Когда добрался домой, было уже начало седьмого. На этот раз пришлось воспользоваться собственным ключом, поскольку Ашгарр встречать меня почему-то не вышел. Но когда я разулся и повесил кобуру и бубен на крюк, он всё-таки выглянул из своей комнаты.
- Пиццу разогревать? - спросил он.
- Спасибо, сыт, - прислушавшись к себе, отказался я от ужина.
- Может, чаю?
- А вот чаю давай.
- Молочный оолонг? - уточнил Ашгарр.
- Да, и с чабрецом, - попросил я и порулил в ванную.
- Чего такой измочаленный? - перекрикивая шум воды и пыхтение электрочайника, поинтересовался через минуту Ашгарр.
- Побегать пришлось, - крикнул я в ответ и сунул голову под холодную струю, поскольку горячую обещали включить только двадцать второго.
В подробности вдаваться не стал. Моя частная сыщицкая деятельность - это моя частная сыщицкая деятельность. Моя и только моя. Не люблю я Ашгарра и Вуанга своими проблемами грузить. Уяснил однажды и навсегда: если ты не решаешь свою проблему самостоятельно, то сам становишься чьей-то проблемой. Золотому дракону стыдно быть чьей-то проблемой. Золотой дракон должен быть решением чужих проблем. Обязан.
Пока я пил чай, Ашгарр стоял у окна и курил, выпуская дым в приоткрытую фортку. Какое-то время молчали. Говорить было особо не о чем, за сотни лет всё давным-давно переговорено.
Говорить не о чем.
Но говорить нужно.
Хотя бы для того, чтобы Ашгарр совсем не одичал, мало мне тихушника Вуанга.
- Скажи, почему люди такие? - спросил я, ковыряя ложкой в банке с мёдом.
- Какие? - не понял Ашгарр.
- Настырные. Даже упрямые.
- Разве это плохо?
- Когда бы они эту свою настырность использовали по делу, то было бы неплохо, а так - ерунда выходит. - Вспомнив хищную мордочку адвоката Ащеулова, я покачал головой. - И лезут, и лезут. И лезут, и лезут. Настырные как черти. И как черти же злые.
Ашгарр сделал долгую затяжку, потом выпустил в три приёма дым через ноздри и сказал:
- Если вспомнить Конрада Лоренца с его теорией агрессии как четвертого базового инстинкта человека, то…
- А давай не будем вспоминать Конрада Лоренца, - взмолился я.
- Давай, - легко согласился Ашгарр.
И мы вновь на какое-то время замолчали. Я отхлёбывал из кружки остывающий чай, Ашгарр по-прежнему смотрел во двор через окно.
- Сегодня мне ворон на хвост сел, - первым нарушил я тишину.
- Пристрелил? - вяло и как-то чересчур равнодушно поинтересовался Ашгарр.
- Не сумасшедший, в центре города стрелять. Ушёл дворами.
- Отличник.
Тут я заметил то, что давно должен был заметить, а если и не заметить, то прочувствовать. Что "я" моё другое не в своей тарелке. Что худо ему. Что оно на пороге депрессии.
Я распахнулся, и дурное расположение духа накрыло меня своим чёрным крылом.
- Что с тобой? - спросил я, резко повернувшись к окну.
Ашгарр вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в жестянку из-под монпансье и поделился:
- Фаддей проект закрыл.
- Правда, что ли? - не поверил я.
- Правда.
- Чего вдруг?
- Слышал, что Йо замуж вышла?
- Не-а.
- Сообщаю - вышла.
- Ну вышла и вышла, не век в девках сидеть. Что с того?
- Так это… Рожать собралась.
- По серьёзному серьёзу?
- А как ещё?
- Да мало ли. Может быть, рекламный ход? С них станется.
Ашгарр ещё раз вздохнул и покачал головой - нет, никаких шуток, облом конкретный.
Я подумал: "Сам себя не подбодришь, никто не подбодрит" и поторопился сказать:
- Ты это, ты того, ты давай не расстраивайся. Чего раньше времени расстраиваться? Не надо. Что-нибудь придумаем. Что-нибудь сообразим.
- А что тут придумаешь? - пожал плечами Ашгарр и горестно усмехнулся.
