- Вы были очень добры со мной, - произнесла она, напуская на себя важность, чтобы скрыть растерянность за произошедшее с ней. - Я не забуду этого вечера, Василий Романович.
- Я тоже, - едва заметно усмехнулся он. - Все вышло забавно.
- Может быть, будет лучше, если Вы отведете меня к моему отцу, - попросила она, - он наверняка, сбился с ног от беспокойства.
- Если Вы желаете, Софья Ивановна…
Потупив взор, чтобы не встречаться с ним глазами, Софья неуверенно шагнула из темной комнаты в освещенный коридор.
- А где мы были все это время? - спросила она, взглянув на князя через плечо. Он засмеялся и покачал головой.
- Ума не приложу, честное слово. Возможно, это супружеская опочивальня четы Перепейновых, или одна из многочисленных комнат для гостей, - он взглянул на Софью с широкой улыбкой и прикоснулся рукой к ее длинным пепельным локонам. - Никогда мне еще не доводилось ухаживать за женщиной, которую рвет, - сказал насмешливо, но вовсе не обидно.
- Так же как и я никогда не позорилась так перед мужчиной, - достойно парировала Софья и покраснела от смущения.
Увидев ее румянец, он наклонился и приподнял на руках, словно ребенка. - А мне, - проговорил, понизив голос, - никогда не доводилось оставаться в темной комнате с такой красавицей как Вы, Софья Ивановна, и при том даже не прикоснуться с ней лаской, не говоря уже о том, чтобы заняться с ней любовным наслаждением. - Софья вспыхнула еще пуще и почти враждебно уперлась кулачками ему в грудь. Преодолев ее сопротивление, он прижал ее к груди, потом опустил на пол.
- А теперь, если позволите, - сказал он, - я отведу Вас к Вашему батюшке, как Вы просили.
Она кивнула. Так Софья в первый раз увиделась с братом Евдокии, князем Василием Ухтомским, о котором услышала от матери сразу после свадьбы ее старшего брата Антона.
По возвращении в Андожу молодой княжне пришлось выслушать много неприятного. Узнав обо всех ее приключениях в Белозерске, матушка непрестанно упрекала дочь в нескромном поведении, которое не подобает благородной барышне.
Из ее слов выходило, что сама того не подозревая, Софья нанесла ущерб буквально всем. Она осрамила своих воспитателей нелепым реверансом адмиралу Белозерскому, позже оскорбила его жену Наталью Николаевну, заняв почетное место рядом с ней, вовсе не предназначенное для юных незамужних девиц. Более того, она позволила себе дерзость без сопровождения папеньки прогуливаться по парапетной стене крепости в обществе ужасного дебошира князя Ухтомского, скандальная репутация которого не уступает его военной славе. И наконец, ее видели выходящей с ним из личных покоев хозяев дома в весьма помятом и растрепанном виде.
Подобное поведение, строго выговаривала Софье матушка, может окончательно скомпрометировать ее в глазах высшего света, и для того, чтобы впечатление забылось, стоило бы отправить молодую княжну в монастырь послушницей на исправление, годика на два на три. Но добросердечный батюшка решительно возражает против этого, а потому Софью все же решено перевоспитывать дома.
Так сразу после своего шестнадцатилетия Софья оказалась запертой в Андоже наедине со своим бесчестием. Несколько недель она пребывала в дурном настроении. И вот однажды, когда в самый разгар весны она сидела на старой яблоне, посаженной еще ее прадедом, - любимом укрытии ее детства, - она увидела вдалеке всадника, поднимающегося вверх по долине. Он на какое-то время скрылся за деревьями. Затем топот его лошади стал отчетливее, и Софья поняла, что направляется он в их усадьбу.
Решив, что это возвращается из Ухтомы Антон, княжна слезла с яблони и побежала на конюшню встречать брата. Но лакей вел незнакомую ей вороную лошадь в стойло, и она едва успела заметить фигуру высокого мужчины в офицерском мундире, входившего в дом.
