Он замялся. В здешнем языке не было пренебрежительного слова для богов - ни "идолов", ни "истуканов". Деревянные и каменные статуэтки, которые порядочный житель Высокого Дома держит в почётном углу, назывались "аилихиси гмоу", что дословно означало "дух в форме".
Добрая женщина поглядела на него как на великовозрастного дурачка, радостно напрудившего в штаны:
- Вот только не было мне счастья о богах споры вести. У нашего города их, богов, и так уж предостаточно. И Ночная Госпожа, и Распорядитель Ветров, и куча всяких помельче… И это наши боги, государем утверждённые. А новые боги - это новые смуты, уяснил? Ты вот прикинь, мне оно надо - чтобы про меня люди говорили, будто смутьяна в своём доме пригрела? Ты-то оклемаешься, дале себе отправишься, а мне тут оставаться. Этак ты меня мало что не до колеса доведёшь… а уж без работы всяко останусь, никто ко мне не пойдёт. Так что завяжи язык свой длинный узелком, понял? Вот встанешь на ноги, отойдёшь от Огхойи подальше, там и болтай сколько влезет. Сперва только за постой и лечение заплатишь…
Глаза у тётки были словно наждачная шкурка, и Алану показалось, что этой шкуркой его драят с внутренней стороны кожи.
- Разумеется, заплачу, добрая женщина. Я не богат, но всё-таки… Только вот…
- Меня, кстати, звать тётушка Саумари, - сообщила она. - И чем ты хотел расстроить меня насчёт оплаты?
- Дело в том, что у меня с собой только две дюжины серебряных докко… ну и несколько медяшек. Не знаю, хватит ли этого… К тому же я без понятия, какие в Огхойе цены…
Тётушка Саумари одарила его долгим и, как показалось Алану, сочувственным взглядом.
- Да ладно, не переживай… Авось, не объешь меня, старуху… Да и мальчишка твой по хозяйству сгодится, что верно, то верно. А вот касаемо лечения твоего…
Я ведь редкими травами лечу, в дальних странах собранными, в ночь пепельной луны, под соединением звёзд Арбис, Гуазь и Анаханги…
Алан задумался. Названия звёзд ничего ему не говорили - ни на местном наречии, ни на языке Внутреннего Дома. А ведь, казалось, в совершенстве освоил. Впрочем, какое уж тут совершенство. С орбиты без проблем фиксируется устная речь, выбитые надписи на камнях храмов… а вот как прочесть свитки? Добро бы ещё под открытым небом, тут уж лазерный сканер Флярковского с задачей справится… хотя и то ни шатко ни валко. А вот под многометровыми каменными сводами, в сундуках…
Нейтрино пока что за бороду не поймали и к делу не приспособили… Так что, может, всем известные у тётушки звёзды… всем, кроме сотрудников орбитальной станции "Солярис".
- А кто же ты такая, тётушка Саумари? - произнёс он положенную формулу вежливого интереса, хотя, в общем, и так уже догадывался. - Какого ты рода, чем зарабатываешь на пропитание, как имя твоему почтенному мужу и не менее почтенным детям?
Тётушка фыркнула так, что Алан немедленно ощутил себя первоклассником, позорно написавшим в тетрадке "жыл-был ёжык".
- А то не понял, умный? Ведьма я тутошняя. Больных целю, ветрам велю, сглаз сымаю, порчу насылаю… А род мой тебе без надобности, да и никого уж не осталось, роду-то…
Разбитые губы болели, но всё же сами собой сложились в ухмылку.
- Ведьма, говоришь… Интересно… С ведьмами я в ваших краях покуда не встречался. С волхвами, да, приходилось.
- И как же тебе наши волхвы? - испытующе прищурилась тётушка Саумари. Похоже, вопрос её и впрямь занимал.
- Да разные они, вообще-то… - Алан перевёл дыхание. Всё-таки говорить пока было трудно, при каждом вздохе болела грудь, а ещё казалось, будто чьи-то остренькие коготки царапают ему изнутри горло. - Разные… Мне и хорошие люди попадались, с ними было интересно говорить… обманщиков тоже видал… обычные фокусники… а были и другие - те меня своими ручными духами травить пытались.
