На все приготовления ушло минуты с три. Скорость и точность выполнения маневра поразили зрителей, и они встретили его громогласным "ура!", пронесшимся по берегам озера. За общим шумом Софья едва расслышала, как один из офицеров, стоявших почти под самыми окнами их дома, откуда она наблюдала за маневрами, сказал другому:
- Князь Василий Ухтомский командует. Молодец! Дай ему простую глину, он и из нее вылепит императорский флот!
Шлюпки с сидевшими на корме офицерами отчалили от борта судна и направились к берегу. Из встречали восторженно. Местные белозерские лодки, переполненные горожанами вышли приветствовать флотилию. Все озеро запестрело крохотными суденышками. Те же, кто оставался на берегу кричали и расталкивали друг друга локтями, чтобы первыми встретить императорских офицеров.
- Отличный финал для твоего дня рождения, доченька, - улыбаясь, говорил Софье отец. Сама же она почти плакала от восторга - большего подарка, чем парад флота, которого она прежде никогда не видела, она бы и не пожелала себе. Но все же главное
событие ожидало девушку впереди: воспользовавшись своими связями отец схлопотал для нее приглашение на городской банкет, который давали в Белозерске в честь прибытия флотилии.
Во всем городе царило праздничное настроение - кто был на воде, кто на крепостных стенах. Повсюду сновали развеселые парни и горластые, разбитные девицы, скоморохи, торговцы наперебой предлагали различный товар. На западе слабо мерцали огни стоявшей на якоре флотилии - ее кормовые фонари отражались в воде озера.
Когда добрались к дому купца Перепейнова, где предполагался банкет, вокруг уже толпились люди, повсюду виднелись солдаты и матросы. Они смеялись и болтали в окружении девиц, которые забрасывали их цветами и карнавальными лентами.
На перевернутых рыбацких лодках рядом с жаровнями стояли бочки с медовухой и вином, тележки, доверху заполненные колбасами, сырами, пирогами. Девицы в охотку бражничали с солдатами. И плохо представляя себе, что ее ждет, Софья подумала тогда, что они, наверняка, получат больше удовольствия от гуляния, чем она от предстоящего скучного вечера.
Только вошли в дом - и сразу из радостного шума городских улиц перенеслись совсем в иной мир, где стоял тяжелый аромат духов и пряных блюд, шуршали шелк и бархат. Огромный банкетный зал с высокими сводами был ярко освещен, голоса звучали в нем глухо и странно. То и дело раздавалось громкое "Виват!" И все пили за здоровье императора Петра Алексеевича и за благо Отечества.
Адмирал Елизар Гаврилович Белозерский, двоюродный брат князя Ивана Степановича ходил среди гостей в парадном мундире и при всех регалиях.
Все выглядело настолько красочно и так волнующе, что юная Софья, выросшая в располагающем к тихому размышлению и уединению Андожи, ощущала, как все сильнее бьется ее сердце и розовеют щеки. Теперь она понимала, что имел в виду отец, предполагая, что самый большой подарок ожидает ее впереди.
- Какая красота! Как я рада, что мы пришли сюда! - говорила она с восторгом. Отпустив руку батюшки, Софья вышла вперед, оглядывая все и улыбаясь в волнении даже незнакомцам. Она ничуть не беспокоилась, что покажется кому-то дерзкой и плохо воспитанной. Адмиральская свита, неожиданно развернувшись, хлынула прямо на нее. Оказавшись перед высокопоставленным флотоводцем, Софья неловко присела в реверансе. Но тут же увидела своего отца, который спешил ей на помощь и представил Елизару Гавриловичу свое дитя. Адмирал едва заметно поклонился и поднеся руку девушки к губам, пожелал ей счастья.
- Возможно, это и первый выход твоей дочки, дорогой Иван Степанович, - любезно заметил он, - но она так мила, что смотри как бы ее не украли прямо посреди банкета.
