Народ, или Когда то мы были дельфинами. - Терри Пратчетт 18 стр.


Как помочь такому человеку? Он хочет быть везде и делать все сразу. Он наверняка опять попытается делать больше положенного, снова перетрудится, и Дафне опять придется его выручать. Она вздохнула. Этот вздох был старше ее самой: ее отец, конечно, был точно такой же. Он работал ночами, заполняя вализы дипкурьеров министерства иностранных дел, и при нем круглосуточно дежурил лакей, чтобы в любой момент подать кофе и сэндвичи с жареной уткой. Горничные не удивлялись, если по утрам заставали хозяина на рабочем месте; он спал, уронив голову на карту Нижней Сидонии.

Бабушка любила ехидно заметить: "Надо полагать, у его величества нету других министров?" Но теперь Дафна понимала. Отец, как и Мау, пытался заполнить дыру в душе работой, чтобы оттуда не хлынули воспоминания.

Сейчас она была рада, что рядом никого нет. Кроме храпа Мау и миссис Бурбур, не слышно было ни звука, только ветер и грохот волн, бьющихся о риф. Но на острове это сходило за тишину.

- Покажи нам панталончики! - донеслось снаружи.

О да, и этот несчастный попугай. Он порой по-настоящему действовал на нервы. Иногда он пропадал целыми днями, потому что глубоко, с воодушевлением возненавидел птиц-дедушек и с огромным удовольствием делал им гадости при каждом удобном случае. А потом, стоило улучить момент тишины и… чего-нибудь похожего на духовное единение с Вселенной… эта мерзкая птица обязательно сваливалась на голову, вопя: "Покажи нам… невыразимые!"

Она вздохнула. Временами Вселенной явно недоставало порядка.

Дафна прислушалась и поняла, что птица улетела на гору.

"Так, - подумала она, - начнем с главного". Поэтому сначала подошла к очагу и поставила на медленный огонь, чтобы едва кипело, кусок солонины в горшке. Добавила кое-каких кореньев, про которые Кале говорила, что их можно есть, и половинку очень маленького стручка красного перца. Только половинку: они были такие жгучие, что целый стручок когда-то страшно обжег ей рот. А вот миссис Бурбур ела их сырыми.

Кстати, она задолжала старухе целую гору пережеванного мяса.

А теперь настала пора большого испытания. Нельзя пускать вещи на самотек. Если Дафна собирается быть женщиной, которая обладает силой, она должна владеть и ситуацией. Нельзя вечно оставаться девчонкой-призраком, которую внешние обстоятельства швыряют как хотят.

Так. Стать на колени? Здесь, кажется, это не принято, но ей не хотелось показаться невежливой, даже если действительно окажется, что она разговаривает сама с собой.

Руки сложить вместе. Глаза закрыть? Так легко что-нибудь напутать…

Голос зазвучал сразу же - она даже не успела подумать, с чего начать.

- Ты не вложила копье в руку Мигаю, - сказал ее собственный голос в ее собственной голове.

"О ужас, - подумала она. - Кто бы это ни был, он знает, что я до сих пор про себя зову того мальчика Мигаем".

- Вы какой-нибудь языческий бог? - спросила она. - Я много думала об этом, и, ну, боги беседуют с людьми, а насколько я понимаю, здесь довольно много богов. Я просто хотела спросить, не разразит ли меня гром и молния, потому что я этого очень не люблю. А может быть, я просто сошла с ума и слышу голоса. Правда, это соображение я отвергла, потому что сумасшедшие обычно не задумываются, не сумасшедшие ли они. Поэтому если человек думает, не сумасшедший ли он, значит, он точно не сумасшедший. Я просто хотела бы знать, с кем я разговариваю, если вы, конечно, не возражаете.

И стала ждать.

- Э… я прошу прощения, что назвала вас языческим, - добавила она.

Ответа по-прежнему не было. Она не знала, следует ли ей испытывать облегчение, и решила вместо этого слегка обидеться.

Она кашлянула.

- Ну и ладно, - сказала она, вставая. - Я сделала все, что могла. Извините, что отняла у вас время.

