В комнату Полины мы вернулись большой компанией: трое мужчин, мы с Полиной и выплывшая на шум мадам. Следователь приказал принести газету и собственноручно выгреб из печки золу - в ней обнаружились клочки обгоревшей ткани и пара металлических пуговиц, как он заявил, от кальсон. Оставалось выяснять, откуда в печке фрагменты одежды Стремнова. Ни один человек не сомневался, что это они, фрагменты, и есть. Тут, к моему удивлению, меня и доктора попросили удалиться. Продолжая потрясать вазой, я сказала, что с удовольствием бы удалилась, если бы меня это все не касалось, а так как мне позарез нужно выяснить, откуда у сестры кальсоны моего жениха, то я остаюсь, как бы они меня ни выгоняли. Полина спряталась за мать, доктор опять достал свой блокнотик, следователь перемигнулся с адвокатом и шагнул ко мне:
- Я расскажу вам все, что мне удастся узнать, - бархатный баритон прямо-таки обволакивал меня и лишал твердости. Я моментально размякла и отдала ему вазу. Он задержал мою руку в своей чуть дольше, чем требовалось при добровольной сдаче оружия. Или мне показалось?
Через гардеробную я прошла в комнату Анны. Постояла у окна: действительно, снега навалило - аршин… И он все идет и идет… Еще побродила по комнате и остановилась возле пейзажа на мольберте. Картине не хватало живости - импрессионизма, я бы сказала, хотя манера отдаленно и напоминала Борисова-Мусатова - призрачные дамы среди берез. Покопалась в баночках с красками - в рабочем состоянии только белила - нашла подходящую кисточку и добавила кое-где мазки белого. Получилось гораздо интереснее. Долго вытирала кисть тряпкой в пятнах засохшей краски - интересно, где у этой Анны керосин - или чем там они краску оттирают… Теперь руки надо мыть - и я отправилась в ванную. Там мне пришла в голову мысль посмотреть, действительно ли из ванной можно попасть в бильярдную. Я сразу нашла нужную дверь и вышла в уже знакомый коридорчик. Дверь в бильярдную была приоткрыта. Сквозь узенькую щель пробивался свет. Я уже протянула руку, чтобы эту дверь открыть, но голоса из-за двери заставили меня притормозить. Беседовали двое - Сурмин и Шпиндель. Видимо, совмещали приятное с полезным - обсуждение моего дела и игру на бильярде: периодически был слышен стук бильярдных шаров. Отогнав от себя дурацкую мысль, что подслушивать мне, человеку высоких принципов, придется впервые в жизни (что приходилось делать Анне, я не знаю, и ответственности за ее поведение не несу), я постаралась не дышать, чтобы ничего не пропустить. Что меня могут застукать за таким неприглядным делом, меня тоже не остановило, - сами сумасшедшей назвали, а сумасшедшим все можно…
- Ты снова шар смазал! Нет, с тобой сегодня играть нельзя - то у тебя туш, то кикс, то промах… А я вот тебе - труабан… - голос Сурмина.
Подумаешь, от трех бортов… Это даже я могу. Некоторое время слышен был только стук шаров. Я приоткрыла дверь чуть шире.
- Какая игра? Анна у меня из головы не идет… Неужели можно вот так вдруг, в одночасье потерять рассудок? - адвокат переживал.
- Я бы не сказал, что она потеряла рассудок. Памяти лишилась, да. Но в логике рассуждений ей не откажешь… Ну, консилиум завтра решит, что у нее с рассудком и с памятью. А вдруг это игра - ты сам рассказывал, что она неплохая актриса, в любительских спектаклях ей большие роли давали. Так что пусть доктора решают… А там подумаем, как быть. Ты же понимаешь, что главная подозреваемая - Анна. И сообщник у нее, вероятно, был - тут она права. Например, Полина помогала Стремнова держать…
- Только не Полина, она Анну ненавидит - и по большей части из-за меня… Ревность, зависть - ты же знаешь… Как меня Мария Петровна ни уговаривает, не могу я на Полине жениться и всех несчастными сделать - и Полину, и себя, и Анну… Уж скорее, Полина убийца. Согласись, ее объяснения по поводу сокрытия улик неубедительны - подумаешь, испугалась, что нашла в своей комнате узел с одеждой… Она ни на один твой вопрос вразумительно не ответила - "да", "нет", "не знаю"…
- И Полина могла убить, и Мария Петровна - они все под подозрением, все, кто в квартире был! А этот Михаил Терентьев - чем не подозреваемый? Личность мутная: говорит, что не было его ночью - в трактире сидел, а горничная показала, что он из квартиры никуда не отлучался. Даже ты подозреваемый - из-за своей страстной отвергнутой любви мог и зарезать соперника. И проникнуть в спальню Анны тебе просто - у тебя есть ключ от квартиры Марии Петровны.