Адмирал прошел дальше, за ним же устремилась вся свита, к ней примкнул и Иван Степанович, наслаждавшейся близостью к прославленному родственнику. Оставшись одна, Софья на мгновение растерялась, не зная, как ей стоит дальше вести себя. Но вдруг позади нее кто-то сказал:
- Если желаете подняться на стены крепости, барышня, я покажу Вам как это лучше всего сделать.
Вспыхнув от возмущения, Софья резко повернулась. Сверху вниз на нее смотрел, язвительно улыбаясь, офицер. На нем был темно-зеленый кафтан, обшитый золотым галуном по борту, обшлагам и карманам. При том поблескивал золоченый шейный знак, свидетельствовавший о принадлежности офицера к высшим чинам, то же подтверждал плетеный красными нитями шарф, переброшенный через плечо и завязанный на левом бедре двумя золотыми кистями.
Темно-карие глаза офицера поблескивали золотинкой, волосы у него были темно-каштановые, а в ушах Софья сразу же заметила маленькие золотые колечки, совсем как на донских казаках на картинках о взятии крепости Азов в царствовании царя московского Алексея Михайловича.
- Может быть, Вы еще покажете мне, как надо делать реверанс? - бросила она ему сердито.
- И то, и другое, если Вам так хочется, - спокойно ответил он. - Первая Ваша попытка была жалкой, надо признаться.
Его бесцеремонность лишила Софью дара речи. Она просто не могла поверить собственным ушам. Растерявшись, она стала искать глазами отца, но он растворился в толпе, а ее окружали незнакомые люди. Самым правильным, как решила молодая княжна, было бы с достоинством удалиться. Потому она развернулась на каблуках и расталкивая толпу, решительно направилась к выходу, но позади себя снова услышала громкий и насмешливый голос офицера:
- Дорогу княгине Софье Андожской, расступитесь, расступитесь!
Приглашенные на бал с изумлением взирали на молодую, никому не известную девушку, но инстинктивно расступались, давая проход. С пылающими щеками, едва ли сознавая, что происходит, она бежала прочь и очутилась вдруг не у главного входа, как надеялась, а на парапетной стене крепости, примыкавшей к купеческому дому со стороны озера.
Отсюда открывался чудесный вид. Внизу на вымощенной булыжником площади пел и танцевал белозерский люд. Молодой офицер подошел к Софье и стоял за ее спиной, положив руку на эфес шпаги. Он все также смотрел на нее сверху вниз и все также язвительно улыбался.
- Значит, Вы и есть та самая девочка, которую так сильно ненавидит моя сестра, - наконец, промолвил он.
- А что Вы собственно желаете от меня? - спросила у него Софья с нескрываемой враждебностью. - Что Вы всем этим хотите сказать?
- Будь я на ее месте, я бы Вас отшлепал как следует за все проделки. - Что-то до боли знакомое сквозило в его взгляде и в его голосе.
- Кто Вы? - спросила Софья настороженно,
- Князь Василий Ухтомский, - представился он, - подполковник лейб-гвардии Преображенского полка. Сражался при Нарве и Полтаве. Удостоен личной похвалы государя и медали его, - сообщив все, он принялся напевать, поигрывая поясом.
- Жаль, что маневры на нашем озере вовсе не под-стать Вашей смелости, князь, - заметила ему Софья, стараясь скрыть растерянность за насмешливостью.
- Жаль, что Ваше поведение, - парировал он сходу, - вовсе не соответствует Вашей ангельской внешности, Софья Ивановна.
Она восприняла его слова, как намек на свой малый рост - после четырнадцати лет Софья ни на йоту не выросла - а потому она испытала новый приступ ярости. Разразившись целой обвинительной тирадой, она употребляла слова, которые слышала при ругани дворовых на поварне, и очень надеялась смутить тем Василия, но он выслушал ее терпеливо, задрав подбородок, потом же, когда Софья умолкла, ответил:
- Я знаю много ругательств, в том числе английских. Но они недостаточно вульгарны, и не могут сравниться с русскими. Французские и вовсе слишком изящны, так что и не поймешь, ругаются они или поют дифирамбы. А вот испанские выражения Вам
бы точно подошли, Софья Ивановна. Если понравятся, готов преподать курс.
