фраффин. Затеплился огонек надежды. - Что он может сделать? Он наш с потрохами! Как глупо было паниковать".
Глаз селектора управления перевозок позади Лутта сменился с желтого на красный, дважды мигнул, чтобы привлечь внимание. Прибор резко запищал, и в воздухе перед ними появилось круглое лицо Инвик. Лицо корабельного врача свело в маску тревоги. Ее плаза впились во Фраффина.
- Вот ты где! - бросила она. Ее взгляд метнулся на Лутта, с него на платформу за их спинами, затем вновь вернулся к Фраффину.
- Он ушел?
- И взял с собой женщину.
- Он не омолодился, - сказала Инвик.
Фраффину понадобилась целая минута, чтобы снова обрести дар речи.
- Но… все остальные… он… ты…
Он снова ощутил далекий барабанный бой.
- Да, все остальные немедленно отправились к Омолодителю, - согласилась Инвик. - Поэтому я предположила, что он попросил кого-нибудь помочь ему или сам позаботился об этом. Как же! - ее душила ярость. - Кто бы мог подумать, что этого не случится? Но в Капитанских Архивах нет никакого следа его действий! Он не омолодился!
Фраффин сглотнул пересохшим горлом. Немыслимо! Он ощущал внутри смертельное безмолвие, точно слушал прохождение солнц, лун и планет, которые его род чуть не забыл. Не омолодился! Время… Время… Его голос превратился в хриплый шепот:
- По крайней мере…
- Один из моих помощников видел его вместе с женщиной совсем недавно и предупредил меня, - сказала Инвик. - Келексель выказывает явные признаки ухудшения.
Фраффин обнаружил, что ему трудно дышать. В груди жидким огнем разлилась боль. "Не омолодился! Если Келексель уничтожил все следы женщины… Но он же не мог! На режиссерском корабле осталась полная запись его связи с туземкой. Но если Келексель все же уничтожил ее…"
Лутт потянул полу плаща Фраффина.
Тот в гневе набросился на капитана:
- Чего тебе?
Лутт шарахнулся, поднял взгляд на Фраффина.
- Достопочтенный Режиссер, интерком… - Лутт дотронулся до принимающего датчика, вживленного в его шейную кость. - Иглолет Келекселя видели на планете.
- Где?
- В городке, где жила женщина.
- Его еще видно?
Фраффин затаил дыхание в ожидании ответа.
Лутт немного послушал, покачал головой.
- Они увидели корабль без защитного экрана. Тот, кто увидел, осведомился о причине нарушения правил безопасности. Он потерял корабль из вида.
"На планете!" - подумал Фраффин.
- Немедленно брось все остальное! - прохрипел он. - Послать туда все корабли до единого и всех пилотов. Этот корабль должен быть найден! Он должен быть найден!
- Но… что мы будем делать, когда найдем его?
Женщина, - напомнила Инвик.
Фраффин взглянул на лысую голову, еще видневшуюся над селектором управления движением, снова перевел взгляд на Лутта.
- Да, женщина. Вы возьмете ее в плен и вернете сюда. Она - наша собственность. Мы сумеем достичь понимания с этим Келекселем. Без глупостей, слышишь? Привезите ее ко мне.
- Если смогу, достопочтенный Режиссер.
- Уж постарайся, - сказал Фраффин. - Это в твоих интересах.
18
Турлоу проснулся от первого же щелчка будильника, поспешно выключил его, чтобы не зазвонил. Доктор сел в кровати, борясь с огромным нежеланием начинать новый день. В больнице будет просто ад, он знал это. Вейли устроил настоящую травлю и не прекратит до тех пор, пока… Турлоу глубоко вздохнул. Когда станет совсем плохо, придется уехать.
Весь город подталкивал к этому решению - оскорбительные письма, злобные телефонные звонки… Он стал парией.
Профессионалы представляли собой странный контраст всеобщей истерии - среди них Паре и старый судья Виктор Веннинг Гримм. То, что они делали в суде, и то, что они делали вне его, казалось, происходило в отдельных, тщательно изолированных отсеках.
- Это пройдет, - сказал Гримм. - Надо только подождать.
И Паре:
- Ну что ж, Энди, все мы что-то выигрываем, а что-то проигрываем.