Шпиндель что-то сказал - я не расслышала. Затем снова голос Сурмина:
- Ладно, не сердись! Я-то тебя не подозреваю… Но этим Мишей стоит заняться. Завтра вызову его к себе - ты проследи, чтобы он не сбежал. Кстати, Анна права и в том, что убивали Стремнова бесчувственного, предварительно раздев - и убивали в ее постели. И для присяжных заседателей этот факт будет главным доводом признать ее виновной. Ну, карамболь! Партия моя!
Сухарь… Ему бильярд важнее Шпинделевой девицы! Что ответил адвокат, я снова не разобрала. Затем мужчины переместились в другой конец комнаты, и кроме нечленораздельного бормотания слышно ничего больше не было. Я вернулась в спальню.
10. Я пишу письмо, снимаю корсет, поливаю себя духами, убеждаюсь, что не всех можно подкупить, а также обнаруживаю зеркало - то самое.
Кот недовольно урчал за креслом, но не показывался. Проигнорировав кошачье возмущение, я уселась в облюбованное Маркизом кресло, чтобы подумать. И что я узнала, поступившись своими моральными принципами? Практически ничего нового. Разве что стала понятной причина ненависти ко мне Полины. Но если она хотела замуж за Шпинделя, ей совершенно не с руки убивать Стремнова - оставшись без жениха, Анна могла снова взяться за адвоката. И что тогда останется влюбленной Полине? А что девица по уши влюблена - это видно невооруженным глазом. Нет, но каков адвокат! Ни слова о том, что маман сватает за него Полину!
Пообещав себе не отвлекаться на посторонние эмоции, я стала думать о мотиве. Мотив надо найти во что бы то ни стало. Не верю я ни в убийство по неосторожности, ни в убийство в состоянии аффекта. Какие аффекты, когда мужика сначала напоили (или одурманили иначе), потом раздели, а потом зарезали. Хотя, может, сначала раздели, а потом одурманили, но тогда уж точно - шерше ля фам! Не в присутствии же мужиков Стремнов добровольно раздевался! И следователь прав - без Анны не обошлось. Вот где она была, когда этого Стремнова раздевали и дурманили, если убийство происходило в ее постели? Если она виновата, знать бы, зачем ей это убийство? В ее собственной кровати? Она что, совсем идиотка? Или наш с ней чейндж не дал ей возможности избавиться от мертвеца? А как бы она это сделала? Предположим, Анна не причастна к убийству. В тот момент она могла быть в любом месте квартиры, где комнаты, как сообщающиеся сосуды, и всюду двери. Например, пройти к сестре через гардеробную. Или из ванны выйти в бильярдную… Еще есть дверь - куда ведет, не знаю. В эту дверь как раз и вошли маман, Полина и горничная. Почему Полина не прибежала через гардеробную - это же ближе? Чем они, кстати, все занимались? Привести или даже принести к Анне мужика - раз плюнуть. Ткнуть ножом - на это много времени не надо. И что? Выходит, Анну подставили? Тогда больше всех на роль убийцы годится белобрысый очкарик Миша. Так Миша или Анна? А вдруг - вместе? А почему не Шпиндель? Если Стремнова убил он, то одним махом а) отомстил Стремнову, который увел у него Анну, и б) отмстил Анне, поправшей самое святое - его любовь к ней. Узнать бы еще все-таки, чей ножичек…
Вопросы множились, как кролики в Австралии. И как эти самые кролики, уносились от меня без ответа. К тому же, как от назойливой мухи, я отмахивалась от ощущения, что смотрю на происходящее со стороны, ну, как в кино… В любой момент я могу услышать: "Сеанс окончен", - и меня выставят из зрительного зала. И Анна не будет знать, что случилось в ее отсутствие. Поэтому я решила написать Анне.
