- Погляди - ка как она его обгрызла, - услышала она за спиной тихий голос Ермилы, - со всей головы мясо сняла. Данилка же промолчал, только сильно закашлялся в кулак, было слышно, что он едва удерживает подступающую к горлу рвоту. Не утерпев, все же побежал вскорости за кусты - вернулся побелевший лицом, сосредоточенный.
Пока оба охотника обмывали кровь с тела Арсения, Сергия внимательно рассматривала крест, к которому он был привязан. Крест был равносторонний, плоский, расширяющейся по концам своих четырех лучей.
Но более всего внимание привлекал украшающий крест орнамент. Некие спирали, напоминающие вьющихся змей, рельефно выступали по всей поверхности креста, какие-то странные животные с козлиными телами и львиной головой переливались на нем прозеленью малахита, червцом и оттенками седого мела…
О, нет, менее всего, видя перед собой растерзанное тело Арсения и этот удивительный крест, который вряд ли найдешь по всей округе, матушка Сергия была склонна верить, что молодой князь Прозоровский стал жертвой нападения волков на охоте, пусть даже одной, очень большой и могучей волчицы.
Вся охота представлялась теперь неким заранее подстроенным действом, карнавалом, где каждому была отведена роль. Широкое действо, призванное скрыть главные цели и главных виновников.
Но почему именно Арсений сделался жертвой тайного заговора пока еще неизвестных сил - этот вопрос более всего тревожил матушку Сергию. В то время, как небо постепенно темнело над болотом, а оба охотника, примолкшие и растерянные, раскапывали руками на дне оврага промытую течениями природную яму, чтобы похоронить туда Арсения, матушке Сергии вспомнилось вдруг, что молодой человек вовсе не являлся родным сыном князю Прозоровскому. Он был подкидышем, хотя о том давно уж и не поминали в его семействе. Кто были его истинные родители?
Возможно, именно в раскрытии этой тайны и лежало основании для разгадки убийства. И не только для убийства - для всех несчастий, обрушившихся нежданно на дом князей Прозоровских. И потому, читая молитву над безвременно погибшим юношей, матушка Сергия, в тайне носившая вовсе иное имя, пожалуй отчетливо понимала, что впервые за долгое время ей по собственной инициативе, в нарушение давно установленных правил необходимо встретиться с Командором, с Командором Третьей Стражи, который осуществлял надзор за всей территорией, прилегающей к Белому Озеру на северо-западе Российской Империи. Она обязана была известить его обо всех событиях в имении Прозоровских. И чем скорее, тем лучше.
Едва только земля сокрыла изуродованное тело Арсения, широкая тень, быстро увеличиваясь, пронеслась над оврагом. Подняв голову, Сергия снова увидела над собой серого ворона. Он покружил с криком и уселся на ветку, пощипывая клювом перья.
Сергия почувствовала, как похолодело сердце у нее в груди - заплаканное лицо Лизы нежданно явственно нарисовалось на подернутой рябью болотной воде. В имении снова происходило что-то неприятное - Сергия отчетливо ощутила эта и заторопила Ермилу и Данилку, чтобы они поскорее собирались в охотничий домик, где, как предполагалось, должны еще отсидеться дня два для успокоения князя Федора Ивановича. Сама же Сергия, вскочив на лошадь, погнала ее через поляны в имение, даже забыв о том, что по пути ей необходимо сменить одежду. Страх за Лизу заставлял монахиню торопиться.
Глава 4
ОТКРОВЕНИЯ ДЕМОНА
К вечеру заметно похолодало. Накинув на плечи длинный плащ, подбитый соболем, княжна Лиза села в плетеное кресло на веранде. На круглом столе, за которым по обычаю вся семья пила чай летними сумерками, в высоком подсвечнике догорали, подмигивая, четыре восковые свечи.
Проводив матушку Сергию, Лиза еще некоторое время бродила по двору, слушая разговоры слуг про то, как частые дожди не позволяют во время убрать урожай картофеля с полей или как две мельницы на Шексне снесло паводком. После прошедшей ночи мутные ручьи все еще стояли в колеях, на оголенных ветвях нависали, поблескивая, капли и только старинный вяз перед самой верандой дома возвышался, покрытый мясистыми, сочными листьями, вовсе не тронутыми желтизной.