По старой еще девчоночьей привычке, Софья решила спрятаться в засаде в гостиной, чтобы слышать все, о чем говорится. Но по лестнице спустилась матушка и как-то с особенным значением попросила ее: - Ступай к себе, Сонечка. И оставайся там, пока гость не уедет. Первым же побуждением княжны было спросить имя нежданного посетителя, но вспомнив все нотации о плохом воспитании, которые ей прочли накануне, она сдержалась и сгорая от любопытства, молча пошла наверх.
Но все же она не намеревалась сдаваться. Призвав служанку, свою ровесницу и подружку с детства, Софья попросила ее постоять в коридоре, пока гость будет разговаривать с родителями, а потом когда он выйдет, узнать его имя.
- Ой, барышня, не извольте волноваться, - резво и озорно согласилась та, - все сделаю, - и тут же понизив голос сообщила: - Высокий, красивый такой мужчина, я Вам доложу, Софья Ивановна. Просто дух захватывает, как красив.
- Наверное, это иеромонах из Прилуцкого монастыря, - Переполошилась вдруг Софья, вспомнив, что мать грозилась отправить ее туда.
- Да нет же, что Вы! - служанка всплеснула руками: - какой же это иеромонах, - хитро хихикнула она, - такому разве ж монахиню доверишь? Что от ее верности Господу Богу останется тогда? Весьма молодой господин в офицерском мундире, - напомнила госпоже, - в зеленом таком, с золотой оторочкой. И шарф через плечо, с кисточками…
В зеленом офицерском мундире. Шарф через плечо… Софья и сама уж начала догадываться.
- А волосы у него рыжие? - спросила она, слегка волнуясь.
- Такие, что и обжечься недолго, - подтвердила та. Всю скуку как рукой сняло. Отправив девицу вниз, Софья ходила взад и вперед по светелке, не находя себе места. Она сгорала от нетерпения.
Свидание оказалось недолгим. Вскоре послышалось, как отворилась дверь гостиной и раздался звонкий, отрывистый голос, прощавшийся с князем и княгиней. Звук шагов в сенях, а сразу после - и во дворе.
Окно комнаты, в которой находилась Софья, выходило в сад и потому она ничего не могла видеть. Оставалось только ждать возвращения служанки. Мгновения ожидания показались княжне вечностью. Наконец, девица появилась, глаза ее блестели. Она вытащила из-под фартука клочок скомканной бумаги и передала его Софье.
Воровато, как преступница, княжна развернула записку.
"Дорогая сестрица, - прочитала она, - поскольку Евдокия состоит в замужестве с Вашим братом, я пользуюсь правом называться Вашим родственником и потому желал бы видеться с Вами. Однако, Ваши родители, в особенности матушка, похоже, придерживаются иного мнения. Они заверили меня, что Вы нездоровы и попрощались со мной весьма холодно. Не в моих привычках скакать до два десятка верст галопом, а после не достигнув цели поворачивать назад. Прошу Вас, любезная Софья Ивановна, распорядиться прислуге, чтобы она отвела меня в укромный уголок Вашей усадьбе, где мы могли бы перемолвиться с Вами. Настаиваю на том, потому что уверен: Вы больны не больше, чем я сам.
Князь Василий Ухтомский".
Едва Софья прочла письмо, первой же мыслью ее было не отвечать: слишком уж уверенным показался ей князь в себе. Однако любопытство и бешено колотившееся сердце взяли верх над гордыней, и княжна приказала служанке показать гостю яблоневый сад, но только чтобы он шел туда не сразу, потому что его легко могут заметить из дома.
Когда девица ушла, Софья прислушалась к шагам матери - та уже поднялась по лестнице и подходила к ее опочивальне. Схватив молитвенник, княжна уселась перед иконами, открыв первую попавшуюся страницу.
- Я рада видеть тебя столь благочестивой, Сонечка, - сказала княгиня Мария Филипповна, входя в светелку к дочери. Софья не ответила. Он сидела, смиренно опустив глаза к молитвеннику и едва заметно шевелила губами.
- Князь Василий Романович Ухтомский, с которым ты неподобающим образом вела себя на прошлой неделе в Белозерске только что уехал, - проговорила Мария Филипповна, выдержав паузу. - Кажется, он получил у государя отпуск по ранению и собирается некоторое время пожить в Ухтоме. Довольно неожиданное решение… - Словно не слыша матери, Софья продолжала хранить молчание.
