* * *
Мертвое тело молодого человека обнаружили рано поутру на небольшом островке посреди болота.
Нашел его неутомимый Данилка, пробившийся, едва рассвело, через густой колючий кустарник к самому краю топи.
По еще покрытой росой пожелтевшей прибрежной траве стелился широкий кровавый след, обрывавшийся в затянутую тиной воду, и сладковатый запах смерти разносил далеко свежий утренний ветерок.
Только выступив из кустов к болоту, Данилка - сам не робкого десятка, бывало, и на медведя в одиночку ходил, - сразу же ощутил пронзительный холод, который на мгновение превратил его в глыбу льда. Столько крови, сколько покрывало собой берег, никогда прежде не видел молодой охотник. Кровь была повсюду - на камнях, на песчаной гряде, переходящей в уходящий низом в заросли овраг, на листве кустарников вокруг. Даже казалось невероятным, откуда же взялось столько крови - запекшейся, побуревшей, покрытой мелкими капельками дождинок - словно остекленевшей под ними…
Однако тела нигде сперва не увиделось Данилке. Только подняв голову и взглянув на болото, углядел он страшную картину - на небольшом островке, шагах в пятидесяти от берега виднелся деревянный крест. К нему было привязано тело несчастного юноши, совершенно обнаженное, но узнать в нем Арсения можно было только по догадке - даже издалека было совершенно очевидно, что лицо сильно изуродовано.
Потеряв сперва дар речи от страха и ощущения несчастия, Данилка некоторое время оставался недвижим. После же смекнул, что ни в коем случае нельзя позволить несчастному князю Федору Ивановичу увидеть место гибели сына собственными глазами. Вряд ли сердце его выдержит такой удар.
Потому совершив большой объезд, чтобы ничем не привлекать к месту трагедии внимания, Данилка вернулся к лагерю охотников. Князь Федор Иванович, измученный долгими и бесполезными поисками накануне, спал на меховой подстилке у костра. Над ним от дождя соорудили подобие балдахина из конских попон и охотничьих плащей.
Увидев Ермилу, охранявшего сон хозяина, Данилка отозвал доезжачего. Отведя подальше, дабы никто не подслушал разговора их, поведал шепотом о своей печальной находке. Вместе решили, что как только проснется Федор Иванович следует убедить его не медля возвращаться в усадьбу, чтобы ухаживать за больной женой. А самим уж ехать к месту гибели Арсения, доставать его тело как Бог пошлет, и потом опять же с Божьей волей, кумекать, как представить трагедию безутешным родителям молодого человека.
На том и порешили. Долго ожидать пробуждения князя Федора Ивановича им не пришлось. Спал старик чутко, нервно - да и каков сон, если сын пропал на охоте без всякой вести, а жена дома от горя при смерти лежит. Только донеслось от ближайшей деревеньки петушиное какуреканье - сразу открыл глаза князь.
Приподнялся на локте от меховой настилки, на которой спал, кликнул, прокашлявшись, Ермилу. Спросил, - как почуяло сердце, - не нашлось ли чего. Твердо выдержав взгляд слезящихся глаз Федора Ивановича, доезжачий заверил его, что новостей, покуда, никаких нет.
Данилка же, как и сговорились, старался держаться в стороне, чтобы по виду его, не дай Бог, не приметил чего настороженный князь.
Поднеся хозяину для согрева чарку сладкой водки, насыщенной патокой и копченой говядины, нарезанной тонкими ломтями, для закуски, Ермила осторожно начал с ним разговор, что мол, видимо, затягиваются поиски-то молодого барина, а потому следовало бы переменить наметку, что изначально задумывали.
- Что же полагаешь ты, брат, - спрашивал у него Федор Иванович, протирая платком глаза, - неужто далеко в лес заплутал он? Подзабыл родные места, да и не в ту сторону тронулся. Не к усадьбе, а вовсе прочь от нее.
