Первый советник ждал бури эмоций, ждал что правитель начнет рвать и метать, клоками вырывая волосы с макушки. Но тот не шевельнул ни мускулом, лишь обреченный вздох вырвался у него из груди.
- А что разыскиваемый изменник?
- Тело так и не было найдено, - ответил отец, чья дочь так и не вернулась с края мира. Но и на лице отца лишь отразилась тень старости, но не более. Правители не страдают, они лишь карают.
Лишь прозвучал ответ, лишь донеслись последние отзвуки страшных слов, как Константин вновь увидел перед собой черного ворона, держащего в когтях сердце. Его сердце.
- Ваше Величество, время скорби еще придет, но я должен вам кое-что рассказать. То, что мы начали с Вашим отцом за многие годы до вашего рождения, но то, что заканчивать придется вам.
Советник хотел сказать что-то еще, но тут его взмахом руки прервал мужчина, который мало походил на известного многим наемник, наивного юношу.
- Время скорби уже прошло, первый советник, придет лишь время мести... нет, возмездия. Вы не нашли ворона, но его найду я. А сейчас, позвольте, я оденусь и мы с вами перейдем в кабинет, где обсудим все, что вы хотите мне сказать.
Гийом некоторое время смотрел на этого нового Константина, смотрел слишком пристально и внимательно, чтобы не заметить, что это уже не сын его старого друга. Но величайший, но никому не известный маг, так ничего и не сказал.
Лиамия Насалим Гуфар
Под светом слабо мерцающих звезд, по песчаной улице древней столицы не менее древней страны, бесшумно двигалась повозка. Она миновала базарную площадь, оставила позади рынок рабов и крупнейшую таверну. Да и вообще, среди темного савана ночи, её довольно сложно было обнаружить. Лишь иногда, в минуты затишья, когда даже не бьётся сердце и сперто дыхание, можно было различить тихий скрип рессор и писк визжащих колес.
Повозка переехала через мост, а извозчик, подгоняющий запряженных хизов, песчаных духов, огромных двухвостых лисов, остановился около дворца самого визиря. Наверно любой западник, посмотревший на этот "дворец", назвал бы его поместьем или загородной резиденцией, и никак иначе. Но все же это двухэтажное здание, больше растянутое в ширину, нежели в высоту, было главной обителью названного брата самого Султана.
Извозчик спрыгнул с козлов. Он остановился около холщовины, закрывающей повозку и стал ждать. Прошло меньше десяти минут, как на горизонте показалось четверо. Двоих было невозможно не узнать, ведь это были воины из личной гвардии визиря. Два высоких, плотных воина, вечно стоявших у врат дворца. А вот еще двоих извозчик не смог бы различить. Оба они одели широкие, свободные одежды, надежно скрывающие фигуру, а на лица их были накинуты черные, прозрачные ткани. При легком, почти не ощущаемом дуновении ночного ветра, казалось, что сама тьма ласково окутывает лица неизвестных.
Извозчик, не говоря ни слова, откинул полотно. Там, на дне повозки, среди каких-то тюков и прочего хабара, лежал мужчина. Он был высокого роста, широк в плечах, но на лицо неказист. Извозчик не знал, зачем кому-то из дворца визиря потребовалось выкрадывать труп со склада мертвецов, который по ту сторону Рассветного Моря чудно именовали "моргом". Но его дело было малое - получить монету и доставить жмурика. Хотя, не чистый на руку погонщик, подозревал что все дело было в саблях, которые северянин сжимал в руках, скрещенных у себя на груди.
- Доставил в лучшем виде, - скрипящим голосом произнес извозчик, а потом хмыкнул. - На сколько это возможно при данных обстоятельствах.
Один из гвардейцев, все так же молча, достал из кожаной сумы две монеты. Он бросил их погонщику, который ловко поймал золото прямо на лету. Пройдоха мигом опробовал их на зуб, а потом кивнул.
- Забирайте этого, пока мне тут все мертвечиной не провоняло.