Она двинулась к выходу из хижины.

- Мы брали новорожденного и давали ему в ручку копье, - сказал голос. - Чтобы он вырос великим воином и убил много детей других женщин. Мы сами это делали. Так нам велел род, так велели жрецы и боги. И вот явилась ты, не знающая наших обычаев. И первое, что ощутил младенец, было материнское тепло, первое, что он услышал, - твоя песня о звездах!

Насколько глубоко она влипла?

- Послушайте, я прошу прощения, что песня про звезду была не к месту… - начала она.

- Это хорошая песня для ребенка, - сказал голос. - В ней есть вопрос.

Еще страннее и непонятнее.

- Так я плохо поступила или нет?

- Почему ты нас слышишь? Нас уносит ветром, наши голоса едва различимы, но ты, брючница, услышала наше мучительное молчание! Как?

"Может, потому, что слушала?" - подумала Дафна. Может быть, она не переставала слушать, еще с тех дней, проведенных в церкви, когда умерла мама.

Дафна перечитала все молитвы, какие знала, и ждала в ответ хоть шепота. Она не требовала, чтобы перед ней извинились. Не просила, чтобы время пошло вспять Она просто хотела получить объяснение, что-нибудь более осмысленное, чем "на то Божья воля" - взрослый вариант детского "потому что потому".

Одинокие размышления в стылой спальне привели ее к мысли, что случившееся очень похоже на чудо. В конце концов, была ужасная гроза, и если бы доктор умудрился добраться на место и при этом его лошадь не поразила бы молния, это было бы настоящим чудом. Разве нет? Все сказали бы, что чудо. Но в бескрайней темноте дождливой ночи, посреди бури молния умудрилась ударить в лошадь, такую маленькую по сравнению с окружавшими ее огромными, раскачивающимися деревьями. Разве не чудо? Во всяком случае, похоже. Кажется, именно такие вещи называют Божьим Промыслом?

Дафна очень вежливо задала этот вопрос архиепископу, и, по ее мнению, бабушка поступила совершенно неразумно, когда завопила, как раненый павиан, выволокла ее из собора за ухо.

Но Дафна все ждала хоть чего-нибудь: голоса, шепота, слова, которое придало бы всему смысл. Она просто хотела… разобраться.

Она посмотрела наверх, в темную крышу хижины.

- Услышала, потому что слушала, - сказала она.

- Тогда слушай нас, о девочка, которая слышит безмолвных.

- А кто вы такие?

- Мы - Бабушки.

- Я никогда не слыхала про Бабушек!

- А как ты думаешь, откуда берутся маленькие дедушки? У каждого мужчины есть мать, и у каждой матери тоже. Мы рожали маленьких дедушек, кормили их своим молоком, вытирали им попки и целовали их, чтобы высохли слезы. Мы учили их есть и показывали, какая еда полезна, чтобы они росли крепкими. Мы учили их детским песенкам, в которых живет мудрость. А потом отдавали Дедушкам, которые учили их убивать сыновей других женщин. Тех, у кого лучше всего получалось убивать, высушивали в песке и относили в пещеру. А мы отправлялись обратно в темные воды, но отчасти оставались здесь, в этом месте, где мы родились, где мы рожали, а часто и умирали тоже.

- Дедушки все время кричат на Мау!

- Они - эхо в пещере. Они вспоминают боевые кличи своей юности, снова и снова, как говорящая птица. Они не плохие люди. Мы их любили как сыновей, как мужей, как отцов, но у стариков все путается в голове, и они не замечают, как вращается мир. Мир должен вращаться. Скажи Мау, чтобы он отвалил камень.

На этом они исчезли. Дафна почувствовала, как они выскальзывают у нее из головы.

Свет возвращался медленно, поначалу серый, как на рассвете. Где-то поблизости послышался шорох. Дафна повернула голову на звук и увидела в дверном проеме хижины девочку. Та в ужасе смотрела на Дафну. Дафна не помнила, как ее зовут, потому что она прибыла лишь несколько дней назад, вместе с горсткой других выживших, и никто из них не приходился ей родственником. А Дафна едва на нее не накричала.

