- Господин, - без всякой обиды в голосе, но очень твёрдо сказал Гармай, - ты уж прости… но так надо. Разузнать надо, что да как. Иначе мы тут очень скоро пропадём. Да и не бойся за меня, цел буду. Кровь-то она льётся, да больше благородная. А во мне самая обычная, рабская, кому я нужен?
И не договорив, смылся. Не хватать же… да и как его схватишь, такого шустрого?
Алан не то что на иголках сидел - казалось, иголки истыкали всё его тело, от макушки до пяток. Молился, бросал, считал до тысячи… вспоминал сложнейшую систему спряжений глаголов в языке миужи - самом распространённом в Ги-Даорингу… и каждую минуту вздрагивал: что с мальчишкой? Жив ли?
Вернулся тот к вечеру, совершенно невредимый, не считая нескольких царапин.
Первым делом закрыл ворота на засов. Потом поделился новостями. Оказалось, часть восставших рабов двинулась за город, громить сельские усадьбы, а остальные, в том числе и великий вождь Хаонари, остались в городе. И далеко не все упились в стельку - на ворота выставлены караулы разбойников. Среди рабов нашлись и грамотные - им велено пересчитывать и описывать награбленное имущество.
Вылавливают всех, кто владеет рабами. Зарезаны все пойманные храмовые жрецы.
Сколько улизнуло, никто не в курсе. К восставшим рабам примкнула и городская чернь - эти не упустят возможность пограбить. Живут днём сегодняшним.
- А самое главное, - растеряно сказал Гармай, - люди Хаонари на базарной площади прокричали. Они, значит, не просто так восстали, а исполняя волю, представь себе, Истинного Бога. Дескать, Ему неугодно, что есть на земле рабство, и велел Он посланнику Своему, Хаонари то есть, это дело прекратить. Всех, кто рабами владел - под нож. Отныне все рабы Высокого Дома объявляются указом Хаонари свободными. И причитается им из имущества бывших хозяев соразмерная часть.
- Вот это и называется "приплыли", - последнее слово Алан произнёс по-русски, но Гармай понял.
- "Приплыли" и есть, самый настоящий. Смекай, господин, они ж ещё только во вкус вошли. Как все знатные дома пограбят, так и за незнатные примутся. И к нам придут. Тётушка хоть и не из высокородных будет, а дом, сам видишь, большой, добротный… она поведала, от какого-то купца ей достался. Уж точно решат, что серебро тут имеется, а то и золото… - он надолго задумался, потом продолжил: - Конечно, по первости-то заклятий побоятся, верят же, будто тётушка дом свой предохранила колдовством всяким-разным. Но потом осмелеют. Будь она тут, уж она бы им показала… но тут только мы, и про то многим ведомо. А ты к тому же владелец раба получаешься… В общем, думать надо. Бежать бы нам из города, да нельзя, разбойные караулы никого не выпускают. И такого, как дедушка Сианири, тут нет, под видом баранов никто нас не выведет.
Говорил он вполне разумно, и оттого лишь тяжелее становилось на душе. Если уж Гармаю отказала такая привычная бесшабашность - значит, попали они крепко.
- Да и тётушку дождаться бы стоило… И дом бросать нехорошо, - добавил мальчишка. - Разграбят же.
- Будем молиться Тому, без Чьей воли ничего не делается, - вздохнул Алан. - Ничего другого нам ведь всё равно не остаётся.
Гармай вновь задумался, потом нехотя кивнул.
Когда ноги уже были готовы отвалиться, а бесконечные стебли перед глазами начали растворяться в радужном сиянии, Гармай соизволил таки объявить привал. Они давно уже обогнули городскую стену по длинной дуге и изрядно продвинулись на юг.
Отсюда дорога едва виднелась, зато прекрасно слышалась - мычали волы, блеяли овцы, ругались люди, скрипели тележные оси. Много было желающих подальше убраться из Огхойи. Боялись всего - и душегубов, которых доблестному городскому главе вроде как удалось рассеять, и легиона, что, по слухам, направляется сюда из Внутреннего Дома наводить государев порядок. Людям не слишком верилось, что все разбойники угодили на колёса - напротив, шептались, будто большая часть их, под предводительством безумного Хаонари, ушла в степи - то ли на юг, то ли на запад, и значит, пламя вот-вот снова вспыхнет. Что же касается государева порядка, приближающегося с легионерской скоростью, то далеко не всем хотелось познакомиться с ним поближе. Беднота устремилась в сёла, к родственникам. Да и купцы, кто поумнее, старались переправить товар в более спокойные места - всё равно здесь ещё долго не будет хорошей торговли.
