* * *
И без того не отличавшаяся резвостью кобыла Тангендерга осторожно продвигалась вперед. Из-под копыт то и дело скатывались мелкие камешки, исчезая за краем обрыва. Сам Тангендерг сидел в своей обычной позе, посасывая дурманящую жвачку из высушенных грибов и закрыв глаза, его, похоже, ничуть не беспокоило, что старая лошадь шагает по узкой горной тропе, каждый миг рискуя сорваться в пропасть.
В отличие от каданга и его лошади, Кори очень беспокоило ненадежное положение, в котором он оказался. Паренек заметно нервничал, то и дело прижимался к скалам и явно страшился выглянуть за край тропы. Последним шагал Гишер, скрестив руки на груди, накрыв голову капюшоном и сосредоточившись на собственных мыслях.
Думая о чем-то своем бесконечно далеком, жрец зацепился сандалией за выступ. Тут же старые побои, полученные от арамейцев, напомнили о себе болью в стопе. Гишер споткнулся, припал на поврежденную ногу и потерял равновесие. Перед взглядом качнулась отвесная скалистая стена ущелья, уходящая вниз, в затянутую дымкой тумана пропасть. Гишер взмахнул руками, попытавшись восстановить равновесие, из-под сандалии выскользнул камень. Из горла жреца вырвался непроизвольный крик, он упал грудью на край обрыва, ударившись локтями о камни. Обламывая ногти и раздирая руки в кровь, Гишер начал сползать вниз.
Оглянувшись на его крик, Кори сбросил с плеч свой видавший виды плащ и поспешил назад. Шмякнувшись на живот, паренек обеими руками вцепился в плечо жреца.
Не дожидаясь команды хозяина, кобыла Тангендерга остановилась. Каданг сплюнул свою жвачку и слез с крупа лошади.
С помощью Кори жрецу удалось выбраться обратно на тропу. Лежа на животе, Гишер взбрыкнул ногами, заползая наверх полностью. При этом он ненароком толкнул Кори, и через мгновение паренек оказался там же, где недавно болтался сам Гишер. Теперь уже жрец попытался вытащить своего спасителя, схватив его за одежду. При этом туника паренька задралась до самого подбородка. Неестественно взвизгнув, Кори сполз еще ниже, но в этот момент на его загривке сомкнулись крепкие пальцы Тангендерга. Одним сильным движением каданг вытащил юного спутника обратно на тропу. Кори быстро и суетливо одернул одежду, однако и Тангендерг, и Гишер успели заметить, то, что попытался скрыть от их взглядов смущенный попутчик.
– Девка! – опешил жрец. – У нее титьки, клянусь гробницей Азгадера!
Пристальный взгляд Тангендерга уперся в грудь попутчицы. До сей поры постоянно кутавшаяся в грязный рваный плащ девушка ничем не выдавала себя. Теперь же под плотной тканью туники угадывались, хоть и невыразительные, но явно девичьи холмики.
– Чего еще я о тебе не знаю? – хмуро поинтересовался Тангендерг.
– Я тебя не обманывала, – пробормотала девушка, пряча взгляд. – Ты сам принял меня за мальчика.
– Ну, еще бы, – процедил каданг. – Волосья как пакля, голос хриплый, грудь как у кошки…
– А какая у кошки грудь? – недоуменно спросила девушка, непроизвольно пощупав через одежду собственные соски.
– Никакая. Как твое имя?
– Кори. Меня так и зовут, честно. Ну-у, Коринта.
– Коринта, – медленно повторил Тангендерг, словно отпечатывая имя попутчицы в памяти. – И ты, значит, собралась стать воином.
Гишер покачал головой, искоса взглянул на Тангендерга, сел прямо на тропу, опустил глаза и вдруг затрясся от смеха. Коринта нахмурилась.
– Сколько тебе лет? – продолжал спрашивать Тангендерг.
– Девятнадцать, – буркнула Коринта.