Перебирая на ходу в голове, какие бы вероятности исчезновения Арсения преподнести барину, дабы тот не сильно уж волновался пока, Ермило даже обрадовался, услыхав, как Федор Иванович сам подсказывает ему выход. Может и верно, сказать после, что так и не нашелся молодой человек в дремучем лесу, пусть надежда останется, а там уж как выйдет все. Будет ждать старик, поджидать сынка до самой смерти, с надеждой и отойдет в мир иной, сколько еще отмерил ему Господь…
- По всему выходит, верно то, - подтвердил Данило, ковыряя под ногтем, чтобы не смотреть барину в лицо: - там, за Андожской косой леса глубокие. Долго искать придется. Ты бы, Федор Иванович, лучше бы домой к княгинюшке своей отправлялся, а мы
передохнем да тронемся в далекую дорожку. Может и наткнемся на какой знак от Арсения Федоровича. Тебе же при супружнице стоит быть нынче. А мы не подведем, надейся на нас, Федор Иванович. Давай же, мы до усадьбы тебя и сопроводим.
Мысли о болезной Елене Михайловне одолевали старого князя столь же мучительно, как и забота о пропавшем сыне. Про себя опасался он не в шутку, воротившись в усадьбу, уж не найти больше в княгинюшке дыхания. Все представлялось ему, что покуда нет его при ней, последнее движение оставило уже больную.
Вообразив себе страшно изменившееся, осунувшееся в болезни лицо жены, князь отставил пустую уж чарку и закрыл лицо руками, напрасно силясь подавить сухие рыдания без слез.
- Да полно, полно тебе, Федор Иванович, - со смущением приговаривал ему Ермила, постукивая рукой по поле княжеской шубы. - Господь милостив, может, и образуется все, - нелегко было доезжачему выговаривать такие слова. Знал он наперед, что ничто уж не образуется больше;-только еще сильнейший удар поджидает несчастного старика и его больную супружницу. Все что мог он сделать из давней своей благодарной привязанности-только отсрочить его и по возможности ослабить, приняв на себя всю главную силушку.
- Да, прав ты, прав, Ермила, - сокрушенно качал головой Федор Иванович, и снова старательно тер глаза платком, после же звучно в него сморкался. - Какой уж из меня наездник - полною развалиной сделался давно. Если в леса за косу ехать, так только в обузу вам буду я там. Намаюсь сам, и вас всех замучаю. Арсению же, бедняге, ничем не помогу. А так вдвоем с княгинюшкой, как полегчает ей, отправимся мы в монастырь Прилуцкий, будем молиться денно да нощно за спасение сынка нашего, так глядишь, и услышит Господь нас. - Выцветшие от слез, покрасневшие глаза князя с надеждой взглянули на Ермилу. Тот едва выдержал, чтобы не опустить голову. Что же мог он ответить страдальцу:
- Конечно, услышит, батюшка, - подтвердил тихо, - Бог поможет, сам увидишь вскоре.
- Тогда едем, едем в усадьбу, - решительно засобирался Федор Иванович, - чем скорее доберемся, тем скорее отправитесь вы в леса. Нечего вам все со мной возиться. Как говорится, скидывай поскорее худой товар, да за дело принимайся…
Оставив несколько охотников охранять лагерь, Ер-мило с большей остальной частью их отправился в усадьбу, чтобы проводить Федора Ивановича домой. Мрачный, бледный последним ехал Данилка. Хоть и настаивал Ермила, чтобы тот остался в лагере, да не хотелось молодому охотнику одному со знанием своим о гибели Арсения среди прочих, не знавших ни о чем, мается.
Едва добрались до усадьбы, князь Федор Иванович сразу же направился в спальню к жене. Только скинул шубу, поднялся поспешно, зашел. Княгиня лежала все также без движения, с закрытыми глазами и с порога не заметив дыхания в ней, Федор Иванович в ужасе - не крикнув только потому, что судорога свела ему горло, - протянул руки к супружнице и двинулся вперед.
При его приближении княгиня подняла веки. Ее большие, окруженные черными отеками глаза открылись и неподвижно уставились на князя, стоявшего против нее. Годами, целыми десятками лет, целой жизнью показались князю те секунды, пока смотрели на него глубокие, осмысленные глаза Елены Михайловны. Наконец губы княгини пошевелились и резким, внятным, особенным шепотом она спросила:
- Что же, нашли Арсюшу-то, Феденька? Где же он? Отчего не зайдет ко мне?