- Много не пей, господин, - Гармай протягивал ему деревянную кружку, где воды было наполовину. - Нам же идти ещё… вот, лучше сушеных ягод зиари пожуй, от них бодрости прибавится.
Мальчишка как-то незаметно перетянул на себя главную роль, и Алан не спорил.
Пусть командует тот, у кого воля помощнее, да и практического ума побольше.
Так ошибиться с этим подлецом Хаонари! Так распустить перед ним пёрышки, так разлиться соловьём про свободу и любовь… Итог соловьиной песни - сотни зарезанных, посаженных на колья, сожжённых в собственных домах. А днями после - растянутых на колёсах. Ему вдруг подумалось, что Гармай, может, потому и решил идти в стороне от дороги, чтобы не видеть этой пакости. Хотя, по им же принесённым слухам, колёса всё больше вдоль северной дороги поставлены… хотя, наверное, и здесь имеются. Алан рассеянно покрутил в пальцах стебель травы миалгу, завязал на нём пару узелков - чтобы хоть чем-то себя занять. Можно считать, повезло - за весь этот безумный год ему так и не довелось увидеть колесованных. А то бы они и в ночные кошмары просочились. Знал он за собой такое свойство. Впрочем, может, как раз и не надо щадить душу? Посмотреть на тех, кто из-за него, да, именно из-за него корчился в невыносимой муке…
- На тебе совсем лица нет, господин, - встревожено заметил Гармай. - Опять голова кружится?
- Нет, всё в порядке. - Он отбросил перекрученный стебель. - Просто вспомнилась разное… не слишком приятное. Пойдём, может, помаленьку?
Упомянутое неприятное, ясное дело, тут же всплыло в мозгу.
Началось всё стуком в ворота. Раньше те всегда были распахнуты днём, но теперь они с Гармаем решили запираться. Вернее, Гармай решил.
- Так хоть от всякой мелкой сволочи обережёмся, - рассудительно пояснил он, - которой пограбить хочется, а ворота сломать - пальчики коротковаты. Это я не о душегубах Хаонаревых… те-то церемониться не станут. Но просто всякая пьянь и шелупонь…
В ворота стучали. Не так, как жаждущие исцеления у ведьмы - стучали громко, увесисто. Гармай молча ухватил топор, сунул Алану в руки заострённую ещё вчерашним вечером палку и крадущейся походкой пошёл смотреть, что да как.
Напоминал он сейчас тигра-подростка, вышедшего на первую свою охоту. Хотя, учитывая его буйное прошлое - не первую.
Вскоре он вернулся. Лицо его точно лишилось загара - выцвело и посерело, как присыпанное пеплом.
- Знаешь, господин, - сказал он тихо, - там Хаонари. И разбойников при нём пара дюжин. Тебя требуют.
Заныло в груди. Ну вот, значит, и пришёл час. И самое правильное - вспомнить о воле Божией и не дёргаться. Может, и обойдётся ещё, а нет - значит, нет.
- Открывай ворота, - велел он. - Иначе просто забор сломают и дом подожгут. И топорик-то положи. Если что, всё равно не отобьёмся. Много их…
- Да это ж рабы! - возмутился Гармай. - Что они могут-то? Из них, почитай, никто и копья-то боевого в руках не держал. Да я их…
- Уймись, - остудил его Алан. - Раз уж Хаонари их предводитель, то явно не дурак. И охрану свою не из тех набирал, кто до того полы в господском доме подметал. Не справимся мы. Поэтому вот что. Слушай и запоминай. Если начнут меня рубить, в драку не рвись, а делай отсюда ноги. Понимаю, как тебе этого не хочется, но я того требую. Именем Бога Истинного, понял? И беги в обратно в Хагорбайю, расскажи, что стряслось, расскажи, как Хаонари слова об Истинном Боге извратил и что ложь его всюду опровергать нужно. Главным в общине, скажи, пусть кузнеца Аориками поставят, я так велел. Он справится. А потом сюда возвращайся.
