– Отец твой где работает? – спросил Отто после второго поворота в не менее кривой и грязный переулок, где отчетливо воняло какой-то дохлятиной.
– Преставился тятя, – крестясь, ответил проводник по запутанному району. – Лихоманка взяла. Огневица третьего года нагрянула, многие тогда померли, – он шмыгнул носом. – Сестры младшие тоже.
– У нас тоже была, но в прошлом, – пробормотал гот. – Не иначе кто-то из купцов и занес.
А это была еще одна причина, по которой к Даниле с его сомнительной историей отнеслись положительно. Не надежда, что он никого в будущем не заразит. Один из постоянных смоленских купцов не вернулся, очень вероятно тоже сгинул от болезни. Второй – Кочкарь – просто исчез вместе с кораблем и грузом. С очередным завозом товаров ожидались трудности. Его охрана ко всему имела где-то под задницей мошну с серебром на закупки крайне необходимой соли, пороха и всякого разного полезного добра по обстановке и возможности.
– У меня мамка в подкладку, – показав на свой дранный кафтан, похвастался мальчишка, – зашила молитвенный список. Каждую старуху-болезнь по имени поминает.
– А живете на что?
– Прачка она, стирает. Здесь налево, – показал рукой.
– Говорят, таким образом можно заработать больше иного золотоискателя.
– То прежде, – пренебрежительно отмахнулся, – когда на руках золота без счета имелось. Теперь не так.
– То есть цены не такие уж огромные, как втирал, – ласково сказал Данила.
– Так, может, и нет, – покосившись, возразил, – а все одно больше старых княжеств. Жалованье вроде больше, а на деле и платить в три раза дороже. Выжиги сплошные. Все, что было, на лечение ушло. То не монахи, – заявил с прорезавшейся злостью, – псы поганые. Про милосердие не ведают, гривны с простого люда тянут безмерно. Рудника им мало! Кровь сосут из простого народа, – а это уже явно не от себя, а услышанное где-то. – Всех за глотку взяли. Любые перевозки от монастыря, причалы и склады, лавки, работа от него же, лечиться и молиться к ним, и за все плати.
А вот это действительно так. Именно поэтому и их семья оказалась в не лучшем положении. Идти под чужую руку не захотели. Допустим, не в кабалу, но на положении младшего отец отказался. Монахи достаточно жестко контролировали любые речные поставки в Новый Смоленск, используя собственный речной флот. Нельзя сказать, что кто-то запрещал возить людей или товары, но мало кому удавалось продержаться долго. Умело сбивая цены и разоряя мелких торговцев, монахи держали главенство и могли прижать при желании кого угодно. В посредниках не нуждались.
Золото из шахты позволило развернуться достаточно серьезно. С другой стороны, не вложись в землю и оборудование, множество людей осталось бы вовсе без жалованья и средств к существованию. Те же здания в монастыре возводились местными людьми, и они получили работу на многие годы. А могли бродить по лесам с кистенем, подстерегая проезжих.
– Ну вот, – показал знаток местных улиц на ничем не примечательные ворота. – Приехали.
Данила соскочил с телеги, осматриваясь. Может, действительно куда надо прибыли. Забор не дырявый, на крыше труба кирпичная. У зажиточных людей избы были заметно выше, от земли до окон аршин четыре-пять. Кроме того, окна красные, то есть достаточно широкие, пропускающее много света через слюду, которую пришлось везти с гор. Немногие могли себе позволить такую роскошь. Большинство изб или вовсе окон не имели, или маленькое, с задвижным изнутри ставнем, чтобы не упускать тепла.
Постучал по воротам, слегка подождал и повторил. В ответ раздались легкие шаги, и в щель калитки выглянул большой голубой глаз.
– Ты чего-то ищешь? – спросил приятный девичий голос.
– Вера? – без особой уверенности позвал. – Не узнаешь? Я – Данила, сын Афанасия.