Дафна очень осторожно подошла к девочке, села на корточки и протянула к ней руки. Казалось, один удар сердца - и девочка обратится в бегство.

- Как тебя зовут?

Девочка посмотрела на свои ноги и прошептала что-то похожее на "Блайби".

- Очень красивое имя, - сказала Дафна и осторожно привлекла девочку к себе.

Маленькое тельце затряслось в рыданиях. Дафна мысленно отметила: сказать Кале. Люди прибывали теперь каждый день, и часто тем, кто нуждался в уходе, самим приходилось ухаживать за другими. Это было не так уж и плохо, но, хотя все получали еду и место для спанья, у людей были и другие потребности, не менее важные, которые из-за всеобщей занятости оставались незамеченными.

- Блайби, ты умеешь готовить? - спросила она; девочка робко кивнула. - Отлично! Видишь, человек лежит на циновке?

Девочка опять кивнула.

- Хорошо. Отлично. Мне нужно, чтобы ты приглядела за ним. Он был очень болен. Мясо в горшку будет готово, когда солнце встанет на ладонь выше пальм. Мне надо пойти поглядеть на камень. Скажи этому человеку, чтобы он поел. Да, и сама не забуду поесть.

"До чего я докачусь? - размышляла она, спеша прочь из Женской деревни. - Я спала в одной комнате с молодым человеком без официальной дуэньи (интересно, считается ли миссис Бурбур?), варила пиво, бегала практически голая, моими устами вещали 6оги, как будто я древнегреческая фифия, хотя Бабушки, скорее всего, не тянут на богов, и, если вдуматься, в Древней Греции были не фифии, а пифии. И, строго говоря, я была при нем сиделкой, так что это, вероятно, все же в рамках приличий…"

Она остановилась и огляделась. Да какая разница? На острове это совершенно никого не волнует. Так перед кем она извиняется? Почему ищет себе оправданий?

"Скажи Мау, чтобы отвалил камень". Почему всем от него что-то нужно? Она слыхала про камень. Он находился в небольшой долинке на боковом склоне горы, куда был заказан вход женщинам.

В общем, незачем было идти туда сейчас, но она была зла на всех и хотела просто выбраться на свежий воздух и сделать что-нибудь наперекор кому-нибудь. За камнем, скорее всего, окажутся скелеты, но что с того? Уйма ее собственных предков лежит дома в фамильной подземной часовне, в церкви, но они не пытаются выбраться наружу и никогда ни с кем не заговаривают. Уж бабушка бы им показала, если б они только попробовали! Кроме того, сейчас белый день, а они, конечно, выходят только ночью. И к тому же думать, что они вообще куда-то выходят, - чистое суеверие.

Она тронулась в путь. Вверх вела хорошо заметная тропа. Дафна слыхала, что этот лес не очень большой и тропа проходит его насквозь. Здесь не водились ни саблезубые тигры, ни огромные гориллы, ни злобные ящеры из доисторических времен… по правде сказать, вообще ничего интересного. Но каким бы ни был лес, пусть в нем лишь несколько квадратных миль - если он вжался в несколько пересекающихся между собой небольших долинок, и все, что в нем растет, сражается против всего остального, что в нем растет, за каждый рваный клочок солнечного света, и в любую сторону видно лишь на несколько шагов и невозможно определить дорогу по шуму моря, потому что он доносится очень слабо и притом отовсюду, - кажется, что лес не просто огромный, а еще и растет с каждой минутой. И тогда начинаешь верить, что лес ненавидит тебя с той же силой, с какой ты ненавидишь его.

Следить за тропой не было смысла, потому что она скоро превратилась в сотню тропок, все время расходящихся и сходящихся. В подлеске шуршала какая-то живность, а иногда твари - судя по звукам, гораздо крупнее свиней - скакали галопом вдали, по невидимым Дафне тропинкам. Насекомые звенели и жужжали вокруг, но гораздо хуже были огромные пауки, которые сплели свои сети поперек тропинок и сами висели в них, большие, величиной с ладонь, и чуть не плевались от злости. Дафна читала в одной из книжек про Великий Южный Пелагический океан, что "за несколькими прискорбными исключениями, чем больше и страшнее на вид паук, тем менее вероятно, что он окажется ядовитым". Она в это не верила. "Прискорбные исключения" в этом лесу висели повсюду, и - она не сомневалась - кое-кто из них пускал голодные слюни.

