Их тоже поглотила густая облачность.
Турлоу стоял, точно громом пораженный, но тут тишину прорезал скрипучий голос:
- Ты - тот туземец, Турлоу.
Резко обернувшись, Турлоу увидел стоящее на пороге спальни привидение - приземистую кривоногую фигурку в зеленой накидке и трико, с квадратным лицом, темными волосами, серебристой кожей и широким провалом рта. Глаза странного гостя лихорадочным блеском горели из-под выступающих бровей.
Его губы зашевелились, и снова раздался резкий, гулкий голос:
- Меня зовут Келексель.
Слова звучали четко, без малейшего акцента.
Турлоу изумленно уставился на пришельца. "Гном? - спросил он себя. - Или лунатик?"
В мозгу разом заклубился целый рой вопросов.
Келексель взглянул в окно за спиной Турлоу. Довольно забавно было видеть, как свора Фраффина ринулась догонять пустой иглолет. Разумеется, запрограммированный автопилот не сможет вечно ускользать от преследователей, но к тому времени, когда они поймут ошибку, здесь уже все будет кончено. Им не воскресить мертвых.
Фраффину придется взглянуть в лицо всему этому… и своему преступлению тоже.
Возродившаяся гордость укрепила волю Келекселя. Он хмуро взглянул на Турлоу, подумал: "Я знаю, что должен с ним сделать". Рут скоро очнется и придет на голоса. Когда она войдет, ее глазам предстанет картина полного торжества Келекселя. "Она еще будет гордиться, что чем обратил на нее внимание!" - подумал он.
- Я наблюдал за тобой, знахарь, - сказал Келексель.
У Турлоу мелькнула мысль: "Может быть, этот странный псих пришел убить меня из-за моих показаний в суде?"
- Как вы попали в мой дом? - сухо спросил Турлоу.
- Для чема это смехотворно простая задача, - ответил Келексель.
Турлоу неожиданно охватило кошмарное чувство, что существо могло быть связано с предметом, который скрылся в облаках, с наблюдателями, которые… "Что такое чем?" - подумал он.
- Каким образом вы наблюдали за мной? - спросил Турлоу.
- Ваше прошлое запечатлено в… - Келексель раздраженно замахал рукой. До чего же трудно общаться с этими созданиями! - в чем-то вроде ваших фильмов, - подобрал он нужное слово. - Конечно же, это намного сложнее - запись ощущений, которые передаются непосредственно зрителям при помощи эмпатической стимуляции.
Турлоу прочистил горло. Слова существа имели практически неуловимый смысл, но беспокойство доктора обострилось. Он сам удивился тому, как хрипло прозвучал его голос:
- Какая-то новинка, вне всякого сомнения.
- Новинка? - расхохотался Келексель. - Да эта технология старее вашей галактики.
"Он, очевидно, чокнутый, - попытался уверить себя Турлоу. - И почему они вечно докучают психологам?"
Но он помнил воронов. Никакие уговоры логики не могли уничтожить факта, что вороны видели эти… штуки. Он снова спросил себя: "Что такое чем?"
- Ты мне не веришь, - сказал Келексель. - Ты не хочешь мне верить.
Он чувствовал, что по телу, подобно теплому напитку, разливается приятная расслабленность. Ах, до чего забавно! Он понял, как, должно быть, забавлялись люди Фраффина с тех пор, когда впервые попробовали запугать эти создания. Гнев и ревность, которые он испытывал к Турлоу, начали рассеиваться.
Турлоу сглотнул. Его разум толкал мысли в немыслимое русло.
- Если бы я поверил вам, - сказал он, - мне пришлось бы сделать вывод, что вы… ну… что-то вроде…
- Кого-то из другого мира?
- Да.
Келексель засмеялся.
- Посмотри, что я могу! Я могу напугать тебя до остолбенения!
Он щелкнул пальцами.
Странно было видеть такой чисто человеческий жест от нечеловеческого существа. Турлоу глубоко вздохнул и пригляделся к одежде незваного посетителя: накидка, трико. Он взглянул на высоко посаженные уши. "Накидка вполне могла быть позаимствована у театрального реквизитора, - подумал он. - Он похож на карликового Бэлу Льюгоси. Никак не больше четырех футов ростом".