Я пересела к бюро, взяла лист бумаги, сняла с чернильницы крышку, выбрала ручку с пером и, макая перо в чернила, написала:
Я, Нина, 11 марта 2010 года стала Анной. Для Анны это произошло утром 20 ноября 1909 года. Где Анна, я не знаю. Надеюсь, стала Ниной. Это случилось внезапно и так же внезапно может кончиться. Чем? Знает один Бог. Надеюсь, я вернусь в свое время, а Анна - в свое…Чтобы Анна была в курсе того, что произошло в ее отсутствие, пишу. Анну обвиняют в убийстве Стремнова. Я нашла его зарезанным - в постели Анны, на рассвете. Естественно, я не знаю тут ничего и никого, по этой причине доктор Соловьев решил, что Анна сошла с ума. Шпиндель признался в любви к Анне и обвинил ее в непристойном поведении. Я ему объяснила, чем отличается нормальная женщина от бесчувственного бревна. Полина сожгла в своей печке одежду Стремнова. Где она ее взяла и почему уничтожила? Не знаю…
Конечно, я писала без их лишних букв, всяких там твердых знаков, хотя и старалась выводить буковки, как нас учили в первом классе - я еще застала эру чернильниц - с наклоном, нажимом и "с узелками" в отправных точках. Ну не совсем же Анна дура, сможет прочесть! Нельзя доверять бумаге, но иного способа общаться с Анной (если такие прыжки из тела в тело вдруг повторятся) просто нет. Самое плохое, что может случиться с запиской, - ее найдет не Анна, а маман, отдаст доктору, и тот приобщит листок к доказательствам наличия у меня деменции прекокс. Вот была бы я дома, залезла бы в Интернет - и через две минуты уже знала бы, что это за фигня - деменция прекокс, и как себя вести, чтобы у доктора отпали последние сомнения в моей вменяемости.
Надо было подыскать для записки подходящее место - не на виду, но так, чтобы Анна смогла быстро ее обнаружить. Листок я засунула за пейзажик на мольберте, оставив торчать кончик бумаги. Все художники относятся трепетно к своим полотнам - Анна мои мазки на своей картине заметит сразу.
Я бродила по комнате, все больше раздражаясь от невозможности сменить платье. Хотя почему невозможно? Если бы мне удалось вызвать горничную… Маман в кабинете сделала это с помощью колокольчика. В комнате Анны я колокольчика не заметила. Обратимся к кинематографу… Как там действовали графья, князья и прочие бароны? За что-то дергали. Даже знаю, как называется - сонетка. Может, в 1909 году сонетки уже вышли из употребления, но я решила поискать. И представьте, нашла - вдоль дверного косяка как раз той двери, за которой неизвестно что находится, висела широкая тканая лента, оканчивающаяся здоровенной кистью. Подергав за кисть и совершенно не представляя, что за этим последует, я стала ждать. Конечно, я не утерпела и выглянула за дверь. Как вы думаете, что я там обнаружила? Стоящего на часах жандарма! Выходить мне явно не запрещалось, но, прочитав во взгляде стражника некую решимость, экспериментировать не стала, и без жандарма у меня хватало проблем.
Наверное, прошло минуты три, не больше, и появилась Даша. Видимо, мое поведение, с ее точки зрения, становилось все нормальнее, поэтому она уже не шарахалась, как вспугнутая лань, когда ей приходилось иметь со мной дело. Из гардеробной было принесено все необходимое: облегченный вариант белья, цвета морской волны прямое и с широкими рукавами бархатное платье с застежкой спереди и уже знакомые мне восточные тапки.
Какое, оказывается, наслаждение остаться без корсета!
