- Ради чего ты потревожил меня, человек? - проговорил Владыка Ночи веско, будто гром. - Надеюсь, не понапрасну творил ты колдовство, ибо многие поплатились за такое.
- Не понапрасну, - ответил сеньор. - Хочу я, чтобы воздвиг ты для меня каменную башню на вершине Обручального Холма и обнёс палисадом. И чтобы стояла она там не далее чем к завтрашнему утру.
- Нечего сказать, большой срок ты мне выделил для работы и ничтожную цель поставил! - расхохотался Владыка Сов, и смех его был подобен вою урагана. - Но так и быть, утвержу тебе башню всем на диво.
- А чем придётся мне платить? - с некоей робостью спросил сеньор.
- Сущим пустяком, - ответил сатана. - Такие строения крепятся не известковым раствором, но чистой кровью. И лучше всего подходит для такого последняя кровь невинной девицы, выточенная по капле. Назови имя - не обязательно той, что принадлежит к твоей семье, и не обязательно девы, но любое по твоему выбору - и больше не думай ни о чём.
- Исанжель да Октомбри, - нимало не колеблясь, ответил владелец Шармени. - Можешь высосать её хоть досуха.
- Да будет так! - ответил Властитель Сов.
В это же самое время спустился сеньор Октомбри в мрачный подвал своего особняка, возжёг свечу из чёрного воска, укрепил в шандале вниз пламенем и капнул себе на запястье расплавленным воском, произнеся следующее заклинание:
- Пламя вглубь протечёт - вознесёшься ты вверх,
Козней всех устроитель, губитель утех.
Сделай всё как хочу. За ценой не стою -
Лишь бы выполнил давнюю прихоть мою.
Растёкся воск по полу наподобие дымного зеркала, засверкал жаркими искрами, и стал в середине жидкого огня Владыка Нетопырей. Хладная синева струится из глаз, сияющий мрак - от лица, длинные волосы разметал по плечам нездешний ветер. Шитье камзола искрится мириадом погибших звёзд, мрачный плащ подобен кожистому крылу.
И проговорил Властелин Ночных Тварей голосом, каким может вопрошать лишь бездна бездну:
- Во имя чего сложил ты такие скверные вирши, человек? Надеюсь, что велика твоя нужда и воистину немало согласен ты отдать во имя неё.
- Воистину так, - отозвался сеньор Октомбри. - Ибо желаю, чтобы построил ты для меня гранитный донжон на Обручальном Холме и обнёс его бревенчатой стеной. И чтобы оказался он там не далее чем к грядущему утру.
- Поистине, малый срок ты мне выделил и великую цель поставил! - рассмеялся Владыка Нетопырей, и хохот его показался человеку грозной песнью надвигающегося урагана. - Решено: получишь свою игрушку точно в назначенный срок.
- А что ты с меня потребуешь в ответ? - спросил хозяин дома Октомбри с показной отвагой.
- Сущую мелочь, - ответил сатана. - Подобные здания возводятся в единый миг, но стоят века лишь будучи скреплены в основании чистейшей телесной жидкостью. И лучше всего подходит для такой цели первая кровь юной женщины. Назови мне любое имя по своему выбору и больше ни о чём не заботься.
- Айелет да Шармени, - не усомнившись ни на мгновенье, ответил владелец Октомбри. - Бери эту шлюху и владей к полнейшему своему удовольствию.
- Сказано-сделано! - рассмеялся дьявол. - Только смотри не пожалей потом - мои дела никому назад не повернуть!
Наступила ночь, и на границе обеих земель воцарилась тишина - такая, наверное, была до начала времён и снова наступит в конце мира.
И вот вышло из-за туманного окоёма солнце, похожее на медаль тусклой латуни, и осветило…
Две стройных, как молодое деревце, каменных башни, построенных почти вплотную друг к другу и окружённых деревянной стеной. Лес почти до самого берега Игрицы был вырублен, вершина холма стёсана, чтобы дать место созданиям нечистого духа, река же заметно обмельчала.