Вдруг впереди показался ясный дневной свет. Она бы побежала туда со всех ног, но, к счастью (хотя в тот момент это было не очевидно), одно из "прискорбных исключений" как раз собиралось использовать свою паутину в качестве трамплина, и Дафне пришлось протискиваться мимо с большой осторожностью. И хорошо, потому что конец тропинки сулил действительно огромное количество свежего воздуха, но при заметной нехватке опоры для ног. Там была небольшая площадка, где хватило бы места для двух человек, желающих посидеть и полюбоваться видами, а потом - обрыв до самого низа, к морю. Обрыв, конечно, был не совсем отвесный: упавшему представилась бы возможность пару раз отскочить от скальных уступов.

Дафна воспользовалась случаем несколько раз вдохнуть воздуха без мух. Неплохо было бы в этот момент увидеть парус на горизонте. Просто замечательно с точки зрения развития сюжета, подумала Дафна. Вместо этого она заметила, что часть дня уже прошла. Дафна не очень боялась чужих привидений, но через этот лес ей не хотелось бы идти в сумерках.

А найти путь домой - это, наверное, совсем не сложно. Правда же? Каждый раз, когда тропинка раздваивается, нужно выбирать ту, которая ведет вниз, вот и все. Дафна была вынуждена признать, что предыдущая стратегия - выбирать тропу, ведущую вверх, каждый раз (или, по крайней мере, каждый раз, когда ее не загораживало особенно злобное "прискорбное исключение") - не сработала. Но в конце концов логика должна была восторжествовать.

В каком-то смысле она и восторжествовала. После очередной развилки Дафна вышла в небольшую долину, лежащую в объятиях гор, и перед ней оказался тот самый камень. Ошибиться было невозможно.

В долине там и сям росли деревья, но жалкие, полуживые. Земля под ними была сплошь покрыта птичьим гуано.

Перед камнем, недалеко от него, на опоре из трех валунов стояла большая чаша, тоже из какого-то камня. Дафна заглянула в чашу, стыдясь собственного любопытства, поскольку, что греха таить, в такого рода долине такая каменная чаша просто обязана была содержать в себе несколько человеческих черепов. Внутренний голос подсказывал Дафне: зловещая долина плюс полумертвые деревья плюс зловещий вход в пещеру равно черепа в чаше (или, в крайнем случае, на кольях). Но, даже прислушиваясь к голоску, Дафна чувствовала, что это нечестно по отношению к Мау, Кале и всем прочим. Человеческие черепа никогда не всплывали в повседневных разговорах. Даже - что гораздо важнее - за обедом.

Из чаши поднимался противный запах кислого, липкого демонского питья. Пиво прокисло, но оно явно и с самого начала было не очень хорошее. Ужасно признаваться в таких вещах, но у Дафны в последнее время стало получаться по-настоящему хорошее пиво. Все так говорили. Это дар, сказала Кале - точнее, частично сказала и частично показала жестами, - и девушка, которая так хорошо варит пиво, обязательно найдет очень хорошего мужа. Будущее замужество Дафны по-прежнему было волнующей темой для обитательниц Женской деревни. Дафне иногда казалось, что она перенеслась в роман Джейн Остин, персонажи которого почему-то очень легко одеты.

Здесь, наверху, было ветрено и холоднее, чем внизу. В таком месте не хочется застревать на ночь.

Ну хорошо. Пора высказать то, с чем она сюда пришла.

Она твердой походкой подошла к камню, подбоченилась и начала:

- А ну, слушайте меня! Я все знаю про предков! У меня у самой куча предков! Один из них был король, а уж более предких предков просто не бывает! Я пришла из-за Мау! Он пытается делать все сразу, а вы его все время тираните! Он творит чудеса и чуть не уработался до смерти, а вы ему даже спасибо ни разу не сказали! Разве можно так себя вести?