Может, приедет тётушка Саумари. Будь при ней, защищай её. Нет у нас с тобой здесь никого ближе, чем она. Ладно, - потрепал он его по густым волосам, - может, и не случится беды. Беги, открывай ворота. …Хаонари трудно было узнать. Разве что по фигуре и сумрачному взгляду. А так - золотистый хитон до пят, пунцовая окантовка, лоб охватывает золотой обруч, в золото вставлены сверкающие камушки, то ли изумруды, то ли топазы - Алан плохо разбирался в минералогии.
Охрана вырядилась не менее пёстро. Одни поверх ярких тряпок нацепили бронзовые латы, другие увешались ручными браслетами - от плеч до запястий. Все при оружии - за богатыми поясами кривые кинжалы, в руках обнажённые клинки - и сабли, какие любят во Внутреннем Доме, и широкие прямые мечи, принятые в Меннаре и Нолангаре.
Кое-кто был ощутимо пьян, но всё же держался на ногах. И все - едва сдерживали весёлое возбуждение.
- Ну? - сухо поинтересовался Алан, выйдя на крыльцо.
- Алан! - приветливо махнул ему Хаонари, - видишь, и впрямь есть твой Бог Истинный. Попросил я Его, и дал Он нам силу, свобода теперь рабам и наказание Божие их бывшим владельцам. Всё как ты говорил!
- Я говорил другое, - стараясь задушить в себе ярость, ответил Алан. - Я говорил, что нельзя поднимать меч. Ибо сказал Господь: "Поднявший меч от меча и погибнет".
- Рабство - зло, - процедил Хаонари, - коему не место под солнцем.
И сплюнул в пыль.
- Зло - это то, что вы натворили. Крови сколько пролили, и сколько из неё невинной? Вы хуже зверей хищных, те убивают сколько могут сожрать, а вы убиваете из жестокости. Вы же знатных со всем семейством режете и мучите, я знаю. И женщин, и стариков немощных, и детишек малых. Детей-то за что?
- Они бы выросли и унаследовали отцовских рабов, - снисходительно разъяснил Хаонари. - Это и дураку понятно.
- Они - дети, а поднявший руку на дитя - враг Богу Истинному. Нельзя злом победить зло, оттого оно только умножится.
- С чего ты это взял, Алан? - ухмыльнулся Хаонари.
Как чисто и внятно, почти без акцента он произносил его имя! Не то что все прочие - "Аалану". Да и стилистика его речи заметно изменилась. Сейчас это был уже не тот угрюмый дядька, косноязычно жаловавшийся на свою жестокую судьбу.
- Я - вестник Бога Истинного, - сумрачно ответил Алан. - Я принёс на ваши земли Его учение, которое в наших краях живёт уже полторы великих дюжины лет. Тебе довольно этого?
- А почему мы должны тебе верить, Алан? - Хаонари изобразил голосом ледяную учтивость. - Как нам убедиться, не сочинил ли ты всё это сам? Ты можешь доказать, что послан Богом? Можешь совершить чудо? Скажем, низвести с неба молнию? Поколебать своим словом землю? Вставить зубы вон ему, - указал он на одного из своих телохранителей, ухмылявшегося чёрным провалом рта. - А? Вот так-то, - выждав долгую паузу, удовлетворённо облизнул он губы. - Может, тебе и довелось кое-что слышать об Истинном Боге, но ты знаешь только частицу правды. А я знаю всё! Ибо открылся мне Истинный Бог, и видел я огненные глаза Его, и велел Он мне стать карающим мечом Его, пройти по всей земле, с восхода до заката и с полуночи до полудня, наказывая знатных и неся свободу рабам!
Голос его вновь изменился - появилась тонкая истерическая струнка. Сподвижники теперь взирали на него не только с обожанием, но и с ощутимым страхом. Верил ли сам Хаонари в свои слова, было непонятно, но охрана похоже, верила в это стопроцентно. Пожалуй, никому из них раньше не доводилось видеть одержимых. И сейчас они, раскрыв рты, внимали своему великому пророку.