Тогда Турлоу охватил почти панический страх перед гостем.
- Зачем вы здесь? - спросил он.
"Зачем я здесь?" Минуту Келексель не мог найти логичного объяснения. Он подумал о Рут, лежащей без сознания в соседней комнате. Этот Турлоу мог стать ее мужем. Ревность когтистой лапой сжала сердце Келекселя.
- Возможно, я пришел, чтобы поставить тебя на место, - ответил он. - Возможно, я увезу тебя на моем корабле подальше от вашей глупой планетенки и покажу тебе, что это за никчемная песчинка!
"Я не должен ему перечить", - подумал Турлоу. Он сказал:
- Давайте предположим, что все это не дурная шутка и вы…
- Не смей говорить чему, что у него плохой вкус! - сказал Келексель.
Турлоу слышал в голосе пришельца жестокие нотки. Усилием воли он постарался заставить себя ровно дышать, взглянул на посетителя. "А не это ли причина исчезновения Рут? - подумал он. - Неужели он - один из тех созданий, который забрали ее, которые шпионили за мной, которые наблюдали за казнью Джо Мэрфи, которые…"
- Появившись здесь, я нарушил самый важный закон своего общества, - сказал Келексель. - То, что я сделал, изумляет меня самого.
Турлоу снял очки, отыскал на комоде носовой платок, протер линзы и вернул себе на нос. "Я должен заставить его разглагольствовать как можно дольше, - подумал он. - Пока он говорит, он дает выход своей жестокости".
- Что такое чем? - спросил Турлоу.
- Неплохо, - сказал Келексель. - У тебя нормальное любопытство.
Он начал в общих чертах объяснять, кто такие чемы, их могущество, их бессмертие, их режиссерские корабли.
Но он ни разу не упомянул о Рут. Турлоу спросил себя, отважится ли он спросить о ней.
- Возможно, ты не сможешь никому рассказать о нас, - сказал Келексель. - Да и кто бы поверил тебе, даже если бы ты и рассказал?
Турлоу сосредоточился на угрозе. Если предположить, что этот Келексель тот, за кого себя выдает, то это серьезная опасность.
Да и кто сможет противостоять такому существу? Турлоу внезапно ощутил себя аборигеном с Сандвичевых Островов, столкнувшегося с железной пушкой.
- Зачем вы здесь? - повторил он.
"Что за дурацкий вопрос", - досадливо подумал Келексель. Внезапно его охватило замешательство. Почему знахарь так настойчив? Но он же знахарь, первобытный, и возможно, владеющий мистическим знанием.
- Ты можешь знать вещи, полезные для меня, - ответил он.
- Полезные? Если вы происходите из такой высокоразвитой цивилизации, что…
- Я собираюсь кое-что спросить у тебя и кое в чем разобраться. Возможно, что-нибудь выяснится.
"Зачем он здесь? - спросил себя Турлоу. - Если он тот, за кого себя выдает, зачем?" В мозгу, точно в калейдоскопе, мелькали обрывки фраз Келекселя, выстраиваясь в какую-то картину. Бессмертные. Режиссерские корабли. Поиски развлечений. Возмездие скуки. Бессмертные. Бессмертные. Бессмертные.
Взгляд Турлоу начал изучать Келекселя.
- Вы сомневаетесь в своей нормальности? - спросил он. - Вот почему вы здесь? Потому что сомневаетесь в своей нормальности?
Такого говорить не стоило, и Турлоу осознал это в тот же миг, когда неосторожные слова сорвались с языка.
- Как ты смеешь! - загремел Келексель. - Моя цивилизация отслеживает нормальность всех своих членов. Упорядоченность нашей нервной системы обеспечивается первичными установками паутины Тиггивофа, когда младенец получает дар бессмертия.
- Тигги… паутина Тиггивофа? - переспросил Турлоу. - Механическое устройство?
- Механическое? Ну… да.