Поежившись под пристальным взглядом каданга, она поправилась:
– Семнадцать… Почти…
Тангендерг ткнул жреца носком сапога, прервав его беззвучный смех, затем указал на тропу и произнес:
– Чуть выше есть небольшая площадка, остановимся там. Дальше я пойду один. Потом мы спустимся обратно на равнину и ты, девочка, вернешься в Хорум.
– Зачем? – обиженно пробормотала девушка.
– Выйдешь замуж, нарожаешь детей, станешь обычной бабой.
Взяв девушку за плечи, Тангендерг прижал ее спиной к скале, обошел и направился к своей кобыле. Коринта крикнула ему в спину:
– А если я не хочу?!
– Можешь стать шлюхой, мне без разницы, – отозвался Тангендерг. – Хотя, вряд ли кто позарится на твои кости. Рядом со мной бабам не место.
Он хлопнул кобылу по крупу:
– Пошла.
Коринта скрипнула зубами и сжала кулаки. Она оглянулась на жреца, тот откровенно ухмылялся. Поникнув головой, девушка понуро поплелась вслед за Тангендергом.
С наступлением сумерек путники достигли площадки, упомянутой кадангом. Гишер тут же уселся прямо на камни, привалился спиной к скале и устало прикрыл глаза. Коринта попыталась было по обыкновению помочь рассупонить кобылу, но Тангендерг молча оттолкнул ее в сторону. Коринта опустилась на корточки рядом с Гишером и тихо спросила:
– Ты давно его знаешь? Почему он так терпеть не может женщин?
Гишер пожал плечами, не открывая глаз. Вместо него ответил сам Тангендерг:
– Когда мне нужна женщина, я иду и беру ее. Другой пользы от вас нет, незачем держать при себе существо, неспособное позаботиться о себе.
– Иными словами, он боится взять на себя ответственность еще за кого-то, кроме этой старой клячи, – ухмыльнулся Гишер.
– Просто не желаю, – равнодушно поправил его Тангендерг. – Дома у меня нет, а в пути женщина – лишняя обуза. Почувствуй разницу между страхом и безразличием, жрец, и в следующий раз хорошенько подумай прежде, чем открыть пасть. Я не арамеец, пытать тебя не стану, просто сброшу в пропасть.
Стянув со спины лошади переметные сумы, он бросил всю поклажу на камни и кивнул своим спутникам:
– Можете взять по лепешке.
Себе он, против обыкновения, взял и хлеб, и мясо. Каданг уселся у скалы и молча принялся за трапезу, запивая сухую жесткую еду водой из бурдюка. Коринта вытащила из сумы две лепешки, одну протянула жрецу.
– Набираешься сил? – ухмыльнулся Гишер, взглянув на Тангендерга. – Скоро они тебе понадобятся. Храм уже совсем близко, я чувствую его.
– Чувствуешь? – с любопытством переспросила Коринта.
– Святилище защищает сильнейшая магия, – пояснил жрец. – Всякий, в ком есть хоть малая частица силы богов, утратит ее, переступив границу круга.
– И ты? – продолжала выспрашивать девушка.
– И я тоже, – кивнул Гишер. – Там дальше есть мост, ступив на него, я стану обычным человеком.
– Для низшего жреца своего мелкого божка, ты знаешь чересчур много об этом месте, – заметил Тангендерг.
– Тот, кто послал меня за тобой, рассказал, что ждет меня в пути.
– Когда я вернусь из храма, вырву сердце тому, кто тебя послал, – мрачно пообещал каданг.
Гишер вновь не сдержал ухмылки:
– Сначала дойди до храма. Вряд ли тебе удастся пройти по мосту незамеченным, стражи утыкают тебя стрелами раньше, чем доберешься до середины.
– Поэтому я и не пойду по мосту.
– Ты знаешь другую дорогу? – удивился Гишер.
Тангендерг отпил из бурдюка, утер губы ладонью, завязал горловину, отложил в сторону и, привалившись спиной к скале, закрыл глаза. Гишер понял, что ответа ждать не стоит.
Ночь принесла с собой холод. Огонь не разводили, да здесь, среди скал, и не из чего было сложить даже небольшой костер. Коринта долго ерзала, поджимая под себя босые ноги и пытаясь целиком укутаться в изодранный плащ. Как бы она ни укладывалась, от камней все равно веяло холодом так, что начинали зудеть все суставы. Приподнявшись, она нащупала в темноте плечо Гишера.