- Хаонари, - строго сказал Алан, - прекрати нести чушь. Если ты не лжёшь и тебе кто-то являлся, то никак уж не Истинный Бог. Это был враг Его, сатана, который умеет принимать светоносный вид. Ты обманулся, Хаонари. Но ещё не поздно покаяться…
- Это тебе не поздно ещё покаяться, - улыбнулся Хаонари. - Я почему и пришёл к тебе… Присоединяйся к нам, Алан. Ты всё-таки что-то слышал об Истинном Боге, из твоих слов можно извлечь кое-что полезное. И говорить умеешь складно, да и писать, как мне доложили. Такие люди нам нужны, мы в самые дальние концы земли пошлём вести об Истинном Боге, и там тоже знатные захлебнутся своей гнилой кровью.
Алан почувствовал, как шевелятся у него на макушке волосы. Стало трудно дышать - до того горячим оказался воздух.
- Я никогда не пойду с тобой, извратившим слово Истины, - выдохнул он. - Ты, конечно, можешь убить меня, но купить мою душу тебе не удастся. Я проклинаю тот час, когда рассказал тебе об Истинном Боге, не разглядев, кому всё это говорю.
Проклинаю тебя и ту бесовскую ложь, которую ты выдумал! Нет с тобой Бога!
Анафема тебе!
Слово "анафема" он, забывшись, произнёс по-русски. Впрочем, и не было в алгойском наречии никаких подходящих синонимов.
- Да что ты с ним препираешься, Знающий? - шагнул вперёд один из разбойников.
Глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит, а в волосатых руках он вращал боевую секиру. Серьёзное оружие, весом килограммов в десять, летало в его ладони точно карандашик. - Он же оскорбил тебя! И сам он рабовладелец, вон тот мальчишка ему принадлежит! Давай мы его порубим?
- Лучше на кол, - деловито предложил другой, тот, что увешался браслетами. - На колу они все так забавно дрыгаются…
- Остыньте, - не оборачиваясь, бросил Хаонари, и рабы тотчас притихли. Привыкли люди к послушанию.
- Видишь, что друзья мои говорят, Алан? - голос его сделался пакостно-весёлым. - Они дело говорят. Но я не стану тебя рубить и насаживать на кол. Ибо вижу дальше их, ибо открыл мне Господь тайные пути Свои. Ты мне ещё пригодишься. И знай, что не я в тот день приду к тебе, а ты на коленях приползёшь ко мне, просясь на службу. И получишь её, ибо не только суров Бог Истинный, но и милостив… временами. Пошли, ребята, - скомандовал он разбойникам и повернулся к воротам.
- Зубы-то как, всё болят? - из какого-то нелепого озорства спросил вслед Алан.
- Прошли зубы, - повернув к нему голову, оскалился Хаонари. - Истинный Бог вылечил. А ты - к бабкам, к бабкам…
На прощание кто-то из них не удержался, хлопнул воротиной так, что Гармай после проверял - не повредилась ли петля. Но ничего, крепкие петли были у тётушки.
После полудня отважились выбраться на дорогу. Основной поток, по расчетам Гармая, уже схлынул - нормальные люди в такое пекло не ходят. Они, нормальные, сидят сейчас на постоялых дворах, потягивают просяное пиво и ждут, когда ослабнет солнце, чтоб можно было дальше двигаться.
Против ненормальных людей у Гармая имелся меч. Ну, если клинок тридцати сантиметров длиной можно так назвать. Однако и название "кинжал" к нему не подходило - лезвие шириною почти в ладонь, заточенное с обеих сторон, круто заострялось у самого острия. Колоть им было бы трудно, а вот рубить и резать - в самый раз. Оружие так и тянуло назвать "режиком". Дед Дима вспомнился - любил старик такие вот хохмочки прошлого века.
- Откуда это у тебя? - встревожился тогда Алан. Гармай, придирчиво отбирая вещи в дорогу, пренебрежительно фыркнул.
- Откуда-откуда… Где взял, так уж нет. Хозяину уж боле не пригодится…
- Ты соображаешь, что делаешь? Если нас поймают и найдут оружие… как младенец, честное слово. Не знаешь разве, что за хранение оружия простолюдинам головы рубят?