- Для кого-нибудь другого писать начнёшь, - поднял я идею, лежащую на поверхности.
- Это вряд ли.
- Чего так пессимистично-то, Ашгарр?
- Не пессимистично, а реалистично. Сам подумай - чтобы все концы срослись, такое раз в жизни случается.
- Не дрейф. Найдём кого-нибудь.
- Кого?
- Ну, не знаю… Найдём. Гадом буду, найдём.
Ашгарр на это ничего не сказал, и на кухне повисла долгая пауза, в течение которой каждый из нас думал о своём. Но об одном и том же. О жизни.
"Жизнь длинна, перспективы туманны, финал неясен", - думал Ашгарр.
"Жизнь длинна, полна сюрпризов и тем интересна", - думал я.
Играли мы в молчанку до тех пор, пока я не спросил (не только и не столько для того, чтобы получить информацию, сколько для того, чтобы отвлечь Ашгарра от тоскливых мыслей):
- Как думаешь, где в городе самое крутое место Силы?
Зная меня, как самого себя, Ашгарр не особо удивился резкой смене темы, чуть подумал и предположил:
- Наверное, перекрёсток Маркса и Ленина.
Я закрыл глаза, чтобы увидеть это оживлённое место во всех деталях, и когда в мозгу с фотографической точностью всплыла нужная картинка, у меня возникли сомнения.
- Помню, Архипыч на этом месте медведя-оборотня убил, но так это сколь же лет с тех пор прошло.
- Дело не в этом, - пояснил Ашгарр. - Вернее, не только в этом.
- А в чём?
- Через дорогу от памятника Ленину второй корпус нархоза стоит, а там в Отечественную военный госпиталь располагался. Помнишь?
Я кивнул - да, конечно, помню. Как такое забыть?
- Так вот, - продолжил Ашгарр. - Представляешь, столько крови, боли, мольбы и проклятий в том месте излилось? Море. Ещё лет сто Сила на этом пятачке бурлить будет. Поверь, это самое сильное место в городе.
- Верю, - согласился я.
- А тебе это, вообще-то, зачем? - вдруг озаботился Ашгарр.
Я вытащил из его пальцев окурок, добил до фильтра, отправил щелчком в форточку и с неохотой признался:
- Одному озабоченному духу родное вернуть нужно.
- Опять взялся чужую беду отводить?! - ахнул Ашгарр.
- Имеет место быть, - подтвердил я.
- Ну, ты в своём репертуаре! - Ашгарр осуждающе покачал головой. - Дух, надо понимать, неместный?
- В том всё и дело.
- А подкинуть нельзя?
- Как?
- Ну оставить где-нибудь его вещички. К примеру, на пустыре. Найдёт.
- Найдёт, конечно. Но только раньше какой-нибудь пацан найдёт. А потом напишут в газетах, что от рук маньяка пала очередная жертва. Ты этого хочешь?
- Нет.
- Вот то-то. Нет, тут даже не вопрос - надо лично. Из рук в руки. Если у него есть руки, а нет - так в зубы. Зубы-то у всех…
- И когда стыковка на орбите?
- Если он меня сам раньше не найдёт, то, думаю, завтра организовать. На рассвете.
- До первых лучей?
- Это уж как получится.
- Неужели, настолько силён, что и на свету балует?
- Настолько. Как любит говорить Чубайс, беспрецедентно.
- Не ровен час, развоплотит он тебя, - заволновался Ашгарр. - У тебя же Силы ноль.
- Ты же знаешь, я вёрткий, - сказал я как можно беззаботнее. - Просто так не дамся.
- Может, с тобой пойти?
- А толку? Ты же, как и я, пустой.
И эта была правда. Горькая, но правда. Больше Ашгарр ничего не сказал, лишь плечами пожал, дескать, поступай, как знаешь. Не мальчик.
- Если что, о Саиде позаботься, - напоследок сказал я.
Ашгарр кивнул.
- Квартплату внёс до конца года.
Ашгарр ещё раз кивнул.
На том наш разговор и закончился.
Я ополоснул свою полулитровую боевую кружку с трещиной возле дужки в виде буквы "Л" и поплёлся в конуру. Свет включать не стал, но прежде чем запрыгнуть в гамак врубил Гребенщикова.