"Великий Боже! - подумал Турлоу. - Неужели он здесь затем, чтобы рекламировать какую-то фантастическую машину для психоанализа? Это что, рекламный проект?"
- Паутина связывает всех чемов, - сказал Келексель. - Мы - даоинезиты, понимаешь? Нас много, но мы - единое целое. Это дает нам такое понимание, какого ты даже вообразить не можешь, невежественный бедняга. Это делает возможными режиссерские корабли. У вас нет ничего подобного, и вы просто слепцы.
Турлоу подавил вскипевшую ярость. Механическое устройство! Неужели этот несчастный глупец не понимает, что разговаривает с психологом? Турлоу постарался не замечать своей ярости, зная, что все равно не может позволить себе дать волю чувствам.
- Я слепец? - сказал он. - Возможно. Но я не настолько слеп, чтобы не видеть, что любое механическое устройство для психоанализа будет лишь бесполезным костылем.
- Да? - Келекселю это заявление показалось удивительным. "Бесполезным костылем? Паутина?" - Ты понимаешь людей и без таких вещей, да? - спросил он.
Турлоу посмотрел на его лицо, будто приготовившееся к защите. В его вопросе перемешались пафос и мольба. Ответ должен быть спокойным.
- Пожалуй, - сказал он, - вы так долго играли роль, что почти превратились в своего персонажа.
"Играл роль?" - удивился Келексель, пытаясь отыскать другое значение слов туземца. На ум ничего не пришло. Он сказал:
- Мое механическое устройство еще ни разу не давало сбоев ни с одним человеком.
- Каким безопасным это должно было сделать ваше будущее, - усмехнулся Турлоу. - Насколько определенным! Зачем же тогда вы здесь?
"Зачем я здесь?" - в который раз подумал Келексель. Теперь он отчетливо осознал, что причины, которые казались ему столь убедительными, всего лишь оправдания. Он начал сожалеть об этом противостоянии, ощутил себя обнаженным перед этим Турлоу.
- Бессмертный чем ни перед кем не отчитывается! - сказал он.
- Вы действительно бессмертны?
- Да!
Вдруг Турлоу безоговорочно поверил ему. В незваном госте было что-то, какое-то говорящее само за себя качество, которое противоречило притворству и лжи. Столь же внезапно Турлоу осознал, зачем Келексель пришел к нему. Догадавшись об этом, он задумался о том, как же ему сказать об этом.
- Бессмертный, - сказал Турлоу. - Я знаю, зачем вы здесь. Вы - точно человек, взбирающийся на отвесный утес. Чем выше вы взбираетесь, тем ниже придется падать - но до чего же привлекательной кажется глубина! Вы пришли сюда потому, что боитесь случайности.
Келексель сосредоточился на этом слове: Случайность!
- Для чема не существует такой вещи, как случайность, - усмехнулся он. - Чемы гуманны и разумны. Возможно, наша первоначальная разумность действительно случайность, но после этого не случайно ничто. Все, что происходит с чемом с момента, как его вынимают из кюветы, - это то, что он намеревается совершить.
- До чего же упорядоченно, - сказал Турлоу.
- Разумеется!
- Какая непревзойденная четкость, - сказал Турлоу. - Когда эта идея становится реальностью, из нее уходит жизнь. Попробуйте сделать такое с человеком, и он станет живой эпиграммой… а после смерти выяснится, что эпиграмма была неверна.
- Но мы не умираем.
Келексель начал смеяться. До чего же прозрачен этот Турлоу, как просто положить его в споре на обе лопатки! Он прервал смех, сказал:
- Мы зрелые существа, которые…
- Вы - не зрелые, - сказал Турлоу.
Келексель уставился на него, вспомнив, как Фраффин как-то сказал то же самое.
- Мы используем ваш род для развлечений, - сказал он. - Мы можем жить вашими жизнями без…
- Вы пришли сюда спросить о смерти, поиграть со смертью, - сорвалось с языка у Турлоу. - Вы хотите умереть, и в то же время вы боитесь умереть.