Горничная удалилась, сообщив, что Мария Петровна "приказали ужин подавать барышням в комнаты". Когда? Как мне будет угодно - хоть сейчас. Мне ужинать не хотелось. Даша ушла, а я принялась слоняться по комнате, разглядывать и трогать вещи. Кровать застелили чистым - белье снова было шелковое. Но я не собиралась на этой кровати спать, а присмотрела в уголке уютный диванчик, решив, что если мне предстоит тут остаться навсегда, то лучшего места для спанья и не найти. Еще я обнаружила внушительный туалетный столик с овальным зеркалом в металлической оправе. В ящички под столешницей были напиханы гребни, футляры с бусами и браслетами, пудреницы, бархотки, перышки и прочая дамская дребедень - в соответствии с модой 1909 года. На самом столике красовалась коробка, обтянутая шелком. Коробка не маленькая - размером со старый энциклопедический словарь. Среди вышитых на шелке цветочков я разглядела вышитую же надпись: Coty. La Rose Jacqueminot. И я ее открыла - а кто бы не открыл? Я французского не знаю, но Coty - это "Коти", знаменитые духи. Флакон - граммов двести, как стакан! И я щедро полила себя столетними духами… Вернув флакон в шелковое гнездо, я покопалась в коробке: мыло, пудра и еще три емкости разного размера - не нашла особой разницы в запахах. Благоухая, как чайная роза, я продолжила свой дрейф по спальне Анны. Уже почти совсем стемнело. Обо мне забыли. Ни следователя, ни адвоката, ни доктора, ни маман… Прохаживаюсь тут из угла в угол… Я опять подергала сонетку. Явилась Дарья с подносом, накрытым большой салфеткой, - ужин.
Горничная зажгла люстру, задернула шторы и спросила, не надо ли подбросить дров в печь. Надо. Но после. После того, как она мне кое-что расскажет…
- Даша, вы знаете, что сейчас делает Полина?
- Барышня в своей комнате - ужинают.
- А остальные? Антон Владимирович, следователь, маман?..
Я не сомневалась, что Дарья в курсе всех перемещений. Девица мялась. Если я правильно поняла, информация не бесплатна. Ну ничего не изменилось за сто лет! В ящиках туалетного столика я видела монетки. Будем надеяться, это сработает. Я протянула Дарье деньги - полная горсть монет. Не торопясь, она ссыпала их в платочек, завязала узелком и спрятала где-то под фартуком.
Судя по ее довольному виду, взятка была не маленькая. Я где-то читала, что до первой мировой в России фунт сливочного масла стоил сорок копеек, а фунт говядины - и того меньше, двадцать копеек. А откормленный гусь - полтора рубля. Даша теперь могла завести небольшое стадо гусей!
- Антон Владимирович в своей квартире - я им туда ужин отнесла.
- А где живет Антон Владимирович?
- Так через лестницу их квартира… К вам с парадной вход направо, а к ним - налево. Только у них комнат - три…
Странно Даша изъяснялась - рассказывая об одном человеке, употребляла множественное число. Их квартира… Адвокат что - не один в своей квартире обитает?
- А кто вместе с Антоном Владимировичем живет?
- Одни они-с, никого нет… Прислуга приходящая… Следователь уехали - им извозчика вызвали. Доктор еще раньше ушли-с. Мария Петровна у Аделины Францевны - старуха ей на картах гадает. Михаил Иванович в комнате своей заперлись - барыня им с Аделькой две спальни отделила и гостиную… давно уже, еще до меня было. Опять, наверно, напьются… Я видела, как они дворника за вином посылали…
- Кто посылал? Аделина?
- Да Михаил Иванович!
- И что он, часто так - напивается в смысле?
- Да вот как ваш жених покойный начали с ним дружбу водить, с тех пор и напиваются чуть не каждую неделю. Только барыня пьянства этого не любят. Грозили-с за университет не платить и с квартиры прогнать. Вот Михаил Иванович с господином Стремновым уходили - и до утра не было.
- А бабка эта, Аделина, она кто?
