"Действительно, я обменялся парой любезностей с вашим хозяином".
Прихлебнув сироп, Хельссе привередливо поморщился и оставил бокал на прилавке: "Давайте найдем уединенное место, где можно поговорить без помех".
Рейт условился с Тразом и Аначо, обернулся к Хельссе: "Пойдемте, я за вами".
Хельссе ненароком взглянул на главный вход, но предпочел покинуть таверну через боковую дверь, соединявшую ее с рестораном. Уходя, Рейт успел заметить человека, ввалившегося в таверну с улицы и дико озиравшегося по сторонам - Дордолио.
Хельссе игнорировал происходящее: "Неподалеку есть уютное кабаре, не слишком вульгарное - там гораздо спокойнее".
Они зашли в помещение с низким потолком, освещенное красными и синими лампами, с выкрашенными синей краской кабинками вдоль стен. На возвышении сидела группа музыкантов - двое играли на небольших гонгах и барабанах. Перед ними вышагивал из стороны в сторону, волнообразно изгибаясь, жилистый танцор. Хельссе выбрал кабинку у самого входа, как можно дальше от музыкантов. Они уселись на синие подушки. Секретарь заказал две рюмки "настойки дикого леса" - их скоро принесли.
Танцор скоро удалился. Музыканты взяли новые инструменты, похожие на гобой, флейту, виолончель и литавры. Рейт какое-то время прислушивался, сбитый с толку жалобным пиликаньем, глухими ударами литавр невпопад, внезапными возбужденными трелями флейты.
Хельссе предупредительно наклонился вперед: "Вы не знакомы с музыкой яо? Я так и думал. Исполняют традиционную пьесу: так называемый плач".
"В самом деле, импровизацию невозможно назвать радостной".
"Восприятие зависит от привычной эмоциональной шкалы слушателя, - Хельссе перечислил ряд музыкальных форм, в порядке убывающего оптимизма. - Не хочу сказать, что яо неизменно одержимы мрачными сожалениями. Для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно побывать здесь в сезон балов".
"Сомневаюсь, что меня пригласят на бал", - отозвался Рейт.
Оркестр приступил к исполнению другого сочинения, состоявшего из последовательностей страстных фраз, поочередно повторявшихся разными инструментами и кончавшихся продолжительными напряженными тремоло. Мимолетная ассоциация чувств навела Рейта на мысль о монументе в круглом сквере: "Эта музыка каким-то образом связана с вашим ритуалом искупления?"
Хельссе отстраненно улыбнулся: "Говорят, что дух патетического причастия пронизывает весь эпос, всю психическую сущность яо".
"Интересно". Рейт ждал - Хельссе пригласил его сюда не для того, чтобы обсуждать музыку.
"Надеюсь, сегодняшние события не причинили вам никаких неприятностей?" - спросил секретарь.
"Никаких, если не считать раздражения".
"Вы не рассчитывали получить награду?"
"Я ничего не знал о ней. Естественно, я ожидал, что ко мне отнесутся, как принято - внимательно и любезно. Господарь Сизанте, однако, оказал мне весьма примечательный прием".
Хельссе кивнул с пониманием: "Он весьма примечательный человек. Но теперь он оказался в затруднении. Сразу же после вашего ухода господарю представился кавалер Дордолио, заявивший, что вы узурпировали его права, и потребовавший награды для себя. Честно говоря, принимая во внимание все обстоятельства, удовлетворение претензий Дордолио поставило бы господаря Сизанте в неловкое, даже смешное положение. Вам, по всей видимости, неизвестно, что Синежадентный дворец и Золотой дом Карнелианов - ревниво соперничающие патроны. Господарь Сизанте подозревает, что Дордолио намерен воспользоваться наградой, как средством унижения Синежадентной династии - последствия такого развития событий трудно предсказать".
Рейт спросил: "Какую именно награду посулил Сизанте?"