– Чего тебе? – недовольно пробурчал жрец.
– Скажи, он погибнет? – прошептала девушка.
– Тебя так беспокоит его судьба?
Судя по голосу, жрец, как всегда, ухмылялся, даже спросонья.
– Вот еще! – буркнула Коринта. – Я для него пустое место, так что и мне на него наплевать.
– Тогда отцепись от меня, и ложись спать, никто не сможет покинуть храм, твой дружок не исключение. Даже если обойдет мост, все равно подохнет от меча бессмертного стража.
– А разве тебя это совсем не беспокоит? – не успокаивалась девушка. – Ты ведь хотел привести его в свой храм живым.
– Я в любом случае заслужу милость своего бога, сейчас меня устраивает любой вариант. Спи!
Оттолкнув Коринту, Гишер натянул капюшон плаща до самого подбородка.
На рассвете жреца разбудил бесцеремонный пинок в плечо. Приподняв капюшон, Гишер увидел над собой Тангендерга.
– Где девчонка? – спросил каданг. – Вы ведь шептались о чем-то ночью.
Гишер бросил взгляд по сторонам, Коринты и в самом деле не было рядом.
– Я ей не сторож, – с обычной ухмылкой отозвался жрец. – Хотя, меня нисколько не удивляет, что она сбежала, ни один нормальный человек не выдержит тебя и дня. Я больше удивлен, как это твоя кобыла до сих пор тебя терпит.
– Завтра утром приведешь мою лошадь к мосту, – распорядился Тангендерг.
– Я не только не сторож, я еще и не конюх, – снова ухмыльнулся Гишер.
– Я одним ударом могу проломить тебе нос и размозжить башку, – бесстрастно напомнил Тангендерг.
– Умеешь убеждать, – вынужденно признал жрец. – А сам куда? Ты действительно знаешь другую дорогу к храму?
– Займись делом и поменьше болтай, – отрезал Тангендерг.
* * *
Дикая вишня разрослась так, что захватила собой все пространство вокруг засохшего тополя. Почерневший ствол с ошметками коры и обломками ветвей одиноко торчал над зеленым островком.
Приблизившись к зарослям, всадник привстал на стременах и вполголоса позвал:
– Самила, ты здесь?
Ветки качнулись, в ответ послышался девичий голосок:
– Захир!
Юноша спрыгнул с седла. Из зарослей ему навстречу появилась девушка. Прикрывая лицо краешком сари, она бросила тревожный взгляд по сторонам.
– Не бойся, здесь никого нет, – успокоил девушку Захир.
– Отец побьет меня, если узнает, что я виделась с тобой, – боязливо прошептала Самила, прижавшись к его груди.
Опасения Самилы были оправданы. Обычаи хингарцев запрещали молодым девушкам оказывать внимание мужчинам и уж тем более оставаться с ними наедине. Отцы семейств ревносто блюли традиции своего народа. Отец Самилы возглавлял один из могущественных кланов Хингары, за ослушание девушке вполне могли располосовать розгами спину.
Именно строгое соблюдение традиций и правил, предписанных предками, как утверждали старики, и сделало хингарцев сильным народом. Даже ногарские императоры не смогли покорить воинственные родовые кланы, обосновавшиеся под самым боком империи с восхода. Напротив, сами хингарцы регулярно терзали ногарские рубежи, грабя города и поселения, и угоняя в свои владения людей и скот. Пленников расселяли вокруг замков вождей, их труд обеспечивал существование самих хингарцев. Со временем поселения вокруг замков столь разрослись, что слились в один сплошной город, не уступавший размерами даже бывшей ногарской, а ныне арамейской столице. Никакие стены не сдерживали рост этого города без названия, он просто расползался во все стороны ремесленными лавками, жилищами рабов, глиняными каръерами, полями, садами и выпасами, и вновь сменяясь лабиринтами жилых кварталов. Каждый вождь захватывал столько земли вокруг своего замка, сколько успевал. Лишь относительное равновесие сил кланов не позволяло вспыхнуть кровавой распре в дележе владений. Но в последнее время отношения между кланами становились все более напряженными. Пески, что погребли под собой города Старой Ногары, подступили и к Хингаре. Со стороны восхода по берегу океана растянулись территории ардонайских рыбаков, и так уже поделенные между ближайшими кланами, а с полудня так же ревностно оберегали свои владения не менее воинственные пустынники Каттана. Дальше расширяться стало уже просто некуда.