Гвардейцы, все еще сохраняя гробовое молчание, сгрузили труп на носилки и зашагали к воротам. За ними спешили двое, чьи лица были окутаны тьмой. Извозчик, пожав плечами, задернул холщовину, а потом, запрыгнув на козлы, щелкнул вожжами, будя уже успевших прикорнуть хизов.
Не самый отъявленный мошенник, покидая эту площадь, еще не знал что на съезде с базарной улицы, его горло пробьет метко брошенный кинжал. И хоть жить ему оставалось всего с пол часа, извозчик как мальчишка радовался двум золотым монетами, и возможно прокутить их в таверне. Радовался ровно до тех пор, пока Седой Жнец не сверкнул своей косой и не обрезал тонкую нить души.
Мия шла рядом со своим отцом и оба они следовали за гвардейцами, несущими тело наемника по широким и просторным коридорам дворца. Со стен на смертных смотрели древние реликвии давно забытых героев и тез, кого до сих пор воспевают в своих одах знаменитые барды. Но, как бы то ни было, дворец был равнодушен к метаниям бабочек-однодневок, которые называют себя людьми. Собственно, появись здесь даже эльфы-долгожители, дворец бы не изменил своего белокаменного мнения. Что ему какие-то сотни лет, когда сам он стоит вот уже тысячу и простоит еще столько же, а может и много больше.
Вот, наконец, вереди показались двери гостевых покоев. Сам визирь открыл перед гвардейцами, которые, занеся тело и оставив его на кровати, поклонившись, поспешили удалится. Каждый из них опасался, что и их радость продлится лишь до тех пор, пока в горле не заблестит стальное жало.
- Я не понимаю к чему это, - устало произнес второй, после Султана, сбросив свою черную вуаль.
Он уселся на кресло, чуть ли не утопая в нем и подпер подбородок кулаком. Весь внешний вид, вся суть визиря просто кричала о том, как ему все это надоело. А уж на тело, но смотрел с таким презрением, что никто бы не удивился, если на следующее утро северянина нашли бы на городской свалке.
- А тебе и не надо ничего понимать, - прозвучал кряхтящий, старческий, нос ильный голос.
Из темного, не освещенного угла покоев, вышла старшука. Она была опрятной, но строгой на вид. Волшебница посмотрела на северянина и покачала головой. Она видела его уже однажды - когда западный шархан, как называли в Алиате магов, явился к ней с жалобой на боли в груди. Видимо боль была такой сильной, что воину напрочь отбило все мозги. Ибо будь иначе, он бы здесь не лежал.
- Только то, что Вы, почтенная Эриса, были няней моего названного брата, еще не позволяет Вам общаться со мной в таком тоне.
Волшебница посмотрела на этого горделивого, по-своему хорошего, но упертого человека. Тот смело принял вызов и не овтел глаз. Целительница улыбнулась, про визиря можно было сказать много плохого, но никто из живущих на Ангадоре не смог бы обвинить его в трусости. Визирь не боялся ничего.
- Ты пойди-ка займись государственными делами, а его оставь нам.
- Дожил, в моем доме распоряжаются женщины, а в гостевых лежит мертвец.
- Отец! - воскликнула Лиамия, чей компаньон лежал на простынях.
- Я восемнадцатое лето твой отец, и что с того? - начал закипать визирь. - Похорони его, да забудь. Эзем все еще ждет.
- Эзем будет ждать и дальше, - рассмеялась старушка, и от этого смеха даже у бесстрашных по спине ползли мурашки. Словно ворона на могильнике, вот как смеялась целительница. - Не к добру хоронить живых.
- Живых? - переспросил визирь. - Этот, - словно выплюнул он, - не дышит и холоднее сердца моей матери, как он может быть живым.
- Ты пойди, визирь, пойди, - криво улыбнулась волшебница. - Ни к чему эти разговоры. Тайны они на то и тайны, что каждому встречному да поперечному не раскрываются.