- И вовсе не головы рубят, а на колесе растягивают, - обнадёжил Гармай. - Только если мы стражникам попадёмся, то без разницы будет, с мечом или без. Потому ведь и бежим.
Он был прав. Бежать действительно следовало, и как можно скорей. В принципе, бежать надо было ещё вчера, когда расстроенный Гармай вернулся с базара, принеся вместе с хлебными лепёшками и вяленой рыбой свежие новости.
Новостей было, как всегда, две. Хорошая и плохая. Порядок в городе мало-мальски восстанавливался. Городской глава, пронырливый господин Гаймаизи, улизнул не просто абы куда, а вернулся с двумя дюжинами дюжин солдат. Время выбрал толково - разбойники, ошалевшие от безнаказанности и сыплющихся в лапы богатств, на третий день утратили бдительность. Караулы у ворот ещё стояли, но толку от них больше не было. Попасть в караул - значило лишиться возможности пограбить, и разбойники, не приученные к железной солдатской дисциплине, не столько охраняли ворота, сколько шастали по окрестностям. Золота в городских окраинах попадалось не много, но пиво и молодые девки компенсировали это неудобство.
Где господин Гаймаизи взял солдат, оставалось неясным. То ли успел доскакать до соседнего городишки Мидархи, на западе, то ли - что казалось совершенно невероятным - на пути ему встретился какой-то вельможа, путешествующий с огромной охраной. Но такая охрана пристала разве что ближайшим родственникам государя, а кроме того, где он, этот таинственный вельможа? Остался один-одинешенек в чистом поле?
Но тут оставалось лишь гадать. Толком никто ничего не знал, хотя, конечно, базар кипел версиями. Прямо как земная пресса после очередной сенсации. Во всяком случае, действовал господин Гаймаизи решительно, хотя и не слишком грамотно.
Пока он очищал от разбойников центр города - дворец наместника, налоговую и карательную палаты, сокровищницу и темницу - разбойники организованно отступали сквозь западные ворота. Сразу же перекрыть душегубам пути отхода городской глава не догадался. А может, не рискнул распылять свои и без того немногочисленные силы.
Как бы там ни было, с утра и до полудня в городе шла резня. Гармай своими глазами видел, как солдаты сноровисто и без всякой ярости рубили убегающих разбойников - точно свиней к зиме забивали. Наверняка он видел и больше, но предпочёл не углубляться в детали.
В итоге выяснилось, что убито три дюжины дюжин разбойников - тела крючьями сволакивали на пустырь близ восточной стены, оттуда их предполагалось вывозить куда-то на телегах. Окрестных селян уже мобилизовали на земляные работы.
Немало было поймано живьём. Городская темница не вмещала всех, и потому на северной дороге спешно ставились колёса, а на восточной - вбивались в землю колья.
Уцелевшие высокородные возвращались в свои дома и оценивали масштабы разрушений.
Их уцелевшие рабы трепетали, предвидя усиленную профилактику покорности.
После этого Гармай собрался с духом и вывалил плохую новость.
- Хаонари-то, сказывают, утёк. А вот один из его ближних людей попался ещё с утра. Теперь допрашивают его в темнице, что да как. Смекаешь, господин? Он же из тех, кто тогда приходил к нам на двор. Вот тот самый, что браслетов нахапал на все руки… Непременно же вывалит про тебя, господин. Про то, что от тебя Хаонари о Боге Истинном услышал, про то, что с собой тебя звал. В народе и без того шепчутся. Хаонаревы людишки-то на площади кричали про Истинного Бога, что, мол, Он велел землю от рабства очистить. А ведь кое-кто знает, что ты тоже Истинного Бога проповедуешь. Сам прикинь - Хаонари-то услышал от кого-то. А тот ещё от кого… Наверное, всё от старичка того пошло, соседа нашего, горшечника.
Хоть и велела ему тётушка язык узелком завязать, да я ж вижу - болтливый старичок. В трактире, должно быть, от вина развязались его узелки… Да ведь и сам горшечник того… затоптала его толпа, ещё в первый же день. Ломилась толпа в дом господина Гиуртизи, у него ж полгорода в должниках, понятное дело. А старичок просто мимо проходил… ну и так вышло…
Алан отвернулся к стене. Душное одеяло вины, казалось, сдавливает ему голову.