"Отцовские чувства возобладали над предусмотрительностью, - ответил Хельссе. - Господарь объявил буквально следующее: "Любому, кто возвратит мою дочь или даже принесет вести о ее судьбе, стоит только попросить - в его распоряжении все мои возможности!" Сильные слова, как видите, вырвавшиеся в минуту волнения и предназначенные исключительно для избранного круга клиентов Синежадентного дворца - но слухи расходятся быстрее звука".
"Возникает впечатление, - сказал Рейт, - что я сделаю Сизанте одолжение, воспользовавшись его щедростью".
"Именно этот вопрос мы хотели бы выяснить, - осторожно выбирая выражения, продолжал секретарь. - Дордолио высказал по вашему адресу ряд оскорбительных обвинений. Например, он называет вас суеверным варваром, замышляющим возрождение "культа". Если вы потребуете, чтобы господарь Сизанте превратил свой дворец в храм приверженцев "культа" и сам присоединился к их числу, мы скорее пойдем навстречу притязаниям Дордолио".
"Даже несмотря на то, что я первый принес вести о его дочери?"
"Дордолио утверждает, что его надули, и в бешенстве угрожает насилием. Перейдем, однако, к более существенному вопросу - какие требования вы предъявили бы господарю Сизанте, с учетом сложившихся обстоятельств?"
Рейт задумался. К сожалению, он не мог себе позволить роскошь гордого отказа: "Не могу точно сказать. Мне пригодился бы непредвзятый совет - но к кому обратиться?"
"Попробуйте спросить у меня", - предложил Хельссе.
"В вашей должности вы вряд ли проявите беспристрастность".
"Мой взгляд на вещи гораздо самостоятельнее, чем может показаться".
Рейт посмотрел в бледное изящное лицо, в неподвижные черные глаза. Загадочный человек был этот Хельссе! Впечатление загадочности только подчеркивалось его полным безучастием - одинаковым отсутствием дружелюбия и враждебности. Он говорил с показной искренностью, но не обнаруживал никаких случайных или подсознательных примет внутреннего состояния.
Оркестранты разошлись. На сцену вышел корпулентный человек в широкой темно-бордовой мантии до пят. За ним в тени села женщина с длинными черными волосами, пощипывавшая лютню. Толстяк издал рыдающий вопль, наполненный невнятными полусловами, ничего не значившими для Рейта.
"Еще одна традиционная мелодия?" - спросил Рейт.
Хельссе пожал плечами: "Особая манера пения, в ней есть определенный смысл. Если бы каждый научился высвобождать эмоции таким образом, эвэйль не угрожала бы на каждом шагу".
Рейт слушал. "Судите меня все, судите сурово, - надрывно стонал певец, - ибо я сотворил чудовищное злодеяние, окрыленный безысходностью!"
"Если взглянуть на дело со стороны, - сказал Рейт, - обсуждение вопроса об использовании моего преимущества над господарем Сизанте с его секретарем и советником представляется абсурдным".
"Видите ли, даже самый выгодный для вас вариант не обязательно окажется невыгодным для господаря Сизанте, - ответил Хельссе, - тогда как в случае Дордолио ущерб неизбежен".
"Сизанте отнесся ко мне в высшей степени нелюбезно, - размышлял вслух Рейт, - и меня прельщает перспектива оказывать ему услуги. С другой стороны, я еще меньше расположен помогать Дордолио, обзывающему меня суеверным варваром".
"Возможно, господарь Сизанте был шокирован сообщенными вами известиями, - предположил Хельссе. - Что же касается злопыхательств Дордолио, они явно не соответствуют действительности - ими можно пренебречь".
Рейт усмехнулся: "С Дордолио мы знакомы больше месяца, меня вы знаете один день. Что внушает вам такую уверенность в ошибочности его заявлений?"
Попытка вывести секретаря из равновесия не увенчалась успехом. Хельссе ответил вкрадчивой улыбкой: "Я редко ошибаюсь в людях".
"Допустим, я сделаю ряд самых диких заявлений: что Тшай - плоская планета, что догматы "культа" верны, что человек способен жить под водой. Как это повлияет на ваше мнение?"