К княгине Елене Михайловне, наконец-то пожаловал из Белозерска доктор. По происхождению он был француз, огромный ростом, красавец, любезный, как все иноземцы, прежде весьма известный и даже модный в Москве и Петербурге. После пикантной истории случившейся у него с хозяйкой одного из уважаемых домов и преданной мужем ее огласке, он вынужден был покинуть обе столицы, так как его больше не принимали нигде, и довольствовался практикой в провинции.
Однако отлучение от высшего света и изрядная любвеобильность нисколько не уменьшали врачебного искусства месье де Мотивье. Его лечение часто шло на пользу окрестным помещикам и далее те, кто прежде высмеивал медицину, прониклись к ней уважением, узнав ее от француза. Что ж говорить о дамах - они и вовсе потеряли головы: мало того, что месье Поль был красив собой, он же еще и чудно талантлив!
Наблюдая княгиню Елену Михайловну, Поль де Мотивье бывал у Прозоровских по обыкновению раза два в месяц. Лизе он нравился, но ничего странного она не находила в том, что молодой доктор гораздо больше внимания уделяет своей соотечественнице, мадам де Бодрикур.
Однако Жюльетта холодно сторонилась его. И это давало Лизе надежду, что рано или поздно Поль наскучит увиваться за Буренкой и обратит внимание на нее.
Размышляя о собственной жизни, Лиза прежде часто ловила себя на странном чувстве: ей было досадно, что она вынуждены ждать, что пропадает даром самое лучшее для нее время, которое она могла бы употребить на любовь к этому красивому, черноволосому мужчине. И то, что пока оставалось до конца не узнанным княжной Прозоровской - ревность, - мучило ее все сильнее с каждым приездом Поля в усадьбу ее отца.
Несколько раз, желая обратить на себя внимание легкомысленного француза, Лиза тайком от няни усаживалась по ночам писать ему. С чего только не начинала она свое неуклюжее объяснение - уже с самых первых строк все представлялось ей скучным и фальшивым, не доставляя облегчения.
Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме хоть одну тысячную долю того, что так легко удавалось ей изобразить в живом общении голосом, улыбкой или взглядом.
Все письма, написанные ею к Полю, казались ей однообразными и сухими, к тому в них она сама легко находила множество орфографических ошибок, а скольких она не находила, потому что не знала об их существовании!
Порой Лизе было оскорбительно думать, что она живет только мыслью о нем, об этом сладкоречивом и смазливом на лицо французском докторишке, тогда как она могла бы блистать в Петербурге и привлекать внимание куда более значительных особ. Но матушка была слаба здоровьем, папенька состарился - они уже до самой гробовой доски не намеревались трогаться с места, а будущее Лизы оба связывали только с надеждой на Арсения, на его устройство в Петербурге под покровительством графа Голенищева-Кутузова и на то, что обретя там общество и связи, он со временем представит и Лизу, чтобы подыскать ей хорошую партию.
Но теперь Арсений пропал, предчувствие говорило Лизе, что с братом случилась непоправимая беда, а потому все ее робкие планы на будущее представлялись нынче тонкой струйкой птиц, улетающих по осеннему небу косяком за горизонт.
Свои письма к месье Полю Лиза никогда не отправляла. Едва прочитав их по несколько раз для себя, она тут же сжигала их на пламени свечи, а пепел ссыпала в кулек, чтобы поутру, пока бабушка Пелагея еще спит, зарыть под кустом чайной розы в саду.
Эту розу Лиза вырастила из единственного неувядшего стебелька в огромном букете, преподнесенном ей весной по случаю именин месье Полем, а потому очень дорожила ею. Ей казалось, что чувство ее к французу - это тайна за семью печатями, ее собственный мир, о котором на всем белом свете не знает ни одна человеческая душа. Но как оказалось вскоре, все обстояло иначе.
Впрочем, человеческая душа, вполне вероятно и не знала, но в последнее время дом князей Прозоровских населили совсем иные сущности - куда более проницательные и беспощадные.