Келексель сглотнул, ошарашенно глядя на Турлоу. "Да, - подумал он. - Вот почему я здесь. А этот знахарь разглядел меня насквозь". Его голова почти сама по себе предательски кивнула.
- Ваше механическое устройство - это замкнутый круг, змея, которая кусает собственный хвост, - продолжал Турлоу.
Келексель нашел силы возразить:
- Мы живем вечно посредством ее психологической правдивости!
- Психологическая правдивость! - фыркнул Турлоу. - Так можно назвать что угодно.
- Мы так далеко опередили вас, примитивных…
- Так почему же вы просите помощи у одного из примитивных?
Келексель покачал головой. Его охватило гнетущее ощущение опасности.
- Ты никогда не видел, как работает наша паутина, - сказал он. - Как ты можешь…
- Я видел вас, - ответил Турлоу. - И я знаю, что любое учение, основанное на механизме, - замкнутый круг ограниченной логики. Правду нельзя заключить в круг. Правда как бесчисленные лучи, расходящиеся во все стороны, и им нет конца.
Келексель почувствовал, что завороженно следит за тем, как движутся губы Турлоу. С губ срывались больно ранящие слова. Келексель вдруг с неистовой силой пожалел о том, что появился здесь. Он почувствовал, как что-то внутри сжалось в комок, как будто он стоял перед закрытой дверью, которая в любой миг могла распахнуться в мир ужаса.
- Со временем с такими учениями происходит одна любопытная вещь, - продолжал Турлоу. - Ваша базовая философия начинает замыкаться, утрачивая первозданную прямоту. Сначала отклонение невелико, и ошибку не распознать. Вы думаете, что еще на правильном пути. А на самом деле вы все больше и больше отклоняетесь в сторону, до тех пор, пока попытки разработать новые теоремы, которые могли бы объяснить предыдущие, не становятся все более неистовыми.
- Мы достигли полного успеха, - возразил Келексель. - Твои доводы к нам не применимы.
- Прошлые успехи, основанные на прошлой правде, не обязательно означают успех в настоящем. На самом деле мы никогда ничего не достигаем. Мы лишь приближаемся к различным состояниям. Каждое слово, сказанное вами об общественном устройстве чемов, с головой выдаст вас. Вы думаете, что у вас есть все ответы, но вы пришли сюда. Вы в ловушке. Подсознательно вы понимаете, что находитесь в неизменной системе, не имея возможности бежать оттуда и будучи вынужденными бесполезно кружить в ней, до тех пор, пока не умрете.
- Мы никогда не умрем.
- Тогда зачем же вы пришли ко мне?
- Я… я…
- Люди, которые движутся внутри неизменной системы - точно вереница гусениц, - сказал Турлоу. - Они следуют за лидером, вечно следуют за лидером, один за одним по липкому следу того, кто ползет первым. Но лидер попадает в след последнего в этой веренице, и вы оказываетесь в ловушке. След становится все более и более вязким от вашего разрастания по мере того, как вы все ходите и ходите кругами по одному и тому же пути. А вы считаете ваше разрастание подтверждением того, что вы на верном пути! Вы живете вечно! Вы бессмертны!
- Да, мы бессмертны!
Турлоу понизил голос, заметив, с какой жадностью Келексель ловит каждое его слово.
- А путь всегда кажется прямым, - сказал он. - Вы охватываете взглядом такой малый отрезок пути, что не замечаете, как он искривляется. Вы еще считаете, что он прямой.
- Какая мудрость! - усмехнулся Келексель. - Что же она не спасла твоего драгоценного психа, твоего бесценного Джо Мэрфи?
Турлоу сглотнул. "Почему я спорю с этим существом, - подумал он. - На какие кнопки он нажал, чтобы заставить меня делать это?"
- Ну? - настаивал Келексель, поняв, что надавил на больное место.
Турлоу вздохнул.
- Еще один порочный круг, - сказал он. - Образно говоря, мы До сих пор сжигаем евреев, потому что они разносят заразу. В каждом из нас живут Каин и Авель. Мы закидываем Мэрфи камнями, потому что он - та часть нас, которую мы отрицаем. В нем было больше от Каина, чем от Авеля.