Он бы и сам не признал, даже видя не часть лица, а целиком. В последний раз они виделись еще малыми детьми, когда здесь только-только нашли золото и Давыд с семейством проследовал через их поселок, полный энтузиазма. Причем вовсе не собирался копаться в земле, уподобившись простым мужикам. Он вез с собой инструменты на продажу, продукты в немалом количестве и желание наживаться на других. И отца пытался сманить с собой в качестве работника на все руки. Вроде на первых порах вполне преуспел. А потом письма стали приходить все реже и реже. Фактически раз в год, не чаще.
– Данилка? – впал в изумление голос. – Ты живой!
– Ага. Вот приехал в гости.
– Мама, мама, – под топот удаляющихся ног кричала девушка, – Данилка приехал! – Отпереть ворота она на радостях забыла.
Тот оглянулся, ожидаемо обнаружив ухмыляющиеся рожи Отто и мальчишки-проводника. Земислав смотрел привычно-равнодушно – неизвестно, что вообще может вывести его из себя или заинтересовать вне узких рамок волхования. На удивление красноречив и рукоприкладист становился при объяснениях и поучениях, если задание не выполнено. Зачем с ним послали, с каждым днем становилось понятнее все меньше. Ни во что не вмешивался и вечно валялся на спине, если не требовалась помощь. О ней, тем не менее, требовалось прямо попросить.
– Я пошел, – независимо сказал отрок и исчез, прежде чем ворота принялись раскрываться.
Оттуда вынесло сразу кучу народу, кинувшегося обниматься и душить с поцелуями, не позволив обратиться со всем возможным вежеством. Сам Давыд, его жена, две дочери. Младшая Светлана была во времена первого знакомства совсем малявкой, и он ее не помнил абсолютно. Теперь выросла в девушку достаточно симпатичную.
– Пусть заезжают, – делая широкий жест, предложил дядька, с первого взгляда оценив размер обоза и присутствие неразговорчивых вооруженных охранников.
– Уж и не надеялись увидеть… Чем же кормить всех, – всплеснув руками, вскричала Анастасия Егорьевна, вгоняя гостя в ступор. Она почти открыто сообщала о нищете. Чтобы не нашлось у приличной хозяйки хоть каши с картошкой на не такую уж великую компанию посреди лета?..
Двор оказался немалым, подчеркивающим былое довольство. Добрая тысяча квадратных саженей и одновременно полностью пустой. Ни людей, ни скотины, если не считать несчастной буренки в хлеву. Жильцы тоже одеты не лучшим образом. Нет, не рванье, однако сарафаны старенькие, застиранные. У хозяйки вид замученный и сгорбленный. Да и Давыд какой-то худой до безобразия и страшно суетливый. Чем дальше, тем больше сознание сигнализировало о непорядке. Он вел всех сюда в убеждении, что дядька поможет и подскажет, а у того хозяйство, похоже, не в особо хорошем состоянии.
– Сами угощение выставим, – делая вид, что не понял затруднений и отложив до времени расспросы, провозгласил Данила. – Понятно же, как тяжело такую толпу сходу обслужить. А мы издалече и привыкли к трудностям. Все с собой везем.
Давыд подобострастно хихикнул. Анастасия Егорьевна выдохнула с явным облегчением. На лице Веры отчетливо проступило недовольство. Похоже, происходящее было ей не по душе. Зато Отто уставился на нее, будто на первейшее в мире чудо, открыв рот. Невысокая, в тонкой рубашке с вышивкой и старенькой юбке она смотрелась недурно, даже с босыми грязными ногами. И явно поразила гостя в самое сердце.
– Баньку надо затопить, – сказала девушка. – С дороги, чай.
– Вот за это большое спасибо. Хильд, – окликнул Данила одного из бородачей, подсунутых Ортаном. – Помоги девушке.
– Такой красавице, и чтоб отказать? – воскликнул гот со стандартным для их народа режущим слух акцентом.