В небольшом коридоре, соединяющем веранду с парадной гостиной усадьбы послышались шаги и шуршание длинного шлейфа платья. Жюльетта де Бодрикур, появившись в проеме, на какое-то мгновение остановилась, постояла, словно заключенная в картинную раму из красного дерева, давая тем самым возможность Лизе испытать несколько уколов тревоги в сердце от ее появления.
Потом Прошла вперед и остановилась у влажных дубовых перил балюстрады, покрытых мелкой белозерской резьбой с медальонами из черненного серебра. Повернув голову, Жюльетта молча наблюдала за неподвижным, осунувшимся лицом Лизы. Потом спросила спокойным тоном, почти что безучастно:
- Месье Поль уже приехал?
Лиза не ответила ей. Она была уверена, что француженка прекрасно видела из окон своих покоев,
как подъехала коляска, доставившая доктора, как он вышел и взбежал по ступеням на крыльцо. Вполне могла она также слышать и разговоры Поля с вышедшим встречать его князем Прозоровским.
- Он приехал, - Жюльетта вдруг довольно резко повернулась. Подбитый алым атласом черный шлейф ее платья змеей скользнул по облицованному мраморными плитами полу веранды. Сделав несколько шагов, она остановилась перед вжавшейся в кресло
Лизой и наклонившись, прикоснулась к щеке девушки своей ледяной рукой.
Выражение отчаяния, промелькнувшее при том на лице молодой княжны, вызвало у мадам только высокомерную усмешку, скривившую ее кроваво-красные губы.
- Мне кажется, мадемуазель Лиз, что время пришло, - продолжала Жюльетта проникновенным голосом, которому изо всех сил она старалась придать твердость.
- Для чего, мадам? - выдавила из себя княжна с едва скрываемым страхом: - Я не понимаю Вас.
- О, я расскажу Вам. - Жюльетта приподняла руку и словно черное гипюровое крыло, украшавшее ее платье, раскрылось у нее за спиной. - Я все время оттягивала момент нашего разговора, из-за своего сочувствия к Вам, девочка моя. А может быть и из-за своей собственной трусости, - она почти по-кошачьи наморщила точеный носик. - Вы вовсе не заслуживаете, дитя мое, чтобы Вас хоть кто-нибудь обманывал. Вот почему я должна говорить, как бы трудно мне ни было. Я слишком люблю и уважаю Вас.
Лиза и прежде всегда настороженно относилась к напыщенному стилю и запутанным вступительным речам своей наставницы, теперь же они навевали на нее ужас и словно попадая на живую рану, причиняли особую боль - что последует дальше? Для чего Жюльетта снова завела с ней разговор? Что еще ей предстояло услышать?
- О, я знала, что едва только ваш батюшка пошлет за ним своего слугу, он сразу воспользуется возможностью появиться здесь, - приглушенно вещала ей Жюльета. - Я нисколько не сомневалась в том, поверьте. И мне известно, что Вы тоже ждали его. Но вы должны быть предупреждены, Лиз, я больше не желаю Вам лгать и не могу выносить ложь. Я и так достаточно уже выстрадала от того, что зная Ваше к нему расположение, скрывала от Вас его предложения…Это так несвойственно мне - лицемерить, - Жюльетта для усиления впечатления обмахнулась черным кружевным платком, - но я вынуждена была так поступать, потому что он попросил меня, - продолжала она почти что горестно. - Он предупредил меня, чтобы именно так я поступала с Вами…
- Но о ком Вы говорите, мадам? - с трудом разомкнув уста, выговорила Лиза. - Я не понимаю, - повторила она, хотя сама боялась признаться себе, что давно уже догадалась, кого имеет в виду ненавистная мадам де Бодрикур.
- Да, я говорю о нем, - воскликнула Жюльетта в отчаянии, снова распахнув гипюровые крылья за спиной. И тут же изогнувшись, она схватила руки Лизы и прижала их к своей груди: - о ком же еще, как Вы думаете? - Не дождавшись ответа, сама продолжила глухо: - О месье Поле, конечно же. Ведь это о нем Вы грезите день и ночь, ему пишете письма…
- Откуда Вы знаете?! - вырвалось у Лизы. Она освободила руки, попыталась встать, но тут же снова упала в кресло, так как ноги не держали ее: - Откуда Вы знаете? - повторила она шепотом. Жюльетта как будто не слышала ее вопрос.