Да без толку. Ну сама посуди, что эти самые духи могут против Божией силы?
Против Бога, что мир из ничего создал?
- Из ничего, говоришь? - сочувственно кивнула ведьма. - Да… крепко тебе досталось. Это ж надо выдумать такое… Ладно, отдыхай пока…
И выскользнула из комнаты, лишь циновка шелохнулась.
5
Впервые с местными магами он встретился ещё в Анорлайе, когда, вопреки совету стражников, всё же остался в городе. Потому что появились интересующиеся.
Сперва их было всего двое - горбатый кузнец Ихиари и его малолетняя дочурка Миугмах. История более чем романтическая, скорее, даже мыльно-оперная. Жена умерла родами, эту самую Миугмах повитухи едва откачали - и с тех пор кузнец и думать не мог о новом браке. Растил дочку. Помогали ему, конечно, четверо сестёр у него, но отдать кровиночку свою на воспитание тётушек Ихиари не согласился.
Сам ребёнка купал, даже какие-то подобия платьев шил самостоятельно - здоровенными, привычными к пудовому молоту пальцами.
Ихиари без слов пустил Алана на постой. И даже честное предупреждение, что не при деньгах, воспринял философски.
- Ну, значит, в кузне пособишь. Заказов много, а от неё, - кивок в сторону шустрой Миугмах, - покуда толку мало. Ни мехи раздуть, ни пруток подать…
Похоже, он и впрямь собирался в будущем приспособить шестилетнюю дочурку к своей профессии.
Насчёт денег - это было частичной правдой. При себе у Алана действительно оставалось три медяшки да засохшая просяная лепёшка. А вот километрах в пятнадцати за городской стеной, в предгорьях, ждал своего часа тайничок. И серебра там хватало. Даже если учесть неизбежные потери при обращении к местным менялам - как минимум докко на полтораста.
Алан никогда не отличался особой практичностью. О "серебряном запасе" ему напомнил отец Александр.
- А ещё говорите, что всё продумали, - прогудел он в тёмную, но уже с явно заметной проседью бороду. - На Божию помощь надо надеяться, но именно что в исключительных ситуацих… А в быту… Это, знаете ли, было бы уже хамством…
Жить-то на что будете первое время? Подаянием? Как-то я сильно сомневаюсь, что здоровому мужику без явных увечий станут подавать. Вспомните, апостол Павел - тот палатки шил. А вы, подозреваю, делать руками ничего не умеете.
- Как это не умею? - делать руками ничего не умеете взметнулся Алан. - Я в детстве и выжиганием по дереву занимался, и мозаикой… мои работы, между прочим, попадали на выставки… Потом, что я, лопату в руках не держал? У Вероники Сергеевны садовый участок за Дмитровом. И копать, и дрова наколоть, и забор обновить - всегда пожалуйста…
Он тут же погас. Вспоминать о тёще значило опять вернуться мыслями в ту лунную ночь, в новости "нуль-газеты"… Это оказался вовсе не террористический вирус.
Это вообще было не вирусом, а чудовищной, идиотской ошибкой в программе автоматического пилотирования. Да, редкое сочетание обстоятельств - юный хакер развлекался прогулкой по Сети и сам не понял, как вломился на сервер этих долбанных "греко-турецких авиалиний".
Оказалось, греко-турки экономили на системах безопасности, на программистах, на сисадминах… набирали студентов-двоечников… Юноша - такой же двоечник, кстати, - вообразил, будто перед ним - секретный сервер сетевой игры "Гибель космоса". И с большого ума ринулся править под себя конфиги…
Окончилось это для него пожизненным заключением, а толку? Восемьдесят четыре человека… их всё равно не вернуть… Зачем уродовать восемьдесят пятую жизнь?
Алан часто задумывался, а что бы он сотворил с этим чешским сопляком Гурвинеком?