Данила давно притерпелся и нормально разбирал их речи, но здешние родичи уставились с недоумением. По виду нормальные люди, не сеземцы, а говорят странно.
– Они кто? – тихонько спросила Светлана.
– Хорошие люди!
– Так где же ты столько был? Мать письма с каждой оказией присылала, а нам и утешить нечем. Честно сказать, и не надеялись на встречу. Ушкуй-то тоже пропал. На лихих людей подумали и в церкви за тебя свечки ставили.
Кого отпели живым, тот долго по свету ходит, мелькнула в голове старая поговорка.
– Ага, были разбойнички, – согласился Данила, – непременно поведаю. Разговор долгий выйдет.
– Да уж, немало походил, – вскричал дядька, с одобрением глядя на лошадей.
Тут все обернулись на дикое ржание Отто.
– В чем дело?
Гот скрючился от смеха, и попытки нечто сказать прерывались очередным приступом гогота. С огромным трудом ткнул рукой куда-то поверх забора. В первые мгновенья до Данилы не дошло. Ну улица, ну трактир. Еще раз проследил за направлением пальца и уперся взглядом во флюгер на крыше. С запозданием осознал не особо приятную истину. Знакомая примета – кабак, у которого так удачно нашел проводника. Выходит, дом Давыда через три избы от того места и водил парнишка их переулками, сделав круг. А то кто бы ему гривну отвалил за показ без дороги. Но ведь правильно привел, не обманул!
– Шустрые ребята проживают в Новом Смоленске, – признал Данила, невольно улыбнувшись.
Глава 16. Жулики
– Вставай! – потребовал знакомый голос, и, не дожидаясь реакции, его пихнули в бок с немалой силой.
Данила невольно подскочил, садясь. Рядом стояла Вера и требовательно на него смотрела. За ее спиной торчал заспанный Отто. Видать, первым очнулся. Легли они поздно, занятые рассказами о приключениях, причем больше всех пел не хуже тетерева как раз гот, глядя на старшую девушку. Как-то незаметно при этом он оказывался главным и самым огромным героем. И чем больше пил из извлеченной хозяином емкости, тем красочнее становились действия.
Данила по этому поводу не особо волновался. Совсем не обязательно посвящать всех в подробности его приключений. Может, женские глазки и откроются широко при повествовании о говорящем Баюне, однако слух пойдет непременно и достаточно быстро попадет в уши церковников. Предсказать реакцию трудно. Потому он и с Отто не делился разными тонкостями, а сейчас позволил исполнять сагу о свершениях, не вмешиваясь.
– Что случилось?
– Папа, – сказала она, – лошадей ваших свести хочет. Неправильно это! – голос дрожал, губы прыгали.
– То есть как? – поднимаясь, спросил Данила.
Ответа не последовало, да его и не требовалось. Раз уж не постеснялась пинками поднимать, выходит, все серьезно. Лучше на месте глянуть.
– Не ходи с нами, – сказал резко, натягивая кафтан.
Незачем ей присутствовать при не очень приятном разговоре, если так и есть. Кроме того, Давыд потом на дочке отыграется. А так – поди проверь, с чего появились. Может, не заснули и проветриться решили.
Дядька уже успел взнуздать парочку промысловых лошадок и трудился над третьей. Данила подошел и молча встал рядом, спиной ощущая застывших по бокам напарников. Не то чтобы боялся, даже оружия не взял, но поддержка сейчас точно не помешает. Уж очень все странно. Воровство? Так его наверняка видел готский караульный. Почему тот не вмешивается, он прекрасно знал. Кони эти их собственные, а о чем они балаболили в избе, готу неизвестно. Все равно большинство лошадей на продажу предназначено, а сам и говорил, что родственника попросит. Дико ожидать чего-то другого помимо доклада утром. Другое дело, ведь не спрятать. Сразу станет известно, кто конокрад. В деревнях и до суда не доведут, на месте угрохают.