Хозяин дворца лишь покачал головой и направился к выходу.
- Я теперь еще и встреченный, - пробурчал он и закрыл за собой дверь.
Его действительно ждали государственные дела. А дочь... Что ж, может через пару сезонов, убедившись, что её друг действительно окочурился, образумится и примет Эзема. Главное, чтобы это старая карга не затуманила разум девушки. Но этот вопрос визирь мог доверить своей верной жене, которая всегда и во всем его поддерживала. Уж она-то точно образумит дочь.
Когда второй после Султана ушел, целительница стала водить руками над телом. Она что-то бурчала себе под нос, прикрыв веки, а руки её светились подобно радуге. Один цвет сменялся другим, и с каждым новым пассом... ничего не происходило. Северянин все так же лежал бледнее молока и холоднее первого снега. Абсолютно мертвый, совсем неподвижный, лишь уныло сверкали сабли в отсветах луны, пробивающейся через оконное шторы.
- Так я и думала, - вздохнула волшебница, взмахом руки леветируя себе кресло.
Девушка со смуглой кожей и ярко зелеными глазами молчала. Она, даже после почти года путешествия бок о бок с шарханом, все еще испытывала подспудный страх перед этими существами из страшных сказок и легенд. И только один маг не вызывал у неё опасений, тот, который был слишком верен себе, что и привело его к погибели. Да, Мия почти не верила, что её компаньон жив и что их путешествие продолжится. В этой жизни не было чудес, ведь они, чудеса, лишь в сказках.
- Мертв? - только и спросила девушка.
- Жив, - ровным тоном ответила бывшая няня Султана. - А может и не жив. Тут смотря какой смысл ты вкладываешь в это слово.
- Я...
- Говорить, ходить, думать, чувствовать, и еще много чего он не может.
Лиамия осмыслила эти слова и поникла.
- Значит мертв, - только и сказала она.
- Значит не правильный смысл ты вкладываешь, - засмеялась целительница, оглашая стены своим карканьем. - Жив он, хоть и мертв.
Мия подняла глаза, в которых отражалось лишь непонимание происходящего. Как можно быть живым, когда ты мертв? На такое лишь способны лишь некроманты, самые страшные из шарханов. Эти могут даже мертвеца поднять и в руки ему оружие вложить и тот будет ходить среди живых, живым не являясь.
- Вижу о чем думаешь, - кивнула волшебница. - Немного ошиблась, но направление верное. Тело его здесь и оно живо, даже дышит, хоть и не носом.
- Но что тогда не так? Почему он не просыпается?
- Вот! - вздернула палец целительница. - Потому что сон крепок его. Так крепок, что дух его блуждает и не может вернуться обратно. Слишком извилист и сложен тот путь, не пройти ему его ни в жизнь.
- Что я должна сделать? - строго спросила девушка, опуская руку на простенький кинжал.
Волшебница вновь взглянула на полукровку, а потом покачала головой. Несмотря ни на что, она была истинной дочерью своего отца.
- Ничего, девочка, ничего из того, что ты смогла бы сделать.
- Тогда...
- Тогда не тогда, - скривилась волшебница. - Вечно вы молодые торопитесь. Все время мира ваше, а вы торопитесь. Вот и он поторопился.
Целительница замолчала, а Мия боялась вновь открыть рот. Детские страхи, пусть и такие далекие и почти забытые, порой слишком рьяно дают о себе знать. Шархан пугал девушку.
- Его дух отправился в место, откуда северянину не выбраться.
- Что же это за место такое?
- Я не знаю, - пожала плечами волшебница. - Знала бы, не сидела здесь с тобой, а уже готовила зелье. Но смысл таков - не вернется твой друг, пока не найдет свое сердце.
- Но ведь...
- То, что я ему сказала, когда он примчался ко мне, было полуправдой, - протянула старушка. - Нельзя себя найти у другого, половину себя - да, но не всего. Вот и он, ощутив лишь половину сердца, уже к земле согнулся. А теперь ему предстоит найти и вторую часть. Ту, которая знает ответ на его излюбленный вопрос.