- У вас совершенно не развито чувство того, что правильно, а что нет, - сказал Келексель. - Разве было неправильно… ликвидировать этого Мэрфи?
"О Боже! - подумал Турлоу. - Правильно и неправильно! Сущность и последствия!"
- Это не вопрос правильности и неправильности, - начал он. - Это была глубинная реакция. Это было как… как волна… или ураган. Это… когда это происходит, это происходит!
Келексель оглядел примитивную комнатенку, обратив внимание на кровать и предметы, стоящие на комоде. Фотография Рут! Как он смеет хранить напоминание о ней? Но у кого было большее право на это? Комната внезапно сделалась отвратительно чужой Келекселю. Он пожелал оказаться за тысячу миль от этого места. Но куда он мог пойти?
- Вы пришли сюда в поисках лучшей психологической философии, не сознавая, что любая подобная философия суть тупик, маленькая червоточина в древнем строении, - сказал Турлоу.
- Но вы же… вы…
- Кому больше знать о червоточинах, чем одному из червей? - спросил Турлоу.
Келексель облизал губы.
- Где-то должно быть совершенство, - прошептал он.
- Должно ли? И каким оно было бы? Допустим, есть совершенная психология и личность, доведенная до совершенства в такой системе. Вы будете кружить в вашем нескончаемом совершенном круге до тех пор, пока в один прекрасный день, к своему ужасу, не обнаружите, что этот круг несовершенен. Это можно закончить!
Келекселю вдруг показалось, что тиканье часов барабанным боем отдается у него в ушах.
- Угасание, - сказал Турлоу. - В нем лежит конец вашего совершенства, ошибка Эдема. Когда ваша совершенная психология исцеляет вашего совершенного человека, она тем не менее оставляет его внутри совершенного круга… в одиночестве, - он кивнул своим мыслям. - И в страхе, - он внимательно посмотрел на Келекселя, заметив, как тот дрожит. - Вы пришли сюда, потому что боитесь того, что вас так привлекает. Вы надеялись, что у меня есть панацея, какое-то первобытное утешение.
- Да, - сказал Келексель. - Но разве у тебя могло что-то быть? - Он сморгнул. - Ты… - он указал на комнату, не в состоянии отыскать нужные слова, чтобы описать убожество существования туземца.
- Вы помогли мне принять решение, и это огромная услуга, за которую я очень вам благодарен, - сказал Турлоу. - Если я оказался здесь, на Земле, чтобы получать удовольствие от жизни - именно этим я и намерен заниматься. Если же я оказался здесь по прихоти какого-то высшего существа, которое желает наблюдать за тем, как я дергаюсь, точно кукла на веревочке, - я не доставлю ему этого удовольствия.
- А есть ли это высшее существо? - прошептал Келексель. - Что бывает после… после…
- По правде говоря, мне не терпится узнать это… самому, - сказал Турлоу. - Это мой выбор, мое решение. Я думаю, что такое решение оставит мне больше времени для жизни. Мне кажется, что время так или иначе не дает покоя до тех пор, пока решение не принято.
Келексель взглянул на свои руки, на предательски дымчатые ногти, сморщившуюся кожу.
- Я живу, - сказал он. - Я еще живу.
- Но вы не приняли факт, что вся жизнь - это промежуточная стадия, - с мягким укором сказал Турлоу.
- Промежуточная?
Турлоу кивнул. Он сейчас действовал по наитию, пытаясь противостоять опасности, очертания которой улавливал очень смутно.
- Жизнь - в движении, - сказал он, - и риск лишь в одном - чтобы жить. Только глупец не в состоянии понять, что приговоренный умирает, но лишь единожды.
- Но мы не умираем, - сказал Келексель, и в голосе слышалась мольба. - Мы никогда…
Он замотал головой, как больное животное.
- И все же вы взбираетесь на тот утес, - сказал Турлоу. - И не можете забыть о привлекающей вас бездне.
Келексель закрыл глаза руками. В своей непостижимой первобытной мудрости знахарь оказался прав - ужасно, неумолимо прав.