От его первоначальных мечтаний побледнели бы инквизиторы всех веков. Но, взметнувшись, тёмное вскоре ушло на глубину. Тогда он просто представлял, как влепит поганцу затрещину. Следующий этап - как поглядит ему в глаза. Долго и пристально… А потом фантазии закончились, пошла жизнь… Веронику Сергеевну разбил инсульт, к которому быстро приплюсовалась онкология. Она пережила дочь и внуков на пять лет, причём последние три с половиной лежала на больничной койке, ничего уже не соображая и только воя, как маленький голодный щенок. На обезболивающие уколы уходило едва ли не ползарплаты Алана, при том, что в международном исследовательском орбитальном центре - так официально именовался "Солярис" - платили весьма прилично, а ещё шли гонорары за статьи в "Природе и обществе", за цикл популяризаторских очерков "Неотерра - зеркало истории"…
- Вот уж эксклюзивные навыки - копать и колоть, - рассмеялся отец Александр. - Алан, поглядите правде в глаза. Вы ничего не умеете из того, что требуется там.
Вы не владеете ремеслом гончара. Вы никогда не ухаживали за лошадьми, тем более, тамошние лошади и мулы всё-таки отличаются от земных. Вы не мастер выделывать кожи. Не умеете шить. С кузнечным делом тоже вряд ли знакомы… Да, я согласен, жизнь заставит и научит… Только есть риск, что прежде этого загнётесь от голода. Поэтому нужен неприкосновенный запас. Я думал над этим вопросом.
Разумнее всего - серебро. Там оно, как из ваших же статей следует, ценится не меньше, чем на Земле. С другой стороны, это не сверхдрагоценность, за которую прирежут не задумываясь. Небольшой слиточек серебра в руках бедного странника - это более-менее сойдёт. А вот золото или драгоценные камни… моментально обвинят в краже. Поэтому остановимся на серебре.
Алан взглянул на батюшку вопросительно. Тот спокойно вертел в пальцах старинную, потемневшую ложечку.
- У меня есть некоторое количество серебряной посуды. Старинная… так сказать, фамильное серебро. Серебряные вещи можно купить и в ювелирных… сами говорите, деньги у вас есть. Только вас одного пускать нельзя, ещё возьмёте какой-нибудь мельхиор… В общем, раз уж я благословил вас на всё это безумие, то заготовку серебра возьму на себя. К тому же есть у меня один хороший прихожанин, работал ювелиром некогда, сохранил связи… поможет переплавить это в небольшие серебряные слитки… которые там вы сможете продать всюду, где есть какие-нибудь ювелиры или перекупщики… Половину цены потеряете, ну так оно и понятно. …Серебряный запас Алан старался не трогать без нужды. Во всяком случае, не носить при себе, пока живёт где-то более-менее долго. Отнимут с высокой вероятностью. На том постоялом дворе ему ещё повезло, что расплатился здешней медью - иначе бы негодяй-хозяин и прирезать мог. Совершенно безнаказанно, кстати. Здешнее правосудие не распространялось на бродяг неизвестного рода-племени. Даже у раба - и то больше "социальных гарантий". Не стали бы раба из-за серебра резать, да и просто так резать не стали бы. Потом ведь с господином его дело иметь, а значит - с государевой стражей и судьёй. Члена местной городской общины тоже трогать небезопасно. За него и квартал встанет, и, что ещё серьёзнее, род. А пришлый… Нет тела - нет дела…
Помогать кузнецу оказалось непросто. Алан вроде и не считал себя хлипким, но не то что молотом махать - он и клещи-то с раскалённым металлом держал с трудом.
Раздувать мехи тоже было нелегко, но с этим он кое-как справлялся. Ихиари говорил, что куда успешнее, нежели соседский подросток Аймиззи, которого приходилось нанимать за шесть медяшек в луну и систематически лупить по причине тупости и криворукости.
Зато кузнец оказался благодарным слушателем. Поначалу он, понятное дело, ухмылялся - эко несуразно выдумали… что же это за бог такой, что перед людьми себя защитить не смог? Но потом задумался, и дело мало-помалу пошло. Ихиари говорил косноязычно, но мозги его косностью не отличались. Получая ответ на вопрос, он тут же пытался подкопаться под ответ - и всё глубже втягивался в разговор.