Давыд пробормотал себе под нос нечто невнятное и шагнул к телеге, сдергивая дерюгу, укрывающую груз. Потянул тюк, тот не сдвинулся. Недовольно замычал и рванул сильнее. Племянник подошел к нему и положил руку на плечо.
– Помочь? – спросил участливо. Мужчина с криком метнулся в сторону.
– А, это ты, – произнес, держась за грудь. Сердце не каменное, напугался.
Теперь стало окончательно ясно: он ощутимо пьян. За столом выдули стакана по два браги, надраться до такой степени невозможно. Да и не был он в момент прощания таким. Значит, где-то успел добавить, и немало.
– Коней свести решил, а заодно пушнину прихватить?
– Ну я как старший в семье имею право…
Данила шагнул вперед и молча двинул ему в поддых. Дядька до последнего стоял неподвижно, никак не ожидал подобного. Упал на колени, и его бурно вырвало, так что парень еле успел отодвинуться, а то бы сапоги заляпал. Сзади бесшумно возник караульный, привлеченный движением. Отто ему что-то сказал на готском, и тот сразу отвалил к воротам. Семейные проблемы его не интересовали ни в малейшей мере. К своим разборкам тоже бы чужаков не допустил.
– Это когда я тебя просил надо мной опекунство взять? – холодно спросил племянник, едва Давыд слегка отдышался. – Да еще таким оригинальным образом. Имущество мое, не поставив в известность, крадешь, как тать. Ночью, не днем. И ладно бы меня обнес, так ведь говорили при тебе: на троих делим добытое. Я бы, может, и пожалел, но они – с какой стати?
– Не виноват я! – вскричал мужчина, продолжая стоять на коленях. – Должен много. В зернь проиграл. Пошел сегодня, двух коней обещал…
Ну надо же какая скотина. Второй заход делает.
– А я знал… знал! Сегодня фарт придет! Выиграю.
– И много отыграл?
– Проиграл, – упавшим голосом сознался Давыд.
И ведь мог подумать, с чего так караульные веселились. Или не строить шибко гордого и просто спросить? Вот тебе и взрослый мужчина. Вот тебе и родич с мудрыми советами и подсказками. Первый же день в городе, и так облажался. Чего ждать дальше?
– А че не всех?
– Не позволил Виктор в долг. У нас сначала оплата.
Какие все-таки законопослушные люди живут в Новом Смоленске, мысленно порадовался Данила. Чужого – ни-ни. Только предоплата.
– И сколько?
– Тысяча, – глядя под ноги, сознался Давыд.
– Неплохо погулял за наш счет.
Что делать, не понять. Спускать нельзя, тащить в долговую родственника – не по-людски. Был бы младше возрастом, выпорол бы для начала до кровавых брызг, а этого уже не перевоспитать. Взрослый.
– Пошли, – сказал вслух.
– Куда? – тоскливо спросил Давыд.
– К твоему… этому…
– Виктору?
– С ним лучше не связываться, – испуганно пробормотал дядька.
– Подождите, – потребовал Земислав и, ничего не объясняя, метнулся в дом. Вернулся с мешком, с которым не расставался, как только Данила додумался спихнуть на него хранение золота и серебра. Все равно сидит на одном месте, так пусть греет под задом. Правда, по виду не все прихватил. Уточнять не стал: все равно прямого ответа не дождаться.
Ходить пришлось недалеко. Как раз до того самого трактира с медведем на флюгере. Кабак ничуть не лучше или хуже находящегося в их поселке. Помещение с тяжелыми лавками и неподъемными столами, на которых остатки еды на блюдах и кружки деревянные и глиняные солидного объема. В воздухе тяжелый запах пота, махорки, горелого. Хоть время позднее, внутри оказалось немало народу. Огонь в лампах под потолком не особо сильный, по углам темно, но в центре освещение достаточно приличное.