И он начал произносить весьма приятно звучащие фразы, которые, конечно же в иных обстоятельствах, привели бы Софью в восторг. Но слушая его, она невольно вновь стала выискивать в нем сходство со своим врагом, с Евдокией, и всякий восторг и даже робко народившееся расположение ее к Василию сразу исчезли. Он показался ей бахвалом и несомненно, большим щеголем, которому не интересно ничье мнение, кроме его собственного.
- Согласитесь, Софья Ивановна, - сказал Василий, внезапно перестав ругаться, - что я Вас сразил. - Обезоруживающе открытая, белозубая улыбка князя оказалась столь необходимым дополнением, что Софья против воли ощутила, как весь гнев ее тает. - Пойдемте же, посмотрим на флотилию, - пригласил он. - Корабль, стоящий на якоре - это красиво. Верно?
Они поднялись на крепостную стену и стали любоваться оттуда озером. Было безветренно, безоблачно, взошла луна.
Неподвижные силуэты кораблей выделялись в ее бледном свете. Слышалась матросская песня - голоса, певшие ее, проносясь над водой, достигали их слуха, четко выделяясь среди грубоватых криков веселящейся на улицах толпы.
- На войне страшно? - спросила у него Софья, - Вы потеряли много солдат в сражениях?
- Не больше, чем их теряется обычно при более или менее удачном походе, - ответил он, пожимая плечами, - всегда гораздо сильнее жалеешь раненных. Они на всю жизнь остаются калеками, и вынуждены влачить безрадостное существование в нищете. В морских баталиях, я считаю, было бы вообще гуманнее выбрасывать раненых за борт, - Софья с сомнением взглянула на него. Его своеобразный юмор не всегда был легко понятен ей.
- Вы говорили об этом с Вашими командирами? - спросила она, - они согласны?
- Если командирами вы называете тех, кто превосходит меня знанием военного дела, - ответил Василий, - то таковых вообще не существует за исключением самого государя императора. Что же касается моих непосредственных начальников по званию, то я давно уже высказал им все, что думаю. Вот почему хотя мне еще нет и двадцати семи лет, а я уже стал офицером, которого больше всего ненавидят все старше его по званию в русской армии, хотя солдаты и матросы вполне даже любят. Меня спасает только расположение Петра Алексеевича, который на раз отмечал меня лично и часто вспоминает. Вот если меня убрать, а вдруг он вспомнит? Только это и удерживает всех этих бездарных стариков Шереметевых, Голицыных и прочих, - его самонадеянность поразила Софью не меньше чем его недавняя грубость.
Он смотрел на нее улыбаясь, и она в очередной раз не нашлась, что сказать. Ей вспомнилось, как он наступил на свадьбе на подол платья ее матушки. Интересно, был ли хоть кто-нибудь на свете, кто любил его, кто мог бы его любить со всеми его странностями.
- А что же адмирал Белозерский? Как он Вас терпит? - спросила Софья с осторожностью о дяде.
- О, он мой родственник, - быстро ответил ей Василий, - и знает, что на меня вполне можно положиться. К тому же он всегда делает то, что я ему советую. Никаких хлопот. Ну, что ж, - продолжил он весело, - а теперь займемся реверансом. На крепость мы взобрались. Посмотрим, получится ли у Вас, Софья Ивановна, реверанс передо мной лучше, чем перед вашим дядей - адмиралом. Подберите юбку, - командовал он, смеясь, - вот так. Согните правое колено, так, молодцом! А теперь дайте Вашей крохотной попке опуститься на левую ногу. Вот так. Замечательно!
Трясясь от смеха, Софья подчинялась, ибо ей казалось очень забавным, что подполковник Преображенского полка обучает ее хорошим манерам на парапетной стене Белозерской крепости.