- Я никогда не знала о нем ничего хорошего, - не дождавшись ответа, немного рассержено произнесла княгиня, стиснув в руках шитый золотом пояс домашнего платья. - Сколько мне известно, он всегда доставлял неприятности своей семье и был тяжким испытанием для своего отца князя Романа Васильевича. Бретер, картежник, дамский волокита, он вечно в долгах. Вряд ли его соседство окажется для нас приятным.
- Зато он храбрый воин и его любит государь Петр Алексеевич, - выпалила вдруг Софья.
- Я ничего не слышала об этом, - со скрытым неудовольствием ответила ей мать, - но я хочу, чтобы ты знала. Мы с твоим отцом вовсе не желаем, чтобы он приезжал сюда и искал с тобой встреч. Подобные визиты свидетельствуют о полном отсутствии у него чувства такта.
- Не Вы ли говорили, матушка, что дружба Ухтомских князей необыкновенна почетна для нашего семейства, когда убеждали Антона в необходимости ему жениться на Евдокии, - Софья вскочила и отбросила молитвенник в сторону, - не вы ли восхищались их богатствами и природной красотой, - продолжала она упрекать горячо, - все это Вы говорили, когда речь шла о Евдокии, а что же ее старший брат? Ведь как бы то ни было, он главный наследник всего Ухтомского состояния? Или Вас больше это не интересует? Вас интересует только Евдокия, чем она околдовала Вас? Ведь прошло столько времени, а она даже не удосужилась родить Антону наследника…
- Евдокия Романовна слишком много ездит верхом, - смущенно заметила мать, - я говорила ей, это может вызвать выкидыш
- Да нечего ей выкидывать, - вспылила Софья, - она Антона и близко к себе не подпускает…
- Немедленно замолчи, негодница, - Мария Филипповна притопнула на дочь ногой, а после выйдя из ее комнаты, сердито прихлопнула дверью.
Услышав, как мать спустилась по лестнице и прошла на поварню, Софья подождала некоторое время, а потом взяв в руки туфли, черным ходом, предназначенным для прислуги, поспешила в сад. Бегом домчавшись до своей яблони, она взобралась на нее и уселась на потайном местечке.
Едва отдышавшись, Софья раздвинула зацветающие ветки своего убежища и увидела Василия. Он стоял на указанном ему месте, под деревом. Тихо рассмеявшись, Софья отломила прутик и бросила в него. Князь встряхнул головой, огляделся. Но поднять головы не догадался. Тогда Софья бросила в него второй прутик, угодив прямо в нос. Теперь уж он вскинул голову, и увидел княжну, смеющуюся над ним со своего насеста. Мгновение спустя он уже оказался рядом с ней и обняв Софью за талию, прижал ее к дереву. Ветка зловеще треснула.
- Слезьте сейчас же, Василий Романович, - испуганно проговорила Софья. - Двоих ветка не выдержит.
- Выдержит, если Вы будете сидеть спокойно, - заверил он.
Софья смутилась. Она понимала, что одно неосторожное движение, и они оба оказались бы на земле, но сидеть не шевелясь, означало, что она должна и дальше находиться в его объятиях, чувствуя его лицо рядом со своим. Софья уже пожалела, что попросила князя прийти в сад.
- В таком положении невозможно разговаривать, - запротестовала она.
- Отчего же, - усомнился он, - я напротив, нахожу его довольно приятным, - при этих словах он осторожно вытянул ногу вдоль ветки, чтобы устроиться поудобнее, и еще крепче обнял Софью.
- Итак, что же Вы желали мне сказать, Софья Ивановна? - его вопрос удивил княжну. Он выражался, словно это она просила его о встрече.
- Меня грозят отправить в монастырь, - пожаловалась она, - и Вам больше не стоит сюда приезжать. Матушка решительно определила, что не позволит мне видеться с Вами. К тому же Ваша репутация, - она запнулась, - она… весьма скверная.