Хельссе трезво рассмотрел такую возможность: "В каждом случае моя реакция будет различной. Если вы убеждены в том, что Тшай - плоский, мне несомненно придется изменить свое мнение. Если вы начнете отстаивать символ веры "культа", я повременю с окончательным суждением, так как в этом отношении, насколько мне известно, не существует убедительных свидетельств ни "за", ни "против", и решение вопроса зависит от личных предпочтений. Если вы станете утверждать, что человек может жить под водой, я буду склонен принять этот постулат в качестве рабочей гипотезы. В конце концов, пнуме встречаются под водой, а ванхи развлекаются подводным плаванием. Почему бы человеку не жить под водой, если у него есть подходящее оборудование?"
"Тшай имеет сферическую форму, - сказал Рейт. - Люди могут жить под водой - не очень долго - пользуясь искусственными жабрами. Мне ничего не известно о "культе" и его доктринах".
Хельссе пригубил из рюмки. Певец закончил выступление. На возвышение поднялась танцевальная труппа - мужчины в черных гетрах и рукавах, обнаженные от бедер до грудной клетки. Рейт с удивлением посмотрел на них и отвернулся.
"Классические танцы, - пояснил Хельссе, - тоже связаны с патетическим причастием. Теперь исполняется "Предварительное восшествие священнослужителей к искупителю"".
"Священнослужителями при этом именуют палачей, пытающих жертву?"
"Персонажей торжественного обряда, открывающих новые возможности абсолютного искупления. Многие из них приобретают большую популярность благодаря вдохновенным изобретениям и техническому совершенству, - Хельссе поднялся. - Пойдемте. Вы выразили некоторый интерес по поводу "культа". По случайности мне известно, где проводятся собрания последователей этого учения. Если вы желаете удовлетворить любопытство, я могу вас туда проводить".
"Такое посещение не будет противоречить законам Катта?"
"Излишнее опасение. В Катте нет законов - только обычаи, что, судя по всему, вполне устраивает яо".
"Необычная система! - заметил Рейт. - Что же, и убийство не воспрещается?"
"Убийство противоречит обычаям, по крайней мере в большинстве ситуаций. Тем не менее, деятельность профессионалов из Гильдии наемных убийц и их Общества ликвидации не вызывает нареканий. В целом, жители Катта поступают по своему усмотрению, рискуя навлечь на себя в той или иной степени позор и бесчестье. Познакомившись с "культом", вы можете подвергнуться, в худшем случае, публичному оскорблению".
Рейт тоже поднялся: "Хорошо, показывайте дорогу".
Перейдя через Овальную площадь, они вышли по извилистой аллее на плохо освещенный проспект. Причудливые силуэты зданий напротив казались плоскими декорациями, опиравшимися на задник с нарисованными лунами, розовой и голубой. Хельссе постучал в дверь с фосфоресцирующей бледно-синей табличкой. Рейт молча ждал. Дверь чуть приоткрылась, показалась физиономия с длинным носом.
"Сегодня принимают посетителей? - спросил Хельссе. - Можно войти?"
"Вы состоите в организации? Я обязан предупредить вас, что здесь находится окружной центр Общества страждущих невозвращенцев".
"Нет, мы не вступали в Общество. Мой спутник - иностранец, желающий познакомится с учением "культа"".
"Мы всячески приветствуем такое желание. Вы тоже можете войти - как видно, вас не беспокоит "статус"".
"Нисколько".
"Что возможно только в двух случаях - либо ваш "статус" невероятно высок, либо его у вас вообще нет. Так заходите же. Мы не можем предложить особых развлечений - только свои убеждения, несколько теорий и мизерное количество фактической информации". Невозвращенец раздвинул портьеру: "Прошу".
Хельссе и Рейт прошли в просторное полуподвальное помещение. В стороне, у стены, сидели и пили чай из железных кружек двое мужчин и две женщины, выглядевшие в большом пустом зале жалко и одиноко.
Невозвращенец поклонился, отведя руку в сторону в полураболепном, полусардоническом жесте: "Все, что от нас осталось: полюбуйтесь на "культ", внушающий такой ужас. Шумное, многолюдное сборище, не правда ли?"