- О, как стыдно мне делать такое признание, - продолжала стенать она, - мне, испытавшей столько, и столько видевшей. Мне, с моим опытом и знанием - соревноваться с глупенькой девчонкой. Когда бы прежде я могла бы даже помыслить подобное! Клянусь Вам, я ничего не делала, чтобы возбудить в нем страсть. Но обаяние такого мужчины… Кто бы мог устоять перед ним? Когда он мне признался, что разговор со мной представляет для него редкостное наслаждение, когда он умолял меня ждать его, мне казалось, что даже перемены в его голосе обещают мне рай, где я никогда не была прежде, - мадам слегка поперхнулась, но быстро справилась с собой. Далее она вела речь в том же духе: - О, какой выбор доставила передо мной встреча с месье Полем! Я не только боялась его влияния, я сама тянулась к нему и испытывала тягостное чувство вины перед Вами, так как отбираю то, что должно было бы принадлежать Вам. Ваш отец всегда был так добр ко мне, он пригрел меня в вашем уютном доме…
- Пригрел змею, - мрачно добавила Лиза, но Жюльетта никак не выказала отношения к ее словам: - о, я хотела бы убежать от него. Убежать вместе с Вами, потому что только Вас я люблю. - Шлейф платья снова закрутился как хвост пресмыкающегося, и Лизе показалось, что вот-вот, и Жюльетта ударит им по полу, как обычно делает змея. Но француженка некоторое время стояла, запрокинув голову и закрыв руками лицо. Потом она уронила руки, с испугом и замешательством посмотрела на Лизу, стараясь проникнуть в ее мысли. Помня наставления матушки Сергии не придавать значения словам Жюльетты, чтобы она ни говорила и ни в коем случае не подчиняться ее воле, Лиза собрала воедино все душевные силы и отчаянно противилась взгляду мадам. Почувствовав это, Жюльетта смягчилась:
- Простите меня, мадемуазель, за то, что мне пришлось сказать Вам, - проговорила она с подкупающей покорностью и мягкостью, - но Вы должны признать, что невозможно не поддаться чарам такого мужчины как месье Поль. У меня даже появилось на мгновение чувство, что с ним я могла бы испытать счастье. Наверняка, вы ощущали тоже самое. Видите, я откровенна с Вами. Я не хочу изображать себя лучше, чем я есть на самом деле… О, я никогда бы не смогла предать Вас, дитя мое. Я слишком пострадала от мужчин и знаю, на что они способны. Я бы хотела предупредить Вас, оставайтесь начеку и не позволяйте обмануть себя лживыми признаниями. Как видите, несмотря на то, что Вы не захотели довериться мне, я остаюсь Вам верным другом… - она сделала движение, как будто снова хотела взять Лизу за руку, но та резко отдернула руку. Возможно, этого и добивалась Жюльетта, так как в ее черных глазах блеснул победоносный огонек.
- Я ранила Вас, - торжествующе заключила она, - вот Вы и выдали себя. Так, значит, Вы и в самом деле любите месье Поля, Лиз? И любите его гораздо сильнее, чем я предполагала. А мне представлялось раньше, что вы едва замечаете его. Правда,
Ваши письма, - напомнила она ядовито, - они вполне могла заставить меня переменить мнение. Я обливалась слезами, читая Ваши признания, дорогая.
- Но это все невероятно, - воскликнула Лиза, почти теряя рассудок от охватившей ее злости. - Это просто дикость, мадам! Вы не могли читать мои письма! Я их сжигала, сама, собственными руками!
- Вот, значит, что, - уже не скрывая торжества, захохотала Жюльетта, - как Вы наивны, девочка моя. Выходит, Вы все-таки писали их. Я так и догадалась. И выходит, Вы все-таки любите месье Поля. Вы сами признались мне во всем, - она тихонько захлопала в ладоши и даже пристукнула по полу каблучком.