"А ведь твои предки ведут себя именно так, - сказала ее совесть. - Вспомни, как смотрят на тебя их портреты в Длинной галерее. Вспомни, сколько денег выбрасывает твой отец на содержание загородной усадьбы только потому, что ее построил его прапрапрапрадедушка. Да, как насчет твоего отца?"

- Я знаю, что творится с людьми, которыми помыкают! - закричала она еще громче. - Они в конце концов сами начинают верить, что в них нет ничего хорошего! Пускай они работают так, что засыпают за рабочим столом; все равно этого всегда мало! Они начинают робеть, дергаться от малейшего шума, ошибаться, и тогда их еще больше тиранят, потому что, видите ли, тираны никогда не останавливаются, что бы человек ни делал, и мой о… и тот, кого тиранят, уже готов на что угодно, лишь бы это прекратилось, но это все равно не прекращается! Я этого не потерплю, слышите? Если вы не исправитесь в кратчайшие сроки, то наживете себе неприятностей, поняли?

"Я кричу на камень, - подумала она, слушая горное эхо своего голоса. - Чего я жду? Что камень ответит?"

- Меня кто-нибудь слышит? - закричалаона и подумала: "А вдруг сейчас кто-нибудь скажет "да"? И уж если на то пошло, что я буду делать, если кто-нибудь скажет "нет"?"

Но ничего не произошло, и это страшно оскорбило Дафну - особенно если учесть, скольких трудов ей стоило сюда добраться.

"Меня только что подчеркнуто игнорировала целая пещера мертвых стариков".

Кто-то стоял у нее за спиной. И она не слышала, как он подошел. Но она злилась из-за кучи разных вещей, а теперь - в первую очередь на себя за то, что накричала на камень. И кто бы там ни стоял у нее за спиной, сейчас она ему все скажет.1

- Один из моих предков сражался в войне Алой и Белой розы, - высокомерно продолжала она, не оглядываясь, - и тогда было принято носить белую или красную розу, чтобы показать, на чьей ты стороне, но мой предок очень любил розовые розы сорта Леди Лавиния - кстати сказать, они до сих пор растут у нас в усадьбе. Из-за этого ему пришлось сражаться с обеими сторонами сразу. И он остался в живых, между прочим, потому что все считали, что убить умалишенного - плохая примета. Вот что вам нужно знать о моей семье: мы, может быть, упрямые и глупые, но драться умеем.

Она резко повернулась:

- Как ты смеешь ко мне подкра… Ох.

- Пнап! - раздалось в ответ.

Рядом стояла птица-дедушка и взиралана Дафну с оскорбленным видом. Правда, это была не самая заметная особенность птицы. Гораздо заметнее было то, что она оказалась не одна. Птиц было уже не меньше пятидесяти, и они все прибывали. Теперь их стало и слышно тоже, потому что у больших птиц аэродинамика была как у кирпича, и они старались приземлиться как можно ближе к Дафне, а это кончалось тем, что их внимание рассеивалось и они падали на головы другим птицам-дедушкам. В воздух взлетали облака перьев, и злобно щелкали клювы: "Пнап! Пнап!"

Дафне казалось, что вокруг бушует метель. Сначала вроде бы весело и забавно, зимняя сказка и все такое, и думаешь - поскольку снег мягкий, он неопасный. А потом понимаешь, что тропы уже не видно, и темнеет, и снег закрывает небо…

Тут одна большая птица чисто случайно приземлилась Дафне на голову и, пытаясь удержаться, вцепилась в волосы когтями, похожими на стариковские пальцы. Дафна закричала на птицу и умудрилась спихнуть ее. Но птицы все валились кучами вокруг, толкаясь и щелкая клювами. В вонючей и шумной круговерти из перьев Дафна соображала с трудом, но, кажется, птицы не собирались на нее нападать. Они просто хотели быть там же, где она, - все равно где.

Назад Дальше