Хельссе произнес дидактическим тоном: "Последователей "культа" порицают не за то, как выглядят их собрания, а за их провокационные и самонадеянные допущения".
"Допущения, ха! - воскликнул невозвращенец неприязненно-обиженным тоном. - Нас преследуют, но мы - избранные носители факела истины во тьме невежества".
Рейт спросил: "Что именно вам известно?"
"Мы знаем, что люди - пришельцы на Тшае".
"Откуда вы это знаете? - потребовал объяснений Хельссе. - Человеческая история теряется во мгле времен".
"Это интуитивно неопровержимо. Кроме того, мы верим, что настанет день, когда великие чародеи с планеты людей призовут своих братьев - мы вернемся в исходный мир! Там радость и покой, край всеобщего благоденствия, где воздух сладостно наполняет грудь, освежая подобно тончайшим винам Ифтала! В мире Исхода - золотые горы, усыпанные опалами, кущи счастливых снов! Там смерть - странная случайность, а не судьба, там наслаждение и блаженный отдых - постоянные спутники человека, там изысканные яства уготованы каждому в бесконечном разнообразии!"
"Картина, достойная восхищения, - сказал Хельссе. - Но разве вы не чувствуете, что она основана только на предположениях? Или, точнее выражаясь, представляет собой организационно-пропагандистскую догму?"
"Пусть так! - упрямо заявил невозвращенец, - Не следует, однако, считать ложным любой догматический постулат. На нас снизошло откровение истины: внемлите - образ и подобие исходного мира!" Он благоговейно протянул обе руки к висящему на уровне глаз глобусу диаметром около метра.
Рейт подошел к глобусу и стал изучать его, наклоняя голову то вправо, то влево, пытаясь распознать очертания морей и берегов, находя в одних местах навязчивое сходство, в других - полное несоответствие. Хельссе остановился рядом: "На что это, по-вашему, похоже?" Его голос звучал легко и беззаботно.
"Не могу сказать ничего определенного".
Хельссе хмыкнул - как показалось Рейту, с облегчением и даже разочарованием.
Одна из женщин подняла тучное тело со скамьи, подошла. "Почему бы вам не вступить в Общество? - предложила она с наигранным энтузиазмом. - Нас порадуют новые лица, приток свежей крови в повсеместно растущую новую волну. Разве вы не хотите помочь нам связаться с исходным миром?"
Рейт рассмеялся: "Существует практический метод связи?"
"Конечно! Телепатия! Других средств нет и не может быть".
"А космический корабль?"
Активистка смутилась и с подозрением взглянула на Рейта - не шутит ли он? "Откуда возьмется космический корабль?"
"Разве нельзя его купить? Хотя бы небольшой?"
"Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь продавал звездолет".
"Я тоже", - сухо заметил Хельссе.
"И куда бы мы полетели? - воинственно вопросила активистка. - Исходный мир - в созвездии Клари. Космос необъятен - нам пришлось бы искать до скончания веков!"
"Предприятие сопряжено с большими трудностями, - согласился Рейт. - Все же, допуская, что ваши предпосылки верны..."
"Никаких допущений! Никаких предпосылок! - возмущенно прервала его шокированная толстуха. - Нам было откровение!"
"Возможно. Но мистицизм - непрактичный подход к задаче космического полета. Предположим, что тем или иным образом в вашем распоряжении оказался бы звездолет - это позволило бы вам без особого труда проверить обоснованность ваших убеждений. Достаточно лететь в направлении созвездия Клари и время от времени сканировать окружающее пространство в поиске радиосигналов. Рано или поздно, если исходный мир существует, приемник уловит сигналы".
"Любопытно, - сказал Хельссе. - Согласно вашему предположению, если такой мир существует, его обитатели достаточно развиты, чтобы передавать сигналы?"
Рейт пожал плечами: "Допуская существование планеты, почему не допустить существование радиосвязи?"
На это Хельссе не нашел ответа. Длинноносый невозвращенец заявил: "Изобретательно, но нереально! Подумайте - где мы достанем космический корабль?"