- Уверяю Вас, это вовсе не смешно, - говорил он с важностью, - неуклюжая женщина выглядит ужасно невоспитанной. А если Вас увидит государь император? Вдруг случиться так, что мне придется представить Вас ему в Петербурге. Он так и скажет мне: "Василий, браток, где ты нашел такую солоху. У себя на Белом озере? Какое красивое лицо, а кланяться не умеет. И сразу всыпет мне: почему не научили? Петр Алексеевич - то крут, он церемониться не станет. Превосходно! - он прищелкнул языком. - Еще раз. Отлично, Софья Ивановна. Вы все можете, когда захотите. Оказывается, Вы просто ленивая, деревенская девчонка, которую никогда не бил палкой ее добрый батюшка.
Он с неслыханной дерзостью поправил Софье платье, подравнял кружева на декольте и плечах.
- Ненавижу ужинать с неопрятными женщинами, - проговорил он шепотом.
- А я вовсе не собираюсь с Вами ужинать, Василий Романович, - тотчас парировала Софья.
- Могу поручиться, что никто другой Вас не пригласит, - ответил он. - Пойдемте, Софья Ивановна. Возьмите меня под руку. Не знаю, как Вы, но я очень голоден.
Князь Ухтомский отвел Софью назад в дом, где к своему удивлению она обнаружила, что гости уже расселись за длинными столами в банкетном зале, и прислуга разносит блюда.
По счастью появление запоздавшей пары осталось незамеченным никем, кроме князя Ивана Степановича, который вертелся на стуле рядом с адмиралом, высматривая дочь. Он только удивленно приподнял брови, увидев, что она входит об руку с князем Василием. Однако из-за волнения и из-за того, что батюшка наверняка расскажет обо всем матери, а та конечно разболтает Евдокии, Софья опять начала терять самообладание.
- Пойдемте отсюда, князь, - просила она Василия и тащила его за рукав: - Видите, для нас и места нет. Все стулья заняты.
- Уйти? - возмутился он, - Ни за что. Я должен поужинать. Я столько маневрировал, Софья Ивановна, чтобы Вас порадовать утром, что теперь страшно голоден, - не слушая возражений Софьи, он стал прокладывать себе путь, расталкивая слуг и силой увлекая княжну за собой. Она видела, как многие лица с возмущением оборачивались к их сторону, слышала нестройный шум голосов. Она не могла остановиться, путалась в парадном платье. Но увлекаемая неумолимой рукой Василия к столу для почетных гостей в конце зала, оказалась как раз напротив своего обомлевшего батюшки, сама того не ожидая.
- Зачем вы привели меня к столу для почетных гостей?! - запротестовала Софья и изо всех сил дернула Василия за руку.
- Что ж такого? - он удивленно оглядел ее, все также сверху вниз: - неужто Вы думаете, я буду ужинать где-то еще? Место князю Василию Ухтомскому!
Услышав его голос, слуги прижались к стене, все головы повернулись, а адмирал Белозерский прервал разговор со своей супругой. Сразу выдвинули стулья, гости потеснились, и Софья села нос к носу с князем Иваном Степановичем и адмиралом. А рядом с ней как ни в чем не бывало, разместился Василий. Княгиня Белозерская, недолюбливавшая всю женскую половину Андожского семейства, бросала на Софью ледяные взгляды. Но Василий, наклонившись к ней, сказал с улыбкой: - Надеюсь, Вам, любезная тетушка Наталья Николаевна, не нужно представлять нашу общую родственницу. Сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось шестнадцать, - и тут же шепнул Софье: - улыбайтесь, недотрога. Ради Бога, не смотрите таким стеклянным взглядом. При дворе самое главное - улыбаться.
Софья готова была провалиться сквозь землю от смущения и стыда. В отчаянии она принялась за жаркое из лебедя, которое лежало на ее тарелке. Адмирал Белозерский повернулся к ней, держа в руке бокал с вином.
- Поздравляю Вас с днем рождения, Софья, - проговорил он. Молодая княжна пробормотала слова благодарности и встряхнула локонами, чтобы скрыть пылающие щеки.
Василий же напротив, никакого смущения не чувствовал. Он ел с явным удовольствием и после каждого проглоченного куска пересказывал язвительно, даже зло про своих соседей за столом все сплетни, которые были ему известны. Он даже не заботился о том, чтобы понизить голос - так и говорил, во всеуслышанье.