Федор Иванович весь задрожал, не найдясь, что ответить сходу. Елена Михайловна же сделала слабое движение рукой, но не послушавшись, та упала опять на простыню безвольно. Глаза княгини по-прежнему взирали на мужа. В них читалось, что она сознает все, все видит, все понимает, и все прощает ему. Подойдя еще ближе, Федор Иванович присел на край постели жены и взяв ее руку в свою, прижался к ней щекой, едва сдерживая рыдания.
- Вот ведь как вышло, княгинюшка моя, - шептал он, - берег, берег его. Как зеницу ока берег. И все же не уберег…
Тем временем охотников на дворе окружили княжеские слуги, все расспрашивали, что да как вышло. Прикрикнув на всех, чтобы шли своими делами заниматься, Ермило слез с лошади и направился к своему деревянному, заросшему садом домику позади главной господской усадьбы.
Из окна поварни наблюдая за ним, матушка Сергия сразу же направилась следом. Оставив княгиню на попечение прислужницы, всю ночь провела она в спальне Лизы, выслушав рассказ о столкновении той в темноте во дворе с Бодрикуршей, а точнее, со злым духом, который - Сергия уж больше не сомневалась в том, - обитал во француженке.
В обрамлении прочих обстоятельств, исчезновение Арсения теперь ей тоже вовсе не казалось случайным. Потому едва только Федор Иванович с доезжачими воротились из леса и из разговоров в доме стало ясно, что слуху об Арсении так и нет, монахиня оставила спящую Лизу в ее апартаментах, а сама поспешила к Ермиле, чтобы поговорить с ним тет-а-тет. Возможно, доезжачий знал больше, чем доводил до всеобщего сведения и даже до сведения самого князя Федора Ивановича. И матушка Сергия почти уверенно предчувствовала, что именно он знал.
В сенях ермилиного дома пахло свежими яблоками, на стенах висели охотничьи трофеи старого охотника - волчьи и лисьи шкуры. Когда Сергия прошла в просторную горницу, Ермила сидел на лавке за круглым березовым столом, при нем же на старый, истасканный господский диван, подаренный доезжачему князем Федором Ивановичем, улеглись две любимые собаки его и обчищали себя языком и зубами.
Увидев матушку на своем пороге, Ермила встретил ее молчаливо. Он почти уже знал, о чем она спросит - конечно же об Арсении и готовился рассказать примерно то же, о чем уж поведал старому князю. Но монахиня огорошила его, сразу задав вопрос:
- Нашли на болоте, мертвого?
- Ты-то, матушка, почем знаешь? - мрачно откликнулся Ермило. Он облокотился на стол и опустил голову на руки. Понимая, что отпираться смысла никакого нет, признал: - Данилка нашел сегодня с рассвету. Говорит, на кресте висит он посреди топи. Вся кожа снята с него. Кровищи вокруг по всему берегу - видимо невидимо.
- На кресте? - переспросила Сергия, прислонившись спиной к бревенчатой стене: - На каком же кресте? На христианском?
- То мне неведомо, матушка, - признался доезжачий, - сам не видел, а Данилка мне не сказывал, да и не до досмотру ему сделалось там-сам струхнул, еле ноги до лагеря донес. Сговорились мы с ним ни о чем не докладывать Федору Ивановичу, а уж тем более и не показывать ему страсти этакие - пожалели старика. Как уж дальше выкручиваться станем - сам не ведаю.
- Кто? - нибудь еще, кроме тебя и Данилки видел тело Арсения? - спросила у него Сергия, сдвинув брови.
- Нет, матушка. Говорю же. Видеть - только один Данилка и видел. А сказывать мы с ним никому более не сказывали. Вот теперича назад поедем. Там остался при овраге лагерь наш, с ним охотников с десяток. С ними доставать станем молодого барина, - он горестно вздохнул, - только как хоронить без молитвы, ума не приложу…
- Вот что, - Сергия отошла от стены и приблизившись, села за стол напротив Ермилы: - я поеду с вами. Тайно. Здесь в усадьбе никому - ни слова, молчок, - предупредила она. - Всем скажу, что в монастырь возвращаюсь по призыву настоятельницы моей. Вы с Данилкой вдвоем вперед двинетесь - весь лагерь снимите, всех отправите в усадьбу. Ни к чему нам лишние глаза да языки болтливые. По всей округе разнесут, весь народ перепугают. Втроем справляться будем. Крест-то как стоит? - спросила она у доезжачего, - можно ли достать его? - Ермила только неопределенно пожал плечами в ответ.