"Небольшой звездолет можно построить - для этого требуются только финансовые средства и техническая компетенция".
"Прежде всего, - упорствовал невозвращенец, - у нас нет таких денег".
"Ну, это, по-моему, наименьшее из препятствий", - пробормотал Хельссе.
"Есть другая возможность. Небольшой корабль можно купить у тех, кто регулярно летает в космос - у дирдиров, у ванхов, может быть, даже у синих часчей".
"Снова встает вопрос о цехинах, - сказал невозвращенец. - Сколько может стоить небольшой звездолет?"
Рейт повернулся к Хельссе. Тот поджал губы: "Полмиллиона цехинов - если кто-то согласится продать его, в чем я сильно сомневаюсь".
"Третья возможность - пойти напролом, - сказал Рейт. - Звездолет можно просто-напросто конфисковать".
"Конфисковать? У кого? Мы - приверженцы "культа",
но еще не последние идиоты!"
Толстуха неодобрительно фыркнула: "Несбыточные, детские мечты!"
Невозвращенец произнес ласковым голосом: "Мы будем рады принять вас в свое Общество, но прежде всего необходимо, чтобы вы открыли для себя ортодоксальную методику. Занятия по психокинетике и проекционной телепатии проводятся два раза в неделю, в ильсдень и в аздень. Желающие могут посещать также..."
"Боюсь, что это невозможно, - прервал его Рейт. - Но ваша программа интересна. Надеюсь, она принесет плодотворные результаты".
Хельссе вежливо откланялся.
Покинув центр страждущих невозвращенцев, Рейт и секретарь Синежадентного господаря молча шли по темному проспекту. Наконец Хельссе спросил: "К какому заключению вы пришли?"
"Обстоятельства говорят сами за себя", - сказал Рейт.
"Значит, вы убедились в неосновательности их учения?"
"Я не стал бы делать далеко идущие выводы. Ученые, несомненно, нашли биологическое сходство между пнуме, фунтами, ночегончами и другими автохтонными существами. Синие, зеленые и древние часчи тоже объединены родственными связями, так же, как и все расы людей. Но пнуме, ванхи, часчи, дирдиры и люди биологически несовместимы. О чем это говорит, по-вашему?"
"Согласен - ситуация проблематична. Вы можете предложить какое-то объяснение?"
"На мой взгляд, имеющейся информации недостаточно. Вот подождите, невозвращенцы добьются успехов в телепатии и всех нас просветят!"
Хельссе ничего не ответил. Они свернули за угол. Схватив Хельссе за плечо, Рейт резко остановил его: "Тихо!" Они замерли.
Послышались чуть шаркающие шаги - вслед за ними из-за угла появилась темная фигура. Рейт схватил незнакомца, развернул спиной к себе, завернул руки за спину и сжал шею локтевым захватом. Хельссе предпринял пару осторожных попыток помочь или вмешаться, но Рейт, никому не доверяя, держал его в поле зрения: "У вас есть фонарь? Посмотрим, кого - или что - мы поймали".
Хельссе достал из кармана портативную лампу, постучал по ней, поднял вспыхнувший прибор повыше. Пленник извивался, лягался, вырывался. Напрягаясь, Рейт не рассчитал усилие и почувствовал, как под его нажимом подался сломанный сустав - но незнакомец, оседая, заставил Рейта потерять равновесие. Со свистящим торжествующим выдохом пленник вывернулся из захвата. Тут же сверкнул металл - незнакомец полувскрикнул, полувздохнул от боли.
Не опуская лампу, Хельссе вытащил кинжал из дергающегося в конвульсиях тела. Рейт стоял рядом, недовольно опустив уголки рта: "Вы торопитесь орудовать ножом".
Хельссе пожал плечами: "У таких, как он, всегда при себе ядовитые иглы". Он перевернул тело ногой - на мостовую с тихим звоном выкатилась узкая заостренная стеклянная трубка.
Рейт и секретарь с любопытством всматривались в белое лицо, полузакрытое необычайно широкими полями черной шляпы.