Выходка Самилы запросто могла бы подлить масла в тихо тлеющий костер вражды кланов, и наказание за проступок сулило быть очень суровым, вплоть до забивания камнями насмерть.
– Скоро я заберу тебя, – пообещал любимой Захир, крепко обняв девушку. – Я уговорил отца, завтра он попросит, чтобы твой отец отдал тебя мне в жены.
– Правда?! – глаза Самилы блеснули надеждой. – А как же выкуп?
Захир слегка помрачнел. Молодой человек являлся младшим сыном от младшей жены Кизима, предводителя другого клана. Строго говоря, по обычаям хингарцев он не считался ровней Самиле, дочери старшей жены своего отца и обязан был выплатить за невесту солидный выкуп. На поддержку своих отцов могли рассчитывать лишь старшие дети от старших жен, всем остальным многочисленным отпрыскам суждено было заботиться о себе самостоятельно, их положение ничем не отличалось от рядовых членов клана, они не наследовали ни власть, ни имущество.
– Я договорюсь с твоим отцом, – заверил девушку Захир. – Мы скоро отправляемся в поход с Тенью. Там, на полночи, за песками Ногары, лежат новые земли. Там я захвачу богатую добычу, захвачу земли, найму воинов и сам стану вождем. Я буду богат и у меня будет много жен!
Глаза юноши загорелись, когда он перечислял ожидающие его блага, настолько живо он представил себе свое богатое будущее. Перехватив настороженный взгляд Самилы, он тут же осекся и поправился:
– Но ты всегда будешь моей любимой женой.
В доказательство своих слов Захир крепко поцеловал девушку. Самила вздохнула:
– Ты говоришь о том, что будет, а мой отец захочет получить все здесь и сейчас. Ты ведь знаешь, наш клан остается в Хингаре.
В отличие от своих ближайших соседей каттанцев и ногарцев, принявших богов Тени, хингарцы остались верны своим духам ветров. Тем не менее, многие кланы выразили готовность присоединиться к армии Тени и обосноваться на новых землях, хотя не меньше кланов предпочли остаться на месте, рассчитывая прибрать к рукам освободившиеся территории.
Захир нахмурился. Несмотря на всю свою горячность, он не мог не признать правоту девушки. Как только половина кланов со всем своим имуществом отправится в дальний поход, в Хингаре неизбежно начнется резня в борьбе за оставшиеся без защиты земли. Отец Самилы скорее продаст дочь другой влиятельной семье, чтобы укрепиться самому, чем польстится на обещания почти нищего парня.
– Тогда я украду тебя! – решительно воскликнул Захир, немного поразмыслив. – Пойдешь со мной?
– Пойду, – не задумываясь, согласилась девушка. – Но я очень боюсь отца.
– Не бойся, он не сможет нам помешать. Когда наши кланы уйдут, ему будет уже не до тебя. Даже если отправит погоню, не будут же его воины сражаться с армией Тени.
– Тень правда настолько могуча, как говорят? – поинтересовалась Самила.
– Ей нет равных, а ее армия самая сильная на свете, у нее тысячи воинов. С нами каттанские пустынники и ногарские легионы.
– Значит, мы и в самом деле сможем жить безбедно на новых землях?
– Конечно! – уверенно заявил Захир. – Мы убьем всех, кто будет сопротивляться, захватим их земли и дома, отберем все золото, у каждого будет много рабов и женщин…
Увидев, как насупилась Самила, Захир снова поспешно поправился:
– Но любить я буду только тебя.