Оба сеньора недолго сокрушались этому, отчего-то не случилось меж ними и обычной ссоры. Каждый завёл дочку вместе с небольшой свитой внутрь нового замка по лестнице, возникшей вместе со всем остальным, опустил входную решётку и затворил ворота. Сами же сеньоры овладевать каждый своей башней не спешили.
Не прошло, однако и недели со дня заключения, как верный слуга подвёл к Айелет красивого и по виду знатного молодого рыцаря в богатой одежде, и походил тот юноша на Исанжель, как один червонец новой чеканки на другой.
- Милая сэнья Айелет! - проговорил рыцарь и отвесил низкий поклон. - Ваш батюшка разрешил мне искать вашей руки. Ни в коей мере не желает он понуждать вас к браку, но если вы примете меня как жениха, узы ваши станут менее тяжкими, а заточение, надеюсь, - более сладостным.
"Будет противно небесам, если я продолжу настаивать на своём одиночестве, - подумала Айелет. - Рано или поздно придётся мне с ним расстаться, и тогда получу я куда большую власть и свободу, чем ныне. А это значит - прогулки вне стен и свидания с моей Исанжель".
И робко улыбнулась рыцарю. А когда тот так же учтиво и благопристойно попросил о "запечатленном" поцелуе в уста, коим повсеместно утверждают важные решения, дала и его.
Также произнёс рыцарь через некое время:
- Сговор - почти что обручение, обручение - то же венчание.
- Чтобы преодолеть два шага между тем и этим, этим и тем - может не хватить целой жизни, - ответила ему Айелет. Но что предпринял он и что сделала она - навсегда осталось в тайне.
Не прошло и декады невольного затворничества обеих дев, как преданная служанка, запыхавшись, доложила деве Исанжель, что в замок прибыл светский аббат - из тех, чьё звание привязано к бывшим монастырским землям, но не связано с обетом безбрачия, - и просит свидания с молодой госпожой. А также прибавила, что он молод, красив и, судя по разговору, весьма учён.
Что сей аббат походил на Айелет, будто правая рука на левую, старуха не сказала: давно была она подслеповата и с недавних пор хитра, оттого и решила, что пристойней и надёжнее будет, если госпожа убедится во всём сама.
Аббат приветствовал Исанжель в точности теми же словами, что рыцарь - её подругу.
- Думаю я, что вас, дворянин, послала мне судьба, - ответила ему девица. - И чему быть, того не объедешь по кривой дороге: мои же пути всегда были прямы. Даст Бог, стану я вам не одной невестой, но верной супругой и матерью славных детей. Одно вы должны будете мне обещать: чтобы ни вы сами, ни мой отец, ныне близкий к тому, чтобы меня проклясть, ни прочие родичи и друзья родичей не вставали между мной и душевной подругой моей из рода Шармени.
- Удивительное условие, - сказал Властелин Сов (а это, разумеется, был он, он же сыграл и рыцаря). - Достойное условие. Ибо, я думаю, лишь Тот, кто выше нас всех, мог вложить вам в уста эти слова. Я принимаю их и даю вам в том нерушимую клятву.
С тем он нагнулся и поцеловал девицу в нежную шею - туда, где трепетала голубоватая жилка, свидетельствующая о чистоте и благородстве крови.
И проговорил:
- Сговор - почти что обручение, обручение - то же венчание.
- "Почти" - слово много более длинное, чем пять букв, его составляющих, - сказала Исанжель. - Не будем торопить нашу участь.
Но что предпринял в ответ мнимый аббат и что сделала она - навсегда осталось в тайне.
Итак, обе девушки привечали своего общего жениха в двух разных лицах, и обе постепенно теряли телесную силу и свежесть. Но, как ни удивительно, красота их лишь делалась ярче и возрастала до пределов воистину неземных - оттого никто не заподозрил неладного до тех пор, пока обе не слегли окончательно. Кровопийца к тому времени исчез без следа.
Лишь тогда поняли безутешные отцы, как их провёл Враг - нисколько, при всём том, не обманывая, лишь исполнив их волю дотошно и буквально. Каждую из девиц погребли в крипте собственной башни, коя получила, таким образом, девственную кровь наряду с девственной плотью.