За день набегался так, что едва голова коснулась подушки, сразу стал засыпать. Правда, ещё слышал, как Борис Борисович дрожащим голосом пропел:
Ты - животное лучше любых других,
Я лишь дождь на твоем пути.
Золотые драконы в лесах твоих,
От которых мне не уйти.
А потом уже ничего не слышал. Подумал: "Правильно, что Путин ему орден дал" и тут же уснул.
Снилась мне Лера.
Нет, никакой эротики. Ничего такого. Шёл самый обыкновенный чёрно-белый бред. И на этот раз он заключался в том, что моя отважная помощница на полном серьёзе учила меня, как проигрывать на DVD-плэйере старые виниловые пластинки. Она достаточно подробно и терпеливо объясняла: вот, шеф, пластинка, вот тут лоток, тут нажимаем, отсюда выезжает, аккуратно кладём, включаем, слушаем. Самое смешное, что огромная пластинка действительно умещалась на заточенный под маленький оптический диск лотке.
Чистой воды бред.
Трудно сказать, из каких кусочков пережитого собралась мозаика этой галиматьи, но одно точно - в реальной жизни я часто досадую, что старые виниловые диски пылятся на антресолях, а не крутятся на стареньких патефонах и радиолах. По сердцу мне эти чёрные блестящие блины. Радуют душу. А потому что живые. Иной раз достанешь из потускневшего конверта, проведёшь ладонью по шершавой глади, почувствуешь всем своим естеством каждый бугорок, каждую впадину, каждую царапину, и возрадуешься. Уж больно похоже на кожу дракона в истинном его обличии. До умопомрачения похоже.
И я так скажу: виниловые борозды - это тебе не виртуальные нули и единицы, сжатые прессом актуального музыкального формата. Это реальная вещь. Настоящая. Самая что ни наесть настоящая. Как книга. Вот говорят, никакой разницы - что книга, что файл на жёстком диске компьютера. Не верю. Файл стереть с винчестера - любому по плечу, раз плюнуть, а вот книгу в печь кинуть, тут не у каждого рука поднимется. Как говорится, почувствуйте разницу.
Старых винилов у меня полным-полно - с Фёдора Шаляпина начал собирать и на Викторе Цое закончил. Восемь огромных коробок набралось. Ашгарр время от времени порывается выбросить, но я не даю. Для меня в акте выноса на свалку вещи, которая долгие годы служила верой и правдой, присутствует элемент предательства. Буду хранить, пока не истлеют. И пусть Ашгарр всякий раз в разгар генеральной уборки называет меня барахольщиком. Переживу.
Сон я не досмотрел. В какой-то момент там, во сне, чей-то голос сказал: "Слово от бога, цифра от дьявола", я вздрогнул от ужаса и проснулся.
17
Как и планировал, проснулся ровно в полночь.
Запланировать-то запланировал, но вставать жуть как не хотелось. Лежал какое-то время с открытыми глазами, мечтая, чтобы поскорее наступил Новый год. Всегда от католического Рождества до православного устраиваю себе большие каникулы. И в это раз устрою. Буду лежать день-деньской в гамаке, просматривая "Клан Сопрано" в переводе Гоблина, и пальцем не пошевелю. Вставать вообще не буду. Во-об-ще. Разве для того только, чтобы заглянуть в холодильник. И всё. Никаких дел. К чёрту все дела.
Но до рождественских каникул было ещё без малого полгода. К тому же обстоятельства складывались таким образом, что Нового года на этот раз для меня могло и не случится. Поэтому досчитал до трёх, приказал себе: "Рота, подъём!" и выбрался из сетки. Новый день наступил, нужно как можно быстрее избавляться от чужих артефактов. И не спать. Ни в коем случае не спать. Худо, когда дух-мститель является к тебе во сне. Во сне даже и убежать не сможешь. Развоплотит к чёртовой матери, душу в клочья изорвёт и за Пределы выкинет. Не соберёшь.
Уже через сорок шесть минут я ломился в запертые двери третьего учебного корпуса Университета экономики и права, который по старинке именуется промеж людей "нархозом".