- Тогда, - продолжала матушка Сергия, - веревки возьми с собою подлиннее. По болоту не пройдешь, попробуем закидывать их, да и тянуть к себе. Ты в городки-то хорошо играл, слышала я? - поинтересовалась у доезжачего, тот мотнул головой:
- Бывало.
- Вот так-то, авось не промахнешься. Что же до обряда церковного, то не волнуйся зря. Все возьму с собой, отпустим с миром страдальца нашего.
- Ты ж откуда догадалась, матушка? - Ермило испытывающее поглядел на нее, - что Арсений нашелся, никак не пойму…
- Что же тут догадываться? - слабо улыбнулась Сергия, - по твоему лицу все и прочла…
- А верхом ехать сможешь ли? - осведомился с беспокойством.
- Отчего ж не смочь, Ермила Тимофеевич, - покачала та головой с упреком: - ведь не всегда же я монашенкой была. Прежде, когда в миру жила, так всему и обучилась. Не бойся обо мне, вспомню. И помощницей тебе доброй буду. Так что, перекусите покуда с Данилой на поварне, а после выезжайте назад, не медля, - распорядилась она, - а я еще до сумерек присоединюсь к вам.
* * *
Как и сговорились, едва солнце начало клониться к закату, матушка Сергия, простившись на время с Лизой и с княгиней Еленой Михайловной, вышла пешком из усадьбы и направилась дорогой к монастырю. Лиза стояла у самых ворот и махала матушке платком. Покуда от господского дома было ее видно, Сергия шла дорогой, не сворачивая. Но едва дорога перевалила за холм - тут же направилась в сторону, в лес, где по раннему уговору с Ермилой должны были охотники приготовить ей лошадь и одежду подходящую при том. Небо розовело вечерней зарей - по нему неспешно плыли маленькие, курчавые облака.
Ермило исполнил договор - серая лошадка под седлом поджидала монахиню, привязанная к широкостволой березе. К седлу приторочили и куль с одеждой.
Быстро переодевшись в мужское платье, Сергия свернула свое монашеское одеяние и аккуратно спрятала его между выступающих из земли корней березы.
После села в седло, и поскакала к тому самому оврагу, у которого произошло несчастье с молодым князем Прозоровским. Когда она приблизилась к поляне, где ночью стоял лагерь охотников, то придержала коня.
Отогнув темно-зеленую, опутанную паутиной ветку ели, присмотрелась: на поляне, как и предполагалось у костра сидели только двое - сам Ермила и Данилка. Остальные охотники уже отправились в усадьбу.
Появление матушки Сергии, которую они всегда привыкли видеть в длинной черной рясе и таком же черном платке на голове, одетой нынче в мужской костюм да еще верхом на лошади, привело обоих охотников в смущение. Они вовсе не предполагали, что монахиня может так ловко справляться с ездой в седле, да и вовсе стройна и весьма хороша собой. Однако не дав себе труда долго наблюдать их удивление, Сергия решила не терять времени зря - скоро уж вполне начнет темнеть.
Потому, справедливо считала она, надо немедля приниматься за дело.
Данилка, собравшись с духом, повел их оврагом к болотному краю. По ранней вечерней росе широкий кровавый след все еще отчетливо виднелся на траве, а сладковатый запах разложения, немного развеянный ветром, снова собирался над топью.
Также как и Данилке поутру трагедия предстала взорам Сергии и Ермилы во всей своей обнаженной неприглядности. Небо все более темнело, и оттого тело Арсения выглядело издалека почти полностью покрытым грязной синевой. Особенно страшно смотрелась на расстоянии обезображенная голова несчастного.