То, что посмертные Нижние Поля - это, оказывается, не навсегда, поразило кузнеца в самое сердце. Значит, когда-нибудь - пускай этого часа придётся ждать долго-долго - он вновь обнимет свою жену? И они всегда будут вместе - там, в небесных садах? Сперва это показалось ему полным безумием, потом - светлой мечтой, что-то вроде хорошего сна, в котором ты - маленький и счастливый. А потом… потом с ним что-то случилось. "А ведь дело говоришь, - выдохнул он. - Так и должно быть… нельзя, чтобы оно как раньше…" Недели за три Ихиари созрел для крещения, и Алан крестил их с дочкой - вдали от города, в небольшом ручье, вытекающем из родника в заповедной кедровой роще.
Кедрами эти деревья можно было назвать с очень большой условностью, но как-то же их называть нужно. Филологическое нутро Алана тосковало без точных наименований.
Место было удобно своей безлюдностью. Роща, согласно местным поверьям, служила обиталищем всякой нечисти - горным кошкам-оборотням, подземным карликам-иилисти, да и беглые с Нижних Полей души сюда наведывались в поисках тёплой крови… очень нерациональное поведение, учитывая безлюдность здешних мест.
Всю ночь перед этим Алан молился - было попросту страшно. Да, конечно, он всё продумал давным-давно. Да, знал - это нужно Господу и Господь не оставит, поддержит. Но всё же груз ответственности представлялся ему многотонной глыбой, висящей на тонкой верёвочке… вот-вот оборвётся и раздавит в плоский блин. Ну да, крестить можно - это единственное Таинство, которое вправе совершать мирянин. Но дальше-то как? Кто будет воцерковлять крещённых им людей? Какое же крещение без миропомазания? А причащать? А исповедовать? Насколько легче было бы тут вдвоём с отцом Александром… а ещё лучше - с целой миссионерской экспедицией…
Приходилось напоминать себе, что именно для того всё и затеяно, что иначе нельзя, что надо открыть Господу хоть какую-то щёлочку в этот мир, предложить себя как канал - узкий, извилистый, заилившийся, но другого-то нет… Потом он поражался собственной гордыне - здорово он решил за Бога, как Тому действовать.
Точно Бог не властен над этой планетой точно так же, как и над всей вселенной… точно Ему надо помогать и даже подсказывать пути…
Шарахаясь от этого соблазна, он тут же, словно в паутину, влипал в другой.
Ощущать себя орудием Божиим… Как это было здорово… думать, что тебя ведут, что в случае чего подстрахуют, и можно не напрягаться, можно выкинуть сомнения и колебания - ведь если ты орудие, то тебя применят именно так, как нужно, от тебя ничего уже не зависит…
Выбраться из этой паутины было трудно, и многочасовые повторы молитвенных последований мало тому способствовали. К утру он всё же сумел взять себя в руки и успокоился простой мыслью - делай что должен и будь что будет.
Он и делал, что должен. И страшно стало лишь когда свежекрещённая Миугмах, поглаживая загодя вырезанный Аланом деревянный крестик, доверительно шепнула ему в ухо:
- Дядя Аалану, а как того мальчика звать? И куда он ушёл?
- К-какого м-мальчика? - не понял Алан.
- Ну, высокий такой, - терпеливо объяснила девочка. - В белом плаще, а глаза голубые. Он же тут только что стоял, и меня по голове погладил… так щекотно. И ягоду дал большую… Сладкая… Я ещё такую хочу. А теперь убежал куда-то…
Вот так… Алан ошарашено кивнул, как-то отболтался от девчонки и накрепко запретил себе об этом думать. Пускай Бог знает, кто это был… кого Он посылал… и Он ли…
На следующее утро пришёл колдун.
Внешне - ничего выдающегося. Не старый ещё дядька, но весь какой-то пожёванный, с морщинистым, аккуратно выбритым лицом, в чистом, но явно бывшем в употреблении хитоне. Увидев такого на Земле, Алан принял бы его за навсегда завязавшего алкоголика.