Турлоу спрашивал себя, чувствовали ли они что-нибудь по поводу смерти Мэрфи. Паре пригласили на казнь, и в судебных кулуарах говорили, что он раздумывал, стоит ли идти туда. Однако здравый смысл все же возобладал. Его советники предостерегали от появления там.
"Зачем я пошел туда? - спрашивал себя Турлоу. - Неужели хотел извлечь из происходящего всю боль до последней капли?"
Но он знал, зачем пошел туда, смиренно приняв приглашение приговоренного прийти "посмотреть, как я умру". Это был соблазн его личной галлюцинации: а наблюдатели тоже будут там на своих летающих тарелках?
Они - или их иллюзия - присутствовали на казни.
Существуют ли они на самом деле? Существуют ли они на самом Деле? Вопрос лихорадочно бился в мозгу, тут же сменяясь всегдашним: Рут, где ты? Турлоу был убежден, что стоит ей вернуться с каким-либо разумным объяснением отсутствия, как галлюцинации пройдут.
Мысли вернулись назад, к казни. Пройдет гораздо больше, чем один долгий уик-энд, прежде чем эта картина изгладится из памяти. Его терзали воспоминания о звуках - лязг металла, шарканье ног, - когда конвоиры вошли в камеру смертников вместе с Мэрфи.
Но все заслонило воспоминание об остекленевшем взгляде приговоренного к смерти. Мэрфи заметно похудел, тюремная роба свободно болталась на нем. Он прихрамывал, подволакивая ногу. Перед ним шел священник в черной рясе и пел псалмы гнусавым голосом, больше похожим на жалобный вой.
В воспоминаниях Турлоу видел, как они проходят, чувствовал, как внезапно застыли в судорожном безмолвии зрители. Потом все глаза обратились на палача. Он был похож на клерка из магазина галантереи, высокий, с добрым лицом, умелый - стоящий рядом с обитой резиной дверью в маленькую зеленую комнату с глазками-иллюминаторами.
Палач взял Мэрфи за руку, помог перейти через порог шлюза. Один из конвоиров и священник, за которым шел Турлоу, оказались прямо напротив люка, и доктор мог слышать их разговор.
Конвоир привязал ремешок к левой руке Турлоу, велел сесть глубже на стул.
- Положите руку сюда, Джо. Немного дальше, туда.
Конвоир затянул ремешок.
- Не больно?
Мэрфи покачал головой. Его глаза были такими же остекленевшими, в них застыл взгляд загнанного животного.
Палач взглянул на конвоира, пошутил:
- Эл, почему бы тебе не остаться здесь и не подержать его за руку?
В этот момент Мэрфи точно очнулся от оцепенения и добил Турлоу, заставив его отвернуться.
- Оставайся-ка ты лучше с мулами и повозкой, - сказал он.
Эта была фраза, которую он много раз слышал из уст Рут, одно из тех странных семейных выражений, означавших что-то особенное для узкого круга близких. Сказанная сейчас Мэрфи, поговорка стала связующим звеном между отцом и дочерью, которое ничто не могло разбить.
Все остальное было лишь разрядкой.
Вспоминая то утро, Турлоу вздохнул, спустил ноги с кровати и ступил на холодный пол. Он влез в шлепанцы, накинул халат, подошел к окну. Он стоял там, глядя на тот самый вид, который заставил его отца купить этот дом двадцать пять лет назад.
Утренний свет резанул по глазам, и они начали слезиться. Турлоу взял с тумбочки темные очки, надел и отрегулировал линзы чуть ниже болевого порога.
Над долиной плыли обычные утренние облака, висела мгла цвета красного дерева, которая должна была рассеяться примерно часам к одиннадцати. На ветвях дуба перед домом сидели два ворона, хриплым карканьем созывая невидимых сородичей. Капля росы скатилась с листа акации прямо под окном.
За деревьями что-то шевельнулось. Турлоу повернулся в том направлении и увидел сигарообразный предмет, парящий в воздухе. Предмет проплыл мимо вершины дуба, вспугнув воронов. Птицы тяжело поднялись и улетели; их карканье прозвучало резким диссонансом.
"Они видят эту штуку, - сказал себе Турлоу. - Она существует на самом деле!"
Внезапно летающая тарелка резко повернула влево и вверх и исчезла в облаках, оставив облако шаров и дисков.