- Господи, свят! - Прошептал Ермило, и осенив себя крестом, начал читать молитву, едва заметно шевеля губами.
- Разве ж волки способны на такое, - тихо произнес за спиной Сергии Данила, - это ж просто святотатство истинное… Где же видано?
- Волки вовсе ни при чем, - мрачно промолвила Сергия, - здесь похоже, действовали вовсе иные силы.
- Никак, демоны, - прошептал Данила с испугом.
- Но волк, которого мы видели, он не всем волкам чета, - проговорил вдруг Ермила настойчиво.
- Да брось ты, - отмахнулся Данилка, - если ж ты опять про белесую волчицу, которая тебе пригрезилась давеча.
Я же сам гнал того зверя, который вышел на вас с князем, самый обыкновенный прибылой, с месяца два назад серым щенком мамку сосал.
- Да говорю же тебе, - не сдавался Ермила, - гнать-то ты гнал, я того не ведаю, а на нас вышел вовсе не прибылок, а сама волчица. Собой огромна, с конскую спину поди высотой. Шерсть у нее светлосерая, почти что белая, а пасть с зубищами - каждый что по сабельному клинку. Мы ж тебя, дурака, послушали, а коль представить себе, если она такая на одного Арсения Федоровича пошла - тогда уж чему удивляться-то, приговоренный он оказался. Она не то что с одним, с целой ротой солдат запросто справится…
- Ты же за ней скакал, - Данилка аж покраснел от старания, - куда она делась? Куда? Видел ты ее? Белую волчицу видел?
- Нет, не видел, - Ермило со злостью бросил шапку на землю, - ринулась в овраг, я - на ней, а ее и след простыл. Собаки след потеряли…
- Где же вы такую волчицу видали? - внимательно прислушиваясь к их перебранке, спросила Сергия: - никак во время охоты столкнулись?
- На нас с князем Федором Ивановичем вышла она, - признался Ермила, потупившись, - он вот гнал, только не видал ничегошеньки, - снова сердито покосился доезжачий на Данилку, - на болотах у нее гнездо. Вот оврагом и пошла она. Как раз к этому месту и вышла. И если Арсения Федоровича при себе волокла в зубах, то иного места не ищи - здесь бросила. Там же у начала оврага и кобель погрызанный лежит из стаи Арсеньевой, - припомнил он, потерев лоб.
- Бросить-то бросила, а привязал кто? - с нескрываемой издевкой хохотнул над старшим охотником Данилка. - Сама волчица и привязала? Как же она сделала это? Достала веревочку из кармана, на задние лапы встала и давай привязывать? А потом что? По самой трясине поплыла - и не утопла? Как ты, матушка, думаешь, - обратился он к Сергии, - могла ли волчица такое учудить? Да такое только в сказках у старух случается.
Монахиня не ответила ему. Она приказала насупившемуся Ермиле нести веревки и попробовать зацепить крест. Примирившись за работой, Ермила и Данилка несколько раз бросали петлю поочередно.
Наконец, Данилке, более молодому и гибкому, удалось ухватить верх. Вдвоем с Ермилой они напрягаясь тянули веревку к себе - крест, поставленный вполне твердо, поддавался с трудом, но все же сдвинулся и постепенно накренился. Охотники потянули еще. С тихим плеском крест съехал в заколыхавшуюся жижу.
Утопая по пояс в болоте, посиневшее обнаженное тело Арсения стало приближаться к берегу, оставляя за собой черную ленту воды, в которой по-прежнему виднелись кровавые разводы.
Когда оба охотника вытащили тело на берег, Сергия осмотрела его. В области сердца на груди виднелось обширное красное пятно. Но самое ужасное состояло в том, что у убитого совершенно не было кожи на лице и голове - ее сорвали вместе с волосами так как скорняки снимают шкуру с животного.
Замерев от ужаса, смотрела Сергия на мертвое тело молодого человека, еще живого и веселого вчера поутру и видела только его широко раскрытые глаза, слепо устремленные в розовеющее сумерками небо и старалась не попадать взглядом на красноватую от запекшейся крови мускулатуру лица, на зубы, обнаженные в страшной беззубой улыбке.