- Вопрос? - кажется Мия окончательно потеряла связь с реальностью. От этих намеков и пустых метафор ничего не становилось яснее, лишь разгоралась мигрень в голове.
- Кто я такой, - хмыкнула волшебница, поднимаясь с кресла. - Как узнает он ответ, как найдет себя, тогда и вернутся сможет. А до того, не будет ему дороги назад. Не пройти тот путь живому мертвецу.
С этими словами волшебница шагнула во тьму и вдруг исчезла, будто и не было её никогда. Тут подул ветер, задувая рубаху Тима. Мия сперва замерла, а потом потянула руку к телу наемника, но тут же её одернула. Там, на боку, где раньше красовался страшный шрам, теперь блестела чистая кожа. Ужасное украшение исчезло...
Тим Ройс
Выйдя на широкий проспект, ведущий в обход арены, я первым делом прикрыл глаза. Этим словно пытаясь отрезать себя от всего, что произошло за последние дни. Не то чтобы у меня это получилось, но дышать стало сразу как-то легче.
У меня не было какого-то четкого плана куда идти и что делать, поэтому я поступил, как и следовало в данной ситуации - просто пошел вниз по улице. В воздухе все так же, как и в мою первую прогулку по этому городу, висели запахи цветов и какие-то пряные ароматы. Солнце светило ярко, но не обжигало, а ласкало кожу, проходясь по ней нежными касаниями своих жарких лучей.
Ото всюду слышалось журчание ручьев, фырканье фонтанов и шепот бассейнов, что освежало ничуть не хуже легкого северо-восточного ветра. Что странно, учитывая, что, судя по звездному небу, которое я наблюдал из своей коморке, Териал находился в северном полушарии. А там, насколько я знаю, сейчас должны были дуть северо-западные, сухи, и промозглые ветра. Они обещали принести на своих невидимых крыльях старую каргу - зиму.
Здесь же, не то чтобы была весна, а какое-то застывшее состояние, когда вроде весна и закончилась, но лето еще не наступило. И что-то мне подсказывало, даже невзначай нашептывало, что данное состояние на летающих островах длится бесконечно долгое время. Но все это лирика, и я, вырвавшись из святой крепости, где никогда не утихает пламя войны, намеревался отдохнуть.
Многие, при посещении нового города, первым делом идут в музеи, желая найти там хоть малый осколочек новой культуры. Другие - спешат посетить богемные культурные мероприятия, чтобы посмотреть на то как принято отдыхать в этой самой - новой культуре. Иные жаждут раздобыть билет на спектакаль, мюзикл, балет или оперу, полагая это лучшим способом "приобщения". У меня же была своя система.
Первым делам я всегда гулял по городу, бесцельно проходя по проспектам, теряясь на узких улочках и заходя в самые маленькие и незаметные лавочки и придорожные кафе с уютными навесами. Там я всегда находил людей самого разного калибра. От веселых и беззаботных студентов, до озабоченных жизненными проблемами деловых китов. И, несмотря на их социальную, а порой и "духовную" разобщенность, всех их объединяло одно - лица. Глупо наверно звучит, но все же это было так.
Порой достаточно вглядеться в физиономии людей и ты уже все знаешь об этом городе. Ведь лица горожан, это как зеркало, в котором отражается вся суть. Например лицо того, у кого есть свой домик на Ривьере, разительно отличается от того, кто живет в хрущевке где-нибудь на отшибе Санкт-Петербурге или Москвы. И эти отличия, порождённые самыми разными проблемами, и создают общую атмосферу города.