- Здравствуй, Ихиари, - коротко бросил он оторопевшему кузнецу и, не спрашивая позволения, прошёл в кузню.
Ихиари мелко семенил вслед. Невооружённым глазом было видно, как этот здоровяк боится.
- Господин Алан, насколько я понимаю? - вошедший бросил взгляд на Алана, старательно раздувавшего мехи. Удивительно, но это был первый, кто правильно произнёс его имя, без растяжения гласных, на местный манер.
- Да, это я, - Алан выпрямился. Визитёр ему определённо не нравился. - Могу ли я узнать твоё имя, уважаемый?
Уважаемый промолчал. Вместо него подал голос кузнец:
- Его зовут Ирмааладу, господин. Он человек ведающий… В городе его все знают…
- Да, - бесстрастно кивнул ведающий Ирмааладу, - меня тут все знают. И я всех знаю… кроме некоторых. Мне надо поговорить с тобой, Алан. Не здесь. Пойдём на улицу.
Алан вопросительно мигнул кузнецу - соглашаться ли? Всё это было как-то неправильно, не по-местному. Казалось, он смотрит исторический фильм "Бандиты XX века". Во всяком случае, загадочный Ирмааладу вёл себя именно как старинный бандит мелкого пошиба.
Ихиари отчаянно закивал. Всем своим видом выражая, что с такими людьми ругаться не стоит.
Утреннее солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, заливая окрестности пока ещё золотистым светом - к полудню он сменится одуряющим белым жаром. Кричали в кустах птицы, визжали дети, плескавшиеся в канаве… Всё было как в песенке - "городок провинциальный, летняя жара".
- Ну и о чём ты хотел поговорить со мной, уважаемый Ирмааладу? - остановившись, спросил Алан. Такому визитёру нужно с самого начала показать, что кем бы он ни был, ползать перед ним на брюхе никто не собирается. А всё-таки, кто он? Как его отрекомендовал кузнец? "Ведающий". Чем ведающий? Или что?
- Не здесь, - бросил через плечо Ирмааладу. - Пошли, путь недалёк.
- Стоп-стоп, - оборвал его Алан. - Я не привык ходить непонятно за кем как собачка… - он замялся. Собак здесь держали, но исключительно сторожевых - дома охранять, отары. Ни за кем собаки тут не ходили, так что идиома грозила остаться не понятой. - Сперва я хотел бы знать, кто ты, уважаемый, какого рода у тебя ко мне дело и куда ты меня ведёшь. Потому как люди с добрыми намерениями не отказываются назвать себя и оказывают уважение хозяину дома, куда входят. Или ты птица столь высокого полёта, что на тебя не распространяются приличия?
- Давай не будем терять времени на глупости, - ничуть не смутившись, отозвался Ирмааладу. - Ты не высокородный господин, чтобы я проявлял к тебе знаки почтения, и попусту имя своё не называю, поскольку нужды в том не было. Веду я тебя в тихое место, где мы могли бы побеседовать без посторонних глаз и ушей, и там уж я сообщу о деле. Если же ты считаешь меня разбойником, который заманивает простачка с целью ограбить - то успокойся. Во-первых, грабить у тебя нечего, денег ты с собой не носишь, а те деньги, что где-то спрятаны - несерьёзные.
Во-вторых, я ни малейшего отношения не имею к разбойникам. Ежели есть такое желание, мы можем прямо сейчас пройти к начальнику городской стражи и он немедленно это подтвердит.
Алану вообще никуда не хотелось идти с этим наглецом, но в наименьшей степени - к начальнику стражи. Особенно учитывая недвусмысленный намёк убираться из Анорлайи подальше.
- Что ж, у меня пока нет оснований тебе не верить, - хмуро сказал он. - Веди меня в это твоё спокойное место.
Пока они шли, Алан наблюдал за прохожими. Многие здоровались с Ирмааладу, другие отводили глаза и ускоряли ход. Ясно было одно - этого человека знают все и воспринимают более чем всерьёз. Проще говоря - побаиваются.
Спокойное место обнаружилось за гостеприимно распахнутыми городскими воротами.