Стучать пришлось долго. Минут десять. Наконец фойе пересёк средних лет и плотного телосложения мужик в застиранном зелёном камуфляже. Чуть приоткрыв дверь, он хмуро заметил:
- Глаза разуй, звонок увидишь.
После чего широко зевнул.
"Какой голос гулкий, - подумал я. - Таким хорошо застольные песни петь". А вслух, - помня о том, насколько обидчивы иные сторожа, - стал оправдываться:
- Извини, браток. В следующий раз обязательно позвоню. Обязательно.
Он ещё раз зевнул с возрастающим подвыванием, после чего спросил:
- Чего надо?
Вместо ответа я протянул в щель рекламный календарик Транс Инвест Банка. Охранник машинально взял глянцевую бумаженцию, поднёс к глазам и на удивление быстро нашёл знакомые буквы.
- Служебное удостоверение, "Глобальные Телекоммуникации", техник Сутягин, - прочитал он вслух. Затем посмотрел на бубен, который торчал у меня из-под мышки, на перекинутый через плечо трос, скосился на целлофановый пакет, куда я сунул прикупленные по дороге шесть бутылок пива, вернул мне обманку и запанибратским тоном спросил: - Ну и чего ты, техник Сутягин, тут забыл?
- У меня наряд, - быстро сориентировался я.
Лицо охранника перестало быть каменным и выразило недоумение. Мне пришлось уточнить:
- Наряд на обслуживание антенны. Параболической. Той, что у вас на крыше.
- Дня мало, по ночам работать? - справедливо возмутился он.
- Днём нельзя. Днём трафик обмена плотный, а мне фидер нужно отрубить.
- Фидер?
- Ну да, фидер. Отрублю фидер, буду разъём чистить. Всё в соответствии с технологической картой номер восемьдесят три.
Для большой убедительности, я показал ему (не выпуская, конечно, из рук) чек, который мне выдала кассирша ночного супермаркета. Мол, смотри, браток - вот она, та самая карта восемьдесят три.
Номер прошёл.
Дежурно обронив, что страну, в которой закипает работа с наступлением ночи, по-другому как Страной дураков и назвать нельзя, он всё-таки впустил меня в холл. Закрыл дверь на щеколду и повёл к дежурке.
- А от лифта? - нагло потребовал я, когда цинично обманутый охранник выдал мне ключи от чердака.
- Даже не думай, - не глядя на меня, отрезал он. - Я не лифтёр. В чужое хозяйство не полезу. Права не имею.
Произнёс он это твёрдо. Я бы даже сказал, категорически. Но, приняв от меня через окошко три бутылки тёмного холодного пива, вдруг осознал, что не тварь он дрожащая, что всё-таки право имеет, и ключи от щитовой выдал.
На десятый этаж я добирался как белый человек - на лифте.
Ещё во время вечернего разговора с Ашгарром я решил, что буду дожидаться гостя из Запредельного на крыше третьего корпуса, а не второго. Согласно магической науке на втором было бы, конечно, правильнее. Второй расположен прямо на месте Силы, а такое место в Пределах для духа всё равно, что для человека пятно света посреди кромешной темноты. Там бы рыскающему по Городу духу легче было бы меня отыскать. Всё это так. Но только мне захотелось, чтобы наша встреча произошла на высоте. Высота меня греет. На высоте чувствую себя уверенней. А третий корпус, хотя и стоит чуть в стороне от места Силы, зато выше второго на целых шесть этажей. Поэтому мой выбор и пал на него. А что касается духа, то, как поётся в известной песне, кто ищет, тот всегда найдёт. При правильной постановке дела - даже чёрную кошку в тёмной комнате. Если она, конечно, там есть.
Расположился я на малярной люльке, которая лежала дном вверх в трёх метрах от края крыши. Но прежде, разумеется, выложил вокруг неё круг - кинул трос на залитый смолой рубероид. Особо не старался, потому что знал: нет никакого толку в этом магическом защитном знаке при моём полном бессилии. Привычки в этом действе было больше, нежели смысла. Сравнить можно с тем, как пешеход, переходя улицу с односторонним движением, смотрит не только налево, но ещё и направо. Пользы никакой. Вреда, впрочем, тоже.