Оставшись наедине с гробом дочери, заплакал старый сеньор Шармени:
- Хозяин Сов, знал я, что ты коварен наряду с честностью и честен помимо людского коварства. Но, как и все, попался в ловушку. Неужели никак нельзя было нам с дочерью не разлучаться?
- Раз уж ты понял и раскаиваешься, то можно это исправить, - ответил сатана голосом из тьмы. - Повесься прямо здесь на собственной шпажной перевязи - и станешь одним из моих местоблюстителей. Но не примут тебя во веки веков ни рай, потому что ты убил себя по моему наущению, ни ад - ибо в моём огненном дворце хватает верных слуг.
Так кончил свою жизнь в позоре сеньор Шармени и стал ничтожней, чем призрак. Призраки ведь хотя и прикованы к тому зданию, где умерли, но вид имеют человеческий, а не обезьяний.
Тем временем ушли провожающие из подземелья другой башни, оставив родителя Исанжель в великой скорби и гневе.
И возопил бездне сеньор Октомбри:
- Не жизнь и кровь милой своей дочери отдал я тебе, Навечно Проклятый, но кровь её развратительницы!
- Сволочь и подлец, - проговорил сатана, невесть откуда взявшийся. Вид его был не так величествен и горделив, как в былые посещения: скорее хмур и печален. - Я просил у тебя лишь ту малую кровь, которая истекает при снятии печати девства, когда девушка впервые становится женщиной. И ради того хотел лишь, чтобы брачное ложе твоей Исанжели было постлано в нижних помещениях башни, как обыкновенно и делают. Но хотя ты вручил мне другую красавицу, у твоего соперника хватило ума подставить твою собственную дочь. За каждую из работ заплатили мне с одинаковой щедростью - я же всегда беру всё, что мне дают, ибо не слишком вы, люди, ко мне благоволите.
- Так я не получу от тебя никакого возмещения? - спросил владелец замка в отчаянии.
- Отчего же. Говори - и получишь по слову своему, - усмехнулся Хозяин Сов. - Отчего бы дьяволу не проявить сочувствие к тому, кто сам на такое неспособен?
- В таком случае, хочу я стать духом Игрицы и пробить себе дорогу в теле холма, дабы течь отныне в глубине ущелья, - сказал сеньор Шармени. - И чтобы как мог, противился я переправе с одного берега на другой.
- Идёт! - воскликнул сатана.
Воды Игрицы на миг замерли. Потом она ударила в нагой склон горы и развалила его будто лезвием мясницкого топора. Башни дрогнули, чуть отклонились одна от другой, но устояли на разных краях ущелья. И река, соединив малые притоки, влилась в новое русло, иссушив прежнее.
- Что и говорить, игра вышла недурная, - проговорил Хозяин Нетопырей, глядя на дело рук своих. - В придачу к ней получил я отсрочку от Суда: несколько веков земного бытия. Ведь сильна как смерть первая девичья кровь - и даже сильнее смерти.
Тут он вспомнил некие слова и некий свой ответ.
"Удивительные создания - люди, - сказал он про себя. - Делают притчу из моей лживости, но доверяются моему слову. Особенно одна - ну, почти что моя суженая. Надо бы хоть с ней поступить по справедливости и без моих обычных увёрток".
- Исанжель! - позвал он. - Айелет! Восстаньте и слушайте меня!
Две зыбких тени - одна поднявшаяся из склепа, другая - проникшая сквозь три стены, - взялись перед ним за руки и так замерли.
- Лгут, что вампир, испивая от человека, делает его подобным себе в бессмертии, - произнес Владыка Сов. - Но я имею власть обернуть ложь правдой. Хотите ли вы по-прежнему быть рядом и не расставаться?
- Хотим, - ответили тени как бы слабым дуновением ветра.
- Тогда не расставайтесь, - ответил он. - Так мало плоти осталось от вас, что можете вы проникать сквозь стены, ходить по воде и летать повсюду на крыльях ветра. Так много - что не подниметесь на небо, пока обуревают вас земные страсти. На самом деле то не я вам повелеваю - "делайте одно, а другого не делайте". Такое может лишь Всевышний. Я лишь проявляю заложенное в вас изначально - такое, о чём вы, быть может, никогда не догадались сами.