- Как так? - искренне изумился он, - Отчего же?
- Матушка сказала мне, что Вы не вылезаете из долгов.
- Что ж, в Петербурге многие живут в долг, - пожал он плечами, - что ж с того?
- Вы - тяжелое испытание для Вашей родни, - Софья старательно повторяла слова матери.
- Напротив, моя родня - на редкость тяжелое испытание для меня, - усмехнулся Василий в усы, - потому я стараюсь почаще пропадать на войне и пореже встречаться с ними. Что же еще Вам поведала обо мне матушка?
- Что у Вас нет чувства такта, а также о Вашей доблести на поле боя ей ничего не известно.
- Это меня не удивляет, - князь снова пренебрежительно дернул плечом. - Зрелых матушек молоденьких девиц обычно гораздо больше интересует моя доблесть совсем на ином поприще. Хотя, надеюсь, и в альковных делах, я дорогую Марию Филипповну не разочаровал - она достаточно обо мне наслушалась. Что же касается такта… Мне его заменяет большой жизненный опыт, - он выпустил из руки ветку и смахнул что-то с воротничка платья княгини.
- У вас на груди гусеница, - пояснил он.
Софья отпрянула, обескураженная резким переходом от романтики к самой прозаической реальности.
- Я так полагаю, - проговорила она сдавленным голосом, - что моя матушка права. Наше дальнейшее знакомство не принесет ничего хорошего. Лучше, если мы положим ему конец прямо сейчас.
В неудобном положении на яблоневой ветке держаться с достоинством было затруднительно, но все же княжна сделала попытку выпрямиться. Однако князь и ухом не повел на ее высказывания.
- Вы не спуститесь, если я этого не захочу, - ответил он. И действительно он вытянул через ветку ноги и тем перекрыл Софье путь.
- Самое время, Софья Ивановна, дать Вам урок испанского языка, - прошептал он ей на ухо.
- Я не имею ни малейшего желания, - ответила холодно княжна. Тогда он рассмеялся и обхватив лицо Софьи руками, порывисто поцеловал ее. Новое и необыкновенно приятное ощущение на мгновение лишило княгиню дара речи и способности действовать. Она отвернулась, чтобы скрыть волнение и принялась играть с цветущими ветками.
- Теперь можете уходить, если желаете, - проговорил он с наигранным равнодушием. Уходить же Софье вовсе не хотелось, но она была слишком горда, чтобы признаться в этом. Тогда он спрыгнул на землю и помог ей спуститься.
- Нелегко быть храбрым на яблоне, - язвительно заметил он, - передайте об этом Марье Филипповне.
- Я ничего не скажу матери, - ответила Софья, переживая спою внезапную отставку. С мгновение князь молча смотрел на девушку, потом сказал: - Если Вы велите своему садовнику срезать верхнюю ветку, то в следующий раз у нас все получится намного лучше.
- Не знаю, хочу ли я следующего раза, - Софья пренебрежительно подняла плечико.
- Конечно, хотите, - уверенно заявил он, - И я тоже хочу. К тому же после ранения по совету доктора мне необходимы длительные прогулки на свежем воздухе.
Он направился к ограде, где оставил коня. Софья же придерживая край бархатного платья, шла вслед за ним по высокой траве. Он ухватился за узду, прыгнул в седло.
- От Ухтомы до Андожи почти десять верст, - сказал он. - Если я буду проезжать их дважды в неделю, то вскоре весьма поправлю свое здоровье, и полковой медикус будет мной доволен. Во вторник я приеду снова. Не забудьте дать указания садовнику.
С этими словами он взмахнул перчаткой и пришпорил коня. Провожая его взглядом, Софья решила про себя, что он такой же отвратительный как и его сестра Евдокия, и она никогда больше не желает видеться с ним. Однако вопреки всем своим решениям во вторник она поджидала князя под яблоней.
Конечно же, он приехал. И начались ухаживания, насколько необычные, настолько же и приятные, о которых любая юная особа и сто лет назад и нынче могла бы только мечтать. Сквозь прошедшие с той поры годы матушка Сергия вспоминала о них как о каком-то нереальном, плохо запомнившемся сне.