- Говорят, колдунья… Старую Адельку поэтому все боятся. Хотя она и помочь может, правда, деньги требует… У поварихи дочь заикалась, так старуха вылечила - за рупь. И не глухая она, Аделина, только притворяется, а матушка ваша ей верят… И про все у нее спрашивают, а та то на картах гадает, то в шар смотрит - у нее в спальне есть - чтобы узнать, значит, как поступить… Сейчас вот про вас гадают…
- И как? Что слышно?
- А ничего не слышно… К дверям не подойти - жандарм в квартире, не велит часто никому ходить.
- Меня что ли караулит?
- Да всех… Из дому нельзя выходить никому…
- А как же адвокат вышел?
- Антону Владимировичу можно и доктору. Следователь сказал, что они, как это, не замешаны, потому - у них…
- … алиби что ли?
- Не знаю я, как назвать… Но их ночью тут не было…
- А я, я где была?
- А я вас как раздела вечером, вы меня и услали, я спать и пошла - у нас комната одна с Устей Ерохиной, барыниной горничной. До утра мы и не выходили… Уж и следователь меня спрашивал, не слыхала ли я чего…
- И что вы ночью слышали?
- Да ничего… Если бы кто выходил, мы бы слышали, дверь-то у нас рядом, почитай, в головах. Если кто ночью дверь открывает, мы и просыпаемся… Сегодня никто дверь не открывал…
- А вот скажите мне, Даша, Полина - она добрая?
- Они… нет… Полина Федоровна у старухи учатся всякому колдовству. Я у них вашу карточку видела, истыканную иголками. А адвокатов портрет они под корсетом носят…
Последние слова Даши сопровождались жутким грохотом - кот свалил на пол поднос с моим ужином. Даша ойкнула и кинулась собирать с пола еду и посуду, а Маркиз гордо прошествовал за кресло, унося в пасти кусок ветчины. Через десять минут горничная принесла мне ужин номер два. Все эти десять минут возле меня торчал жандарм - ему показалось, что он слышал выстрел. Комнату он обыскивать не стал - поверил на слово, что я не прячу нигде пистолет. С другой стороны, откуда ж ему, пистолету, было взяться - комнату на предмет сокрытия в ней оружия уже осматривали.
На ужин у меня был омлет - без ветчины, но с приличным куском семги.
- Кыса-кыса-кыса, - позвала я на всякий случай, не надеясь, что кот сменит гнев на милость и придет за угощеньем. Он единственный, кто считает Анну не Анной. Нет, вру. Еще старая ведьма Аделина. И как это я про нее забыла? Может, пойти и поговорить с ней?
Я в раздумье ковыряла вилкой омлет. Какую только муть я не читала в своей жизни! И о призраках, и о похищении землян инопланетянами, и о переселении душ… И всегда мне казалось, что участники подобных происшествий ведут себя малодушно. Вместо того чтобы с жаром броситься выяснять причины и подробности, изучать, исследовать и заносить уникальную информацию в анналы истории, люди мало что предпринимают - только умирают от страха, ноют и жалеют себя. Теперь вот и я среди этих ноющих и жалеющих себя… Всю свою сознательную жизнь я старалась следовать правилу: даже в самом плохом можно найти что-то хорошее. Безусловно, положительные моменты есть и в моей ситуации. Конечно, никто не мог бы мне сказать, как долго я пробуду в теле Анны. Предположим самое плохое - я навсегда Анна. Я не смогу вернуться в свой мир, где остался мой сын, друзья, работа, любимые вещи, да вся жизнь, наконец! Не знаю, как там поживает мое тело, но если предположить, что ситуация зеркальна, то и с Анной в моем теле происходят конфузы, подобные моим. Но ей-то гораздо хуже, чем мне! Она попала в будущее - неизвестность, полный мрак! Я, пусть примерно, но представляю себе, что меня ждет - взять хотя бы 1914, а затем и 1917 год… Смоюсь в какую-нибудь… в общем, куда подальше - где ни революций, ни войн… И потом, я сейчас - юная особа с умом зрелой, умудренной жизненным опытом женщины, а она? Весьма в годах леди с умишком недоросля? В соседстве с телевизором, мобилой и компом, которые ей и во сне не снились? Если не свихнулась сразу, так сделает это в ближайшее время…