У стойки, облокотившись на нее, застыл совсем не похожий на представления о тертом кабатчике с подозрительным прошлым, огромными кулаками, маленьким лбом и в засаленных тряпках симпатичный мужчина в дорогого материала одежде. Рубаха из шелка, расшитая золотыми и серебряными нитями. Физиономия с подстриженными усиками и холеной бородкой. В поселке показывали бы пальцами на такую растительность на лице, изумляясь громогласно.
Еще и в ухе золотое кольцо с зеленым камнем немалого размера. Не иначе, смарагд. Тогда он стоит всего этого трактира зараз. Эдакий франт, из очень редко залетающих в подобные далекие от океана с давно обжитыми городами места.
– Ты Виктор? – удерживая поникшего окончательно Давыда, спросил, давя мысль о профессиональном шулере, одетом схожим образом. Парочку ему показали в детстве, и один из них закончил крайне плохо. Утопили в проруби, поймав на мошенничестве с картами.
– Он самый.
– Этот… – с трудом проглотив ругательство, сообщил Данила, – проиграл не принадлежащих ему лошадей.
– Очень печально, – ответил, не меняя позы, франт. – А я при чем?
– Тебе проиграл.
– Не отрицаю.
– Наших лошадей!
– И что?
Данила задохнулся от подобной наглости, потеряв дар речи.
– Виктор хочет сказать, – заявил сидящий у стойки и лениво потягивающий пиво еще один сомнительный тип в ферязи на золотых пуговицах, – что предъявлять претензии надо не к нему, а к Давыдке. Он никак не мог знать, кому принадлежит предложенное для ставки имущество.
– Вчера не было, сегодня появилось – и невозможно догадаться? – со всей возможной язвительностью сказал Данила.
– Так ты сам объявил на посту, что везешь ему, – все так же спокойно ответил тот, – чего же думать?
– А ты кто вообще?
– Высший тиун города Новый Смоленск, Гаврила Душилович.
А это была неплохая заявка. Князь назначал "высшего" и "низшего" тиуна для судебных разбирательств. Гаврила, стало быть, фактически второй человек в городе. Ему подчинялись и "вирник" – судья, занимающийся делами об убийствах, и "емец" – производивший аресты виновных и подозреваемых, и "ябедник" – расследующий происшествия.
– Ты можешь, конечно, – продолжал между тем все таким же ленивым тоном уставшего человека неизвестно в каких отношениях находящийся с хозяином тиун, – официально подать бумагу с "доводом", то есть челобитную с изложением происшествия. Тогда я в соответствии с судебной грамотой открою дело. Только согласно словенской Правде претензии полагается предъявлять вот этому, – ткнул пальцем в сторону Давыда и очень конкретно назвал того неприличным словом, – тут полно "послухов", присутствовавших с самого начала, включая, – он улыбнулся, – меня. Никто Лека за рукав не тянул, не удерживал и не заставлял чужое на кон ставить. Даже в глотку насильно водки не вливали.
Глотнул из кружки и после длинной паузы добавил:
– И выйдут тебе одни траты в пользу княжеской казны за труды его чиновников праведные. Закон есть закон и к справедливости отношения не имеет. А вот это, – на движение в сторону кабатчика, – вообще не советую. Сам и выйдешь виноватым по чести, коли примешься кулаки чесать. Впрочем, неизвестно еще, кто кому наваляет. Не смотри, что он так выглядит, морду разбить любому сумеет.
Кабатчик криво усмехнулся характеристике.
– Я бы поставил на спор, да с моей стороны неудобно подзуживать. Кстати, не обессудьте за напоминание, но вам надлежит завтра явиться к посаднику и выплатить за ваше имущество налог. С воза по пять гривен. Не так много, – будто извиняясь, добавил.
– У нас с предпринимателей много не дерут. Городу они полезны, и любой товар уместен.