* * *
Ободранные окровавленные пальцы сжались на выступе, последним усилием Тангендерг втащил свое измученное тело на плоскую шероховатую поверхность скалы. Ему пришлось немало полазать по отвесным скалам ущелья, спускаясь, поднимаясь, снова спускаясь и вновь поднимаясь, и сделать изрядный крюк, чтобы обойти мост, соединяющий края обрыва. До сего момента он и сам считал, что мост – единственный путь к горному святилищу. Теперь же дорога к цели была почти открыта, оставалось лишь пройти через город стражей.
Лежа на спине, Тангендерг поднес правую руку к глазам, сжал кулак и снова разжал. Пальцы слипались от грязной крови. Впрочем, на теле каданга сохранились отметины куда более серьезных ранений, ободранные руки не могли его обеспокоить.
Тангендерг откатился от обрыва и присел на корточки за большим камнем. Осторожно высунувшись из укрытия, он скользнул цепким внимательным взглядом по сторонам.
Стражи тайного храма расположили свой город на горных террасах. Постройки частично скрывались в естественных и вырубленных в скалах гротах, частично выступали из общего массива сложенными из крупных камней многоярусными фасадами и приземистыми башенками. Не было видно ни одного человека, словно местные обитатели покинули свой город, однако одному ему ведомое чутье, подсказывало Тангендергу, что люди здесь есть. Хотя, взгляд не выявлял какие-либо признаки, возможно, потому, что стражи храма вели чересчур аскетичный образ жизни.
Тангендерг вытащил из-за пояса кинжал. Свой меч, так же как сапоги и большую часть одежды, он оставил на недавней стоянке, чтобы было легче карабкаться по скалам, в город стражей каданг явился лишь в одних штанах, вооруженный только коротким кинжалом. Если понадобится, более достойное оружие он добудет у стражей. Убитых стражей.
Пожалуй, путь, который отыскал Тангендерг, чтобы войти в город, был единственным, где мог бы пройти человек, даже такой сноровистый, как он. Во всех прочих местах скалы нависали наклонными стенами, город стражей невозможно было обойти ни по дну ущелья, ни поверху. Так же невозможно было бы пройти незамеченным через сам город, никакой чужак не смог бы затеряться среди жителей, где даже дети являлись стражами святилища. Оставалось дождаться ночи – при беглом осмотре взгляд Тангендерга не выявил ничего, что говорило бы о сторожевых кострах, так что можно было рассчитывать на полную темноту. Благо, солнце уже клонилось к закату, лазанье по скалам заняло почти весь день.
Тангендерг снова укрылся за камнем. Вряд ли кому-либо придет в голову идти сюда, к самому обрыву.
Однако очень скоро он услышал приближающиеся шаги. Это явно не было случайностью, человек целенаправленно шел именно к его укрытию. Вместе с тем Тангендерг мог поклясться чем угодно, что ему знакома эта поступь.
Пальцы сжались на рукояти кинжала, через мгновение его острие ткнулось в горло молоденькой девушки, заглянувшей за камень.
– Я думал, ты, наконец-то, отвязалась от меня, – процедил Тангендерг. – Что скажешь?
– Мне больно, – пискнула Коринта.
– Будет еще больнее, когда я отрежу тебе голову, – равнодушно пообещал Тангендерг.
– Не отрежешь, – не поверила девушка.
– Твоя настырность меня уже даже не удивляет.
Тангендерг убрал кинжал от горла Коринты. За время своего отсутствия девушка значительно преобразилась: всегда босые сбитые ноги теперь были обуты в изящные сандалии из мягкой кожи, она была одета в белый хлопчатый руб с пояском, с головы исчезла нелепая войлочная шапка, вместо нее появился широкий платок, затянутый по обыкновению потанских горянок кожаной тесьмой и спускающийся свободным концом по спине. Теперь ее трудно было бы спутать с мальчишкой. Только волосы Коринты, хоть и чистые и расчесанные, все равно выбивались из-под платка, как пучки соломы.
– Пойдем со мной, – потребовала Коринта. – Они знают, что ты здесь. Отдай мне кинжал, иначе они убьют тебя.