- Благодарим тебя, Дух Ночи, - прошелестели голоса подобно сухой осенней листве, когда вихрь кружит её по торной дороге. - Пусть не так давит на тебя проклятие.
И как только провещали сие Айелет и Исанжель, вернулась к ним былая красота в удесятерённом виде.
Где теперь те девицы и какими путями бродит Повелитель Сов - никто не знает. Вертдом ведь не древняя Земля, а нечто иное - быть может, лучшее.
Когда старичок закончил свою повесть, Олавирхо и Барбара одномоментно вдохнули, будто до того момента поглощали не воздух, а россказни Хозяина Летучих Мышей.
- Выходит, ты был отцом Айелет? - спросила наконец Олли.
- Увы, и из одного греха я перешёл в другой, - ответил он. - Нет рядом со мной моей дочери, ибо истлел прах, а душа странствует. Может быть, пребывает вместе с подругой в Садах Блаженства, но скорее всего ещё не напитались они красотой и многобразием живого мира. Ибо не одно пространство, но и время, настоящее, прошлое и будущее, стало обеим подвластно.
- Бедный, - сказала Барба. - Если можем мы тебе помочь - стоило бы попробовать.
- Кажется, можете, - хитро улыбнулся карлик и застучал когтями сапожек по чумазой стенке котла. - Я ведь чуточку вам соврал и не выдал самого главного - наши мальчики запретили. Невинны остались обе мои дочери и не подарили искусителю самого заветного. Оттого сообщил он мне на прощание, что как только две совсем других девицы отдадут себя своим женихам и отметят грань между девством и замужеством, я стану вновь свободен. Не нужно для этого им расходиться по башням, потому что ныне соединил их мост. И в крипту спускаться вовсе не обязательно - камни за долгий срок научились разговаривать между собой. А сейчас разрешите мне вас покинуть - мои слуги уже доставили вам в светёлку немного вашей любимой овсянки с луговым мёдом, тростниковым сахаром и козьим молоком. Надеюсь, она не слишком подгорела.
Разумеется, "не слишком" было весьма оптимистичным прогнозом. В сочетании с другими веществами и запахами, крайне полезными для здоровья, овсянка производила впечатление буквально неизгладимое. В том смысле, что звала к трубе и брани.
- Ну что, - произнесла Барбара, облизав ложку и постучав ею о днище котелка, - папа Рауди готовил явно получше. Помнишь фрикасе из лягушачьих лапок и консоме из мышиных потрошков?
- О-о, - старшая сестра подняла очи горе в восхищении, безусловно непритворном, - а как замечательно у него получался жюльен из бледных мухоморов! Даже есть было можно. Хватало на всех желающих - правда, и добавки потом никому не требовалось.
- И фондю бургиньон из яиц мериносов, тушёных в кипящей молофье, - кивнула младшенькая. - До того неповторимо, что хоть на стенку чума лезь.
- Барб, вот уж от кого не ожидала юмора ниже пояса…
- Ниже пояса у меня джамбия, - отрезала Барбара. - А выше этот самый густой габерсуп в желудке доваривается. Ну, жидкая габеркаша. Как говорят рутены, овсина за овсиной гоняется с дубиной. С урчанием и сугубым рыком.
- Так что, можно сказать, мы уже не голодные - просто очень злые?
- Можно и так.
- Есть чем встретить грядущую опасность?
- Олли, если в тебе уже сейчас еда не удерживается…
- Ничего, мы люди привычные. Загоним поглубже одним волевым усилием.
Затем они вытерли котелок и ложки обрывком хилой занавеси, которая валялась на гардеробе, ополоснули кипятком и оставили на табурете как следует проветриться.
Далеко от них толкуют между собой задушевные приятели, трудолюбиво перебирая зерновой и мясной оброк, что хранится в леднике под главной комнатой. Готовить они любят - каждый день на столе новое блюдо, а то и два.
- Сента, как по-твоему, наши девы уже сподобились потревожить предка?