Так и не совладав с робостью, Софья ела и пила безо всякого аппетита и чувствовала себя на нескончаемом пиршестве, как шехонская белая рыба, которую только что вытащили из воды. Наконец, ужин подошел к завершению, пытка кончилась, и Василий поднял ее со стула. От вина, впервые в жизни выпитого столь обильно, голова девушки кружилась, ноги сделались ватными - она вынуждена была опираться на своего кавалера.
После зазвучала музыка. Итальянские танцоры, украшенные лентами, исполняли тарантеллу. Софья С трудом следила за их танцем - последние их головокружительные пируэты оказались для нее роковыми. Вырвав свою руку из руки Василия, она зажимая рот, побежала по коридору дома и оказавшись на обширной веранде, упала на колени - ужин вышел из нее, да и не только ужин. Все, что съела за последние сутки оказалось на гладком мраморном полу.
Открыв глаза, Софья обнаружила, что лежит на широкой кровати. Князь Василий Ухтомский, наклонившись, держит ее за руку и вытирает ей лоб носовым платком.
- Вам надо еще поучиться пить вино, - строго заметил он, увидев, что Софья пришла в себя: - чтобы не пьянеть.
В этот момент Софья почувствовала, что ей так плохо и стыдно - слезы навернулись на ее глаза.
- О, нет, нет, Софья Ивановна, - Василий заметил, что она готова расплакаться, и его голос до того резкий, прозвучал вдруг до странности нежно. - Не нужно плакать. Только не в день своего рождения. Он продолжал прикладывать ко лбу Софьи платок.
- Я…я., ни-никогда раньше не ела жа-жаркое из лебедя, - произнесла княжна, заикаясь и зажмуриваясь при одном только воспоминании о еде.
- Это не столько от жаркого, сколько из-за бургундского вина, - проговорил он, - полежите, скоро Вам станет лучше.
Во все это время, как она начала осознавать, что произошло с ней, Софье хотелось провалиться на месте от отчаяния. Но у нее по-прежнему сильно кружилась голова, и она не могла не испытывать к Василию признательности.
Ей почему-то не казалось странным, что она лежит в темной, незнакомой комнате, а князь Василий Ухтомский ухаживает за ней, вполне удачно справляясь с обязанностями сиделки.
- Сначала я возненавидела Вас, - призналась она. - Теперь Вы мне начинаете нравиться.
- Печально, сударыня, что я снискал Вашу милость только после того, как Вас стошнило, - ответил он. Софья рассмеялась, но тут же снова застонала - начинался новый приступ дурноты.
- Вставайте и обопритесь на мое плечо, - предложил он. - Бедняжка, какое неудачное окончания дня рождения!
При всей жалости к своему положению, Софья чувствовала, как он трясется от бесшумного смеха, хотя голос его и руки по прежнему оставались нежными и заботливыми - ей на удивление было с ним хорошо.
- Вы не похожи на Вашу сестру, - проговорила она, повернув голову.
- Не похож, - легко подтвердил он, - и на отца не похож тоже. Я всегда был паршивой овцой в нашем благородном, старинном семействе.
- Как же Вы уживались с Евдокией?
- Никак. В детстве мы ссорились до драки. А потом… Каждый пошел своим путем. Моя сестрица ни с чем не считается, кроме собственных интересов. Вам следовало понять это, как только она вышла замуж за Вашего брата.
- Я ненавидела ее всем сердцем с самого первого дня, - призналась ему Софья.
- Уверен, что вряд ли в том есть Ваша вина, - спокойно согласился он, - Евдокия жадна до богатства и до обожания мужчин. Она ни одного не пропускает, не добившись от него внимания.
- Даже тех, кто значительно младше ее по возрасту, - добавила Софья, вспомнив об Артеме
- У вас не по возрасту длинные уши, - и иронией заметил ей Василий, - и сообразительная голова.
Присев на диван, Софья поправляла смятую прическу, пока князь разглаживал ей оборки на платье.