Примостившись на заляпанных фасадной краской досках, я положил бубен рядом с собой и вытащил из кармана спичечный коробок с кулоном. Открыл и - оба-на! - обнаружил, что кулона нет. Паниковать не стал - знал, что так иногда бывает. И что делать - тоже знал: быстро закрыл коробок, перевернул и вновь открыл. Вывернутый наизнанку Лабиринт артачиться не стал, вернул артефакт.
Положив золотой челнок на дно бубна, я откупорил бутылку пива и стал ждать.
Шёл второй час, но ночной мрак царил только в узеньких переулках, уползающих от центра к окраинам. Центральные же магистрали города, как и положено, утопали в переливающемся свете фонарей, реклам и автомобильных фар. Машин, разумеется, было значительно меньше, чем днём, зато их скорость увеличилась в разы. Пацаны, кто на дарённых, кто на отцовских, а кто и на ворованных тачках, носились по городу в поисках приключений, выжимая из движков всё возможное.
Приложившись в очередной раз к бутылке, я вдруг подумал, а почему есть Комитет солдатских матерей и нет Комитета водительских матерей? На придорожных столбах пацанов гибнет не в пример больше, чем от пуль басмачей и кулаков старослужащих, но матери этих смертников не митингуют перед районными отделениями ГИБДД с плакатами "Не пускайте наших сыновей за руль, они ещё дети!" Почему так?
Странно всё это.
Видит Сила, странно.
Пока я размышлял над противоестественностью социального поведения людей, пиво в бутылке закончилось. Не задумываясь, я открыл вторую. Сделал глоток. Сразу второй. Чуть потерпев, третий. Четвёртый… После пятого мне наконец похорошело. Всё было по кайфу. Только вот дух мстительный всё никак не объявлялся.
- Зачем твои схороненные кости разодрали саван свой? - хлопнув три раза в ладоши, обратился я словами Гамлета к тому, кого ждал. - Зачем гробница, в которой был ты мирно упокоен, разъяв свой тяжкий мраморный оскал, тебя извергла вновь?
И указав рукой на бубен, добавил уже от себя:
- Не для того ли, чтобы забрать вот это? Сдаётся, да. Ну так, Сила тебя побери, явись и получи.
Тишина была мне ответом.
Я разочарованно хмыкнул, сделал долгий глоток и посмотрел на небо - может, оттуда придёт?
Может. Но пока пусто. Даже звёзд не видно. Впрочем, когда это в городе были видны звёзды? Перекрёсток Ленина и Маркса в центре областной столицы - это не перекрёсток просёлочных дорог за околицей деревни Верхние Баклуши. Вот там звёзд не счесть и все от жира лоснятся. А тут - увы. Ни звёздочки на небе. Да и небо - не небо, а какое-то мутно-оранжевое безобразие, по которому елозит луч стробоскопа установленного на крыше ночного клуба "Стратосфера".
Я сделал ещё один глоток и глянул вниз - может, оттуда?
Может. Но пока в аппендиксе, выходящем на улицу Маркса, не то, чтобы духа не было, а даже и ни души. Пусто в подворотне было. Шаром покати.
Тут зачем-то вспомнилось, что раньше улица Карла Маркса называлась Большой. Это помнил наверняка. А вот какое название носила до революции улица Ленина, почему-то запамятовал. Как-то вылетело из головы. Попытался вспомнить: "Кажется, Банковой называли, скорее всего так. Ведь в том здании, где сейчас поликлиника N2, раньше располагалась Банковское собрание".
Да, имело место быть. И, между прочим, самые помпезные балы Города устраивались именно этим небедным собранием. Бывал и не раз. Присылали и мне картонки, где помимо приглашения всегда печатали золотыми буковками и указание о нарядах, типа: "Дамы в полуоткрытых вечерних платьях, военные в сюртуках с эполетами, гражданские в мундирных фраках с лентами, студенты в форменных мундирах". Сейчас звучит как песня. Бывал, бывал. Могу засвидетельствовать, шампанское подавалось отменное, выписывали из Европы и денег не жалели.
Как только я вспомнил про то замечательное шампанское, тут же вспомнил, как на самом деле раньше называлась улица Ленина. Амурской - вот как. Не Банковской, нет, Амурской.