Один или два раза в неделю князь Василий Ухтомский приезжал в Андожу. Вместе с Софьей они забирались на яблоню, - мешавшую ветку, конечно же, срезали, - и он давал юной княжне уроки любви, а она слушалась его во всем. Тогда ей казалось, что чудесные вечера с жужжанием пчел над головой и пением соловьев будут длиться для них бесконечно.
И несмотря на последующую трагедию, князь оставался в памяти своей возлюбленной молодым человеком с огненно-рыжей шевелюрой и бунтарским нравом, созерцающим с борта корабля штормовые волны Балтийского моря, так не похожего на уютные, тихие бухточки Андожского озера.
Балтийского моря княжна тогда еще никогда не видела. Она знала о нем со слов Василия. Чтобы он ни говорил - его слова звучали приятной музыкой для слуха княжны Андожской. Самые злые шутки, в которых Василий никогда не изменял себе, забывались, когда он прижимал Софью к своей груди и целовал в губы.
Прошло два месяца свиданий, о которых так никто и не догадывался в усадьбе. В самый разгар лета княгиня Марья Филипповна призвала Софью к себе и нежно поцеловав, сообщила, что ее ждет большое счастье: младший сын московского семейства Салтыковых, которого Софья и не знала никогда, попросил ее руки, она и батюшка вполне согласна, приданое определено, осталось только назначить день свадьбы.
Некоторое время Софья смотрела на мать с изумлением, потом с нескрываемым ужасом: она не сомневалась, что удрученная ее поведением в Белозерске матушка с самого того дня начала подыскивать ей партию, списываясь со старинными знакомыми. И вот нашла, решив все за ее спиной.
В комнату робко вошел отец. Взглянув на князя Ивана Степановича, Софья отчетливо осознала, что он тоже совсем недавно узнал о намерениях супруги и потому очень опечален. Князь Андожский с сочувствием взирал на свою любимицу и глаза его слезились. Казалось, скажи она "нет", и он сразу же поддержит ее.
Воспользовавшись неожиданной поддержкой, Софья громко запротестовала. Она объявила матери, что скорее прыгнет с крыши дома или утопится в водах Андожского озера, чем выйдет замуж за неизвестного ей Салтыкова.
Напрасно спорила с ней княгиня Мария Филипповна, напрасно перечисляла она добродетели молодого жениха и предметы его благосостояния, напрасно обращалась за поддержкой к Ивану Степановичу. Князь упорно хранил молчание, а Софья распалялась все больше и больше.
- Ты уже в таком возрасте, дитя мое, - увещевала ее мать, - когда только брак может наставить тебя на путь истинный. Мы должны быть признательны, что матушка и отец Салтыковы вообще согласились даже раздумывать о родстве с нами после твоего недостойного поведения на балу в Белозерске… - Но Софья только трясла головой и впивалась ногтями в ладони.
- Говорю, говорю Вам, матушка, я не выйду за Салтыкова, я лучше умру, - твердила она.
- Возможно, Машенька, - вступил в разговор князь Иван Степанович, - не стоит принуждать Сонечку, если она не хочет. Ведь свадьба дело нешуточное - на всю жизнь отдаем ее в чужой дом. Может, стоит ей подумать, свыкнуться с мыслью. Да и Салтыковым тоже время нужно…
- Для чего? - раздраженно прервала его Мария Филипповна. - Для чего им нужно время, Ванечка? Чтобы они еще больше про нашу девицу вызнали да и вовсе от нее отказались? Ты уж не влезай лучше, - попросила она, - в чем-чем а уж в делах супружества я получше твоего разбираюсь. Знаю, как счастье детям нашим составить.
- То-то и составили уже Антону, - недовольно проговорила Софья, - пьет горькую, глаз домой не кажет.
- Нам необходимо принять решение сегодня, - настаивала Марья Филипповна, проявив редкую для себя твердость. Посмотрев на встревоженное, исполненное нерешительности лицо отца, Софья тоже упорствовала до последнего.
- Нет, - отрезала она на все уговоры, - я же сказала. Лучше я умру.