Сейчас же, когда я бродил по улочкам Териала, петляя среди его уровней, переходов и сотни мостов, то я видел всегда одно и то же. Здешние жители были... словно цветы. Да, наверно это будет наиболее точное сравнение. Несмотря на то, что все они были разные, за исключением, разве что одежды, они, поголовно, цвели. Эти теплые улыбки, нескончаемый поток смеха и шуток, сами собой возникающие кружки танцоров среди уличных музыкантов. Все это словно Вечно Цветущие Холмы со своим изобилием жизни и вечно пьяного праздника.
Порой я, переходя с уровня на уровень, замечал служивых, но они здесь скорее были какой-то данью традициям или старым укладам, а не резонной необходимостью. Даже то, что я не снимал ладоней с рукоятей сабель, нисколько не напрягало ни гвардейцев, ни гражданских.
Дети бегали вокруг меня, разглядывая с широко распахнутыми глазами, порой они дергали меня за рукав, прося поиграть с ними или сделать что-то еще. Но неизменно детское и простое. Те, кто постарше, манерно указывали в мою сторону ладошкой и начинали шептаться. Был даже один художник, который все набивался зарисовать мой "мужественный профиль будущего воина Термуна". Его слова, между прочим. И тем не менее, я шел не останавливаясь, намереваясь отыскать здесь что-то особое. Впрочем, пока еще сам не зная, что этим особенным должно стать.
В какой-то момент я вдруг остановился. Не то чтобы я увидел нечто, что сразу привлекло мое внимание, просто стало по-детски любопытно. Передо мной находилось пузатое здание. Что удивительно, у этого строения не было крыши. Только четыре стены, которые скорее напоминали открытый советский чайник, нежели какой-то бокс. И тем не менее, даже отсюда я слышал характерные отзвуки.
Открыв простую, но крепко сбитую деревянную дверь, я тут же очутился в мастерской. В воздухе легкой дымкой застыла каменная пыль. Иногда она подрагивала, когда нерадивый подмастерье скалывал слишком большой кусок порода, которая с грохотом падала на землю. Затем следовал не менее гулкий и резкий крик мастера.
- Проклятый халасит! - кричал мужчина, более похожий на легионера. Его огромные руки, вздутые плечи и мощная грудь, словно у героя из древних легенд, резко контрастировали на фоне слишком тонких пальцев. - Да тебе только нужники делать, а не скульптуры поганить! А ну пошел отсюда, пока я за отцом твоим не послал!
Парнишка, лет тринадцати от роду, под сожалеющими взглядами еще дюжины таких же как он, взял свой небогатый хабар и поспешил к выходу. Он комично переставлял ногами, отмеряя маленькие шажки и пытаясь не выронить из рук ящичек с инструментами и свернутую рабочую робу.
Я утер выступивший пот - в мастерской, не смотря на полное отсутствие крыши как таковой, было невероятная жара. Словно кто-то распахнул адские створки и в просторное помещение выставили котлы с грешниками. Кстати, в роли грешников, судя по лицам, выступали мальчишки-подмастерья. Все, как один, были взмылена, с признаками недосыпа на лице, а руки их тряслись как у девственника, решившегося снять с подруги один из предметов нижнего белья.
Изгнанный, так и не случившийся скульптор, на выходе с восхищением взглянул на меня, а после поспешил выйти за дверь. В этот момент на мне скрестились и взгляды остальных мальчишек. Все, как один, смотрели на меня так, словно со страниц книги сошел их любимый герой и явил себя в своей полной красе. Признаюсь, было весьма неловко, но это и невероятно льстило. Все же в первые в жизни на меня смотрели как на героя.
- Чуть не испоганил, бездна его полюби, - пробурчал мастер и тут произошло то, чего я никак не мог ожидать.
Здоровяк, с бородой и волосами, скрученными в косы и оплетенными кожаными ремешками, подошел к глыбе. Это был метровой высоты кусок гранита из которого, на вершине, стали проявляться черты женского лица. Весьма аккуратные, плавные и, надо признать, словно живые черты. Видимо я все же ошибся, когда решил, что мальчик не станет мастером. Видимо он еще вернется сюда. Но вернемся к уже состоявшимся мастерам.