- Вы - демон! Вы - из преисподней! - вскричала Лиза, и слезы бессилия хлынули у нее из глаз. Только сейчас она поняла, что Жюльетта намеренно завела с ней разговор, ни в чем не будучи уверена, а Лиза выложила ей, поддавшись, то, что та так желала узнать. Она дала мадам в руки оружие против себя. Сама, только что. И теперь этим оружием Жюльетта не преминет воспользоваться. А зря, зря не послушалась: она матушку Сергию, которая предупреждала ее: беги, беги. Как только она начнет разговаривать с тобой, сразу же уходи от нее! Теперь она оказалась в ловушке. В ловушке этой ловкой и коварной Бодрикурши. И ловушка уже захлопнулась у нее за спиной.
- Ох, что я наделала! - продолжала разыгрывать свою роль француженка. Она бросила на оцепеневшую Лизу взгляд, полный ужаса, - что я наделала, - бормотала она. - Я причинила тебе боль, ненаглядная моя, я ранила тебя…
- Нет, - собравшись с духом, парировала Лиза. - Прежде чем почувствовать боль, я сперва хотела бы увидеть, как будешь корчиться от боли ты. Не думай, я не так уж слаба, чтобы не противостоять тебе.
- Что же ты намерена сделать? - поинтересовалась Бодрикурша, умильно заглядывая Лизе в глаза, - придумаешь сама или подождешь свою старушку Сергею, за компанию с бабкой Пелагеей? Они на меня травкой ведовской посыпят, что ли? - она усмехнулась, - или молитовку прочтут, ладаном овеют? Не выйдет. Так и знай. Все это не подействует на меня. Я много сильнее.
- И я много сильнее, - отвечала Лиза, сама не понимая, откуда у нее берутся силы противоречить Бодрикурше.
- Так значит, ты не поверила мне? - мадам игриво склонила голову на бочок, - о, как же ты меня обидела, - она поджала губки.
- Вы тоже меня обидели, - вырвалось у Лизы, но она тут же осеклась. Тонкие пальцы Жюльетты скользнули в рукав, и она медленно вытянула оттуда пачку листков бумаги, перевязанную знакомой Лизе красной ленточкой - именно так хранила она в шкатулке свои письма к месье Полю прежде, чем сжечь их.
- Ты узнаешь эти бумажки? - вопрос Бодрикурши излился на Лизу сладким ядом, - а если ты не станешь слушаться меня, я вскорости покажу эти письма твоему папеньке. Что он тогда скажет, как ты полагаешь, девочка моя? Он сильно осерчает, расстроится. А вполне возможно и умрет с расстройства.
- Откуда? - сраженная, Лиза почти простонала в кресле: - Откуда это у Вас? Я же все сожгла. Сама, собственными руками…
- Выходит, не все, - хохотнула противно-коротко Жюльетта, - ты меня недооцениваешь, моя ненаглядная. Я всегда довожу до конца все дела, за которые берусь. Разве ты забыла Давида и его негодника - сынка Авессалома? Вот так-то… - и спрятав листки снова в рукав, опять завела почти жалобно, поглаживая ошеломленную, раздавленную Лизу по голове холодной, немного склизкой ручкой: - О, что я наделала? Что я наделала? Я никогда не прощу себе, Я не знала, что ты так любишь месье Поля, девочка моя. Если бы я только знала, я ни за что не завела бы такой разговор. Я бы ничего тебе не сказала. Но я думала, что должна предупредить тебя… Но я ошиблась…
- О нет, - с усилием ответила ей Лиза, отбросив руку мадам в сторону. - Вы очень правильно сделали что сказали мне. Всегда хорошо вовремя получить предупреждение. Пустите меня, - и оттолкнув Жюльетту, она убежала в дом, чтобы уединиться в своей спальне и прийти в себя от обрушившихся на ее, голову откровений.
Жюльетта же проводила девушку долгим, насмешливым взглядом. Потом достала из рукава пачку листков, перелистала их - они были пусты, совершенно пусты. Пройдя в гостиную, француженка развязала ленточку на пачке и спрятав ее в рукав, выбросила листки в разожженный камин. Глядя, как они занялась пламенем, холодно, коварно рассмеялась.