- Водяного - точно нет, Арми. Из реки точно бы нахлебались, крикнули бы на помощь - а до нас долетело. От Того, кто Живёт в Кастрюле, ничего хуже "караула" и рататуя не случалось.
- А свою шарманку он для них завёл? Про чистую девичью любовь. Буквально сестринскую.
- Как явился со своим летучим войском - так и завёл, наверное. В смысле - изженись от вас нечистый куда подальше, а то непонятно, кому хуже придётся. Трюк с каретой, между прочим, не одного тебя впечатлил.
- У полуморян, а ещё вернее у чистых морян, сила показывается всплесками. Сначала копится, потом, говорят, им надо самим по себе ударить. Под рану подставиться, выскочить голышом на холод, ну, в таком роде.
- Ты имеешь в виду, что мою будущую супругу надо принудительно оборачивать в хлопковое волокно и ставить на полку, чтобы не проявляла характер? А мы-то хотели использовать её для заточки холодного оружия…
- Тут скорей язычок Барбары бы пригодился. Или ум - в качестве оселка.
- Сента, ты и верно умён, если так сразу такое определил.
Тем временем сёстры догадались, как отомкнуть портал, через который исчезли женихи. Дело было простое: под ручкой виднелся бугорок потайной "клямки" - хитрого гибрида крючка с пробоем, который сам собой падает в гнездо, стоит захлопнуть дверцу, и открывает её снаружи с помощью рычага.
Каморка была чётко прямоугольной, а не в виде обычной для замка трапеции, что заставляло предположить в стенах пазухи. Соединяющие анфиладу двери были, по-видимому, заложены кирпичом и покрыты штукатуркой в цвет камня, а то и вообще отсутствовали с самого начала. Единственное окно представляло собой неширокий проём, на уровне которого сразу начиналось полотно моста. Перила выглядели сквозным наличником, довольно красивым: особенно красили их парные изображения горгон с извивающимися змеёй волосами, вплетённые у узор.
- Югендштиль, - пробормотала Олли. - Как знаменитая мраморная лестница в особняке миллионера - помнишь, ты мне картинку в рутенском альбоме показывала? Рябушина-Горьковского.
- Миллионера Рябушинского, - с важностью поправила Барба. - И пролетария Горького.
- Всё-то ты помнишь, - заметила старшая сестра. - А об мою умную голову всё как о стенку горох. Кстати, где тут может прятаться аудиогид?
- М-м?
- Ну вот как в музее, куда мама Галина нас таскала по книге Армана Фрайбуржца. Там дают такую дубинку на ручке, словно у копа… стражника, в общем. Направишь её на любой предмет - тот сразу говорить начинает. Выкладывать свою подноготную.
- А, поняла. Как было с доспехами и котлом. И в самом деле, за боковыми стенками пустоты, - доложила Барбара, выстукивая одну. - Замурованные тайники.
- Страшно подумать, что в них может прятаться, - Олли вздрогнула плечами, как цыганка. - Оружие, пыточный нструментарий, пропащие души…
- Не в них. То есть не совсем в них. Обернись, - чуть более хладнокровно ответила сестра.
Рядом с дверью и напротив проёма еле выступал из камня косой крест в рост человека.
- Вот на нём того мальчика и распинали, - с благоговейным ужасом шепнула Олли. - Ты это имеешь в виду?
На полированном полотне из эбена выступили кольца - вверху и внизу, по одному на каждой перекладине.
- Вложи руки в петли, Фома неверующий, и убедишься, - прошелестел некий высокий голос.
- Ага, и за компанию ножки в стальные захваты, - громко ответила Олли.
- Не обязательно слушаться это…этого…буквально, - сказала сестра и потянула за одно из верхних колец.
- Ты умён и смел, пришелец, - ответил тот же призрачный тенор. - За стенами и в самом деле прячется нечто устрашающее самых отважных, но это я сам. Проникаю влагой через внешние стены, проницаю будущее, ибо воды, духом которых являюсь, - суть олицетворение времён.
- А внутрь башни ты, похоже, не можешь и не смеешь проникнуть? - спросила Барбара.
- Дотронься до второго наручника, коли хочешь убедиться, - продолжил голос.